Глава 21. Взгляд в прошлое. Год холодной зимы

Их ночные сражения начались три года назад — холодной зимой, когда Энтису было двенадцать. Его первая холодная зима в одиночестве… и все пять лет с прошлой холодной зимы, оставшись без мамы, а затем и без отца, он превращал себя в человека с душой из стали. Отчётливо он понял это не сразу, а уже совсем взрослым — в десять. В миг, когда стоял на стене на вершине башни и смотрел вниз на крошек-людей, думая, как легко сделать шаг. Просто туда качнуться. Сейчас его держали крепкие руки взрослого, но прийти сюда ночью одному… Он не струсил — передумал. Этот шаг второй раз убил бы маму, сделав её жертву пустой, а этого он не мог допустить. Больно ему или нет, всё равно. Но жить, если так больно, он не мог тоже — и решил сделаться тем, кто боли не чувствует. Он брал папин меч, вынимал из ножен, клал на колени, подолгу всматривался в синевато блестящую сталь. Водил по ней ладонями, прислонялся к лезвию щекой. Сталь была твёрдая и прохладная — и с ней рядом становилось прохладно, спокойно… даже когда ему хватило ума приволочь меч на площадку и вызвать Мейджиса, за что закономерно и получил — всё равно покой и прохлада окутывали его и стирали следы слёз. Ветер. Сталь была похожа на ветер… застывший ураган. То было пять лет назад.

И перед холодной зимой, в двенадцать, он то и дело ощущал себя сталью. Холод и твёрдость, острота. Он мечтал о дне, когда сталью можно будет сразиться, но от этого момента его отделяли три года — как и от разрешения на любовь. Тут что-то было, какая-то особая суть… право испытать близость тел, право обнажить клинок, который может тело разрезать, тоже сближаясь, проникая… и в том же возрасте, в пятнадцать, он сможет уйти на Путь. В его смутных грёзах всё это слилось воедино, а в снах иногда сливалось так, что он просыпался с бешеным стуком сердца, вцепляясь зубами в подушку и не совсем понимая, что же это он делал и с кем… и как человек, Рыцарь, может даже во сне делать подобное. Из-за этих снов и стонов, которыми будил ребят, он от них и перебрался в покои Крис-Таленов — в одиночество.

И там его поймала холодная зима. Та из пяти, когда с неба падают белые хрусткие хлопья — снег — и одевают деревья волшебными кружевами (совсем как те, что, наверное, видят чар-вэй в Мерцании). А реки, ручьи и озёра покрываются льдом, и целый знак по ним можно ходить и даже кататься. Но это если любишь холод, самый настоящий, замораживающий даже дыхание. Мало кто в такое время рискует вылезать из тёплых домов на улицу. И все тренировки переносятся в залы, и в парке не спрячешься в зарослях, как обычно, не полежишь на траве, любуясь цветами… хотя он всё-таки уходил гулять меж непривычно белоснежных узорчатых деревьев и бродил по лишённому красок саду, пока пальцы на руках и ногах совсем не застывали.

А ночами он брал папин меч (чего, конечно, делать не следовало) и шёл с ним в собственный тайный зал. На самом деле — вполне обычный, но в том коридоре на верхнем этаже учебной башни не было ни мастерских, ни студий, ни жилых помещений, а ещё в зале на одном из окон не было стекла — странно, но поэтому сюда и в более тёплые времена мало кто заглядывал, а уж холодной зимой желающих не было вовсе. Тем более, ночью. Кроме него.

Там светились, хоть и тускло, кристаллы, стояли вполне годные манекены — ничуть не медленней остальных. Для тренировок всего хватало. Только было ветрено и зябко, почти как на улице, но ведь он сюда приходил упражняться, а не пить шин и читать книжки; даже и хорошо — не хочешь закоченеть, будешь двигаться пошустрее.

Когда Джер появился в проёме двери — точно посередине, прямой, как на церемонии после состязаний, с рукой на эфесе меча — Энтис не успел даже испугаться: столь беззвучно тот подошёл. Будто возник из воздуха, как при вэйском нырке. Спокойный, сосредоточенный. И несомненно видящий его меч — не учебную деревяшку, а сталь. Прятать было бессмысленно.

— Я заметил, что ты сюда идёшь. Хочешь сразиться?

Оружие Джера чуть скользнуло из ножен — знакомым синеватым блеском. Энтис выдохнул:

— Сталью? Нам нельзя.

— А кто узнает?

Невозмутимостью Джера Ситтина вполне можно было от той самой стали закрыться: не проткнёшь.

— Только с защитой, — копируя его ровный тон, бросил Энтис, приближаясь к стойке и выбирая чехол. Джер подошёл следом и тоже аккуратно зачехлил лезвие меча. На самом деле защита была весьма условна — сильный удар прорезал бы и чехол, и плоть; но главную задачу — превратить рану из смертельной в просто нехорошую — она выполняла.

Вопиющее нарушение правил должно было, конечно, встревожить его, вызвать протест… а он едва сдерживался, чтоб не засмеяться. Восторг, а не страх переполнял его — и здесь, в неярко освещённом ветреном зале среди ночи, всё казалось правильным, хотя и смахивающим на сказку.

— Я не танцевал со сталью ни с кем… невзрослым, — уточнить пришлось из-за того раза с Мейджисом, и пояснять ему не хотелось, но Джер не переспросил, лишь кивнул:

— Я тоже. Но почему бы не начать сейчас. Мы же умеем отбивать, — и затем стремительно атаковал, и дальше был лишь танец, лёгкие быстрые движения и приглушённый чехлами звон стали.

_ _ _

Тогда они ещё бились осторожно, удары наносили плашмя и особо не напирали — и не так уж сдерживаясь, ведь силы были равны. Это они поняли почти сразу — впрочем, без удивления: сражались они не впервые, на площадках их ставили парой не раз. Вот сами они друг друга не вызывали, как-то не случалось… и Энтис вряд ли объяснил бы, почему. Но этой ночью, а затем и следующей, и другими — не сговариваясь, они шли сюда в полночь и молча вступали в танец-бой. Знакомые приёмы, и совсем новые, и даже те, что на площадках могли бы и не одобрить — в ход шло всё. Один меч, два меча, смена рук и тайные кинжалы… чувство полной свободы пьянило. Отчего Энтис не сомневался, что Джер не обидится и не разозлится на его «нечестные» уловки, он не знал — но так и было. Он и сам не злился и не смущался, когда более высокий и сильный соперник толкал его на пол или стену с размаху, а порой и на стойку с оружием (волновал его разве что грохот, а не ссадины и синяки: зима удачно позволяла прятать их под одёжкой с плотным воротом и длинными рукавами).

Правда, вставать утром было всё труднее, и он начал просыпать первые уроки. Его это огорчало, да и Кер хмурился и зудел, но отказаться от ночных сражений он не мог — а раз Джер преспокойно пропускал занятия тоже, навёрстывая чтением книг в библиотеке или в покоях Ситтинов вечерами, то Энтис решил, что и ему можно. Главное, знать все ответы на вопросы учителей, чтоб не пожаловались Мейджису. А уж это у него получалось.

Но однажды веселье всё-таки закончилось плохо: Энтис с нежданным успехом провёл хитрый приём, изобретённый только что, и не успел остановить замах. Лезвие с силой рубануло Джера по предплечью, разрезая и тонкий чехол, и свитер, и руку под ним. Едва успев зажать зубами вскрик, Энтис бросил меч и кинулся к полке с бинтами и лекарствами. Джер молчал, только разок поморщился, когда на нём туго затягивали повязку.

— Прости, — растерянно пробормотал Энтис, понятия не имея, как быть дальше.

— Забудь. Я же сам пропустил. Отличный выпад, кстати. Завтра покажешь?

— Ты что?! Всё, дотанцевались… — он нахмурился. — И я должен, наверно, рассказать. Мейджису.

Джер вздёрнул бровь:

— Чтоб ещё и от него попало? Обоим? Мне это как-то совсем не нравится.

В этом был смысл: добавлять к ране наказание, пусть и не болезненное для тела, но для самолюбия — наверняка, было не очень-то справедливо. Джер такого не заслужил. Энтис подобрал меч и коротким резким взмахом опустил на свою правую руку — в том же месте, куда ранил Джера. Вот теперь тот дёрнулся и блеснул глазами:

— Зачем?

Ответ они знали — оба. И каждый знал, что второй знает. Энтис выдавил сквозь стиснутые зубы подобие улыбки и принялся за перевязку. Джер отнял у него неситовую мазь и полил порез настоем медвянки, а потом помогал управляться с бинтом и убирать с пола следы крови — к счастью, брызнуло лишь несколько капель, быстро впитавшихся в обрывки свитера.

— Я искупления не ждал.

— А я не тебе, я для себя. Сознаваться нельзя, пускай тогда так. Даже лучше. Всё между нами… — вдруг Энтис понял, что в этот отличный план не вписывается одна деталь: — Ой. А занятия?

— Пропустим, — спокойно заявил Джер. — Отцу скажу, перетренировался, полежу денёк. И ты давай. Отец допытываться не станет, мне же не пять лет. А Мейджису вообще не до тебя наверняка.

Энтис медленно склонил голову, старательно возя сапогом по полу тряпку, в которую превратился Джеров свитер.

— Ну да. А всё-таки я сглупил. Надо было тебя предупредить… не нападать всерьёз. И зачехлять понадёжнее.

— Да перестань ты, — в голосе Джера звучало искреннее удивление. — Мы же воины. Конечно, всерьёз. Только так и стоит сражаться. Дышать, танцевать и любить нельзя понарошку.

И он кивнул снова, соглашаясь, потому что Джер был прав — но и неправ тоже, и сходу во всём этом разобраться он не мог. Особенно когда рука болела, и конечно, не меньше болела рана Джера — из-за него… Он вернулся в покои, упал на кровать, не разуваясь, и с открытыми глазами лежал до утра, глядя в окно на бледные зимние звёзды. Потом выкопал в потайной комнатке самый большой и бесформенный свитер (доходящий ему до коленок и с рукавами, которые пришлось подвернуть втрое, но зато повязку под ним уж точно не заметят) и пошёл на занятия. Для себя снова, теперь по-настоящему, ведь Джера там, конечно, не будет. А одного пореза, он чувствовал, не хватало для искупления, тем более такого показушного, а вот просидеть весь день на уроках — это достойная плата… И хоть уйти с тренировки он мог без проблем, но не стал. Взял меч в левую руку и вошёл в танец с Брентом, сохраняя на лице и в осанке пелену уверенности и покоя — просто бой, просто один из его экспериментов. Танец увлёк его так, что о дёргающей боли он позабыл — пока не натолкнулся взглядом на лицо Джера. Надменное, как всегда в поединках, хоть и бледнее обычного… и оружие в левой руке. И тень улыбки на губах Джера отразила его собственную — впрочем, её мигом стёрла напористая атака Брента. Которого, кстати, он в итоге и левой победил.

Ночью он пришёл в свой студёный зал и сел в уголке, почти упал, прислонясь к стенке спиной и наконец-то отдаваясь усталости — ведь Джер не придёт, сегодня точно, а может, и никогда, и зачем он сюда припёрся и чего ждёт… дрёма поймала его, во сне тихий голос звал его по имени — а подняв ресницы, он увидел прямо перед собой Джера Ситтина, стоявшего возле на коленях.

— Спать лучше на кровати. Отложим танец до завтра? — Джер протянул ему два плотных кожаных чехла: — Смотри, с ними безопасно. Взял у отца. Так взрослые сражаются. А может, недельку переждать, раз уж ты ходишь на тренировки?

Энтис улыбнулся и встал — плавным быстрым движением, как учил когда-то папа, называя это «броском змеи».

— Нет уж. Пришли, так станцуем — всерьёз, сам сказал. В настоящей битве враг тебя недельку ждать не станет. Бой!

_ _ _

Так продолжалось до исхода холодной зимы. Ещё пару раз они ухитрились поранить друг друга, не закрепив чехлы толком; но это уже их не пугало — обоих. Вместо смущения и извинений они смеялись — отчасти пряча за смехом боль, отчасти потому, что и вправду было весело вот так рисковать, танцевать на грани, целиком доверяясь друг другу. Весна вновь развела их, сделав ночные сражения слишком опасными, ведь весной не только они бродили по замку ночами, ища уединения в пустых залах — и не для боевых танцев.

Потом Энтис влип в ту историю с беседкой и двойным искуплением, а после неё в серьёзные тренировки со старшими и нежданно — не менее серьёзный присмотр Мейджиса. Но это как раз было приятным сюрпризом, потому что Мейджис вдруг взял и подарил ему жеребёнка — годовалую арасинку. Арасинку! Лошадку лучшей и самой дорогущей из тефрианских пород! Энтис едва мог поверить — стоял перед наставником молча, как дурак, впившись застывшими пальцами во вложенный в руку повод (очень красивый, кожаный с серебром, сплетённый хитрой косичкой) и не зная, что сказать.

— Не жди лёгкости, её не объезжали. Придётся самому, — Мейджис скупо усмехнулся. — Каждый день, если хочешь на Северинские скачки.

Энтис вскинул голову, задохнувшись от восторга: знаменитые конные состязания, самые значительные в стране, проходили в конце осени. И хотя в седле он держался очень даже неплохо и в замковых скачках выигрывал уже не раз, но это же дома, среди своих… а туда, где соберутся лучшие наездники Тефриана, он и не мечтал. А тут!.. и сам Мейджис почти обещает, что запишет его… вот это да!

— Конечно! Я буду всё время… а кого мне попросить потренировать меня, милорд? Как вы думаете, кто согласится? А по возрасту я пройду? Туда можно в тринадцать?

— Ты же Рыцарь. Можно, само собой. Тренировать тебя буду сам. Если не лениться, за полгода привести лошадь и тебя в форму как раз успеем.

Он едва сдержался, чтоб не кинуться приёмному отцу на шею, вместо этого обхватив за длинную шею лошадку… и едва отдёрнулся от клацнувших зубов. Мейджис рассмеялся:

— Поосторожней! Без пальцев скачек не выиграешь. Она злюка, мне её отдали под хор вздохов облегчения: всех залягала и искусала. Тут предстоит попотеть. Справишься?

Энтис с жаром закивал: норовистые лошади его сроду не пугали. А эта была настоящей красавицей, грациозной и мускулистой, с шёлковой длинной шерстью сочного рыжего, как огонь, цвета. Его собственная лошадка! И состязания впереди, и как знать…

— А с пальцами выиграть могу? — он улыбнулся, отвечая шуткой на шутку, но Мейджис ответил всерьёз:

— Почему нет. Посадка у тебя неплохая. И ты обходил многих на лошадях не из лучших. А на арасинке взять Северинский приз — задача вполне по силам. Если не верить в победу, то стоит ли и стараться?

И он кинулся в подготовку с головой, на грани чувства, что видит сон, и опасаясь проснуться. Своей лошадью не мог похвалиться почти никто в их компании, даже Кер. Но насмотревшись на Кусаку и счастливого друга (то и дело с неё летающего, но какая разница!) и наслушавшись его рассказов об искусстве верховой езды, видах состязаний, чемпионах и прочем, к концу лета и он решился попросить у отца жеребёнка — и вскоре гордо красовался верхом на крепеньком пегом Листопаде. Однако на участие в знаменитых скачках не претендовал, а оценив тренировки Энтиса и манеру Лорда Трона поправлять ошибки всадника хлыстом, стал поглядывать на друга с откровенным сочувствием. А Энтиса это смешило: любой способ хорош, был бы результат! В юности Мейджис и сам не раз брал призы на крупных тефрианских скачках, и уж ему-то виднее, как правильно учить победителей.

Порой поблизости гарцевал Джерин Ситтин на своём Громе, невозмутимый, как всегда. Энтис краем глаза ловил детали: осанку, положение рук и ног, манеру держать поводья — всё, что создавало впечатление лёгкости и изящества, словно всадник и лошадь — одно. Он понимал, что Мейджис добивается и от него подобного совершенства — и даже большего, мастерства не одного из многих, а лучшего из всех. Но просить ещё и Джера тратить на него время казалось неловким, неправильным. Мейджис вовсе не отдыхает из-за него, но хоть вызвался сам, а Джеру какой толк играть в наставника… а вот когда Энтис научится, можно будет предложить заезд на скорость, не чтоб победить, а просто для удовольствия.

_ _ _

Лето и осень проскользнули незаметно — вот он впервые сошёлся в бою с Клентоном и впервые сел на Кусаку, а вот уже завершается знак Танцора, и они с Мейджисом (и доброй половиной замка в придачу) отправляются на Северинские скачки. И хотя жеребята от двух до трёх лет бегут по самой лёгкой программе, и даже ставки делаются лишь на двойки лидеров, а не каждого в отдельности, как во взрослых состязаниях, — но какая разница! От замка Эврил записалось ещё двадцать наездников (один — настоящий профессионал, участник всех крупных скачек за последние десять лет, главная гордость и надежда замка), но в заезде двухлеток Энтис оказался единственным.

И это возбуждало. Такое он чувствовал впервые: не страх проиграть, выставить себя неумёхой или разочаровать Мейджиса — нет, он знал себе и Кусаке цену и знал, что сделает всё возможное, так чего же бояться… ожидание было волнующим, но приятным. И не касалось оболочки из стали, которую он так долго создавал. Сталь искрилась серебром льда. Тревожился Кер и другие, особенно девочки; он же был спокоен и готов. И лишь по привычке скрывал от всех, как ему весело.

Они заняли целую огромную ложу — оказалось, специально отведённую для Эврила. Ложи других замков располагались по соседству, старшие мигом отыскали там знакомых, и все перемешались. Энтиса позвали вниз, в конюшни: надевать особую одёжку в цветах Тени Эврил и готовить лошадь к старту. Он глянул на Мейджиса: тот тоже был каким-то слишком напряжённым, закрытым — Лорд Трона, а не брат, учитель и лучший друг отца, и Энтису хотелось его подбодрить. Но обещать победу заранее — дразнить судьбу, так что он ограничился улыбкой. Мейджис кивнул, не улыбнувшись в ответ, и ребята желали удачи серьёзней некуда, но одну усмешку он заметил — в глазах цвета стали. Джер чуть вздёрнул бровь, как в тайных зимних сражениях, и Энтис уловил у него — или придумал — то же холодное веселье, что переполняло его самого.

А когда он вернулся, слегка ошеломлённый от того, как быстро всё закончилось, — вот тут веселились уже все. Кричали, смеялись, девочки висли на шее; даже старшие хлопали его по плечам и лохматили волосы (ему не нравилось, но он терпел: зачем портить людям радость) — а ведь он не пришёл к финишу первым. Ему вообще казалось, что третьим, но судьи решили иначе.

— Обошёл на кивке, — пояснил очень довольный Лорд Трона — таким Энтис и не помнил его, и всё это вместе усилило ощущение искристого, терпкого, как эль, возбуждения. Эль он сейчас пил впервые, как и Кер, и наверняка все в их компании, но почти не чувствовал вкуса, лишь оттенки запаха: кедр, миала, хвоя, крыжовник. Огорчения из-за второго места не чувствовал тоже: шли-то с тем парнем всю дорожку почти наравне и награду получили одинаковую. А ещё оказалось, Мейджис ставил на то, что он попадёт в двойку лидеров, и теперь благодаря Энтису денег в замковой казне прибавилось столько, сколько не всякий взрослый за знак заработает! Свой выигрыш он сразу сунул наставнику: мысли о том, что можно оставить себе, у него и не мелькнуло. Но тоже сделать ставки на других всадников Эврила — это было бы интересно! Мейджис, редкостно уступчивый сегодня — будто и не Лорд Трона, а мальчишка вроде тех, что весело подшучивали над взбрыками Кусаки и прикидывали её шансы выиграть через год уже взрослые скачки, — охотно согласился, что рискнуть призом Энтис имеет право, да и какой риск, если ставить на Тревиса Сэндона, их лучшего наездника и фаворита главного забега. А когда Энтис попросил всё-таки сделать равные ставки на всех ребят Эврила, наставник засмеялся и поспешил вниз, а вернулся в сопровождении служителей с кувшинами эля и горой пирожных — чуть ли не ста сортов, каких Энтис и все, кто из замка выбрался впервые, никогда и не видели!

— Вот она польза от ставок, — шепнул Джер, смеющимися глазами осматривая поднос. Энтис быстренько проглотил то, что было во рту, жалея, что попробовать каждое никак не получится, а с собой всю эту кремовую ароматную красоту не заберёшь, и уточнил:

— Думаешь, это не бесплатно? Он тратит для нас то, что выиграл на моём заезде?

Джер ловко поймал языком капельку джема, едва не упавшую прямо на белый сапог.

— Бесплатно вон у соседей печеньки. Он много на тебя поставил. А другие нет. Удачно! — вновь успешно спас праздничный наряд от вишнёвой кляксы и небрежно добавил: — Это было красиво — вы с Кусакой. Как полёт. О, смотри, начался круг с барьерами!

Ощущение разноцветного, пьянящего, нежданно весёлого праздника не оставило его, даже когда часть его ставок улетела в болото, ибо не все ребята Эврила выиграли. Но скакали-то все отлично, а первое место — оно ведь одно, на всех по-любому не хватит. Зато Тревис, их главная надежда, пролетел весь барьерный забег поистине как птица… или как вейлин, восхищённо кричал кто-то в неистовствующей толпе: забег был самым главным. Многие приехали в Северин из самых дальних краёв Тефриана именно ради него. И тут уж ставки были не чета паре стелов Энтиса — судя по обрывкам речей вокруг, на Тревиса (точнее, его коня Алфарина) ставили целые состояния. А кто-то, уловил Энтис, ставил против. И они сейчас вовсе не радовались. Правда, в ложе Эврила он огорчённых лиц не видел, но его внимание будто раскинулось пологом над тысячами людей, знакомых и нет, слух внезапно обострился и выхватывал из общего гомона фразы, которых вообще-то он никак услышать не мог, как и выделить из толпы лица: сияющие восторгом и серые от огорчения. Всё это поражало… но он не был поражён, и это тоже было удивительно. Он жевал пирожные (хорошо, что перед состязанием почти сутки не ел и места в желудке хватало), пил эль, который ему подливали (Джерин справа, Кер слева, иногда шипя друг на друга за то, что ему хватит, но не останавливаясь) — и за всем этим он ощущал глубокие течения желаний, расчётов, надежд и поражений.

Тревис вошёл в ложу, с сияющей улыбкой и глазами, полными усталости и чего-то ещё, что Энтису не понравилось. Старшие ребята столпились вокруг, но молодой наездник быстро пробился к Мейджису и обменялся с ним взглядами, в которых радости было куда меньше, чем тревоги. Энтис понимал, что это не его дело, но слух-то пригасить не мог… и не хотел: беседа вдруг поймала его, заинтриговала, и ведь он же нарочно не подслушивал!

— Всё в порядке, — быстро сказал юноша. — Они не пытались. Я так и предполагал.

— Но если бы захотели, ты бы не помешал. И тебя-то вейлин бы собрал, а коня не факт.

— Факт, — хмыкнул Тревис. — И они не идиоты, бодаться с Рыцарем. Ну скинули бы, а потом я что, промолчал бы? И кого бы послушал комитет? А что бы было на записях?

— Если угрожать они достаточно идиоты, — процедил Мейджис, — то и рискнуть могли. Вывести тебя с поля того стоило. Почему не поднять шум? Ты и твои идеи… из сказок…

— Идея моя сработала, — Тревис глубоко вздохнул и косо усмехнулся. — Предупредить — дать шанс. А идти в комитет — окончательность. Ребят бы выперли. А кто за ними стоял, тем бы сошло с рук. И со мной бы все перестали разговаривать, и с прочими орденскими наездниками заодно, и что хорошего? Нас и так не особо обожают.

— Чудно. Мысли в самый раз для Рыцаря. Главное, чтоб обожали, ну да. Продолжишь?

— Конечно, — отрезал юноша с таким категоричным видом, словно его спросили, продолжит ли он соблюдать заповеди или дышать. Лицо Мейджиса выражало отнюдь не согласие, но он промолчал, а Тревис пожал плечами с ухмылкой и отошёл к столу с едой и элем. Энтис стоял к нему вполоборота и не таращился… и никак не ожидал, что наездник приблизится и положит руку ему на плечо, будто наставник или хороший знакомый:

— Отлично скакал. Захочешь стать профессионалом, помогу. Но ты подумай. Это не сплошные победы, без падений тут никак, а через знак ломать кости небольшая радость. А вокруг будут не одни братишки из Ордена.

Энтис не знал, что сказать. Рядом стояли Кер и Джерин, и выглядеть трусом вовсе не хотелось… но он каким-то образом понимал, что дело не в переломах. И речь не только о настоящих падениях… Он кивнул, и к счастью, Тревис кивнул тоже и ушёл, не дожидаясь ответа. А он уверенно улыбнулся и потянулся за очередным пирожным, зная, что ребята не переспросят — просто потому, что они-то не поняли. И сознавая — с ноткой печали — что этот праздник и впрямь не повторится.