Глава 5. Интермедия

Среди хаоса жизней, сплетённых в лесу воедино в странную, причудливую, пульсирующую сеть дыханий, страхов, желаний, голода и смерти, — он выделил одну… линию? Нить? Гармонику, тонкую настолько, что даже сам едва мог уловить её.

Тронуть подушечкой пальца, кончиком языка. Ощутить вкус.

В ожидании наслаждения куда более сладостного. Впитать и поглотить… и раствориться. Стать частью того, что вбираешь.

Соединить кровь. Давний позабытый осколок вернуть в узор, приведя его к абсолютной, неоспоримой, победительной гармонии.

Золотой Сокол будет смотреть его глазами, продолжая свой полёт.

Охотник ушёл в эти приятные грёзы столь глубоко, что допустил ошибку, причём роковую, непростительную для того, кто устраивает засаду. Он замечтался и пропустил вторжение постороннего. Если же учесть, что этот вторженец узнал его и тотчас понял — пусть не цель, но суть того, что здесь происходит, и счёт времени до полного, сокрушительного провала шёл на доли секунды, — то убить его немедля было естественно, как дышать.

Он не стал скрывать от самого себя, что уничтожение доставило ему удовольствие. Это было красиво, аккуратно — отличная работа. В мире, где любое деяние Чар проявлялось на ткани Поля несмываемым отпечатком, тотчас выдающим, кто свершил его, — он единственный понял, как не оставлять таких отпечатков.

Единственный за многие, многие годы странник меж миров… Тайный странник. Если мог он скрывать следы проникновений — неудивительно, что выучился и стирать «подпись», творя убийства.

Но вот чего он никак не мог предусмотреть — что вторженец будет не один. Хуже того: второй (юноша, почти мальчишка, однако с явно открывшимся зрением Чар) стал свидетелем убийства. А охотник был полностью обессилен, и уничтожить мальчишку уже не мог; даже сил телесных на это сейчас у него не оставалось.

Миг ликования, чувство триумфа и гордость — всё обратилось в пыль. Он даже не мог осознать этого; молча, не ощущая ни горечи, ни гнева, смотрел на своё поражение. Провал плана, вынашиваемого много десятков лет.

Мальчишка. Ребёнок. Бессильный, наивный…

Как символично.

У него вырвался короткий странный звук — нечто среднее между рычанием и смехом.

Юноша приблизился совершенно спокойно и сложил руки в вежливом, но без особого преклонения, приветствии.

— Милорд магистр, ясного дня. Мне кажется, мы с вами можем помочь друг другу.