Глава 23. Эверн, сейр в Джалайне

Гостевая зала сейра Эверн, рассчитанная на пирушку для всех жителей двух ближайших деревень и полусотни приезжих гостей — по праздникам (один из них, день рожденья хозяина, кстати, вскоре и ожидался) и на любое количество замёрзших усталых путников — холодными зимами, сейчас казалась почти пустой. Тут коротали вечер у камина, за хрустящими мясными пирожками и необъятной чашей горячего вина, всего десять человек: сам Эверлен, его брат, старшая дочь, два сына и вейлин сейра, а также пожилой ткач из деревни Лог, близкий друг сьера, и трое торговцев, ради которых, собственно, и открыли гостевую. Двое из них, семейная пара, наезжали сюда не раз, а третий, юноша лет семнадцати, представленный учеником, объявился впервые, говорил мало, только чтоб не выглядеть неучтивым, и с интересом, словно подобных комнат и компаний никогда не видал, разглядывал залу, вейлина и хозяев.

Вообще-то интересовал его один вейлин, но если бы кто-то и заметил это (а юноша не хотел, чтобы заметили), не удивился бы: как ни привыкли в Тефриане на каждом шагу иметь дело с вэй, всё же Чар — штука непростая. А остальные были обыкновенными людьми, без всяких там загадок. И комната, где они болтали у огня, походила на гостевую любого сейра: всюду цветущие кусты арилий в огромных вазах, стены отделаны резными панелями мраморного дуба, дубовый же потолок покрыт золотистым лаком, на выложенном глиняными плитками полу — пёстрый тканый ковёр. В дальнем от двери углу находился камин, круглый столик и несколько кресел — для особых гостей и уединённых бесед, а чуть дальше, вдоль стены, — общий стол, где в любое время можно было перекусить и выпить горячего шина или чего-то покрепче. Для тех же, кому места не хватило или кто голоден не был, на полу лежали подушки всех размеров. Днём в гостевой было светло из-за пяти окон, а вечерами хозяева пробуждали кристаллы-лампы в чеканных чашах, вделанных в стены, а по торжественным случаям — люстру в виде арилии, на чьих лепестках сияло полсотни росинок-кристаллов, крошечных, зато дающих пять разных оттенков света. Сейчас, для небольшой и почти семейной компании, светилось всего два кристалла, а прочие лишь слегка поблёскивали, от чего погружённая в полумрак зала казалась меньше, а уютный уголок возле камина — просто созданным для отдыха и приятных дружеских разговоров.

Хотя кое-чем необычным Эверн и впрямь мог похвалиться: один из хозяйских сыновей, с детства проводивший массу времени в ближней Тени, перенял у приятеля-Рыцаря любовь к гравюрам на меди и картинам, рисованным тонкими чёрными линиями на белом картоне, и эти произведения искусства (надо отметить, не дешёвые) украшали целых две стены гостевой. И две другие ждала та же участь — судя по тому, с каким жаром гордый обладатель коллекции упрашивал торговцев покупать всюду, где увидят, подобные картины немедля и вначале предлагать не замкам, а ему — уж он не поскупится. А от замка что за доходы? У его друга гравюр не меньше, так торговец, небось, ещё и в убытке, а вот здесь, в Эверне, наверняка не прогадал бы… Умудрённые опытом торговцы кивали, но ничего не обещали: на самом-то деле, по части прибыли от безделушек вроде картин сейрам было с замками не сравниться.

С замков, естественно, перешли на «рыцарские» истории. Брат хозяина, трактирщик из Северина, заехавший на недельку в гости, вытер слёзы после очередного взрыва хохота, глотнул вина и сказал:

— Шутки шутками, а вы вот мне объясните — зачем они нужны нам, Рыцари?

Его племянники дружно засмеялись, явно сочтя дядюшкин вопрос вкладом в увеселение компании. Сьерина-торговец, маленькая и худая, с рыжей копной взъерошенных волос, удивлённо вскричала:

— Ну как зачем — а кинжалы?!

— Книги, — кивнув, деловито прибавил её муж, тоже кудрявый и невысокий, но куда более дородный. — Ароматы для женщин опять же — всюду спрос, хоть ты в городе торгуй, хоть в сейре, хоть в деревне.

— И вазы! — подхватила его подруга, встряхивая рыжей гривой. — И бокалы, и другая из стекла утварь. Их, понятно, не всякий купит, товар дорогой, но у Рыцарей ведь и красивей, и служат дольше обычных. Да ещё всякие краски, картины те же… — она окинула стены оценивающим взором: — Вон те скалы — из замка Лив, я того парня знаю, сама у него покупала. И птицы на соснах оттуда же?

Обрадованный собиратель явно приготовился дать подробнейший отчёт о происхождении каждой из своих драгоценностей, но дядюшка-трактирщик, далёкий от искусства, упрямо вернулся к Рыцарям:

— Что они делают, и детям ясно. Я ж о чём: для их работ ни заповеди, ни замки не надобны. Гильдии вон как-то обходятся. И мастера гильдий в трактире платят. А эти-то, странники, кого задаром нужно привечать, они разве мастера! Из десяти девять — мальчишки, молоко на губах не обсохло. Кто их знает, какому труду обучены и велика ли с них будет польза! У них, говорят, и вовсе работать не обязательно. Говорят, коль драться да читать-писать умеешь — и хватит с тебя. Хочешь — живи себе бездельником.

— Ерунда, — сказала Элия, дочь сьера. — Кроме чтенья и драк, их ещё многому учат, я даже не помню всего. И учат, кстати, не особые люди, как у нас, а каждый. С детишками возиться, скажешь, не дело?

— Ну, дело, — пробурчал отнюдь не убеждённый дядя. — Вэй тоже учат, а без денег в трактир не идут!

Его старший брат, хозяин дома Дортис Эверлен, глуховато рассмеялся.

— Откуда ж в Северине столько голодных Рыцарей, чтоб тебя разорить, Кинт? Тут и замка маловато!

— До разоренья, спасибо добрым богам, пока далеко. Да коли об этом, лучше пять Рыцарей, чем один пьяный олух из деревни. Рыцари посуды не бьют, мебели не ломают, а уж коль дерутся, то не валятся на незнакомых сьерин, мордой в их ужин.

— Так чем же они тебе досадили? — посмеиваясь, спросил Гарт, ткач, давний приятель обоих братьев.

— Да чем! — трактирщик сердито махнул рукой, зачерпнул горячего вина и опустошил кружку одним глотком. — Поди вам объясни. Ну, взять хоть тебя, Гарт. Ты вон не то что убить, а и драться не любил сроду, чтоб больно кому не сделать, с детства помню. И к вранью вроде непривычен, и слово держишь — прямо всё по заповедям. Так чем ты Рыцаря хуже? А тебя-то никто даром не одевает и не кормит!

— Я и не воин, — степенно указал ткач.

— А они пусть воины, да нам с того какая польза? Это ж вроде игрушки у них. Развлечение.

— Ну, не скажи. Воином играючи не станешь. Вон спроси их, — Эверлен кивнул на сыновей и дочку. — Детьми за мечи взялись, каждый день сражаются не по часу, а взрослого Рыцаря им вместе не одолеть.

Второй сын, Дейн, высокий и широкоплечий, с виду вылитый герой сказаний, с живостью вскричал:

— Взрослого?! Их дети лучше нас! Видел бы ты тех разбойников! Парни поздоровее меня, и от нас пятерых отбились, — и сделали их ребятишки, причём с мечом только один, другой просто с палкой.

— Палка тоже оружие, коли уметь, — со знанием дела заметил торговец.

— Ага, и ты полезешь с ней на трёх громил со сталью, готовых убивать.

— Он очень быстро полезет на ближайшее дерево, — хихикнула супруга. — Помнишь, Рэс? В Таднире?

Тот сочно расхохотался и, обхватив её за талию, потянул к себе на колени.

— От твоего визгу бедолаги смылись и без сраженья! Я чуть с того дерева не свалился. Вы б сроду не поверили, как пятилетняя малявка способна завизжать! А мне было всего двенадцать, какой тут воин.

— Тем двоим Рыцарям было немногим больше двенадцати, — хмыкнул Дейн.

— Только одному, — поправила Элия. — Тот, кого ранили, почти взрослый.

— А целовала ты младшего! — Дейн нежно усмехнулся. Его отец издал лёгкий добродушный хохоток:

— Ну, ведь за дело. Ни разбойников не побоялся, ни решительных манер нашей Эли. И верно, герой!

— Эти герои, — негромко проговорил юный ученик-торговец, — за целый знак не сделали ничего.

Двое сыновей Эверлена заметно смутились. Девушка выразительно поджала губы, глядя на братьев.

— Ну, хм-м, — кашлянул старый сьер, — тут не они виноваты. Их не особо-то звали на помощь.

Юноша поднял брови и странно улыбнулся.

— А их обязательно было звать? Защитников?

— Они не знали, — с явной неохотой объяснил сьер. — Мы их не извещали. Думали, сами управимся. Ну как же, и у нас есть кому мечами махать, из-за трёх разбойников стыдно тревожить Орден… — он покосился на сыновей. — Представлять, что с ребятами чуть не вышло по нашей милости, — оно и впрямь стыдно! Да чего они в замке порассказали. Гордость без ума, она хорошо не кончается.

— Они вряд ли говорили об этом в замке, — заметила Элия.

— Ясно, не говорили! — ухмыльнулся дядюшка-трактирщик. — Простой парень, переев дрёмы, Рыцаря умудрился зацепить, да ещё вы понаехали и поглядели. Охота им вспоминать эдакое позорище! А ты, Дортис, выдумаешь тоже — стыдно. Ты что, в своём доме растил тех разбойников? Тебе чего стыдиться?

— За Лойренскую дорогу я в ответе, — хмуро возразил Эверлен, — и замку я должен был сообщить, как и всем соседям. Посреди леса, если об опасности не знать, никакое воинское уменье не поможет.

— Хорошее, — отрезал брат, — поможет! Вот и я о том: уменье есть не у всех, а корми задаром каждого.

— У тех двоих, дядя, — рассердилась девушка, — уменья вполне достаточно! Они, припомни, победили!

— Действительно, — согласился ткач. — Ты, Кинт, сам себя переспорил. Коль, по-твоему, те детишки, с одним мечом на двоих угодив в засаду и всё ж победивши, воины так себе — тогда лучшие каковы?

— Не знаю, не видел, — пробурчал тот. — Из трактира-то народ повыкидывать они все мастера, точно…

— По мне, — заявил старший торговец, — иной народ выкинуть — доброе дело. Пьянь там какую, от кого одни синяки да убытки. Или, например, менестреля — вовремя не прогнать, кошелька потом не сыщешь.

— С этим я и без Ордена управляюсь! И сам не дитё, и слуги парни крепкие — уж как-нибудь выкинем кого надо. А убытки, спасибо Звезде, мне до гроша заплатят. Воины — ладно, а особая честь им за что?

— За войну двадцативековой давности и обещание, которого не придётся выполнять, — отчётливо произнёс ученик. Двое других торговцев казались встревоженными и огорчёнными.

— Число веков неважно, пока цель не забыта, — вейлин до сих пор молчал, и когда всё-таки заговорил, все от неожиданности вздрогнули — кроме юноши-торговца. — И лучше нам не увидеть дня, когда будет исполнено обещание. Орден был создан для защиты — но не от мелких бед.

— Поэтому не защищает вовсе, — юноша глядел ему в глаза, — лишь играет мечами и судьбами иногда.

— Наши судьбы в наших руках. Рыцари странствуют, чтобы полюбить тех, кого обязаны защищать.

— Они любят только себя и себе подобных.

— Это свойственно людям. Любить себя. Рисковать, действуя в личных интересах. Ты не согласен?

Спокойные лица и голоса не могли скрыть странного противостояния между ними — словно взгляды вэй и юного торговца соединились туго натянутой струной, грозящей вот-вот лопнуть от напряжения.

— Рыцари — тоже люди. А обязательство предать и погубить себя ради нас — ты абсолютно прав, не им подобных — не самая подходящая ноша для людских плеч. Задаром наливая им миску супа в трактире, Тефриан, по сути, оказывает услугу себе. Нам выгодно, чтобы они нас любили. Куда выгоднее, чем им.

— Да? Ради тех, кто дорог, жертвовать легче.

— Чем ради себя, ты хочешь сказать? Не знал, что твой опыт включает и то, и другое.

Между ними, казалось, даже воздух искрится и звенит от столкновений невидимых мечей. Молча на это смотреть было неловко, влезать в непонятный «поединок» тем более никому не хотелось. Наконец Кинт, трактирщик, по роду занятий успевший навидаться опасных разговоров, осторожно вмешался:

— А от кого, собственно, Рыцарям нас защищать? От соседей? Кар-Аш, да эти, как их, эрпы — с кем в войну Теней дрались — о них только в сказках услышишь, а живьём их с тех пор в Тефриане не видели. Коли им по силам сквозь Поле пробраться, опять бы напали. А коль нет, то и защиты от них не нужно.

— Это мы, простые глупые люди, так рассуждаем, — с иронией возразил ученик торговцев. — Куда нам до детей Света. Вдруг да найдётся враг, способный преодолеть Поле! Тут-то они себя и покажут. Такая мелочь, как двадцать три века мира и покоя, их не смущает. Они народ терпеливый. Они подождут.

— Ну, — заметил Дейн, с сомнением глядя на вейлина, — Поле-то не вечное. Вон и в легенде о Камне…

— В легенде о Камне, — кивнул юноша с усмешкой, — сказано абсолютно ясно: в случае сего ужасного врага доблестные Рыцари так огорчатся от необходимости убивать, что делать этого и не станут, а всем Орденом дружно умрут, дабы не сойти с пути Света. На мой взгляд, странноватый способ «защиты».

— Оставим легенду о Камне, — мягко предложил вейлин. — Поле действительно соткано не навеки. Его не было когда-то, а затем людская воля создала его — стало быть, может найтись другая воля, желающая и способная его разрушить. Куда более понятное зло, нежели неопределённая «Тьма» легенды о Камне: стремление нечестным путём завладеть большим, чем имеешь. Имуществом, властью или местом выше и почётнее… — его взгляд вновь скользнул по лицу юного торговца. — Сие стремление, как ни жаль, я вижу достаточно часто, чтобы считать существование Ордена вполне оправданным.

— По части незаконного владения Орден сам не промах. Как насчёт запрета Черты для менестрелей? В Тени живут не одни Рыцари. Откуда у них право выбирать развлечения не только себе, но и соседям?

— Думаешь, люд в Тенях песнями обделён? — рассмеялся собиратель картин. — Видно, торговал ты там нечасто! Среди Рыцарей хватает певцов и музыкантов, чтоб отлично обойтись без менестрелей.

— И они соглашаются ронять своё драгоценное достоинство, забавляя фермеров музыкой и пеньем?

— Достоинству с того какой вред? — удивился тот. — Они ж тем пеньем не живут, подачек за него не просят. Вон ты, допустим, дудочку сделал да заиграл, чтоб путь был повеселее, — это что, недостойно?

— А я не Рыцарь. Я не присваивал права решать чужие судьбы. У меня своё достоинство, у них своё.

— У них, — шёлковым голосом проронил вэй, — оно выражено в заповедях. Не лгать, не брать чужого…

Лицо юноши обратилось в маску едва сдерживаемой ярости — в адрес вейлина или Рыцарей, неясно.

— О да, герои. А как добры и бескорыстны! Поют тем, кого лишили других менестрелей, — и не хотят ничего взамен! Они выпрашивают подаяние лишь за свой Свет, а музыка, так уж и быть, бесплатно.

Он с уничижительной улыбкой взглянул, подчёркнуто не замечая вейлина, на двоих сыновей сьера:

— Интересно, касается ли их щедрость ловли разбойников? Вы уверены, что у замка не в долгу?

— Они так сказали, — вмешался сьер, явно желая в «рыцарском» вопросе поставить точку, — те двое.

Его сын Дейн кивнул и горячо воскликнул:

— Парня-то ранили! Вот кому впору злиться и говорить о долгах, а он — ничего подобного: несколько раз уж заходил в гости, и держится всегда запросто, как друг, будто и не помнит!

— Конечно, — согласился ученик. — О чём речь. Поразительная щедрость. Он, разумеется, оказывает вашему дому редкую честь, поступая ровно так же, как любой нормальный человек: придя в гости, не дуется и не поминает хозяевам несуществующих долгов за чужие поступки. Прямо подвиг для Рыцаря.

— А для тебя? — не выдержала Элия. — Ты сам-то разве не дуешься на них? И ругаешь их не поэтому? Какой-то Рыцарь обидел тебя, а ты теперь несправедлив ко всем? «Подаяние»! Они берут заслуженное.

Юноша ответил бесстрастным взглядом и передёрнул плечами:

— Наверное, сьерина. Я не столь хорошо знаком с детьми Света, чтобы спорить о них, — и поскольку старший торговец заявил, что спасибо добрым хозяевам, а им бы в постель, потому как завтра в путь засветло, то спор и в самом деле закончился.

Вместо того, чтобы уйти вслед за всеми, Элия присела на подушку возле вэй, задумчиво следящего за пляской язычков пламени. Вейлин, который был старше её отца, выглядел от силы лет на тридцать.

— Гнев искажает суть, — тихо сказал он, не сводя глаз с огня. — Гнев глупого и неправого ребёнка. Он шёл тропой Чар, но свернул — точнее, позволил столкнуть его. Никто не правит нашей судьбой, пока мы сами не отдаём её в чью-то власть. Ему стоило бы гневаться на себя. Пустое. Что тебя беспокоит?

— Гнев? — вздохнула она. — Я думаю, вэй’Дис, он их ненавидит. И мне это как-то совсем не нравится…