Один из звонких сердитых голосков принадлежал девочке, и Кер подошёл к ребятишкам поближе: в семь-восемь лет не все будущие Рыцари успевают проникнуться идеей, что женщины — существа от природы хрупкие, обращенья требуют бережного, и решать с ними споры с помощью кулаков — занятие недостойное. Правда, «хрупкое существо» с деревянным мечом, в штанах и с коротко стрижеными волосами, внешне от мальчишки ничем не отличалось и вид имело воинственный и независимый.
— Нет, могут, могут! — вся красная от гнева, кричала она, наступая на взлохмаченного парнишку.
— Нет! Глупая, я же знаю!
— Ничего ты не знаешь! И сражаюсь я лучше тебя! И никакой ты ещё не Рыцарь!
— А давайте спросим! — второй мальчик, высокий крепыш, махнул мечом на Кера: — Вон, у лорда.
«Никакой не Рыцарь» смутился. Кер его понимал: в восемь лет лорды в белых плащах и ему представлялись удивительными и далёкими, как звёзды. Он ободряюще улыбнулся и сел в траву возле них.
— Скажите ему, милорд, ведь девочки же могут быть Рыцарями, правда?! А он говорит — нет! А сам…
— Я Рыцарь, раз в Ордене родился!
— А папа иначе рассказывал! — второй негодующе воззвал к Керу: — Милорд, чего Дан нам сочиняет!
— Я сочиняю?! — взвился взлохмаченный Дан, позабыв с почтеньем глядеть на лорда. — Да пошёл ты…
Кер перехватил руку с мечом на взмахе. Паренёк, сжав губы, бросил оружие и непримиримо заявил:
— Уж наверно из замка видней, чем всяким с фермы! — и фыркнул в сторону девочки: — Ловец слухов!
— Во-первых, — сказал Кер, удерживая рвущуюся в бой «воительницу», — жить в замке, как живём мы, без ферм нельзя. Мы в долгу у них. Не свысока, а с уважением и благодарностью надо глядеть на тех, кто верит в наш путь Света и облегчает его, в ущерб себе кормя и одевая нас. Во-вторых, Рыцарями не родятся, а становятся. Сделать это могут и мужчины, и женщины (девочка торжествующе взвизгнула), дети Рыцарей и нет. Но, — он смотрел на Дана, — хотя из сыновей Ордена растят Рыцарей и зовут их так, до пятнадцати ты можешь отказаться. Они отчасти правы. За правду ты злишься? И нападаешь за неё?
— Отчасти?! Я выбрал Орден! — голос мальчика дрожал от обиды. — Я Рыцарь, я никогда не откажусь!
— Так объясни. А крики и злые слова ведут лишь к ссоре. Тебе надо ранить или быть услышанным? — он оглядел всех троих. — Рыцарю нужен меч, чтоб защищать. Но не себя. Страну, а не задетую гордость.
Мальчуган с фермы хмурился, словно нечто в сказанном поставило его в тупик, но что — он и сам не очень понимает. Зато девчушка, похоже, поняла: пальцы на деревянной рукояти неохотно разжались.
— Кит не был прав, что я «сочинял», — у Дана пылали щёки, но глаз он не отводил и сдаваться явно не собирался. — Я, ну, не совсем знал — но не врал же! Значит, Рыцарь должен всё терпеть, что ни скажут?
— Рыцарь должен помнить: все его умения воина — для врага. А враг — это тот, кто угрожает стране, а не тот, кто тебя, бедного, обидел. У нас нет врагов среди людей Тефриана. Орден создан для служения им.
— Мы слуг не обижаем, — возмутился Дан. — Кто служит честно, не меньше других достоин почтения!
— Но пользы-то от нашего служения пока нет. Нам нельзя иметь гордость, которая из-за злых слов толкнёт в драку: мы же умеем драться. Мы сильнее. Это недостойно. И кому нужны такие защитники?
— А если, — осторожно сказала девочка, — их больше? Или один, но тоже Рыцарь? Если я не сильнее?
Дан хмыкнул и тихонько, но с вполне различимой насмешкой пробурчал: «Тоже!». Она вспыхнула:
— Ну он опять! Видите?! А вот если отлуплю как следует, он сразу поймёт, гожусь я в Рыцари или нет!
— Нет, — возразил Кер, перебивая гневное «Кто кого ещё!». — Поймёт он лишь одно: спорить с тобой — занятие не из приятных. Бой может доказать, кто из воинов лучше, но кто прав — нет. С чего бы? Талант воина не делает тебя всезнающим. А с тем, кто «убеждает», причиняя боль, скоро спорить перестанут. С ним вообще никто ни говорить, ни дружить не захочет. Пусть он и прав.
«Воины» дружно насупились: открытие, что споры дракой не решаются, их явно не порадовало.
— Раз каждый стоит на своём и вот-вот начнутся оскорбления и удары — просто молча уйди. Если тебе нужны друзья, конечно.
— Это он ей причинил боль, — сердито заявил Кит. — Она хочет быть как её папа, и чего тут смеяться?!
— Нечего, — подтвердил Кер. — Это тяжело, а не смешно. И я не о тренировках, хотя и они нелёгкие, особенно для девушки. Куда хуже другое: ведь если придёт Тьма, нам надо убивать врагов. Нарушить Первую заповедь. Оправдать цель Ордена, выполнить долг, но больше не быть Рыцарем…
Вся троица уставилась на него, позабыв о ссоре, в единодушном растерянном молчании.
— А… как же? — наконец вырвалось у Кита. — Орден нужен, чтобы перестать быть?
— Вот так, — вздохнул Кер. — Просто надеемся, что и ответ тогда придёт… и что Тьму увидим не мы.
На лице сына фермера читалась жалость к Рыцарям и облегчение: он-то вовремя быть им раздумал.
— Я всё равно стану Рыцарем! — вскричала девочка. — Если папа не побоялся и стал, то и я смогу!
— Конечно, — согласился Кит. — Раз хочешь, станешь точно. Миби, пошли купаться? — и взяв повеселевшую подружку за руку, бегом потащил её к речке.
Дан мрачно поглядел вслед.
— Да, ему что. Верит он, нет, а сказал, как ей нравится. Он-то не Рыцарь. Ясно, она с ним и дружит…
— Он может в самом деле верить. Не стоит считать лжецами всех, кто не Рыцари. А неискренностью ничего крепкого всё равно не построишь.
Они помолчали.
— Ты знаешь про Шера?
— Он бог, — заспешил мальчик, гордясь своими познаниями. — А сперва был королём, в Тёмные годы. Я слышал песню, только давно, не всё помню… Была война, и ему сказали: нельзя вейлинам доверять, его тогда убьют и Тефриан завоюют. Но он всё-таки поверил, и поэтому мы победили. Но он вправду погиб. Я видел его на картине. Красивый, а глаза печальные… на Энтиса Крис-Талена похож.
— Да? — удивился Кер. — Странно, я не замечал. А знаешь, почему Шер считается хранителем Ордена?
Дан потряс головой, всем своим видом спрашивая с надеждой: но ты же расскажешь? Хм… вроде бы получилось. От ссоры останется Шер, а не угрюмое пережёвывание обиды. Вражды здесь не вырастет.
— Шер, наверно, даже знал Алфарина. Последний король рода Хаэр, погибший в войне Теней.
— Но её же Алфарин выиграл, а не Шер! И разве у нас не род Тант всегда правил?
— Не всегда. До Алфарина были другие короли, и власти имели куда больше. Их воля была законом, а кто спорил, тех наказывали. Отбирали имущество, дома, земли, запирали в особое место — называлось тюрьма, — где люди жили в крохотных каморках из камня, без окон, мебели, прогулок, почти без еды…
— Они же болели! — возмутился мальчик. — Взаперти сидеть вредно! И как они спали, на полу прямо?!
— На соломе.
Насчёт плесени, крыс, оков, чистой одежды, мытья и условий для неких иных надобностей, а также пыток и видов казни Кер не стал уточнять: успеет ещё наглядеться ночных кошмаров после уроков истории.
— И наследника не выбирали: правил старший сын, а детей Обета и вовсе не было. Шер всего в пятнадцать надел корону, и уже год шла война Теней. А через пять лет погиб… его предали. Он не оставил детей, и трон занял младший брат, Джерин. Он любил вэй-леди, знаменитую воительницу — Дану Элайвен Винд-Антер. Её в легендах зовут Альвин, Дева-Пламя. Видел портрет в оружейной?
— Ещё бы! Меня в её честь назвали. А у неё правда был огненный меч, как на портрете?
— Да нет, обыкновенный, но Альвин умела делать так, чтобы он светился, она же была вейхан.
— Вейхан? — мальчик глядел с недоверием. — Они во всех сказках — злые. Как она может быть вейхан?
Кер понятия не имел. Он даже не понял, почему сказал. Слово всплыло… когда-то, давным-давно…
— Ах да, — с внезапным уколом печали догадался он, — мама Криса говорила. Я и позабыл. Был наш день рождения, нам исполнилось семь лет, и она рассказывала о Деве-Пламя, Ласке и Потерянном принце.
— Я знаю! — обрадовался Дан. — Младшего принца украли совсем маленьким из-за пророчества, что он пойдёт тёмной тропой и принесёт огонь трону Тефриана. А «тёмная тропа» говорили про убийц, воров — негодяев, короче. И решили: принц вырастет злым и погубит страну. Увезли его и бросили в чаще. А там его нашёл охотник по прозвищу Ласка, вырастил и выучил управляться со всяким оружием, ходить бесшумно, читать следы — всем уменьям охотников. А когда началась война, они тайно проникали в земли врага, узнавали планы сражений и сообщали другу Ласки — командору братства. Потом Ласку схватили, принц и Дева-Пламя вместе его спасли и полюбили друг друга, и взор Чар открыл ей, кто он. Тут его брат-король умер, Альвин всё рассказала командору, и все братства назвали его королём. И что вышло: он шёл «тёмной тропой» — рос во тьме незнания и боролся с врагом не открыто, а втайне — и привёл на трон королеву, прозванную Пламенем. Всё, как и было предсказано.
— Да, — пробормотал Кер, с поразительной ясностью видя вечернюю комнату, звёзды в распахнутом окне и крохотные звёздочки в волосах женщины, серебристое в полумраке платье — и нежный глубокий голос, будто на чужом языке странно выпевающий: вэй’хаан.
— «Вейхан в алом наряде, с косами как огонь и огненным сердцем, и в битвах её меч пламенел золотым и алым, и оттого нарекли её Девой-Пламя». Это её слова… леди Крис-Тален.
Он сглотнул. Тогда её судьба отозвалась парой недель криков по ночам и пробуждений в слезах; да и сейчас в прогулках верхом он объезжал как можно дальше останки дома, где в шесть лет слушал полузабытую сказку… где совсем скоро после той сказки полыхал огонь.
— Она умерла, да? — робко спросил мальчик. — Брин говорил, у Энтиса и папа, и мама умерли. Жалко.
— Да, — коротко ответил Кер, с неясной досадой думая: Брин. Ученик Найла. Найл и растрепал, ну конечно! Наставник, трясины… нашёл о чём болтать с ребёнком!
— Насчёт вейхан и пророчества не знаю, но принц действительно был похищен в детстве и рос, не подозревая, кто он. Вот он-то и был Джерин по прозвищу Тант, Тигрёнок. И так он назвался, давая Клятву Короны, чтобы не носить имя Хаэр, несчастливое из-за предательства.
— И он в самом деле пробирался к врагам?! Вот смелый! А почему же ихние вэй его прозевали?
— Их вэй, а не «ихние», — поправил юноша. — Кое-кто предполагает, что он сам обладал талантом вэй и с его помощью прятался. Или такое умение было у его друга, и тот скрывал их обоих.
— Ласка? Он тоже был взаправду? — восхитился Дан. — Здорово! И в зверя ласку умел превращаться?
— Ну, нет. Вот это уже сказка. Представь, сколько вэй иначе ловили бы в замках в облике животных!
Дан засмеялся.
— А вдруг их тут куча, а мы не знаем! Вдруг, если ты превратился, даже Рыцарь от зверя не отличит?
— Скрести пальцы! Да, так Джерин…
Надеюсь, он нескоро вернётся с Пути, никто здесь от тоски не зачахнет, но если… если они возвратятся вместе… Трясины Тьмы, хватит!
— Принц Джерин сменил брата на троне, когда бои уже кончились. Но Шера считают погибшим на войне — ведь тот человек предал его из зависти, которую война-то и родила. Он был советником. Наставлял Шера с детства. Шер очень его уважал и слушал во всём, а он ужасно гордился тем, что почти равен королю и властью, и почётом. А потом Шер поступил по-своему, наперекор его советам, и оказался прав. А тот жалел и поддерживал его в дни неудач, а вот славы не смог простить. Всё сильнее его ненавидел и во время свадьбы дал ему отравленное вино.
— А невеста? — ахнул мальчик. — На свадьбе пьют из одной чаши!
— Она выпить не успела, — грустно успокоил Кер. — Яд был сильный. Шер умер сразу.
Дан гневно сжал кулаки.
— А предателя поймали?
— Конечно.
Кер вздохнул: чудесно, научил ребёнка ругаться.
— Знаешь, почему я Шера вспомнил? Как раз из-за невесты. Она была с Вершины Таднира. А ведь Таднир после войны присоединился к Тефриану. Свадьба той леди и короля была важным событием, знаком мира, а не насильного завоевания… но они и любили друг друга, и когда Шер умер, она оставила прежнее имя и ушла в Орден. Стала Рыцарем.
— И драться научилась? — с уважением в адрес леди, освоившей столь мужское дело, уточнил Дан.
— Может, и умела. В Таднире уже тогда женщины делали многое наравне с мужчинами. Управление, война, торговля… а в Тефриане они считались неподходящими для всего такого. Сидели дома и рожали детишек. Рейс в «Тенях» называет Таднир одной из трёх удач войны, вместе с Алфарином и Полем. Он говорит: Таднир и Тефриан — то был союз разума и богатства, искусности и чести, семян и плодородной земли. Понимаешь? — спохватился он: всё же восьмилетний собеседник для исторических трудов вроде «Теней» Рейса вряд ли созрел. — Это значит — из Таднира пришло много хорошего. Книги, живопись, общий Совет вместо безграничной власти короля, и за нарушение закона не сажать в тюрьму, а брать плату… и, кстати, Звезда — в Таднире так звалась гильдия вэй для решения споров. А главное, идея, что никто не обязан повторять путь отца или матери, и судьба — не кем ты рождён, а талант, мечта и воля. Скажем, ты из крестьян, но стремишься в Вершину, или сын сьера, а твоё заветное желание — работать в одной из Гильдий, или девушка с сердцем воина… всё это возможно. Никто тебе не запретит.
— А раньше запрещали?
— Ещё как. До войны происхождение определяло путь — в каком сословии родился, там и оставайся.
— А если вдруг папа портной, а мама с Вершины? — Дан хихикнул. — Сегодня штаны, завтра расчёты?
— Не смешно. Плохо кончалось такое «если». Для того, кто выше, это был позор: её или его могли выгнать из дому, лишить имени, знакомые от них отворачивались. А кто ниже — мужчину могли избить и запереть в тюрьму, а иногда и убивали; девушек — нет, но злых взглядов и слов хватало. И ребёнок, считалось, на всю жизнь покрыт позором. Люди таили неравную любовь, а их дети — такое рождение.
Дан открыл рот. Совсем круглые глаза уставились на юношу потрясённо.
— В Таднире было иначе. Богатство и род много значили, но выбирать пути и любить там разрешали.
— Но… а как же… я думал, Таднир… они же были враги! Они на нас напали!
— Значит, были гнусные мерзавцы, а в Тефриане сплошь герои и умницы? Но их джэйс, повелитель, стал правой рукой короля, не дал ни одного дурного совета и ни разу не пробовал забраться повыше, и немало бывших воинов Таднира было в Первом замке. А Шера, заметь, убил лорд Тефриана. Джерина тоже пытались убить, и тоже свои. Его родичи из рода Хаэр, желающие трона. А Таднир в той войне, по сути, подставили. Тадниром-то правили вэй. Жили в роскоши и делали что хотели, пока других вэй не задевали, а обычные люди были вроде слуг, от крестьян до учёных. Работали с утра до ночи и выполняли приказы вэй, а нравится им или нет, тех не волновало. А в Тефриане считали, будто Чар — это сила Тьмы, сила зла, и кто ею владеет, должен умереть. Люди были неучёные, и жизнь у них была тяжёлая и опасная, и они умели бояться и ненавидеть куда лучше, чем доверять. Силы Чар они здорово боялись. Звали «колдовством».
— Вроде как у Болотника?
— Ну. Что-то непостижимое, коварное и норовящее погубить, чуть зазеваешься. Тихонько подберётся — хоп, и ты в болоте. А не хочешь в болото, прикончи его раньше. Будь хитрее, никому не верь, следи за каждым, будь беспощадным. Это страх… от страха люди слепнут и теряют разум. Они убивали вэй, хотя те их не трогали, и вообще, ну кого могли словить? Ясно, тех, кто послабее, а сильные прятались, ожесточались и делались вправду опасными. Вот и Таднир влез в войну из страха. Они ведь были мирные — это у нас полстраны с мечом не расставалось, а таднирцы считали: у каждого свой путь, данный судьбой, и обрывая чужой путь, ты обратил судьбу против себя, на своём же пути вырыл яму. Значит, торговать с соседями выгодней, чем убивать их.
Зато другой наш сосед, Эрп, думал иначе. Тефриан с эрпами и прежде воевал. Они приплывали на кораблях ночами, нападали на деревни и убивали очень жестоко. И выглядели жутко: то ли кожа у них была от природы красная, то ли красили из любви к виду крови… Из-за них, да ещё Кар-Аша на севере, и нужны были братства. Из Кар-Аша тоже часто лезли гости, притаскивали разное пакостное оружие с крючьями, шипами, ядом. Ходили слухи, они презирают то, чего нельзя увидеть или коснуться, признают лишь силу разума, даже не верят в Мерцание… ну, это наверняка выдумки — слухи всегда рисуют врага страшнее, чем есть. Но разум Кар-Аша и развязал войну Теней. Они уговорили Эрп объединить силы, а после поделить Тефриан, но Таднир меж нами и Кар-Ашем мешал их планам: сильный и скорее поддержит более мирных соседей. Тут Кар-Аш послал к нам людей, которые тайно ходили повсюду и смотрели, а затем отправились в Таднир и рассказали, как Тефриан борется с «Тьмой» и вскоре доберётся до неё и в Таднире. И вэй Таднира поверили им — они уже знали о преследовании «детей Тьмы» от наших вэй, искавших у них защиты. Да и среди простых людей Таднира пошли слухи о нападении тех, кто жаждет развести костры для их правителей.
— Они своих вэй любили? — удивился Дан. — Которые с ними не считались, а только приказывали?
— И наших, говорят, любят, хотя они мучают детей, за учёбу и исцеление берут кучу денег, на не-вэй взирают свысока и тоже вряд ли с кем считаются, кроме себя любимых и своего Верховного. А спроси-ка за Чертой, кто лучше: самый надменный и жестокий магистр, зато наш, или чужеземные парни с мечами? Вэй Таднира давали людям выбор. Возможность стать выше. И не убивали людей только за то, что те чувствуют иначе, чем они, и знают нечто, им неизвестное и непонятное. Пусть их и не любили — я думаю, их трудновато было любить, — но предполагаемых захватчиков любили куда меньше.
— И сами поэтому стали захватчиками, — с обидой сказал мальчик.
— Я и говорю, страх лишает разума. Доверились Кар-Ашу! Победи они — те союзнички их, ослабевших, тут же и разделали бы. С другой стороны, костры-то и правда были. Если люди даже своих родичей-вэй не щадят, то вэй-иноземцы им и вовсе кость в горле.
Дан неохотно кивнул.
— Тебе не нравится думать, что Тефриан сам дал им основания воевать? Чужих осуждать приятнее?
— Ну… привычней. Раз напали, то неправы, и Братьев пытали… и Алфарин к нам пришёл, а не к ним!
— Алфарин пришёл не к тем, кто с радостью разжигал костры. Он пришёл к Ардену, который мечтал победить лишь для того, чтоб никогда не воевать с кем угодно — и никого, вэй или нет, не убивать. И сам Арден, когда стал Лордом Трона, знаешь что писал? «Мы назвали Злом непонятное, но отчего-то роптали на беспощадность тех, кто не понимал нас; мы видели Тьму в возможности, а не в действиях — неудивительно, что вскоре вокруг нас почти не осталось Света. И всем, кто спрашивает с недоверием, почему Трэйел явился столь поздно, стоит вспомнить, что первого, чей взор проник за пелену истинной Тьмы, сотканной невежеством и страхом, едва ли не хором назвали предателем. При подобном отношении к вопросам героизма и зла вернее было бы спросить — как же Трэйел вообще мог явиться».
— Трэйел значит Сын Мерцания, да?
— Трэй’эриел, если точно. Ещё не пробовал читать на хиан-эле?
— Жуткое занятие! Пока автор от себя рассказывает, все слова пишутся как надо, зато в разговорах сплошь эти их сокращения — и поди пойми, что именно сокращали! Точка, пропуск, буква большая или маленькая — каждая мелочь меняет смысл.
Кер понимающе усмехнулся.
— Недаром они хороший почерк годами тренировали. Напиши письмо, как индюк лапой, и вместо нежного послания выйдет «прощай, я люблю другого».
Видно, почерк был больным местом: парнишка заёрзал, покраснел и нервно засмеялся, явно ища способ сменить тему.
— А… э… а про кого Арден это сказал? Кто — первый?
— Шер. Многие, особенно в Таднире, даже считали, будто Алфарин пришёл именно из-за него: из-за поступка столь правильного и отважного, что он стёр все следы глупого и злого с пути Тефриана, уже почти завершённого, — и раз ничто в Сумраке нас не спасло бы, судьба явила спасение из Мерцания.
— Тот поступок, за который он стал богом? — возбуждённо перебил мальчик. — Что же он сделал?
— Чудо героизма, — серьёзно сказал Кер. — Почти невозможное: поверил. Поверил тем, кому не верил никто, — прекрасно зная, в какие клочья вмиг разлетится принадлежащее ему доверие Тефриана. Не в бою отдал жизнь, а куда хуже: решился жить, погубив себя. Жить среди людей, чуть не в лицо зовущих его идиотом, а за спиной — предателем. Причём худшим из возможных: предал сам Свет, а ведь он король — выходит, всю страну отдал Тьме. В конце первого года войны Шер объявил королевскую защиту всем вэй Тефриана, а тем, кто придёт к нему и предложит помощь в войне, обещал статус элан — элеа’хайан, главных военных советников трона, с правом отдавать приказы командорам братств.
— Вот братства-то порадовались.
— Радости всем хватало. Дети Тьмы ведут армию против детей Тьмы, и король — то ли колдовство отняло разум, то ли глуп с рожденья — решил, будто наши с теми не поладят! Будто они не мечтают о мести! А ведь и он наверняка сомневался, глядя, как тают братства, погода обезумела — летом снег, зимой потопы; оружейники не спят из-за ночных кошмаров, а женщины, ждущие детей, умирают… всё рушится, никакого чуда вэй не сотворили, и войне конца не видно. Он и сам не мог не бояться измены, не винить себя. А уж другие вовсю и винили, и проклинали. Ещё бы он не стал богом! Понимаешь?
Дан молчал, напряжённо морща лоб. Кер вздохнул.
— Умереть легко… ну, не всегда, но и те, кто под пытками умирал, знали: они не предали. А Шер не знал, лишь верил и надеялся. Но страх стать предателем в глазах своего народа — а проиграть ведь могли и без всяких измен, просто от слабости, но всё бы свалили на его выбор Тьмы, — даже страх участи хуже любых пыток не остановил его. Потому он и бог Ордена: он знает, что значит ради долга и верности стране отказаться от чести — как, может, придётся и нам.
О Шер, только не я. Я не герой, как ты, но если не худший из Рыцарей, не дай мне испытать это. Откуда у меня чувство, что я увижу Тьму, что она уже совсем близко?
— Мы должны быть готовы потерять Орден. И если дети Ордена ещё и не будут любить друг друга, что им останется?
Только зарегистрированные и авторизованные пользователи могут оставлять комментарии.
Если вы используете ВКонтакте, Facebook, Twitter, Google или Яндекс, то регистрация займет у вас несколько секунд, а никаких дополнительных логинов и паролей запоминать не потребуется.