Глава 047

ГЛАВА 47

— Вер, это мне? Подписывать!? — удивленно глянул Сергей на жену, взяв со стола толстенную стопку накладных.

— Да, Сереж, подписывай, в конце недели надо будет завезти их бухгалтеру… — сказала Вера, на миг замерев пальцами над клавиатурой, и тут же продолжив ими стучать.

— Может, пойдем поедим? — скривился я, ощущая растущее чувство голода.

— Пешком? — посмотрел на меня Сергей.

— Ну да, мне нравится… Вер, как тебе? — перевел я взгляд влево.

— Да, пошли пешком, так интереснее… — закончила та печатать, потянулась, словно прогоняя сон из затекшего от долгого сидения тела. — Заодно прогуляемся...

Неделю назад мы впервые не поехали в заводскую столовую, а пошли пешком. Это быстро стало ритуалом. Я всегда любил пешие прогулки и был рад возможности пройтись до столовой и обратно, размяться и развеяться от офисной скуки. Выйдя с завода, мы по тропинке прошли до железнодорожных путей и по шпалам зашагали в сторону переезда. Держась за руки, Сергей и Вера шли чуть впереди. Это было трогательно, и на меня сразу накатили мысли о всех моих не сложившихся отношениях.

— Роман, ты че молчишь!? — озорно сказала Вера, не оборачиваясь и чинно семеня босоножками по шпалам. — Что это ты сегодня молчаливый такой?

— Да он все о бабах своих думает! — взмахнул рукой Сергей и гоготнул.

— Да не думаю я о них, — вяло отбился я.

— Роман, да ты не бери в голову! — продолжила Вера. — Ты просто с ними не жил и у вас не было ничего общего, вот ты так легко и расставался с ними со всеми! Наташка, вот, хорошая была девочка, мне она понравилась, жаль, что вы расстались. Вот, если б пожили вы вместе какое-то время, вы бы уже не разбежались!

— Может и так, — пожал я плечами.

— Вот мы с Сережей сразу решили все делать вместе! Да, Сереж? — добавила Вера.

— В смысле — все делать вместе? — не совсем понял я.

— Ну, мы никуда друг без друга не ходили никогда, — сказал Сергей. — Если кого-то из нас куда-то приглашали, то мы шли всегда вдвоем. А если вдвоем не получалось, то не ходили вообще...

— Хорошее правило, мне нравится… — проникся я и задрал вверх голову. Небо было нежно-голубое и без единого облачка, лишь на западе белели два небольших барашка. Я всмотрелся в небо — воздух так нагрелся, что струился к земле маревом, сопровождаемым треском кузнечиков в высокой траве. Я был в льняных светлых штанах и черной футболке без рукавов. Касаясь моих рук, воздух приятно окутывал их теплом. Солнце пекло плечи и лицо. Я шел по шпалам и наслаждался постоянством марева и тишины. Сознание насквозь пропиталось мыслями умиротворения, в волнах которых я дошагал до кирпичного завода, миновал проходную, вошел в столовую, помыл руки, взял поднос, встал последним из нас в очередь и начал механически ставить еду на поднос, пододвигая его все ближе к кассе. Я думал о будущем, о неизвестном будущем. До сего момента я его предполагал, и будущее оправдало все мои самые смелые ожидания. Объединение с Сергеем в расчете на быстрый рывок в бизнесе сработало, и все мои ожидания сбылись с лихвой. Не вложив ни копейки, мы делали деньги почти из воздуха. Я пропитался общим делом насквозь — я думал о нем, заботился о нем и жил им. И я ощущал, что мы почти достигли пика, подойдя вплотную к точке, когда натяжение всех нитей бизнеса стало бы максимальным.

— Семьдесят седьмой, подходи! — скомандовал голос, вернув меня в реальность.

Я повернулся на звук, Вера засмеялась. Кассирша смотрела на меня.

— Я что ли!? — ткнул себя я пальцем в грудь, глянул на нее и вниз на нарисованную на штанах цифру «77». — Ааа… иду, щас!

Я подвинул свой поднос к кассе, и кассирша принялась обсчитывать обед.

— Верок, ну спишешь с меня с общака сто девяносто рублей! — расплатившись за всех, произнес Сергей, и, расположившись за свободным столом, мы принялись обедать.

Обратный путь был таким же — сквозь жаркое марево воздуха, густые запахи трав и смешавшиеся с ними эфиры от пропитанных маслом до черноты железнодорожных шпал.

— Вы в отпуск когда планируете в этом году? — сказал я. — В июле или в августе?

— А ты когда хочешь? — обернулся Сергей, я вновь плелся последним.

— Да мне вообще все равно… Я на недельку смотаюсь в деревню к родне, да и все...

— Ну, мы тогда тоже, наверное, на недельку, да, Сереж? — сказала Вера, смотря себе под ноги. Мы шли гуськом по узкой тропке вдоль полотна — Сергей, Вера и я.

— Да. Ромыч, мы тогда, наверное, первыми в отпуск уйдем через недельку? — Сергей тоже, склонив голову смотрел вниз, отчего его чрезмерные плечи нависали над остальным телом и будто вдавливали через футболку и шорты его короткие ножки в землю.

— Серый, да идите, вернетесь — я поеду на недельку… — произнес я.

Через пятнадцать минут мы нырнули в прохладу нашего офиса.

— Фуух! Жарковато все-таки, да? — глянув на меня, выдохнула Вера.

— Да, припекает, — сказал я, и увидев на столе кипу накладных, вспомнил и кивнул напарнику. — Серый, садись! Тут работы у генерального директора непочатый край!

— Да, Роман, не говори! — расплылся в улыбке тот и плюхнулся радостно в кресло. Я устроился у двери. Удобно расположившись, Сергей принялся за дело — шарик авторучки побежал по первой накладной. Я наблюдал за ним — плавно и размашисто вывел подпись Сергей и завершил ее все тем же крупным вензелем вверх. Накладная отложена в сторону, шарик побежал по следующей. Я перевел взгляд на лицо Сергея. Печать торжественности и умиротворения выступила на нем, отчего движения руки стали еще более размашисты и неспешны — Сергей наслаждался. Меня потянуло в послеобеденный сон, и я закрыл глаза.

— Все!!! — гаркнул напарник, заставив меня разлепить веки. — Аж устал!!

— Завизивировал? — улыбнулся я.

Наши взгляды встретились, Сергей сиял.

— Сорок три накладные!!! — выдохнул устало и радостно он. — Прикинь!!

Я улыбнулся, ощутив, насколько Сергею нравится быть руководителем. Именно в формальных проявлениях этой должности. В моем сознании вдруг сложилась цепочка из нескольких отдельных фрагментов — Сергей подписывает накладные, получает деньги в кассах, посещает банк, ведет переговоры с делегацией из «Люксхима». Сквозь все части этого странного фильма красной нитью шло одно — от всех этих действий Сергей получал удовольствие, они напоминали ему о том, кто он по занимаемому месту и по социальному статусу. «Показушник» — мелькнуло в моей голове, я рефлекторно поморщился. В общую бочку меда упала еще одна капля дегтя.

Фура с дихлофосами пришла в конце месяца, и за полдня на месте прежнего куба возникла его точная копия. Машина пришла очень вовремя, на остатках числилось всего двести коробок. Погода, после нескольких облачных дней в середине месяца, будто желая нам помочь, установилась ясная и жаркая, дождями даже не пахло.

Второе июля, понедельник. С утра я взял заготовленную с пятницы накладную на первый рейс и пошел на склад. Сеня курил у распахнутых ворот, сын его мялся рядом. Я отдал накладную кладовщику, вошел в прохладу склада — дихлофосы нависали двойной высотой над штабелями прочего товара. Я уставился на куб и замер. «Если продадим и вторую фуру полностью, это уже будет нереально круто! Даже если продадим половину, все равно будет за глаза!» — думал я, понимая, что интуиция меня снова не подвела.

Снаружи склада возник и стал нарастать звук «газели» Пети. Машина прикатила на площадку перед складом, сдала задом к нему, всунула тент в проем ворот и затихла. Дверь машины хлопнула, в склад вошел Петя и гаркнул: «Всем добрый день!!!»

Мы поздоровались.

— Че, есть че грузить!? — понизил голос Петя.

— А когда эт, Петь, у нас не было что грузить!? — развел руками Сеня.

— Да это я так! — отмахнулся тот, хихикнул. — Накладная у тебя!? Че, загружаем!?

— Ладно, грузитесь, не буду вам мешать, — сказал я и вышел из склада, направился в офис, у трансформаторной будки встретил идущего навстречу Сергея.

— Накладную перебили с Верко́м, в «Форте» все дихлофосы ушли! Вообще в ноль! Я набил туда побольше, прям в два раза больше!

— Ну и нормально, пусть продают, — кивнул я.

— Пойдешь со мной на склад? — улыбнулся Сергей.

— Да я только оттуда, Серый… Давай, возвращайся, — сказал я и побрел в офис.

Через несколько минут вернулся и Сергей, тут же позвонил Семенов Сеня и выдал очередной заказ. В работе время до обеда пролетело быстро. Совершив пешую прогулку к заводской столовой и обратно, все трое сыто устроились в креслах. Я сел за стол, Сергей — у двери и, будто что-то вспомнив, раскрыл с хрустом свой телефон и произнес:

— Лёньку на днях снимал! Как он пельмени ел… Хочешь посмотреть!?

Я кивнул, сказал «давай!», встал и подошел к напарнику. Вера вышла из-за своего стола и встала по другую сторону от мужа. Сергей запустил видео и тут же издал смешок:

— Блин, как Лёнька вчера ел эти пельмени...

Я склонился ниже к экрану телефона.

— Чем это от тебя так пахнет, Роман? — посмотрела на меня Вера.

— Парфюм… «Армани»… — пояснил я.

— Приятный запах, — сказала Вера.

— Какой? «Армани»? — встрепенулся Сергей.

— Да, «Армани»… «Армани Глам»… — кивнул я, перевел взгляд на Веру, произнес философски. — Девушка исчезла, а парфюм остался...

— Ну мы видео будем смотреть или будем обсуждать, кто как пахнет!? — произнес недовольно Сергей. — А то я держу уже полчаса телефон...

— Будем, Сереж, будем, — успокоила мужа Вера и склонилась вниз.

— Будем, Серый, включай! — добавил я и пхнул бедром подлокотник его кресла.

Сергей запустил видео заново — на кухне за столом в одних трусах сидел Лёня, перед ним стояла глубокая тарелка, с верхом наполненная пельменями. Толстый слой майонеза укрывал пельмени. Поглядывая в камеру телефона, Лёня меланхолично пихал в рот один пельмень за другим и медленно их пережевывал. Голубые глаза Лёни смотрели в камеру с безразличием, будто говорили — снимаешь, ну снимай, мне это не мешает, я ем и мне вкусно и поэтому все равно, снимаешь ты меня или нет.

Видео кончилось, Сергей нажал кнопку, и началось следующее — Лёня сидел на том же месте, но тарелка была уже почти пуста, на дне ее сиротливо лежал пяток пельменей.

— Прикинь, Роман, он съел всю… всю тарелку! Там было двадцать пять пельменей… — сказал Сергей, продолжая держать телефон.

— Нормально так! — кивнул я, впечатлившись. — Хороший у ребенка аппетит!

— Ооочень хороший! — хмыкнула с сарказмом Вера.

Я вернул взгляд на экран телефона — там появилась рука Сергея и потянула тарелку с остатком пельменей на себя. Лицо Лёни выразило беспокойство и скривилось. Его руки привычным движением вцепились в тарелку со своей стороны. Сергей продолжил тянуть тарелку к себе. Силы были не равны. Лёня это понял, что тут же отобразилось на его лице. Ребенок скривился сильнее, и беспокойство сменилось испугом. Лёня начал кукситься и пару раз предупредительно всхлипнул. Рука Сергея замерла и тут же возобновила усилие. Лёня заревел. Рука отпустила тарелку. Лёня выключил плач, рывком ручонки вернул себе тарелку, воткнул вилку в пельмень и сунул его в рот, начал судорожно жевать.

Уловив проскочившую в голове мысль, я хмыкнул и выпрямился.

— И он все это съел, прикинь! — произнес удивленно Сергей и выключил видео.

— Хороший аппетит! Столько и не каждый взрослый съест… — сказал я и вернулся в кресло. Вера села за компьютер. Сергей захлопнул мобильник.

— Я его, знаешь, как про себя называю!? — произнес он, глянул на меня. — Барин!

Я улыбнулся. Хотелось сказать «есть в кого», но я промолчал и отвел взгляд.

— На выходных домой с дачи приехали… — продолжил Сергей. — Решили поспать в нормальных кроватях, помыться самим, детей помыть… Верок Лёню искупала, я его взял и отнес на диван… завернул в полотенце и отнес… Он такой сел… полотенце распахнул… танана свои развалил… взял пульт, включил телевизор...

Сергей гоготнул, раскинул руки и ноги в стороны, изображая сына, расслабленно и по-хозяйски сидящего на диване, снова гоготнул и вернулся в нормальную позу.

— Сидит такой, балдеет, смотрит телевизор… — сказал Сергей. — Лилька подходит… хотела сесть рядом на диван… Лёня такой ее ногой спихнул… Лилька встала, постояла, посмотрела удивленно и ушла!

— Да уж… — сдержался я от резкого комментария.

— Я и говорю, настоящий барин! — кивнул Сергей, с довольным видом откинулся на спинку кресла и развел руками.

На следующий день я пришел в офис первым, в пять минут десятого.

— Че, какие дела? — сказал Сергей, заявившись буквально следом, распахнул дверь привычным картинным движением и, протяну руку, замер посреди комнатки.

— Да никаких… — пожал я руку и поздоровался с Верой. — Сам только пришел.

— Ааа… — протянул Сергей, поставил портфель на полку, раскрыл его и нырнул туда рукой по локоть. — Че, Петя еще не приехал?

За окном раздался знакомый звук двигателя.

— Приехал, — произнесла Вера и юркнула на свое место.

Сергей выудил из портфеля флакон парфюма с голубым содержимым, поднес его к шее и несколько раз нажал на пульверизатор. Воздух комнаты наполнил вполне приятный запах свежести, но с примесью чрезмерной резкости.

— Купил что ли? — удивился я, не улавливая никогда прежде от Сергея какого-либо парфюмерного запаха.

— Почему купил!? — обиженно парировал тот. — Он у меня уже давно. Просто это я его с собой сюда первый раз взял. А так пользуюсь всегда.

— Ааа… — протянул я, продолжая удивляться, но не понимая, чему именно.

Сергей убрал флакон обратно, сунул портфель на привычное место, плюхнулся в кресло у двери, скрестил руки на груди и надул губы.

— Все равно, это ж получается женщину надо выбирать не только чувствами, но и… — я немного запнулся, подбирая слово, —… но и из практичных соображений что ли!?

— Роман, ну конечно, а как иначе!? — среагировал Сергей. — Тебе же с ней детей растить, семью строить! Ты ж не на один раз знакомишься, чтоб потрахаться и все...

Мы ехали в «Форт» за деньгами.

— Серый! — не унимался я, дотошно вникая в суть подхода напарника в общении с женщинами. — Хорошо, это я понимаю! Но вот ты как, помимо того, что увидел Веру и понял, что она твоя будущая жена… кроме этого… по каким моментам это еще определил?

— Да по разным… я вот помню, мы как-то спим с ней у меня… А мы с ней уже тогда встречались долго, и все знали, что у меня есть Вера, и родители мои и ее мать… и мы уже тогда практически жили вместе… ночевали почти всегда в моей комнате… у нас же четырехкомнатная квартира там, где щас Ромка с родителями живет… И мы как-то спим… а комнатка маленькая… Реально в комнате стояла кровать и шкаф и все! Вообще больше ничего! А места не было в комнате больше! Если дверь в комнату открыть, то она открывалась только наполовину — упиралась в спинку кровати… И вот мы как-то спим с ней, это одна из первых наших ночевок еще была, и я сплю, выходной, спешить некуда. А Верка вскочила в восемь утра, схватила мои трусы и потащила стирать! И я тогда подумал — вот, хорошая жена будет!

Сергей закончил, я молчал. Мой мозг, получив очередную порцию нужной пищи, зашевелился и принялся ее тщательно осмысливать.

— Блин, нормально так… — выдал я удивленно. — А ведь ты верно подметил, Серый...

— Роман, ну конечно верно! Надо просто наблюдать за бабой! Как она себя ведет дома, как в гостях, как к тебе относится… Это же все важно!

— На самом деле важно, да… — согласился я вслух больше с собой, с собственными мыслями, закружившимися в голове с удвоенным азартом, и тут же возразил. — Бля, но это сложно! Чтоб и нравилась, и была такая хозяйственная! Обычно или красивая, но такая сука! Как эта пизда Лиля! Или какая-нибудь забитая… она, конечно, хозяйственная, но почти всегда стремная!

— Га-га-га! — засмеялся своим животным циничным смехом Сергей. — Ты все никак Лилю эту забыть не можешь!?

— Да не, Серый, она мне похуй, никак меня уже давно не беспокоит! — мотнул головой я, пытаясь высказывать свои ощущения как можно ближе к истине. — Просто это пример такой яркий! Очень хороший урок получился для меня… А помнишь, я говорил, когда она пизданула эту свою фразу — я девушка красивая, со мной или так, или никак!?

— Ну! Помню, помню! — кивнул Сергей, смакуя всем выражением лица мои слова.

— Блять! Вот в тот момент мне так дико захотелось взять и уебать ей! — выдал я, тут же ощутив облегчение, будто на исповеди. — Прям там! На улице! Взять и уебать! Чтоб аж завалилась нахуй на спину! Уебать и уйти! И больше не видеть ее.

— Га-га-га! — засмеялся Сергей.

— Еле сдержался, за малым не ударил. Вот если б она еще что-нибудь такое сказала, то, наверное, не сдержался бы… Но она не сказала… Ехидно, блять, улыбнулась и все...

Чувствуя, как заходила кровь по телу, и желая успокоиться, я добавил:

— Хуево, что женщин бить нельзя… Некоторые так и напрашиваются...

— А ты никогда не бил бабу? — глянул на меня Сергей.

— Не, ни разу… Да ну, Серый… — мотнул я отрицательно головой, нахмурился. — Не, женщин бить — это последнее дело. Я понимаю, хочется иногда и даже следовало бы, но… Я предпочитаю просто уйти и все… Не вижу в этом смысла. Если женщина ведет себя так мерзко, то проще, да и лучше — уйти! Смысл ее бить? Если бьешь, значит, не уважаешь ее, а если не уважаешь, то и любви там быть не может… Так… Это уже не отношения...

Мы выехали на Окружную и покатили быстрее. В открытые окна салона врывался жаркий воздух, кружил в замкнутом пространстве и затихал где-то на задних сидениях.

— Роман, открой бардачок, там у меня очки лежат, дай! — сказал Сергей, щурясь от яркости солнца. Я глянул на панель приборов, где обычно лежали очки Сергея, там их не было, открыл бардачок.

— Тут вот такие только… — сказал я, выуживая оттуда другие очки, совсем простые по дизайну. — Других нет...

Да, эти, — взял из моих рук очки Сергей и надел.

— А где ж твои очки? — удивился я.

— Да у тех дужка сломана, на вылазке прошлой сломали… Мелёха жопой сел на них, они тут, на твоем сидении лежали… ну и сломал дужку! Пришлось новые покупать!

— Бля, хуево! — произнес я, вглядываясь в новые очки. Темные зелено-черные стекла в хромированной окантовке к лицу шли Сергея ровно настолько, насколько бы подходили любому другому, имеющего хоть какое-то представление о сочетании линий лица и очков.

Я разочарованно отметил, что магия, какую прежние очки создавали в сочетании с лицом Сергея, исчезла совершенно. Теперь передо мною сидел просто мужчина в простых солнцезащитных очках — среднестатистический образ.

— Те очки тебе очень шли, Серый! — продолжил я. — Просто идеально сидели! Прям, как будто заточены были под твое лицо! А эти не… обычные...

— Да!? — тут же бросил на меня быстрый взгляд напарник, закусил губу.

— Да. Вообще охуенные очки были! Пиздец, сидели, как влитые! Ты в них охуенно смотрелся! И ты еще смуглый, а у них стекла коричневые и дужки под золото — идеальное сочетание со смуглой кожей! А эти… так… — закончил я с досадой в голосе.

— Бля, Роман, ну сломал Мелёха мне те очки! — нервно выдал Сергей. — Мне самому они нравились! А эти так пришлось купить… Я ж не могу на ярком солнце без очков быть, у меня глаза болеть начинают...

— А те где?

— Да дома лежат… — произнес расстроено Сергей.

Приехав в «Форт», мы припарковались напротив центрального входа.

— Ты здесь побудешь или со мной пойдешь? — уточнил Сергей.

— Не, пойду в торговый зал, посмотрю витрины, — сказал я.

Мы вышли из машины, Сергей выудил из багажника портфель, и мы поднялись по ступенькам и зашли в прохладу торгового зала. Сергей пошел в кассу, я же нырнул в ряды витрин и принялся по укоренившейся привычке изучать товары и цены. Минут через пять Сергей вернулся.

— Все, получил? — произнес я.

— Да, получил, — сказал он, глянул на витрины. — Че тут?

— Да все, вроде, то же самое...

— Ааа… ну че, поехали?

— Да, поехали...

Мы вышли из здания, сели в машину, Сергей сунул мне листы с остатками товара.

— Заебись! — произнес я, увидев на последнем из них цифру «320 000».

Двести мы положили на счет фирмы, а оставшиеся ушли в оплату строящейся «однушки».

Следующую неделю я проработал один — Сергей с Верой взяли отпуск. Наш бизнес настолько отладился за два года, что работал почти автоматически — каждое утро я вручал Сене накладные на день, после собирал заказы клиентов на следующий. На это я тратил не более двух часов и прочее время сидел в офисе на едине с собственными мыслями.

Суббота 14 июля — день моего рождения. К обеду настроение было бесповоротно испорчено очередной руганью между отцом и матерью. «Дебил!!! Колхозник!!! Жлоб!!!» — вопила на него во весь голос мать. «Дура. Ненормальная. Сука», — бормотал отец, бродя по квартире и, как всегда, по итогу ретировался с сигаретой на балкон. Всем этим я был сыт по горло и укатил в центр, где бесцельно пробродил до темноты. Летний день, пребывая в своем зените, угасал невыносимо долго. Зная, что посетители потянутся в «Чистое небо» лишь после десяти, я не вытерпел и спустился в клуб на полчаса раньше.

Заведение пустовало, официантки лениво слонялись под тихую фоновую музыку. Я по привычке приткнулся к малой стойке.

— Че такой кислый? — произнес бармен.

— Да так… — пожал я плечами и осознал, что весь день хожу с угрюмым выражением лица, прокручивая в голове перебранку родителей. — Виски есть?

Бармен кивнул и в несколько движений исполнил заказ — виски с колой.

— Твое здоровье! — поднял я стакан и сделал большой глоток. Желудок поджался, но мне было все равно. Едва алкоголь попал в кровь, я ощутил внутреннее расслабление. Из темноты пустого и тихого танцпола вынырнул диджей.

— О, какие люди! — протянул он мне руку, я пожал.

— Че, какие новости? — задал диджей дежурный вопрос.

— Да никаких вроде новостей… День рождения у меня сегодня… Как тебе новость?

— О! — изобразил тот удивление. — И сколько же...?

— Тридцать, — кивнул я с философским видом.

— О! От меня поздравление будет! Поставлю для тебя, уже даже знаю что!

— Буду ждать, — кивнул я, диджей засуетился и исчез.

Я посмотрел в пустой стакан.

— Повторить? — ухмыльнулся бармен.

Я кивнул и получил второй стакан с пойлом, сделал глоток. Виски уже не казался резким. Легкая эйфория пропитала тело вслед за алкоголем. Мимо в обратную сторону прошел диджей. Спустя мгновения ожил танцпол, и из его темноты зазвучала музыка. Я слегка задвигался в такт, ощущая прилив настроения. Словно привлеченные звуком, в заведение потекли посетители. Через полчаса клуб был заполнен более чем наполовину. Мой слух вырвал из потока музыки начало нового трека:

Солнце осветило горизонт —

Утро оборвало мой сладкий сон,

Я проснулся, я был поражён:

Ощутил годам урон.

Словно в первый раз я увидел свет,

Словно в первый раз я был им согрет,

Годы ощутил, хоть я и не дед —

Мне сегодня тридцать лет!

Я напрягся, стакан замер в руке. Слова проникли в меня, и я, подпевая, зашевелил губами. Песня вызвала скачок эйфории — ощутив себя в центре слов, я стал каждое из них пропускать сквозь себя.

В этот день родили меня на свет,

В этот день с иголочки я одет,

В этот день теплом вашим я согрет:

Мне сегодня тридцать лет!

В этот день скажу юности: "Привет!"

В этот день я в зрелость возьму билет,

В этот день и водка не во вред —

Мне сегодня тридцать лет!

Вдруг внутри меня возникла злость, и я сделал большой глоток, пытаясь погасить ее. Чувство вскипело мгновенно, я успел лишь осознать, что это какая-то темная злость, вызванная людьми из прошлого, накопившаяся и всколыхнувшаяся вдруг. Я сделал еще глоток и стал скользить взглядом по лицам посетителей — подавляющее большинство их было моложе меня. Даже значительно моложе. «Двадцать-двадцать пять лет», — прикинул возраст публики клуба. С зародившимся волнением я начал искать в толпе ровесников. Их не оказалось, передо мною мелькали лишь совсем молодые лица. Вдруг в ту же секунду я отчетливо понял, что мое время и всех тех, кого я знал в «Чистом небе», вышло. Словно кто-то невидимый перевернул страницу жизни, смахнув ею нас, тридцатилетних, с яркой витрины с названием «молодость» и пустил туда шумных, энергичных и легкомысленных двадцатилетних. Их глаза горели жаждой жизни, искрили и били энергией и здоровьем. Наши же глаза тридцатилетних уже частично перешли в режим сбережения энергии и смотрели на окружающий мир сквозь прищур обозначившихся мимических морщин.

«Бежать надо отсюда! Бежать как можно дальше! Надо жить, начинать жить, а не прозябать здесь и тратить время впустую! Оно уходит! Я убиваю здесь свое время! Жизнь уходит… Чтоб она прошла вот так со стаканом в руке в каком-то клубе… Бррр… Нет!» — заскакали в моей голове мысли, подогреваемые алкоголем.

Я допил содержимое стакана в два глотка и выскочил на улицу, перешел дорогу на противоположную сторону и, чуть успокоившись, остановился. Обернулся. В который раз я стоял на этом месте и смотрел на вывеску клуба. И тут неимоверно тоскливо защемило в душе. Ком в груди запер дыхание, слезы подкатили. Я едва не заплакал.

«Мне тридцать лет! Тридцать! Еще вчера было двадцать девять, двадцать… главное — двадцать! А тут — тридцать! Мне никогда уже не будет двадцать два, двадцать три, даже двадцать девять не будет никогда! Мне теперь будет только тридцать… три, пять… девять! Кошмар!» — почти запаниковал я, силясь унять дергающиеся мысли. Я вдруг так отчетливо понял эту простую мысль. Я будто в день своего очередного дня рождения шагнул вперед, и позади меня тут же захлопнулась дверь. «Десятилетие двадцатилетних» — было написано на ней. Я дернул за ручку, дверь не поддавалась. Я стал дергать сильней и сильней — дверь не поддавалась. Путь назад был отрезан навсегда...

«Все! Это конец! Я никогда, никогда не попаду обратно!» — металось что-то в моей груди, ком снова подкатил к горлу, я усилием воли почти его сдержал. Глаза увлажнились. В памяти побежало прошедшее десятилетие — уход из армии, первая работа, начало своего дела, окончание института, бизнес. Я будто видел себя со стороны. Двадцать лет — совсем «зеленый», высокий худой и нескладный. Двадцать шесть — энергичный и возмужавший. Двадцать восемь — чуть уставший, задающий себе все больше вопросов. И… обрыв пленки — тридцать. И все мгновения прошедшего десятилетия стали мне вмиг нестерпимо дороги. Плохое и хорошее — я не хотел расставаться ни с чем. Все эти события хранились в моей памяти, как хранятся фотографии в семейном альбоме. Удачные и не очень, оборванные, потертые, мятые… всякие. Они и были моим альбом жизни. Я любил их всех, каждую фотографию тех дней моей жизни. Машины катили по проспекту, люди проходили мимо, а я все стоял и смотрел через дорогу на неоновую вывеску. Смотрел и понимал, что какая-то часть моей молодости теперь навсегда связана с этим местом. И связь эта стремительно удалялась в прошлое. Страница жизни под названием «Чистое небо» — яркая и искренняя — перевернулась навсегда. Я развернулся и пошел прочь. Следующее десятилетие глядело на меня темнотой улиц. Я шел и всматривался силой мысли вперед в свое будущее, но не видел там ничего из того, чем я занимался и жил. Я видел будущее, совершенно отличное от действительности. И я ощущал, что между настоящим и будущим пропасть, преодолеть которую мне придется в следующие десять лет. Время, шедшее в предыдущие десять лет безалаберно и беспечно, вдруг стало жестче — оно побежало.

Я тряхнул головой, желая избавиться от тяготивших раздумий, вынул из карманов руки и пошел быстрей, словно решив не упустить последующие годы.