Глава 054

ГЛАВА 54

В субботу я проснулся поздно и в полдень столкнулся с отцом в коридоре. Тот был в классическом костюме серого цвета, белой рубашке и при вишневом галстуке. Галстук!? Последний раз я видел отца в галстуке, когда тот служил еще в армии. Вся одежда на отце была новой, такой у нас в доме не водилось. Даже туфли у двери стояли новые. В спешке покопавшись в шкафу, отец что-то взял, пошел в свою комнату, там взял пакет, в котором звякнула посуда с приборами, и виднелась бутылка шампанского, обулся, накинул куртку и вышел из квартиры. Недоумевая, я пошел на балкон, открыл оконную створку и глянул вниз. Отец торопливо прошел по дорожке под балконом и скрылся за углом дома. По всем признакам вывод напрашивался один — он шел к женщине. А в воскресенье я увидел и ее. Отец так же вышел из дома все в том же костюме и с тем же пакетом, я снова глянул вниз — брюнетка около сорока стояла на дорожке у самого угла дома. Отец поравнялся с ней, и уже вместе пара скрылась за углом. «В санатории познакомились, не иначе», — подумал я и вернулся с зябкого балкона в теплую квартиру.

— А че, Серого нет что ли!? — удивился я, едва утром понедельника явился в новый офис и поздоровался со всеми — Верой, Валей и Борисом.

— Ром, да, Сережи не будет, он заболел… — кивнула Вера и, словно в подтверждении ее слов, мой телефон зазвонил.

— Ромыч, привет… — низким простуженным голосом произнес Сергей. — Я приболел тут немножко, температура у меня, насморк… ты там один справишься?

Для пущей убедительности он вплел в интонацию нотки жалости и бессилия, будто не банально простыл, а заболел смертельно. От елейности тона Сергея меня передернуло. Все иногда подхватывают простуду, но ведут себя по-разному. Одни или переносят ее на ногах, что в принципе, плохо, или отлеживаются в самые тяжелые дни, но едва забрезжит улучшение, бегут на работу. Другие же болеют с удовольствием, ставя в известность всех и изображая из себя «умирающего лебедя». Я как раз выслушивал одного из «лебедей».

— Серый, да справлюсь, куда деваться! — сказал я. — Ты там давай, выздоравливай!

— Аха, Ромыч, ну спасибо тебе большое… — продолжал тот чувственно недомогать. — А то у меня тут все сразу и сопли, и температура и горло… еле хожу...

— Серый, ну выздоравливай! Все тут будет нормально, не волнуйся!

— Ну спасибо, Ромыч… пока… — выдавил из себя напарник, и мы простились.

— Так… — выдохнул я, собираясь с мыслями. — Вер, че там у нас по заказам?

Рабочий день начался. Вдвоем за полчаса мы обработали все заказы — я созвонился с клиентами, собрал заказы на последующие дни, а Вера подготовила накладные и отчеты за предыдущий месяц. Через полчаса к офису подъехал отец. Отпустив Веру и забрав все бумаги, я преодолел два пролета лестницы вниз и с радостью прыгнул в родную «газель».

— А Сергей где? — произнес отец.

— Серый заболел, простыл… — сказал я, и мы покатили на склад.

— И долго он болеть планирует? — уточнил отец, словно читая мои мысли.

— Не знаю, — пожал плечами я. — Но лучше его простимулировать, чтоб поскорей на работу вышел, а то вдруг ему понравится болеть...

Я допускал мысль, что Сергей может выздороветь через пару дней и отдохнуть

сверх этого еще столько же просто так. Мне не нравилась перспектива таскать коробки за двоих, покуда тот лежит дома в тепле и пялится в телевизор. Сергею я уже не верил.

— Ну да, — потянулся отец за сигаретой, приоткрыл окно и закурил, — мысль верная… Сережа — тот еще фрукт… Скажи ему, что пока он болеет, его зарплата тебе будет идти!

— Да не, вся зарплата — это жирно, конечно… — отклонил я жесткое предложение отца. — В конце концов, Вера как бы его замещает, только вот на складе я один… Я думаю, можно будет сказать, что пока он болеет, я буду получать за грузчика. И сумма не такая большая… И Серый быстрей на работу выйдет… он на деньги прижимистый, не захочет, чтоб мне в карман шло больше, чем ему...

Мы загрузили в «газель» полторы тонны и покатили по клиентам. Все вернулось на круги своя — я, отец и «газель». За два с лишним года я отвык от такой работы. Поначалу даже чувствовал себя неловко. Отвыкли и наши клиенты. Работники всех фирм, где я стал появляться с отцом на «газели», удивлялись одними и теми же вопросами. Отшучиваясь, я говорил, что теперь товар будем возить по-разному. Так я проработал всю неделю.

— Вер, смотри… — сказал я посреди недели. — Скажешь Серому, что пока он болеет, я буду за грузчика начислять себе деньги, поскольку таскаю на складе коробки за двоих… Там сумма небольшая, но все-таки… чтоб как-то справедливо было, хорошо?

— Ну ты позвони ему сам и скажи! — отмежевалась тут же Вера.

Мне не хотелось говорить с Сергеем на эту тему, и внутри боролись две ипостаси — одна считала мое решение непорядочным и не партнерским, другая, умудренная опытом общения с Сергеем, точно знала, что решение верное.

— Вер, давай так… Ты ему озвучь дома, если у Серого будут вопросы, пусть звонит, хорошо? — припер я Веру к стенке.

— Хорошо, — сдалась та и, все поняв, лукаво ухмыльнулась.

Сергей позвонил на следующее утро. Не сказать, что в его голосе звучал апломб, но мое предложение одобрилось без желания. И тут же Сергей пошел на поправку и 12 числа в понедельник вышел на работу.

— Роман, а че мы Анатолию Васильевичу платим за развоз по часам, а Пете просто платим тысячу за день? — сразу поднял вопрос он. — Просто услуги Анатолия Васильевича нам дороже обходятся...

— Серый, ну поговори с ним, может он и согласится на тысячу… Но я сомневаюсь… С какой стати он это будет делать? Это стандартная почасовая оплата — двести рублей в час. Все так возят. Это с Петей нам повезло, он понимает, что у него машина старая, тент, часто ломается. А у бати и «газель» посвежее и будка высокая.

— Роман, ну может, ты сам с ним поговоришь? — крутился Сергей.

— Да поговорю, — пожал я плечами. — Без проблем.

— Нет, за тысячу не буду, — тем же вечером отрезал отец. — Есть стандартная оплата, будьте добры ее платить. Не хотите — ищите другого извозчика. И коробки ваши я тоже таскать не собираюсь… Вы определитесь там с Сережей, кто из вас будет ездить со мной, вы вдвоем или по очереди, мне все равно...

Я передал слова отца Сергею.

— Ну, будем ездить с ним, сдавать товар сами… — вздохнул картинно тот. — Раз Анатолий Васильевич выставляет такие условия… У нас же нет выхода...

— Серый, отец не выставляет никаких условий… — удивился я, как ловко тот сместил акцент. — Просто он возит по той же ставке, что и все в городе… С какой стати он должен возить нам дешевле? Потому, что он одного из нас родственник? Но он же не просит платить ему больше, потому что он родственник!? Я считаю, что все справедливо. Да и вызываем мы его не часто, когда уж Петя не может. Мы же можем и отказаться, найти другого водителя по объявлению за те же деньги… Просто, давай выберем и все...

— Да я понял, понял… — состроил грустное и обреченное лицо Сергей, вздохнул. — Да не, будем ездить с Анатолием Васильевичем теперь, раз уж начали… Вер, посчитай деньги. Сколько мы там Ромке должны за работу грузчика, пока я болел?

Та пробежалась пальцами по калькулятору и озвучила цифру. Сергей вынул из портфеля пачку денег, «общак», отсчитал сумму и положил деньги передо мною на стол. Я убрал их в карман джинсов.

Близость зимы уже чувствовалось по утренним заморозкам. Я сменил джинсовую куртку и бейсболку на черную короткую зимнюю куртку с меховым воротником и черную вязаную шапку. Осенние ботинки я заменил на черные, а-ля военные, «берцы», заправил в них голубые джинсы и в таком виде стал ездить на работу. Удобно, особенно при работах на пыльном складе, где вещи изнашивались в один сезон.

— Ох, Роман, — схватился Сергей за голову, завидев меня такого, и прыснул смехом.

— Че — Роман!? — подыграл я, разглядывая себя в большое прямоугольное зеркало. Я глянул на свое отражение еще раз и уловил разницу между собой нынешним и тем, каким был пару лет назад — курящий, выпивающий и таскающийся ночами напролет по клубам. Я изменился. Мозг тут же напомнил мне отношение Сергея ко мне прежнему — он потакал моему образу жизни. Новый же я был ему неудобен — я припомнил все реакции Сергея на мою трансформацию: задумчивость, молчаливый анализ, конкурентные попытки угнаться за мной или хотя бы сделать вид, что и он не отстает, поддевки моих устремлений, провал всех своих потуг и по итогу — редкие смешки и молчаливое недовольство. Еще одна ложка дегтя упала в уже давно горький мед. Я ясно осознал, что иду в правильном направлении. «Я пытаюсь развиваться, а ему это не нравится», — отпечаталось в моем мозгу. Неприятное открытие лишь ускорило созревание бродивших в голове мыслей. Негативная тенденция в бизнесе, расхождение в видении будущего фирмы, переезд в новый офис как отступление — все эти события послужили катализаторами принятия мною окончательного решения. Я потерял уважение к Сергею. Пребывание с ним в одной среде стало меня тяготить. То, что казалось два года назад чудесным везением, теперь тяготило меня, тормозило в развитии, упало на руки и ноги тяжелыми гирями, которые хотелось сбросить. Я прислушивался к внутреннему себе — там пульсировал все тот же маячок, давая понять, что надо двигаться дальше, и что потенциал общего с Сергеем для меня исчерпан, что я, как ракета, должен отстрелить отработавшую ступень и включить следующую. Я понимал отчетливо, Сергей — человек с примитивным пониманием жизни, его ориентиры и принципы не совпадали с моими. Мы были слишком разными и совершенно чужими друг другу людьми. И за время совместной деятельности жизнь не срастила нас. Словно моллюск, сначала раскрывшийся навстречу новой энергии, со временем я уловил ее чужеродность и закрыл створки своего панциря. И внутри створок тот самый маячок продолжал подавать сигналы — иди дальше, не останавливайся, всё, здесь тебе делать нечего, тебе надо дальше, ты можешь больше, верь в себя, все получится, просто иди, тебе пора, не засиживайся тут, вставай и иди!

В один из последних дней ноября я и Сергей, загрузив полную «газель» и отправив Петю по маршруту, возвращались со склада в офис. Я продрог за время работы и теперь, нахохлившись, сидел в «мазде», пытаясь согреться и разобраться в мыслях. Мы проехали Т-образный перекресток, свернули налево к кольцу.

— Серый, я решил ехать в Москву и поступать на курсы кино… — произнес я все из той же задумчивости, продолжая смотреть вперед на дорогу.

— Да??? — бросил тот на меня недоуменный взгляд. — А когда решил… в смысле, когда собрался поступать???

— Через полтора года, — сказал я. — Весной две тысячи девятого подача документов...

— Блин, Роман, из-за тебя на кольцо заехал! — раздраженно произнес Сергей.

Мы вкатили на кольцо и, должны были по касательной проехать его прямо к офису.

— Ну ниче страшного, прокатимся по кругу разок… — сказал я.

— А как же наша фирма?? Тут же у тебя половина!

— Я уже думал над этим, Серый… Просто передам свою половину отцу, и трудитесь вдвоем дальше на здоровье! А я поеду...

Сергей притормозил, впуская на кольцо машины с примыкавшей главной дороги.

— А че ты щас то мне сказал?? — произнес он. — Еще ж времени много!

— А я специально заранее тебе сказал, чтоб мы могли подготовиться без спешки… оформить, какие надо документы, и я уже чтоб, когда время подойдет, поехал в Москву со спокойной душой, зная, что все у вас тут нормально...

Машина пробежала круг по кольцу, подъехала к автомастерской. Сергей молчал.

— Мне хорошо так? — сказала мать и повернулась ко мне. Едва приехав с работы, я переступил порог квартиры, замер у входа и уставился на мать. Она подстриглась, сделала короткую стрижку, похожую на ту, что делала в молодости, ей такая шла. Только разница била в глаза — передо мною стояла резко постаревшая женщина. Появившиеся носогубные складки глубоко прорезали лицо и теперь будто тянули кожу вниз. Уголки губ склонились туда же, сообщая о тяжелых днях и скорби в жизни обладательницы лица. Но глаза матери блестели. Я обрадовался и зацепился взглядом за них, поняв, что мать вышла из ужасного состояния и вернулась к жизни. В ее взгляде поселилась глубина, но вместе с ней и боль. На меня смотрели глаза, в которых собралась вся боль мира. Мать глядела на меня сквозь эту боль, светились и улыбались.

— О, ты подстриглась! — воскликнул я будто буднично, не желая, чтоб мать ощутила мои тяжелые мысли, а заметила лишь позитив и улыбку. — Тебе такая стрижка всегда шла, ма! К парикмахеру ходила!? Классно! Правильно сделала — тебе так очень хорошо!

Мать, засияв еще больше, оглядела себя в зеркало, наклонилась, приблизила лицо к зеркалу и провела руками по морщинам. В ее взгляде побежали тяжелые мысли.

— Ма, а ты только пришла что ли!? — произнес тут же я и начал раздеваться.

— Нет, днем еще ходила подстригаться… — мать отстранилась от зеркала, вздохнула, посмотрела на меня, улыбнулась. Улыбка вышла неестественной, словно лицо принудили улыбнуться, а мышцы его забыли от времени, как это надо делать.

— Ну, молодец! Заодно и прогулялась… там погода отличная! — произнес я, сознавая, что от нескольких лет постоянного сидения в квартире, кожа матери потеряла цвет и стала бледной и рыхлой. — Тебе надо на улицу выходить, ма, воздухом побольше дышать...

Я прошел в ванную, открыл кран и принялся мыть руки.

— Да, надо выходить на улицу, надо гулять, — донесся сквозь шум воды голос матери из коридора. — А ты будешь со мной гулять?

— Ну… буду, а почему бы и нет? — улыбнулся я, проходя мимо матери по коридору на кухню. Я заглянул в холодильник — выбор еды, как всегда, был скуден.

— Может быть, тебе яичницу пожарить, сынок? — сказала мать.

— Да, мам, пожарь… я с удовольствием съем! — кивнул я и пошел в свою комнату.

На кухне засуетилась мать.

Помня о дне рождения Сергея, я загодя начал думать о подарке. Хотелось обойтись без банальностей и сделать его интересным. Я знал, что подарок без ощутимой стоимости его вряд ли впечатлит и, помня о любви напарника к золоту, купил в банке слиток золота в пять грамм. Слиток был упакован в прозрачную круглую пластмассовую коробочку и шел в комплекте с официальной бумагой, подтверждающей его достоинство.

3 декабря в офисе я произнес поздравительную речь, пожал Сергею руку и вложил в нее подарок. Напарник, просияв, с любопытством вгляделся в пластмассовый кругляш.

— Эт золото, Серый! Настоящее! Все как положено, куплено в банке! — пояснил я, заметив, как после слово «золото», глаза напарника ожили, и в них разлилось блаженное удовлетворение. «С подарком угадал», — понял я и добавил с напускной серьезностью:

— Смотри, береги это золото! Это теперь твой талисман! Потеряешь или продашь — денег больше не будет!

На удивление, Сергей воспринял сказанное серьезно — благоговейно трясущимися пальцами убрал золото в отдел кошелька и застегнул тот на молнию, произнес с чувством «спасибо, Роман!» и пожал мне руку.

К середине декабря мы совсем освоились на новом месте. Валя и Борис оказались на редкость приятными соседями. Вели бизнес они тихо, заказывали товар по интернету, получали с курьерами. Покупатели не часто, но по несколько человек в день посещали их скромный отдел. Оборот нашей фирмы снизился, и появилось много свободного времени. Я и Сергей решили-таки заняться покупкой под заказ подержанных машин из Японии, о чем вывесили на внешней стороне лицом к дороге забора баннер. Когда мы закончили с ним, на улице уже были сумерки. А к шести вечера короткий зимний день превратился бы в непроглядную ночь.

— После четырех баннер уже не видно будет, — скривился я. — Да и в пасмурный день тоже. Нужно фонари покупать… уличные… О! Слушай, Серый! А Вовка то щас как раз работает в электрической компании! Поехали к нему! Он нам и скидку сделает хорошую...

Мы сели в «мазду» и поехали за фонарями.

— А че, Вован уже ушел из той фирмы, куда собирался тогда? — удивленно произнес Сергей, ведя машину.

— Да, он поработал там пару месяцев и свалил, — кивнул я.

— А че ушел-то?

— Да хер его знает! — пожал я плечами. — Говорил, вроде как там не очень платили… Обещали горы золотые, а вышло вон как… Щас приедем, хочешь, сам у него и спроси...

— Да не! Че спрашивать!? Это я так… у тебя спросил, мож ты знаешь, я ж не знаю!

Вовка оказался на месте и быстро помог нам выбрать уличные фонари.

— Блять, а как вы к забору собрались их крепить!? — озадаченно рявкнул Вовка.

— На болты, скорее всего, — прикинул я вес фонаря в руке. — Ими надежнее будет.

— Это сверлить придется… — зачесал в затылке Вовка. — Пойдемте болты выберем...

Купив все необходимое, мы простились с Вовкой и поехали обратно.

— Так, сверлить… надо дрель завтра тащить в офис… — думал я вслух в машине. — Серый, ну че, ты привезешь завтра дрель? Могу я, у бати где-то на балконе лежит дрель...

— Ромыч, да че ты будешь ее везти в маршрутке!? Я привезу… кину в багажник, да привезу… Нам че-то еще надо будет?

— Ну… ключи, чтоб болты с гайками закрутить… А, и сверло! Ну и плоскогубцы на всякий случай! И отвертки… парочку разных, под крест и под шлиц...

— Блин! — хмыкнул весело Сергей. — Я понял — брать надо все! Возьму тогда просто свой ящик с инструментом, там у меня все есть!

— Да ладно, че ты из-за двух отверток будешь тащить целый ящик! — возразил я.

— Мне не сложно, — отмахнулся Сергей. — Я его в багажник поставлю, и все… Заодно поглядишь на мой ящик с инструментом. У меня там все есть: сверла по размерам, гайки, шурупы, саморезы, гвозди… Я, когда что-то по дому начинаю делать, сразу его достаю, ставлю посреди коридора и начинаю делать!

На следующее утро я поднялся в офис первым из наших. За прилавком уже сидела Валя. Она всегда приезжала на работу самой первой. «Не спится», ответила она мне как-то на вопрос об этом. Минут через десять на лестнице раздались шаги, поднимался Сергей. Я уже безошибочно узнавал его по дыханию. Преодолев натужно два пролета, перед дверью он всегда сопел так, будто пробежал с непривычки километр. Дверь отворилась внутрь и… я увидел ящик — Сергей внес его в офис с видимым усилием, подталкивая вперед бедром. Пластмассовый продолговатый черный ящик с прозрачной крышкой и откидывающейся желтой ручкой сверху посередине. Длиной в полметра и высотой в треть, он походил на переносной контейнер для животных. Я видел разные ящики для инструмента, но такой я увидел впервые именно в руках напарника.

— Блин, Серый! — засмеялся я, взявшись рукой за голову.

— Чего??? Гы-гы! — гоготнул тот, довольный произведенным эффектом, подошел к столу, поставил ящик на пол, выдохнул, пожал мне руку, отер привычным движением пот со лба, произнес «привет, Валь!» и посмотрел на меня улыбающимся взглядом:

— Чего ты ржешь!?

— Да так, — сильней поплыл в улыбке я. — Приволок из-за двух отверток целый ящик.

— Да я почем знаю, какие нам инструменты понадобятся! Здесь у меня все есть!

— Дрель взял?

— Да, взял! — Сергей склонился к ящику, откинул его крышку. — Вот дрель...

Я с интересом наблюдал за изменением поведения и реакциями напарника — то он от моего удивления засветился счастьем, то лицо его недовольно окаменело, едва Сергей услышал от меня нотки критики. Мне отчего-то хотелось поддеть его снова. Образ Сергея с основательным строительным ящиком отдавал фальшью. Два с половиной года общения не прошли мимо, я все чаще натыкался на подобную фальшь, и всякий раз мне хотелось за нее зацепить Сергея. Сдерживаться в этом мне стоило усилий. И я почти не сдерживался, понимая, что это моя реакция на его фальшь.

— А че, Вера не приехала? — разбавил я напряжение.

— Вера позже приедет, — буркнул Сергей.

— А, ну ладно, — кивнул я. — Серый, ну доставай из своего волшебного ящика сверло под наши болты, пойдем сверлить дырки под фонари...

— А какие сверла по размеру нужны? — уставился на меня напарник.

— А вон болты лежат на полке… померяй… — кивнул я в сторону шкафа и занялся чайником. — Чай щас попьем и пойдем сверлить? Чай тебе делать?

— Да, делай… — буркнул Сергей, уже ковыряясь под столом в своем чудо-ящике.

Включив чайник, я обошел стол и глянул на ящик, в глаза бросилось сразу — Сергей лазил в его ячейках неумело, словно впервые их увидев. Я вспомнил педантичность отца — его инструменты всегда лежали в шкафчиках на балконе в строго конкретном месте. Отец знал, что и где у него лежит и находил нужный инструмент мгновенно. Сергей же копался в ящике наобум. «Очередная показуха», — не удивившись, понял я.

— Это — пойдет? — протянул мне сверло Сергей.

— Серый, нам нужно сверло по металлу, а это обычное, — сказал я, повертев сверло в руке и вернув напарнику, чем озадачил его еще больше. Сергей засопел, принялся нервно запускать пальцы в ячейку со сверлами.

— Это — пойдет? — протянул он мне следующее сверло.

— По металлу, Серый… — вернул я и второе сверло. — Это обычное, не годится...

— Да а какое оно — по металлу!??? — встал Сергей и недовольно сверкнул взглядом.

Я наклонился к ящику, поковырялся в сверлах, вытащил одно и протянул ему:

— Это — годится. Видишь, наконечник… закаленный под металл, такой не затупится.

Сергей тут же стушевался, взял сверло в руки, озадаченно повертел его. Наступила неловкая пауза. Тяга Сергея к хвастовству и выпячиванию себя в очередной раз обнажила его некомпетентность, всегда служа плохую службу. Мое уважение к Сергею таяло, будто снег под весенним солнцем. И таяло оно на мелочах, что было особенно противно.

Попив чаю, мы вышли во двор. Предстояло просверлить в заборных планках по два отверстия под каждый фонарь, всего восемь, и сквозь них закрепить фонари болтами.

— Ты будешь сверлить или я? — произнес я, едва все было готово к работе.

— Роман, да без разницы, могу я, можешь ты, — сказал Сергей и добавил. — Давай я!

Он встал на табурет, занес дрель над планкой забора и включил. Сверло стало вяло ворочаться и ползать наконечником по железу. Я смотрел на сверло, оно не углублялось в железо, а лишь ёрзало по поверхности. Что-то шло не так.

— Серый, не сверлит совсем! — озадаченно сказал я.

— Щас! — натужился тот и надавил сверху на дрель сильнее, побагровел.

Никакого эффекта. Корябая поверхность, сверло не углублялось в металл вовсе.

— Серый, не, не сверлит… Херня какая-то… Должно легко сверлить, а это… что-то не так! — развел я руками. — Подожди, останови, не сверли...

— Да щас, погоди! — побагровел сильнее Сергей и стал давить на дрель изо всех сил.

Без толку! Сверло начало опасно ползать по поверхности планки, грозя соскочить.

— Серый, ну погоди! Не сверли! Что-то не то ведь! — не на шутку забеспокоился я, помня, как сам сверлил много раз железо, и как оно должно быть на самом деле.

Напарник устал, дрель затихла и повисла в его руке.

— Что-то не сверлит, — произнес Сергей, поднес дрель к глазам, сощурился при свете пасмурного утра. — Сверло какое-то тупое...

— Да не, Серый, сверло нормальное… Что-то не то...

— Да что — не то!? — всплеснул руками Сергей. — Не сверлит! Тупое сверло, да и все!

Напарник шагнул с табуретки на землю, вдруг фыркнул «блин!» и щелкнул каким-то рычажком на корпусе дрели, нажал «пуск», и дрель завизжала с нормальной скоростью.

— Прикинь, переключатель стоял не в ту сторону, хи-хи! — издал неловкий смешок Сергей и вернулся на табурет.

— Это что, сверло что ли в обратную сторону крутилось!? — уставился я на него.

— Ну да, прикинь, хи-хи! — покраснел Сергей.

— А ну, попробуй так… — произнес я.

Сергей принялся сверлить в том же месте, и сверло легко взяло железо. Остальные отверстия он высверлил следом. После установили фонари, прикрутив их болтами.

— Роман, ну с электричеством ты сам тогда, хорошо? А то я в нем не соображаю… — оглядел работу напарник, поправил на голове шапку, толкнув ее вверх по взмокшему лбу.

— Пошли чай попьем, согреемся и вернемся, — предложил я.

Через полчаса заявилась Вера, принялась за офисную работу, я й Сергей вернулись к баннеру. Смонтировал электроцепь, я подключил ее к сети, но фонари не загорелись — я где-то что-то напутал. Тут подкатил отец на «газели».

— Завтра доделаю, — сказал я, и мы оба сели к отцу в «газель» и поехали на склад.

Я не сделал освещение ни завтра, ни послезавтра — никогда. Я знал, что отлыниваю от своего обещания, но делать освещение не хотелось. Покопавшись в себе, я вдруг сделал неприятное открытие — я становился похожим на Сергея и перенимал его образ поведения. Мы все вбираем в себя качества окружающих нас людей. Необязательность, проникшая в меня от Сергея, подточила чрезмерную обязательность, доставшуюся мне от отца. Позже, месяца через два я даже пошутил по этому поводу над отцом.

— Ты прям как тот мальчик из рассказа Гайдара «Честное слово». — глянул я на отца и снова уставился вперед сквозь лобовое стекло «газели» в февральскую метель, хмыкнул. — Там его пацаны поставили часовым — они играли в войну — и взяли с него честное слово, что тот не уйдет с поста, пока не дождется смены. А потом наигрались, забыли про него и ушли по домам. А мальчик так и остался стоять до глубокой ночи, пока рядом не оказался взрослый и, сообразив, что про того забыли, сказал, что он сменяет мальчика и тот может идти домой...

— Да, я такой! — с жаром тогда парировал отец, вытаращив на меня округлившиеся глаза. — Я такой! Я буду стоять на посту, раз дал слово!

— Па, ну это уже чрезмерно, — ухмыльнулся я. — Я не к тому, что быть обязательным — плохо! Это хорошее качество! Но надо все же гибче быть в жизни, понимать, что другие уже давно разошлись по домам и забыли о тебе вообще...

— Ну я вот такой! — выдал эмоционально отец, разозлившись, стукнул себя кулаком по колену. — И что теперь поделать!? Я так устроен!

— Да ничего, па… — примирительно покачал головой я, любуясь снежными вихрями, игриво лизавшими лобовое стекло. — Продолжай стоять на посту, пока не окочуришься...

— И буду стоять! — отрезал отец, и я понял, что случившийся разговор бесполезен. В тот момент я впервые понял, сколь негибок отец к жизни, которая текла сквозь нас словно река. Он же, будто бетонный блок, однажды отлитый и принявший окончательную форму, был брошен смолоду в эту реку и так и стоял в ней, принимая весь ее напор на свои углы и грани. И не было никакой возможности одержать победу в борьбе с рекой. С ней вообще не надо бороться, не надо противостоять жизни. Надо уметь так адаптироваться к потоку, чтобы он оказывал минимум давления, ощущать его мощь, энергию, но никак не тратить силы на противостояние. При этом надо оставаться собой, отстаивать свое место в этом потоке, иметь стержень, воткнутый, словно флаг в место, обозначающее свои жизненные идеалы и принципы. Прочие же и вовсе болтаются в потоке жизни безвольными тряпками, путая гибкость с бесхребетностью. Но о таких людях мои мысли в тот момент не шли. Я думал об отце и о том, сколь трудно быть необоснованно упертым в чем-либо. Я знал, что такая черта характера вредила и отцу, и всем окружающим, но он уже не мог измениться. Время его перемен ушло. Или отец от них отказался сам. Осознав это, я ощутил легкость. Чрезмерная обязательность меня тяготила, делала заложником. Жизнь словно доработала меня, стесав ненужную доставшуюся в наследство грань. С тех пор я стал обязательным к людям избирательно, настолько, насколько те таковыми являлись по отношению ко мне.