Глава 24. Уроки чар-вэй: Орис

Ченселин идеально выждал момент своего появления перед учеником — ровнёхонько во время особо эффектного выпада в стену конюшни. Сабля была для двенадцатилетнего Ориса тяжеловата — только это и портило грациозную красоту движений. Неудивительно, поскольку сабля принадлежала не юному ученику, а учителю.

И позволения её взять Орис не спрашивал. И в этот раз, и во все предыдущие.

И когда учитель (в это время дня обычно занятый делами вне дома) возник перед мальчишкой из ниоткуда, тот явно забыл всё усвоенное в детстве искусство сражений и попросту застыл на месте, глядя на своего магистра расширенными глазами — вылитый кролик перед шипящей из травы багрянкой. Саблю, однако, не уронил… но лишь потому, что его пальцы стиснулись на эфесе намертво, и вовсе без желания Ориса: кажется, он предпочёл бы отбросить саблю как можно дальше, а самому отсюда исчезнуть.

— Привет, — вкрадчиво сказал Чен. — Тренируешься?

Мальчик судорожно глотнул, не сводя с учителя взгляда. Но ни рыцарем, готовым к бою, ни вольной пташкой-менестрелем не выглядел. И даже обычным пареньком, разгорячённым и взъерошенным, чей урок внезапно прервали (Чен подозревал, что застань он с утащенной без спросу саблей Кита или Джаэлла, те бы не цепенели от ужаса, а быстренько извинились и попробовали смыться, на самом деле не видя в проступке ничего страшного: ну подумаешь, для забавы решили пофехтовать). А вот Орис, вообще-то парень не из робких, испугался всерьёз.

— Милорд, — почти неслышно выдохнул он.

Чен живо ощутил себя мучителем детей и решил сжалиться.

— Отомри, — тщательно интонированным голосом (обыденность, веселье, покой) велел он. Мальчик моргнул; сабля упала на утоптанную землю. Орис с виноватым видом поспешно схватил её снова и выпрямился. Всё ещё боится, но хотя бы пробует контролировать страх. Неплохо.

— Дай-ка, — Чен едва заметно шевельнул рукой. Орис заметил — и лёгкий жест, и конечно, слабую попытку оружия вырваться из захвата — и взгляд его стал уже нормальным: острым, внимательным. Мальчик, разумеется, знал: забрать у него саблю было для магистра пустяком. Но не забрал. Чен не сомневался, сын Ордена это оценит. И верно: Орис совсем успокоился, подошёл и с поклоном протянул учителю оружие эфесом вперёд.

— Простите, милорд. Я взял без разрешения, потихоньку. Если меня надо наказать, я на всё согласен.

— Зря ты её таскаешь без ножен, — заметил Чен. — Допустим, прямо перед тобой кто-то вынырнет — и оба порежетесь.

Внутренне он смеялся: «на всё согласен», каково! И ведь до сих пор не признаётся, что вырос в Замке, наивно думая, будто речами и манерами себя не выдал уже сотню раз. Этому юному рыцарёнку даже в голову не приходит, что орденская формула раскаяния звучит для вэй-лорда как изрядная наглость. Или принижение себя, и ещё неизвестно, что хуже. Рискнул бы сам Чен в возрасте Ориса сообщить магистру, что он, мол, так и быть, согласен на наказание!

— Не порезались бы! — возразил мальчик, мигом оживая. — Я что, маленький? Я её носил осторожно, на такие случаи…

Он осёкся и покраснел. Чен всё-таки улыбнулся.

— Милорд, я не первый раз её брал, — без выражения сказал ученик. — Больше знака. Я с ней бережно обращался, протирал и точил… немного, чтобы ребят несильно задеть, если вдруг…

Он совсем смешался и смолк, уставясь в землю. Сейчас исходящее от него чувство вины звучало куда сильнее: видно, Орис не собирался выдавать остальных, правду сболтнул случайно… и несмотря на рыцарские заповеди, жалел об этом.

— А как вы фехтовали, если сабля одна? — поинтересовался Чен.

— Я сделал деревянные, — удивлённо ответил Орис. — Им стальных нельзя. Ну, вообще-то… — он кашлянул, — и мне рановато. Но я решил, раз все мы вэй, то не страшно, если и поранимся. Заодно потренируемся лечить. Тоже польза.

— Хм. Здравая мысль в этом есть. А отчего же ты не сказал мне, что без тренировок скучаешь?

Орис смотрел на него странно — словно никак не мог решить, дразнит его магистр, испытывает или пытается подловить.

— Зачем делать секрет из того, кто ты? — мягко спросил Чен. — Я знал с самого начала, да и ребята, уверен, догадались.

— Я боялся, — мальчик тяжело вздохнул. — Наши не очень-то любят вэй… я думал, вы не поняли. А узнаете — откажетесь. Вы учите менестрелей… а кого во мне больше теперь, не знаю.

— Ученика вэй. Из каких моих слов или поступков ты сделал вывод, что мне не всё равно, из какого ты дома?

Орис смущённо покачал головой:

— Нет, нет! Я глупость сказал. Не было ничего такого ни разу! Милорд, вы очень сердитесь? За саблю? Или за молчание?

— Уж тогда сердиться бы мне стоило на себя, — хмыкнул Ченселин. — И заодно на всю Звезду вместе с Орденом. А ребята не остерегали тебя — насчёт сабли? Не говорили, что так поступать не следует?

— Нет, — растерялся Орис. — Но я думал, им нравится сражаться, вот они и не мешают… Я дурак, — вырвалось у него. — Если бы было нельзя, они бы предупредили, да? Не только ради меня, а чтобы вы не огорчались? А я считал: раз саблю беру я, им-то не попадёт, ну они и не беспокоятся. Каждый отвечает за свои дела, это честно… Милорд мой магистр, простите меня, пожалуйста. Я, наверно… судил их как сын Ордена — всех, кто вне Тени, да? Несправедливо?

— Ну как сказать. Отчасти — да. Но ты им доверился, уже хорошо. Не уверен, стоит ли тут просить прощения. Разве только за то, что ты почти год жил без тренировок, которые тебе нужны. Но тут извиняться надо перед собою. Много ты растерял?

— Да, — грустно признался ученик. — Я и так-то не особо сильный боец. А сейчас и вовсе. У ребят меч выбить могу, но они-то вообще не учились. А когда они используют Чар, ещё вопрос, кто кого круче.

— А ты сражаешься, не используя?

— Ну… я… — мальчик поморщился. — Я не умею. Они думают, я их берегу… даю фору. Но вы же знаете.

Чен знал. За всё время знакомства с Орисом выплеск Чар в виде стихийной силы произошёл всего раз — в день знакомства, когда у парнишки разбили минелу. Тогда обидчики лишь чудом не получили серьёзных травм, а точнее, «чудом» был Луч, который успел их защитить. И хотя никто не пострадал, даже минелу в итоге восстановили — но видимо, глубокая сущность Ориса, сына Ордена, восприняла этот случай как почти свершённое убийство. Почти нарушенная Первая заповедь…

И это было проблемой. Потому что силы Чар мальчик боялся. Не чужой силы — коли преспокойно фехтовал с вэй, вовсю использующими Чар в дополнение к оружию. Собственно, именно по характерным атакующим импульсам Чар, исходящим от ребят в те часы, когда его дома не было, Чен и догадался, что происходит. Нет, страха перед болью и ранами Орис не испытывал, даже наоборот. Но дальше изучения тел, людских и звериных, и их исцеления он так и не зашёл. Хотя Чен уже сейчас мог уверенно сказать: врач из мальчика выйдет отличный. Чуткий и хладнокровный, идеальное сочетание.

Но в мелодиях Ориса он то и дело ловил неясную глухую тоску. Его ученик был несчастлив… кроме моментов, когда брал в руки саблю. Чен следил за тренировками достаточно долго, чтобы понять. Фехтуя, Орис не тосковал. Но при этом Чен был абсолютно уверен: воином по сути мальчик не является.

Загадка. Вызов для учителя… пока не решённый.

— Что скажешь о сабле? Мне кажется, тебе с ней не очень удобно.

— Да, она мне чуток велика, — начисто забывший о почтении Орис окинул своего магистра оценивающим взглядом: — Вот на ваш рост — в самый раз. Хотя я бы такую форму лезвия не выбрал.

— А я и не выбирал сам. Доверился знатоку. Она удобная. Жаль, я редко наведываюсь туда, где есть с кем сражаться.

Ученик расширил глаза. Кружево расцвело настоящим фейерверком изумления.

— Она ваша?! То есть, конечно, ваша, но я думал — она просто есть у вас, ну как другие хорошие вещи, для красоты… Вы умеете фехтовать?! Это же работа Ордена… её вам подобрали в замке? Специально для вас?

Чен усмехнулся. Значит, ключик к замкнутому орденскому мальчишке всё-таки именно здесь? Часть замка… Так просто?

— Да, в Трэле. Один из их кузнецов тренирует меня иногда. Но как ты понимаешь, пару раз за знак — это почти ничего. Я разве что стоять с нею научился.

У Ориса азартно блеснули глаза.

— Покажете?

— У тебя оружия нет, — забавляясь, указал Чен. Орис тряхнул головой, подскочил к двери конюшни, пошуршал внутри (тайник с учебным оружием Чен обнаружил давно, но не встревал: мальчишкам нужны секреты) и через пару минут стоял перед учителем, довольный, салютуя деревянным мечом — и впрямь совсем другой формы, тоньше сабли и прямым.

— Бой! — голос Ориса никогда ещё не звучал так уверенно. Чен шагнул назад, в стойку… и стремительно назад снова, едва уклонясь от выпада. Следующую атаку он отбил — приёмом, что недавно показал Рэнтрин, кузнец замка Трэл, — и ещё две тоже, а затем сабля со свистом вырвалась из руки, едва не вывернув ему запястье.

— Рэнт бы со стыда сгорел, — прокомментировал Чен, лёгким порывом ветра притягивая саблю назад. — Это самые азы?

— Примерно так. Хотя вы вправду хорошо стоите. И движетесь правильно. Только держать надо спокойнее, мягче… ой, милорд, — мальчик вдруг нахмурился: — Я со всей силы ударил… можно посмотреть? По-моему, вам больно.

Чен протянул ему руку и улыбнулся, глядя, как озабоченная серьёзность на лице ученика сменяется недоумением.

— Нет, всё в порядке. Но я видел, как ваша кисть повернулась… растяжение точно. Я выбивал так запястье… Я ошибся? — он пристально глянул в смеющиеся глаза наставника: — Ох, это же вы… вы сами сразу восстановились? За секунду?

— Две, — теперь Чен не сомневался в успехе. — Я ведь из Детей Боли Каэрина. Нас учили таким вещам. А вот сражаться — нет. Будешь и меня тренировать? Думаю, не вместе с ребятами, а попозже, часок до заката.

Орис с ошеломлённым видом кивал, не замечая, как всё сильнее водит по ладони деревянным ребром меча, рискуя вот-вот порезаться.

— Ты молодец, верно успел подметить насчёт моей руки. Очень неплохо. Тебе нравится лечить?

Мальчик казался и довольным похвалой, и странно смущённым.

— Это нужное дело. Достойное.

— Я спросил о другом. Тебе нравится?

— Не знаю… милорд мой магистр… — и вдруг решился: — А это разве имеет значение? Что нравится мне? Есть долг вэй, и я буду его выполнять. Вы говорили, что честь вэй-лорда — в служении людям Тефриана, и я готов служить с честью.

«О. Ну да. Конечно. Честь вэй-лорда, честь Рыцаря. Он не мог за это не ухватиться».

— Не сомневаюсь. Но мы не только отдаём долг, мы свободны в выборе. Пусть не сразу, но тебе предстоит решать самому.

Лицо Ориса вновь приняло обычное выражение: непроницаемая, отстранённая от всех дел Сумрака маска вэй. Ну что ж…

— Поскольку ты не можешь фехтовать со мной с деревяшкой, полагаю, надо найти тебе оружие, — деловито сказал Чен. — А заодно потренируем нырок. Ты для него вполне подготовлен.

Ученик сумел удержать холодную маску, вот только веки чуть дрогнули. А мелодии кружева отчаянно зазвенели страхом.

— Орис Тель-Диар, — произнёс Чен, искусно меняя тон голоса и узоров. Мальчик вздрогнул и вскинул голову: никакой маски, огромные испуганные глаза, учащённое дыхание.

— Орис. Ты учишься без малого год. Ты старателен, талантлив, твоя Чар сильна. И если ты избрал путь целителя, он тебе открыт — уже сейчас. Но я не смогу выпустить тебя в Звезду со статусом вейлина, пока не освоишь минимум необходимых навыков в Поле, хотя бы в первых двух чарных слоях. Кстати, это существенно улучшит твой самоконтроль: в Сумраке он почти безупречен, но кружево выдаёт тебя.

Мальчик глотнул и приоткрыл губы, но промолчал.

— Всегда, — безжалостно ответил Чен на незаданный вопрос. — Ты не можешь управлять мелодиями кружев, не находясь постоянно в первом слое. Ты не заметил моё приближение сегодня и не замечал, когда я прежде наблюдал за тобою.

— Ребята знали? — чуть слышно проронил Орис.

— Спроси их. Но сомневаюсь. Я могу быть невидим в кружевах — для всех или кого-то одного. Впрочем, всегда есть шанс, что ученик, чьё кружево сплетены с моим, ощутит присутствие учителя. Возможно, не сознавая, что именно ощущает. Тень, смутное волнение… шорох листьев, рябь на воде. От своих учеников мы менее закрыты. Но от тебя я не прятался.

— Это значит, другой вэй мог бы подойти ко мне незаметно и… ранить?

Орис явно хотел сказать «убить», но не решился — из уважения к вэй вообще или к учителю? «Он интересно мыслит. Сразу такой вывод… взгляд Рыцаря? Или нахватался от Джаэлла сплетен о моей дивной популярности и допускает, что неприязнь к наставнику затронет и учеников?»

— Да, и запросто. Более того — другой вэй может приблизиться к тебе в Мерцании и атаковать в узорах кружев. Кто угодно способен на это, даже ученик. Джаэлл, например.

— Он не станет!

— Нет, но кто-то с равным умением — возможно. А ведь атаковать можно по-разному. Вызвать чувство тревоги… печали… ужаса, от которого ты закричишь и потеряешь рассудок. Можно причинить боль, не касаясь — сквозь первый слой войти в твоё тело… и воздействовать на нервные окончания напрямую… вот так.

Мальчик беззвучно охнул и стиснул зубы и кулаки, замерев. Чен знал: неподвижность отнимает у него почти все силы. И это пустая трата Чар — стоило бы создать щит и убрать болевой эффект, или в обратном порядке, кому что нравится.

— Орис. Лечись.

Но ещё пару вздохов ученик стоял, скованный приступом боли и, очевидно, ни лечиться, ни соображать не способный. Потом его пальцы разжались… и он недоверчиво повернул вверх ладони с кровавыми следами от ногтей.

— Вы отпустили… это не я сам… милорд, так учили вас? Это ведь Ступень Боли?

«Очень проницательно. Всё-таки орденская выучка даёт о себе знать. А может, он просто гадает, а я вижу то, чего нет».

— Путь к ней, да. Ступень ты не прошёл бы. Ты слепой на тропе, полной рытвин: любой шаг приведёт к падению. Не обретёшь зрение — будешь падать всё время, пока не переломаешь руки и ноги, а то, что от тебя останется, доедят биры.

Он рисковал напугать мальчика ещё больше, а тот и так цепенеет от ужаса при упоминании нырка и чарных слоёв; но мягко и терпеливо Чен пробовал почти год, и без толку. История с саблей дала ему трамплин, повод для сближения с учеником, способ разбить лёд. А уж тогда надо не останавливаться, дожать до конца, пока Орис не закрылся снова.

— Тебя не учили быть беспомощным. И вряд ли сейчас время начинать. Давай-ка нырнём в Трэл и подберём тебе меч, а обратно — попробуешь сам. Это не страшно, — он добавил в голос дружеских нот: — Кит умеет, разве он тебе не рассказывал?

— Да, — подавленно пробормотал Орис, не поднимая головы. — Но он смелый… дрался со мной без Чар — сказал, так веселее. А мне с ними поначалу было совсем не весело. Я только петь не боюсь, тут я всё знаю точно. Но нырки… я слышал, можно потеряться в кружевах. Джаэлл говорил, ученики часто теряются, и никто не находит их, даже Лучи.

«Однажды я не утерплю и покажу Джаэллу Ступень Боли — этак пятую. Или сразу седьмую, чтобы отвык болтать. Мог ведь подумать, как сын Ордена воспримет такие шутки!»

— Он пугал тебя. Это не всерьёз. У учеников такое принято, мне тоже много чего рассказывали старшие. Что-то вроде традиции, испытание на прочность.

— Посвящение? — Орис выдавил робкую усмешку: — А я поверил. И Эвин тоже. Джаэлл умеет быть убедительным.

«Надо бы сказать спасибо Каэрину — хоть он сумел преподать этому умнику достаточно… убедительный урок!»

— Так это неправда, милорд? Что можно потеряться?

— Можно, — спокойно сказал Чен. — А на пути менестреля можно подвернуть ногу на бездорожье и провести день, лёжа на холоде и страдая от боли, простудиться, потерять голос, умереть. А когда лечишь, можно перетянуть на себя чужой недуг и впасть в кому или безумие. А если ты фермер, можно покалечиться косилкой или получить копытом по голове. Понимаешь?

— Нет дорог без риска?

— Нет. Потому мы и овладеваем ремеслом, набираем опыт. Нырок — простой приём, доступный детям. Ты что, хуже Кита?

— В чём-то хуже, — Орис вздохнул. — Милорд, почему вы меня уговариваете? Вы мой магистр… можете приказать…

— И ты по приказу перестанешь бояться? И шагнёшь в Поле в том состоянии души и мелодий, которое нужно для нырка?

Мальчик озадаченно глядел на наставника.

— Я всё ждал, когда вы начнёте требовать. У нас в Ордене думают, вэй всегда командуют теми, кто слабее. Без пощады.

Ченселин невольно поднял глаза к лазурному небу, подёрнутому дымкой облаков с лёгким оттенком пурпура и изумруда.

— Орис, мой дорогой. Я хочу научить тебя делать определённые вещи, а не замирать при виде меня в страхе. Этому ты успешно выучился сам, как я сегодня имел счастье убедиться. Правда, причина замирания мне неясна, но мир вообще полон загадок. Ты ведь меня не боишься. Иначе не брал бы тайком саблю целый знак и не ускользал от любых уроков, кроме медицины и истории. Ты отлично знаешь, что половину времени занимаешься ерундой. Так есть ли смысл в требованиях и беспощадности, если ты к ним готов, наказаний едва ли не ждёшь, а всё равно поступаешь по-своему?

Орис молчал и ожесточённо кусал щёку, не сводя с учителя взгляда.

— По-твоему, я не способен распознать испытание, если оно исходит не от Звезды или Верховного, а от ученика?

— Я не испытываю вас!

— А как же заповедь Истины, лорд Тель-Диар?

У мальчика вырвался нервный смех.

— Я не лорд. Ими становятся после первого посвящения, а я его уже не пройду. Да и не прошёл бы. Там драться надо здорово, совсем не как я. Дома-то мне бы не простили боя со стальной саблей… могли бы и ремнём надавать.

— У вас ведь нельзя наказывать против желания, если сам не попросишь?

— Ну да. Но моя мама умеет так высечь словами, что сам и попросишь, лишь бы замолчала! — Орис хмыкнул. — А ваша… она не сердилась, что вы стали вэй?

«Понятия не имею», едва не ответил Чен, но с внезапным гневом на себя выбросил эти мысли из головы. Та незнакомая женщина, кем бы ни была, уж точно не являлась истинной его матерью. С какой стати он, вэй-лорд, вдруг придаёт значение сумрачной связи тел, а не подлинно важному — заботе, доброму отношению, любви?

— Нет, моей маме это нравилось. Она гордилась, что у неё растёт будущий вэй. Тратила кучу денег, покупая мне книжки. Заступалась, когда подруги говорили ей, что я расту бездельником и меня надо приучать к труду. У неё была мельница… есть, — поправился он, чувствуя острую печаль, что давнее обещание — навещать мать каждый знак — так и не сдержал.

— Вам повезло. Моим это всё было поперёк горла, вэйские фокусы… Как будто я хотел! — страстно вырвалось у ученика. — Я понятия не имел! Это не моя вина… я обычный, просто как все… Я старался не слушать Мерцание, не пускать его в себя — заткнуть уши, запереть… у меня получалось!

— У тебя получалось, — медленно повторил Ченселин. — О да. Вот почему ты боишься нырков — дело в самих мелодиях. Ты держишься за свой самоконтроль как за последнюю опору, ниточку связи с Орденом, с семьёй — пока ты остаёшься запертым, вне Мерцания, то имеешь право на их любовь? А если станешь вэй окончательно, они от тебя отвернутся?

— Я не знаю! — самоконтроля тут точно не осталось: в голосе Ориса звенели слёзы. — Наверно, они уже… я ведь сбежал.

— Но ты хранишь верность их запретам, даже зная, что тем самым предаёшь себя. Держишь под замком свою суть. Если они любят тебя настоящего, то эта жертва пуста. А если им нужен сын-неслышащий, боюсь, тут замок не поможет.

Мальчик внимательно смотрел в небо. Чен ждал. Гордость, требующая прятать следы слёз даже от всевидящего магистра, — о да, это он хорошо понимал.

— Да, глупо. Очень. Милорд, вы… были таким терпеливым. Но вам-то не надо моего слова, чтоб наказать… вы можете…

— А что же я сделал, по-твоему? — Чен вздохнул. — Ладно. Ты увидел правду, это главное. О прочем — забыли. Иди сюда и дай руки — и постарайся быть предельно спокойным. Слушай. Просто слушай кружева. Ты это умеешь, Орис. Ты вэй.

Они вынырнули у самой Черты, у одной из символических (как всегда, незапертых) калиток для пешеходов, следующих в замок Трэл. Орис тяжело, прерывисто дышал, но на ногах стоял уверенно. И в его кружеве было куда меньше смятения, чем рассчитывал учитель. Он слышал глубоко лежащий покой, медленно растекающийся по тонким чарным слоям из самой сути подсознания, средоточия души Ориса Тель-Диара, — и понимал, что назад мальчик нырнёт без колебаний.

Чен церемонно позвонил в колокольчик, висящий у калитки. Он прекрасно знал, что охраны может не быть вовсе, а может, страж тут один и слоняется по Черте с другой стороны Тени или прилёг в теньке прикорнуть. Но правила есть правила — тем более, для магистра, пришедшего незваным, и не с главного входа, а по узкой тропке для своих, вроде фермеров и всяческих рыцарских знакомых, которые преспокойно заглядывают в Тень на чашечку шина и поболтать.

Впрочем, Чен уже давно к этому разряду и относился. Его узнала и лохматая псина чуть ли не с Ориса ростом, весело запрыгавшая вокруг Луча, и бегом прибежавший за псиной юноша лет двадцати — судя по следам томатного соуса вокруг рта, гость помешал ему перекусывать. Но недовольная гримаса мигом сменилась приветливой улыбкой:

— Вэй’Ченселин! Доброго дня! А что же вы звоните? Открыто ведь, вы знаете, могли бы и так пройти. Уж вас-то не остановят. Вы к Рэнтрину?

— Доброго дня, лорд Ильер, — кивнул Чен, едва не смеясь: таким ошеломлённым в кружевах выглядел его ученик. — Остановят, нет, а порядок соблюдать стоит. Тем более, вот этому стражу, — он погладил здоровенную собачью голову, — я угощения не принёс. Совсем позабыл. А вы тут сегодня вдвоём? Маловато на всю Черту.

— А что стеречь-то, — беззаботно отозвался юноша. — Кто с визитом, у главного входа подождёт, а здесь ходят только наши. А если кто захочет пролезть потихоньку, того и десяток стражей не остановит. Я же в основном для сопровождения. Зачем нам серьёзная охрана? Бим, да отстань ты, уронишь! Сидеть!

Лохматый рыжий Бим, который и впрямь чуть не уронил Ориса, взгромоздив лапы ему на плечи, неохотно послушался. Чен всё же рассмеялся и повёл ученика вглубь Тени, оставив Ильера доедать обед — судя по тому, как резво Бим унёсся вдоль Черты, его хозяину могло ничего и не остаться, если брошенная впопыхах еда лежала там, куда пёсику легко дотянуться.

— Вы тут частый гость, — пробормотал Орис.

— Это часть моего Поля.

— Тени Ордена — сами по себе! — запротестовал ученик. — Все это знают. Мы пересекли дикий пояс. Тут вэй не властны.

— Формально — да, но Поле-то накрывает и Тени. Как думаешь, погоду здесь кто регулирует? Орден?

Орис растерянно молчал, переваривая новую идею, которая явно в его голову прежде не пробиралась. Учитель поднял брови:

— Может, тебе имеет смысл всё-таки посещать уроки теории Поля?

Мальчик густо, неровными пятнами, покраснел.

— Ох, простите… милорд мой магистр… Я это должен знать давно, да? Или все и так знают, кроме Рыцарей?

— Не все. Но дети вэй узнают довольно рано. Это такие же основы, как стойка и умение правильно держать меч.

Они шли по неширокой тропе совсем рядом, едва не касаясь плечами; их одежду и волосы густо облепили крохотные искорки тайят — плодов декоративного кустарника, который окаймлял тропу, создавая причудливый золотисто-зелёный тоннель. Мелкие клейкие ягоды тайят были несъедобны, но красивы, а золотые искры сохранялись надолго, немудрёным способом украшая и развлекая гостей. Орис легко провёл ладонью по кустарнику и улыбнулся, глядя на ставшую золотой ладонь:

— Это ведь тоже вэйское изобретение, такие ягоды. Вы рассказывали. Они полезны и для кожи, и для почвы. И я не подумал, что если в Тенях есть растения, изменённые силой Чар, то и другие проявления Чар есть там тоже. Я, наверное, вам кажусь очень бестолковым…

— Нет, — серьёзно возразил Чен. — Это не столь очевидно. Мы ограничиваем вмешательство в ту часть Поля, что накрывает Тени; тут оно особое. Внешний слой такой же, но остальные более рассеяны, а к вершинам башен собираются — как шатёр. Представляешь?

Орис сосредоточенно кивнул.

— Эта рассеянность едва позволяет устанавливать погоду, но нырки сюда невозможны. Как и передача изображений. Когда начнёшь разбираться в плотности чарных слоёв, сам увидишь. Тут всё зыбкое, колеблется в тумане. А у шпилей, напротив, уплотняется аномально. Собственно, сравнение с шатром весьма точное: Поле словно натянуто на вершины башен, крепится к ним и уже от них растекается надо всем Тефрианом.

— Как же это возможно? Выходит, Орден… часть Поля, был ею с самого начала? Оно неслучайно ведёт себя так возле башен?

— Случайностью трудно объяснить то, что мы наблюдаем в каждой Тени, у вершины каждого замка. И это логично: мы все — дети этой страны, Поле создано для защиты всех жителей.

Орис сосредоточенно нахмурился, покусывая палец. Чен не мешал — молча шагал к изящной величественной башне Трэл, возносящейся в небеса, и к окружившим её более скромным строениям: мастерским, лабораториям, больнице и цели их визита — кузнице, владению Рыцаря по имени Рэнтрин, пятью годами старше Ченселина. Эту подробность, как и спорную принадлежность Рэнта к Ордену Света, они давно выяснили в разговоре — пока Рэнт долго и дотошно подбирал Чену оружие, а потом решил попросту выковать новое, в точности по руке, росту и сложению. А молодой магистр, заворожённый процессом, которого не наблюдал прежде, сидел рядом и отвечал на вопросы — с неожиданной откровенностью.

Кажется, и кузнец чувствовал ту же свободу и делился тем, что вряд ли выкладывал вот так запросто кому-то ещё: среди скрытных Рыцарей, осторожных в речах, ему наверняка приходилось помалкивать о том, как на самом деле он относится к целям Ордена. К перспективе однажды выйти на смертный бой и тем самым потерять суть и смысл жизни, потерять право жить здесь и зваться сыном Ордена, даже если выживет в том бою… на что, со спокойной грустью заметил Рэнт, ему надеяться не приходится, да оно и к лучшему. Тогда Чен впервые осознал ошеломляющую противоречивость идей Ордена Света — конечно, заповеди он знал, как и каждый житель Тефриана, и отлично знал Легенду о Камне, её обожал Каэрин… но как совместить Первую заповедь и туманные слова легенды: «Когда смерть родится от их мечей, великое горе они испытают, и дрогнут их руки, и разобьются сердца, и пеплом и льдом оденутся души, и не будет более Ордена Света» — он не задумывался. Когда же об этом говорил живой человек, ровесник, под ритмичный стук молота по полосе стали на наковальне, — всё надвинулось, стало куда более странным и пугающе реальным. Рэнт, как и почти все жители замка, дал клятву верности Ордену, когда ему исполнилось пятнадцать; но даже первого из посвящений проходить не стал.

— Понимаешь, — сказал он, аккуратно переворачивая будущую саблю и размеренно ударяя по ней в такт словам, — какой мне смысл? Воин из меня невеликий, а кто-то должен воинам делать оружие, верно? Если той жути из легенды на моём веку не случится, волей Света, — так я на своём месте, занят нужным делом. Пусть другие дерутся, а я им буду ковать мечи, всем и хорошо. А если оно произойдёт, то умереть-то и здесь неплохо. Не хуже, чем в бою. В легенде сказано, у всех руки дрогнут, оно и неудивительно, если вместе с врагом душу свою убивать. Я вряд ли смогу. А ты?

Чен тогда честно сказал: если Поле порвётся, важнее будет сразу его починить. И это, по сути, было признанием в отказе от неписаного закона Звезды: Поле превыше всего, кроме только безопасности людей Тефриана. Ведь Поле и создавалось, чтобы защитить страну от угроз и бед. И заявить Рыцарю, что в миг предельной опасности он всё-таки выберет не людей, а Поле… было рискованно. Рэнтрина он совсем не знал. Тот мог обратиться хоть в Звезду, хоть к королю и обвинить Луча Тариса в мыслях, ведущих к измене… Но Чен не сомневался: Рэнт так не сделает.

Перестук нескольких молотов доносился издалека, сплетаясь в неожиданно умиротворяющую мелодию. Кузниц в Трэле было шесть, и Чен надеялся, что слышит товарищей Рэнта по ремеслу, а не его подмастерьев, которые уставятся на магистра во все глаза, насторожив уши, и хоть меч-то Орис получит, но вот беседы и сражения не выйдет. Впрочем, какие там беседы при ученике…

Молодой кузнец сидел на скамье у двери и с меланхоличным видом жевал травинку, вертя в пальцах изогнутую металлическую штуковину непонятного назначения. Похоже, со штуковиной что-то не ладилось: взгляд у Рэнтрина был озадаченный. Подняв глаза, он без всякого удивления кивнул, словно Луч ушёл отсюда не знак назад, а час, и его-то Рэнт на скамейке и дожидается.

— Привет, Чен. Скажи, ты металл слышишь или живое только? Не могу понять: то ли трещина, то ли пузырёк воздуха внутри, или просто сплав неудачный… Глянешь?

Чен сел рядом, взял штуковину в ладони и легонько скользнул в первый слой — по краю, едва-едва: глубоко лезть в нечто искусственное, переделанное многократно, ему не хотелось.

— Не чувствую дефектов. Но тут столько изменений, что могу не поймать. Что это?

— Одна задумка… пока ничего. Ладно, попробую другой состав. А ты зачем? Сабля в порядке?

— В полном, — заверил Чен. — Рэнт, мне бы оружие для парнишки. Он не новичок, и я хочу лучшее.

Рэнтрин оценивающе оглядел Ориса — тот ухитрился стать столь незаметным, что ещё немного, и сам Чен мог бы потерять его в тени от распахнутой двери кузницы, — и поднял брови:

— Стальное?

— Да.

— Лет сколько? — это уже адресовалось не ему. Голос Ориса слился с шумом молотов, звоном стали о сталь, перестуком копыт, смехом конюхов, далёким тарахтением тракторов — обычным повседневным шумом Тени:

— Двенадцать.

— Угу.

Кузнец встал и неторопливо зашёл внутрь, не приглашая гостей; и когда Чен последовал за ним, мальчик глянул на него тревожно. Чен кивнул, и Орис шагнул следом — тихий, неслышный.

Выбирал Рэнт ещё дольше, чем давеча для Ченселина, и выглядел недовольным. Чен решил, дело в том, что подходящий меч никак не находится; но глядя на съёжившегося Ориса с таким несчастным лицом, будто ищут ему не подарок, а плётку для особо суровой порки, он вспомнил: «боя со стальной саблей мне бы не простили» — и всё стало ясно. Орис же сказал: брать настоящее оружие ему рано. Потому и саблю таскал украдкой, без спросу, и вусмерть перепугался, когда с этой саблей его застукал учитель. А тут — столь вопиющее нарушение правил, и не только сам Орис знает об этом, но и другой Рыцарь осознаёт суть происходящего и хоть с Лучом не спорит, но сердится.

«Ну извините, ребята. Законы Ордена я уважаю, но это не провинившийся Рыцарь, а мой ученик. Вэй-лорд не соблюдает никаких правил, кроме установленных Звездой — и своим магистром».

— Рэнт, — непринуждённо окликнул он, — послушай-ка. Ты ведь заметил, что мой паренёк из ваших? Я не обнаружу запертых дверей перед носом, придя в Тень в следующий раз?

Кузнец издал фырканье, точь в точь напомнившее сердитого дикобраза.

— Вэйские шуточки… Ты ж не утянул его силой Чар из Тени, — он глянул на замершего мальчишку, — и чтоб насильно держал, незаметно. Парень, тебя как зовут?

— Орис, — бросил мальчик. И плотно сжал губы, давая понять: полное имя он говорить не собирается.

— Рэнтрин, — кивнул кузнец. — Значит, тайны Чар, да? Кружева, путь Звезды, Ступени Боли и всё такое?

— Нет! — взвился Орис. — вэй’Ченселин по Ступеням не ведёт! И никого силой держать не стал бы!

Рэнт хмыкнул и вновь принялся деловито копаться в оружейных запасах. Чен спрятал усмешку. Ну вот и ладненько. Вот теперь разобрались, и можно не тратить время на скрытые страхи и осуждение.

Гордо предъявленная находка казалась не мечом, а скорее, длинным трёхгранным ножом, весьма условно годящимся для фехтования. Но у Ориса так загорелись глаза, что Чен понял: поискам конец. Да и какая разница. Мальчику с этой железкой не выступать на состязаниях и тем более, не сражаться. Пусть играет с чем угодно, лишь бы в свободное от игр время доверял магистру и учился всерьёз. И главное, перестал шарахаться от собственных мелодий, заглушая их и рискуя в итоге исказить узор своих кружев… больше не быть вэй. Как тот несчастный мальчишка в костре. Никогда.

Чен ощутил знобкую дрожь и досадливо отогнал и её, и неуместные мысли. Жалеть поздно и незачем. Он мог вытянуть дурачка живым — или проявить высшее милосердие вэй и убить. Но то была не его обязанность, а учителя. И возможно, Этаррис нашёл в себе силы и доброту так и поступить.

Убедившись, что кинжал Орису и впрямь подходит, и заплатив (больше названной суммы, поскольку Рэнт, конечно, ради их странной дружбы цену занизил), он не устоял и согласился на урок фехтования — в основном потому, что оставлять между ними холодок не хотелось. Пересилить рыцарскую натуру Рэнт не мог и не был обязан, и кинжал являлся, по сути, уступкой товарищу, знаком доверия и тепла. А это Чен ценил выше всего в Сумраке и Мерцании, кроме своей Чар и учеников. И стоя напротив Рэнта в одних штанах и рубашке, чувствуя босыми ногами тёплую землю, пронизанную множеством жизней, а в руке сжимая вещь, созданную лишь для того, чтобы отнимать жизнь, — он думал, как причудливо переплетаются узоры жизни и смерти, протеста и согласия, Звезды и Ордена Света.

Когда они с Орисом вышли за Черту и неторопливо шагали по обочине дороги, ведущей мимо полей, садов, сейров и деревень в Айанту, главный город Таднира (куда им было вовсе не надо, да и пешком идти туда пришлось бы несколько суток), мальчик застенчиво сказал:

— Милорд, вам надо чаще танцевать. У вас получается. Из меня плохой для вас учитель.

— А я далеко не лучший ученик, так что мы отлично подходим. Рэнт славный, но не думаю, что он был бы рад видеть меня постоянно. Не говоря о других.

Орис вздохнул, красноречиво и грустно соглашаясь. И вдруг воскликнул, пылая фейерверком нот и оттенков:

— Спасибо! Я и представить не мог… и я ведь не заслужил! Вы могли наказать, а не дарить подарки.

— А мог сделать то, что сделал, — Чен усмехнулся, — всё по канонам Ордена. Мой выбор, мой ответ за последствия. Если подведёшь и станешь плохим вэй-лордом, отвечать мне. И платить тоже.

— Я не подведу! — страстно выдохнул мальчик. — Клянусь! Я сделаю всё, что вы велите. Хоть сейчас!

— Сейчас пройдёмся, вдохнём побольше звуков растений, земли и ветра, и ты проведёшь нырок.

— Да, милорд, — Орис притих и посерьёзнел, но страха на грани истерики уже не было. Добрый знак.

— Орис, чего ты хочешь?

Мальчик посмотрел на него удивлённо. Ну да, в Ордене об этом не спрашивают, цель определена заранее, как и путь к ней; Свет — просто и однозначно. Привыкай, дружок. Здесь всё куда сложнее.

— Стать истинным вэй-лордом. Чтобы вы мной гордились.

— Но кем именно? Чем станешь заниматься, как проводить дни? Гордости учителя заслуживают очень разные люди. Вейлины, магистры, стража. Я и бродячим вэй буду гордиться, если он ведёт себя достойно в Сумраке и хорош в кружевах.

— Бродягой? — губы мальчика сжались, брови сдвинулись к переносице. В кружевах мелькнуло нечто новое: недоумение, неприятие… гнев?

— Отчего нет. Такие вэй приносят немало пользы. Мы ведь не зря завершаем первый этап обучения странствием. По сути цель та же, что у орденского Пути Круга. Повидать иные края и чудеса природы, людей, их творения. Узнать страну, узнать себя. Некоторые тратят на это немало лет или всю жизнь.

— Рыцари иногда тоже… — Орис надолго замолчал, осмысливая новое внезапное сходство. — Но я не хочу бродить… я стал менестрелем не потому что хотел, просто ушёл, а чем ещё прокормиться…

Чен терпеливо ждал.

— Милорд, как вы считаете, вэй-лорд может… думать не только о лечении тела и разума? Если бы я мог исцелять… открывать… окно в Мерцание для тех, кто не вэй? Окно через музыку, — и сумев сказать главное, заговорил стремительно, едва не глотая слова, отпустив их сплошным потоком — впервые за всё время своего ученичества: — Я думаю давно: создать место вроде школы, но не для постижения наук, а чтобы учить музыке. У нас в Ордене учат всех, кто хочет и проявляет талант, после они выступают, проводят концерты, к нам приходили даже из-за Черты. Людям такое нравится, они не презирают музыкантов и певцов просто за их занятия. В Ордене уметь петь, играть, сочинять стихи — почётно. Но тогда почему не снаружи?! И я мечтал однажды завести дом в столице и позвать туда всех менестрелей. И всех, кто лишь хочет ими быть. И кто не хочет бродить и терпеть унижения, но любит музыку, дышит ею. И тех, кто сочиняет стихи, баллады и сказки, и неволшебные истории про обычных людей вроде нас…

На этом месте Чен слегка улыбнулся, но ученика было уже не сбить.

— Да! — горячо подтвердил он. — Это ведь интересно. Жизнь людей ничуть не скучнее сказок и не менее важна, чем судьбы героев баллад! И если такие истории рассказывает не один человек, а сразу несколько, за разных героев, чтоб вышло так, словно всё происходит наяву — кусочек чьих-то жизней, на который можно поглядеть, как в окошко, — это же увлекательно, а главное, это важно. Так можно показать повороты судеб, доброе и злое, ошибки и победы… как в наших канонах. Но всему этому надо учиться. И музыке тоже, и стихосложению. И я бы позвал бывших менестрелей — тех, кто помнит свою юность и может других научить. Я всех бы позвал, и они бы жили в этом доме, учились, учили и здесь же выступали. Раз я вэй, я мог бы звать их через первый слой, как передают новости, — у мальчика горело лицо, глаза увлечённо сверкали. — Мы смогли бы зарабатывать. Не на дорогах, не в позоре, а достойно, получая не подачку из милости, а уважение. И потом открыть такие дома музыки в других городах. Всюду. Даже в деревнях, чтобы люди могли ходить на концерты, когда захотят, после работы, как ходят в спортивные клубы или выпить в трактире.

Он перевёл дыхание; азарт сменился тревогой: понимает ли его учитель? Не потешается?

— Милорд… это всё не звучит глупо?

— Это звучит грандиозно, — искренне сказал Ченселин. — Такие идеи изменяют мир. Вот перейти от идеи к реальности будет потруднее. Очень много денег, для начала. Все эти люди должны что-то есть, а ученики не смогут выступать, пока не обретут мастерство. А слушатели пойдут к ним далеко не сразу. Да и на инструменты потребуется состояние.

Орис кивал, на глазах скучнея, прячась за типично орденским отстранённым молчанием.

— Цель достойная, за неё стоит сражаться. Я тебе помогу. Дом тут нужен большой, а они в крупных городах недёшевы, но у тебя как вэй-лорда будут свои возможности, а кое-какие накопления у меня к тому времени найдутся. Ты же понимаешь, что всё это стоит обсуждать лишь лет через двадцать, когда завершишь обучение и отработаешь долг Звезде?

Мальчик поражённо остановился посреди дороги, вцепляясь взглядом в своего магистра:

— Вы?! Серьёзно?.. милорд… но это мечта, фантазия… я не собирался просить!

— Ты и не просил. Но надеюсь, не станешь вынуждать меня просить разрешения восхититься твоей мечтой и разделить её?

Орис уже открыл рот, готовый окатить учителя взрывом протестов и заверений, но прикусил язык: на губах Чена играла усмешка.

— Ох, вы шутите! Милорд, но насчёт помощи вы ведь всерьёз? Вы считаете, это впрямь возможно?

— Почему же нет. Нелегко, да. И потребует много времени. Но вэй могут себе позволить не спешить.

Юный ученик мигом преобразился — Чена восхищала эта его манера выныривать из кокона сразу, едва собеседник вызвал доверие и произнёс нечто интересное. Вид у мальчика был оживлённый и деловитый:

— А я ведь посчитал. Сколько надо накопить на первые полгода, пока прибыли уж точно не будет, одни расходы. Хотя я мог ошибиться, у меня по части денег вообще опыта никакого, я их в руках-то почти не держал… получилась целая куча, не поднимешь. Такое по карману Вершине да главам гильдий, наверное. А что могу я? Кем я буду?

— С этого, дорогой мой, я и начал. Кем ты хочешь быть? Как зарабатывать?

Мальчик нерешительно повёл плечом.

— А кем можно? Я ведь не знаю. Ребята много чего говорят, но если не всему надо верить… а чему?

— Тому, что я рассказываю на занятиях, куда ты не ходишь, — хмыкнул Чен. Но сжалился: Орис сразу поник, виноватым плеском мелодий признавая правоту учителя. Добивать явно не стоило.

— В теории ты можешь получить образование вейлина, стража или магистра. Но учитывая рисунок твоего кружева, энергетический ресурс и желание, я бы советовал вейлина. Тут больше всего свободы для манёвров, а обучение заканчивается раньше.

— Какой у меня ресурс? — сосредоточенно сдвинув брови, спросил Орис. Об узоре, отметил Чен, не спрашивает. Хорошо. Даже отлично. Значит, уже понимает сам. Вот тебе и притворство, и попытки от самого себя закрыться… Кружево всегда возьмёт своё, проявится. Не обманешь.

— Беличий, — он улыбнулся, глядя на оторопевшее лицо ученика. — Так мой учитель называл. Белка. Запасает орешки на зиму, знаешь?

Мальчик ошеломлённо кивнул.

— А твоё кружево запасает энергию. Оно у тебя плотное, но тихое, недаром ты ухитрялся не слушать его мелодии. Они не особенно звонкие. Но это чистая сила, причём не твоя собственная, а по капельке взятая отовсюду — в основном из других кружев, из первого слоя Поля. Это удобно, поскольку твоя закончится быстро, а у Поля можно брать почти безгранично… в твоём диапазоне. Этого я тебе в сумрачных терминах пока не объясню, но возможно, поймёшь в Поле, в Мерцании. Суть в том, что тебе не надо стараться, твоё кружево потихоньку впитывает энергию само. Удобно на случай атаки. Помнишь тех парнишек в деревне?

Орис недобро блеснул глазами. Напомнив Чену, что не только за Джаэллом надо приглядывать, не копится ли в глубине души, в средоточии Чар, неприязнь к не-вэй и предвкушение мести.

— Ты раскидал их выплеском чарной силы, и у тебя ещё осталось. Полезное свойство. И не только в бою, во время лечения тоже. Целитель много расходует, он ведь раскачивает и направляет восстановительный процесс в теле и чувствах больного именно своей энергией. Он в определённом смысле с больным сливается. А болезни бывают всякие. Такое слияние может вытянуть очень много, причём не всегда целитель это контролирует. Он может и не заметить, а уже опустошён, и ему самому требуется целитель. Тут у тебя преимущество: есть что отдавать. Хотя всего на разок. Выкинешь, и пока снова накопится, будешь на собственных ресурсах, как и все. Понимаешь?

Ученик кивал, не сводя с него напряжённого взгляда. Похоже, знания он впитывал так же, как и Чар: всей сутью, до словечка и окончательно. И уж вовсе не бездумно. Это отчасти объясняло бегство из Тени: глубокое противоречие между орденской целью и смыслом заповедей умом не разрешалось, а спокойно жить в непонимании Орис не мог. Вероятно, потому и в боевом искусстве не преуспел: какой в нём толк, если подлинная, конечная цель любого настоящего боя — под категорическим запретом?

— Помимо таланта к врачеванию, который уже намекает на выбор, вейлин ещё и волен изменить образ жизни после того, как отработает необходимый срок там, куда его направит Звезда.

— Направит? — удивился мальчик.

— А ты думаешь, тебя обучают просто так? Из доброты? — Чен усмехнулся. — Мне за учеников платят. Считается, что Звезда в лице магистра тратит годы и немало сил на то, чтобы из одарённого ребёнка вырастить вэй, тем временем не трудясь на благо страны. И коли так, этот долг он обязан Звезде и стране отдать. Когда магистр объявляет обучение завершённым, Звезда назначает новому вэй место работы, где он обязан трудиться столько лет, сколько длилось обучение. Выбор очень зависит от рекомендации учителя. Если я заверю, что ты одарённый целитель и заставлять тебя тратить силы ещё и на связь — пустая трата твоих талантов, то отправят тебя в город, а не в сейр или деревню. А это уже шаг к исполнению твоего желания. Городскому вейлину проще перебраться в город покрупнее. Ну а если повезёт, то сразу попадёшь в нашу Айанту, допустим. Или в Северин: он неподалёку от мест, где живут твои родные, а такие вещи Звезда тоже учитывает.

Орис насупился. Перспектива провести много лет поблизости от родных явно его не обрадовала.

— А что такое связь?

Милорда он совсем позабыл. Впрочем, это постоянно делали и прочие детишки Ченселина.

— Связь людей друг с другом через Поле. Разве ты о ней не знаешь? В Тенях тоже есть полевики, да и ребята наверняка говорили. Ты у меня не видел полевик? Там же, где брал саблю?

Ученик отчаянно покраснел, но глаз не отвёл.

— Да… такая круглая штука с цифрами, вроде кристалла, только плоская. И не светится, когда темно. Я нажимал кнопки, ничего не случилось. Дома таких нет… в Замке то есть.

— Есть, — заверил Чен. — У вашего Лорда Трона — точно. У всех они есть, ты уж поверь. На особый случай, если потребуется мигом оповестить Замки. А от простого нажатия кнопок полевик не сработает. Он отвечает на запрос вейлина-связного. Одна кнопка — звук, другая — изображение. Полевик можно включить прямо из дома, не отправляясь к вейлину, но умеют это не все. Надо знать номер связного, а он свой номер не раздаёт каждому. Не то люди болтали бы по полевикам о всякой ерунде, не замолкая.

— А почему нет? Если им хочется? Или это для здоровья вредно?

— Для здоровья нет, а для Поля — возможно, если все рванутся туда с разговорами. Есть мнение, что это напрочь замусорит первый слой, и не только связь, а даже запись вэйских выбросов Чар окажется под вопросом. Наверняка мы не знаем, но кому же захочется проверять?

— Но можно рассчитать! Полю двадцать веков, неужто никто не догадался, как измерить шум от разговоров? Не верю. Даже орденские физики знают, что звуки и свет — это волны, они измеримы!

— И не орденские физики знают. И наши тоже. Проблема в том, что предел выносливости Поля нам неизвестен. А ставить опыты мы не можем. Ты же не станешь на человеке проверять, сколько боли он вынесет, пока не умрёт, верно?

Парнишка с ужасом поморщился.

— Но тогда выходит… оно живое?! Не как техника у крестьян?

— Не совсем. Живое, да, отчасти. Но его задумали и создали, как делают машины, только не руками из деталей, а сознаниями и кружевами. Из чего, как думаешь?

— Если оно передаёт звуки и вид людей и предметов… и ловит выбросы Чар… выходит, из волн? Энергий? Чар-то ведь энергия, верно?

А он умничка, весело думал Ченселин. Всё-таки учить в Ордене умеют.

— Именно. Но энергии — они же отчасти наши. Они не мертвы, как срезанное дерево и железо. Мы даже не уверены, не обладает ли Поле особым сознанием, волей… есть основания допускать это. Хотя шаткие, и большинство учёных зовут их сказками. И тем не менее, опровергнуть-то их нельзя.

— Как интересно! — лицо мальчика светилось воодушевлением. — А я думал, Поле — оно страшное, и всё. Вроде Трясин Тьмы. Вот дурак-то.

— Не только дураки верят выдумкам о том, чего не понимают. Тебе говорили, что Чар таит зло, а ты этим людям доверял. Ведь другие их слова были правдой. Или казались. С чего бы ты стал сомневаться?

— Я сомневался, — грустно признался Орис. — В себе-то я зла не чувствовал. А они словно не верили, а я же Рыцарь, я не лгу. Как же так? А потом тот мальчик в эллине… Я в конце пришёл, сразу и не понял, что творится, мне ребята объяснили… ладно бы он украл что-то, а он просто пересёк Черту… и что?! И за это надо бить? Тогда и меня… я ведь тоже был менестрель — по сути. Ну я и сбежал. Не от эллина, мне-то не грозило, Рыцарь в эллин встанет лишь сам, силой не заставят… но в том-то и дело! Вы понимаете?!

В его мелодиях звенела страсть, горечь, смятение. Всё, что Орис, сын Ордена, старательно таил и от магистра, и от себя самого — до сего дня. Разочарование. Крушение веры. Ладно бы в людей, но в Свет?

И эта выплеснутая буря освободила его кружева вернее, чем пробуждение в гневе, вернее любых слов и уловок учителя. Чен понимал. О да.

Он крепко взял мальчика за руку и посмотрел в глаза — негодующие, тревожные. Без страха.

— Теперь я войду в твоё кружево и задам направление. В следующий раз сделаешь это сам — у всех людей и мест есть свои метки в Поле, ориентиры. Они хорошо видны, если знать, как смотреть. А когда с моей помощью увидишь наш дом и выделишь место, свободное от твёрдости предметов и конечно, от ребят, чтобы в них не врезаться, — шагнёшь в нырок. Это немного больно, но быстро пройдёт. Главное — верь себе. Я знаю, у тебя отлично получится.

Когда нырок благополучно состоялся, и вышли они не лбом в стенку или в колючий кустарник, а точно в центр той самой площадки возле конюшни, где днём Чен поймал с саблей ученика, — Орис сиял и разве что не хохотал. Похоже, боли перехода он вообще не заметил.

— Милорд, я сумел! Я видел! Здорово вышло, да? Теперь я настоящий вейлин?

Чен рассмеялся. Из всех его четверых детишек этот был наиболее закрыт — зато теперь реагировал с такой живостью и непосредственностью, до какой остальным, выходцам не из Тени, было далеко.

— Не то чтоб настоящий, но ещё чуточку, всего годков десять, и ты им станешь, бесспорно. Это был хороший нырок. Чистый. Для первого раза вообще лучше некуда. Теперь иди-ка в дом и полежи часок, скоро тебя накроет отдача. Боль убирай мягко, осторожно, это не сумрачное, не в драке порезаться.

Ученик уверенно кивал. Чен подозревал, что понял тот крайне мало, и спустя полчаса надо будет к нему зайти и вытянуть из водоворота приятных ощущений — запоздалой расплаты человеческого тела и разума за шаг сквозь нематериальное Поле, океан чистых энергий Мерцания Изначального.

— Скажи, а почему тебе пришло в голову, что какой-то вэй может ранить тебя?

Вопрос вырвался внезапно, и Чен удивился: выходит, это по-настоящему странно, более странно и тревожно, чем решило тогда его сумрачное сознание, мигом найдя ответ в рыцарском мышлении ученика. Но ведь это ерунда. Именно Рыцарь, с пелёнок впитавший Первую заповедь и сроду не видевший реальной опасности, истинного коварства, — никогда не подумает, что невидимый вэй означает угрозу. Отчего не приятель Луча, заглянувший в гости? Не шутка, забавный сюрприз? Да просто визит по делу, о котором на всё Поле кричать не хочешь… Но нет — Орис сразу сказал об атаке. Как глупо было это пропустить!

Мальчик в замешательстве закусил щёку изнутри.

— Когда вы говорили, что за мной могут следить, а я не замечу? Оно как-то само… Милорд, а вы видите сквозь любые чарные тени? Я-то ладно, а мимо вас кто-то пройти может?

— Теоретически — да. Мерцание таит много секретов, и мы всегда допускаем, что известна нам лишь малая часть. Мы примерно представляем себе диапазон, доступный сознанию человека, но почему бы не появиться такому вэй, кто шагнёт выше? Если Пламенеющий — не сказка, то этот вэй обязан появиться. А где есть один, там и другие, верно?

Орис нахмурился, кажется, не очень понимая своего магистра.

— Вы видите вглубь яснее остальных, это все говорят. Но выходит, и вас можно обмануть? Но вы ведь знаете, кто в Звезде вам равен. Воины всегда знают такое. А знание разгоняет тень… Вы же хоть что-то необычное уловите? Если он придёт?

— Кто?

— Ну, чужой вэй. Я просто… мне будто бы казалось иногда, что я не один — знаете, словно вам глядят в затылок. Но раз вы наблюдали за нашими боями и я не замечал ничего такого — значит, то были не вы, а другой, верно? Ну, или мне почудилось. Или ребята упражнялись, я же их не спрашивал.

— Если здесь появится чужой, — спокойно сказал Ченселин, — о нём даже ты узнаешь сразу, поскольку дом защищён плотной сетью кружев. Ты не ощущаешь её пока, но миновать её можем лишь мы с Джаэллом, остальные налетят на преграду, и она откликнется звуком в первом слое и в Сумраке.

Повеселевший ученик, получив разрешение уйти, умчался в дом — конечно, не отлёживаться от нырка, а хвастаться подарком. Чен потянулся к сети, тщательно проверил каждый завиток, скользнул глубже: нет, ловушка оставалась целой и не хранила след незваных посетителей. Да он и так узнал бы, ведь нити уходят вглубь Поля, и задень их кто-то, кроме мальчишек, он понял бы немедленно.

Да и что там мог почуять Орис, неспособный услышать даже учителя в первом слое. Разумеется, ему показалось.

Но покоя ему эта логика не прибавила. Он вдруг вспомнил нож в руке Открытого, возникшего внезапно, словно из ниоткуда, и миг гибели Аллена — столь же внезапной, по причине, тоже не замеченной им. Невидимость в кружевах была мифом, сказкой для маленьких вэй… но разве сам он не попадал в эту сказку? И там его ждали чудовища… Чен нахмурился и твёрдо решил сегодня же подкинуть в ловушку парочку сюрпризов в стиле Каэрина на каждый чарный слой: осторожности много не бывает, а Джаэллу не повредит усложнённая тренировка, да и младшим полезно узнать, как сети Чар чувствуются извне.

Брэйвин, конечно, может следить, неохотно признал он. Подобное вполне по силам тому, кто играючи спел его мелодию на испытании, обманув слух Лучей. Но какой трясины Брэйвину протискиваться сквозь напичканную капканами сеть, чтобы подглядеть за двенадцатилетним учеником? За магистром — это имеет хоть какой-то смысл; но зачем ему сдался Орис?

«Великая Тайна Ордена», мелькнули слова, и он невольно рассмеялся. О, ну конечно. Ведь её знает любой орденский ребёнок прямо с рождения, а если не любой, так именно тот, кто случайно попался на глаза Чену Тарису в чужом Поле, храня и впрямь страшную тайну: Рыцарь не готов к обороне против неумолимого врага в лице компании сельских мальчишек.

И всё-таки… всё-таки. Он сам сказал мальчику: Мерцание таит много секретов. Допустим, проникнуть сквозь сеть незаметно у кого-то получилось. Может, важнее не как, а для чего? И не по способу, а по цели вернее его вычислить? Следить тайно — поступок уж точно не друга. Поступок отважный, требующий редкого мастерства — и неприязни столь сильной, что перевесила риск, ведь нынешняя репутация Луча Тариса вместе с поправкой о Вызове отпугнёт любого, кто пожелает сунуться без приглашения. Кроме кого-то отчаянного, кто не боится лишиться кружева, незваным влезая в дом к Лучу. Да только какой же нормальный вэй этого не боится!

И очень, очень тихо, чуть заметно, по краю сознания проскользнуло: тот, кто уже потерял их.