Управление телом (Вне Сна)

Через неопределенный отрезок времени, который Альберту субъективно показался несколькими днями, Альберт уже был способен производить грубые движение руками, шевелить головой, передвигать взгляд и фокусироваться на любых предметах.

Сперва начала откликаться та рука, на которую перевел взгляд Альберт во время беседы с Вильямом. Рука действительно двигалась исключительно по визуальным распоряжениям Альберта, с едва заметным опозданием, однако не повторяла их полностью. Скорее, рука просто дергалась, словно в легкой судороге; однако с каждым разом движение становилось все более похожим на то, что изображал хозяин руки в своей голове. Путем постоянных тренировок Альберт добился возможности не только поднимать руку и удерживать ее на весу любое нужное время, но и сгибать руку в локтевом суставе и даже почти четко назначать ее положение в пространстве.

Сам переговорный процесс с собственным телом был безумно утомительным лишь до тех пор, пока Альберт не заметил первого отклика тела на направленный сигнал со своей стороны. Он из раза в раз многократно повторял одно и то же движение, пока до конца не прочувствовал все ощущения, возникающие с момента начала формирования сигнала до получения реакции. Он будто видел сам сигнал, проходящий сквозь руку, вместе с движением руки, только видел его не глазами, а как-то иначе. Будто пространство в комнате, где он находился, одновременно состояло из большого количества слоев, каждый из слоев содержал свой пласт ощущений и информации. Но слои эти и воспринимались как единое целое, и были единым целым, и определить само их наличие возможно было только длительное время концентрируясь на ощущениях одного слоя, как это приходилось делать Альберту при освоении своего тела. Альберт предположил, что разделение пространства на слои отдаленно напоминает различие данных, получаемых им раньше через разные органы чувств. Но только отдаленно, так как само наполнение воспринимаемой информации никак нельзя было четко разделить на зрительный, тактильный или звуковой блоки. Они делились как-то иначе. Как именно, Альберт пока не понимал, да и не уделял этому много внимания.

Как бы там ни было, как только в голове Альберта был выведен алгоритм создания движения, переносить этот алгоритм на другие части тела стало проще, нежели изобретать его в первый раз. Единственной трудностью оставалась адресация сигнала, но и она не являлась серьезной преградой. Изученные на первой руке движения Альберту было относительно несложно повторить и на второй руке, которая оказалась не менее послушной. И хотя ему пока не были доступны движения пальцами или даже кистью, он наслаждался возможностью просто производить движения по собственной воле.

Глаза его начали двигаться без какой-либо длительной тренировки, когда Альберт занимался разработкой движений руки. Взгляд в какой-то момент словно прилип к руке и стал двигаться за рукой. А чуть позже Альберт почувствовал способность направлять взгляд туда, куда ему было нужно.

Управление своим телом было процессом в высшей степени творческим и даже доставляющим удовольствие: Альберт рисовал картину своего движения; движение не то чтобы следовало за рисунком, оно в этот рисунок вкладывалось, оживало в этом рисунке. Движение зависело только от направления визуального образа Альбертом, и это давало потрясающее, волшебное чувство всевозможности и вседоступности. Чувство, правда, было ошибочным, так как набор реально осуществляемых действий был чрезвычайно скудным, но казалось, что стоит только освоить эту фантастическую возможность управлять собой, рисуя себя, и любые существующие границы будут стерты раз и навсегда. И чувство это рождало воодушевление и желание идти дальше.

Научиться вращать головой оказалось значительно сложнее. Возможно, из-за того, что самого объекта движения Альберт видеть не мог. И то ли рисунок этого объекта в воображении был недостаточно точен, то ли мешали уже научившиеся свободно двигаться глаза. Процесс вращения головой в сознании Альберта был неразрывно связан, в первую очередь, с изменением картинки перед глазами, в результате чего на воображаемое движение воспринимаемого глазами пространства реагировали только сами глаза, услужливо поворачиваясь туда, куда Альберт планировал повернуть голову. Дошло до того, что Альберт вообще допустил отсутствие у себя головы как таковой. Ее, как назло, не было видно, как глаза не вращай.

На помощь пришла отработанная возможность двигать руками. Альберт свою голову попытался потрогать. Сделать это, вроде бы, удалось, но прикосновение рукой к части собственного тела нисколько не напоминало тактильное ощущение. Сам контакт двух частей тела одновременно напугал и рассмешил Альберта. Это был крошечный, но заметный сдвиг в восприятии всего своего тела. Будто тело Альберта в его собственном восприятии было экраном телевизора, транслирующего определенную передачу, а когда Альберт дотронулся до самого себя — задел антенну, и по изображению на экране пошли легкие щекочущие помехи, особенно ощущаемые в областях контакта частей тела, и совсем еле уловимые в частях тела, отдаленных от места контакта.

Испуг заставил руку Альберта мгновенно вернуться в первоначальное положение. Можно было сказать, что рука отдернулась рефлекторно. Придя в себя, Альберт долго экспериментировал с ощущением контакта частей тела, дотрагиваясь одной рукой до другой. В зависимости от места контакта «помехи по изображению» распределялись по-разному. Такой опыт позволил Альберту максимально прочувствовать свое тело за счет изменения ощущений внутри него. Ему казалось, что обе его руки — два провода, при соединении которых замыкается электрическая цепь, где и потребителем, и источником тока, и всей цепью является он сам.

Когда Альберт дотрагивался рукой до дивана, на котором сидел, замыкания цепи не происходило, хотя слабые «помехи» в месте контакта появлялись и даже исчезали не сразу после того, как он убирал руку, а спустя, возможно, какую-то секунду.

Как только с первыми движениями у Альберта появилась надежда на восстановление двигательных функций — а вместе с ними надежда на определенную свободу, и без того невыразительная тревога начала спадать, освобождая место размышлениям о новом месте пребывания Альберта. Альберт пытался установить координаты места своего пребывания в максимально масштабном плане, на который только бы способен: территория, время… категория пространства. При этом он отмечал для себя, что его способность к спокойному размышлению несколько улучшилась с момента попадания в эту комнату. Говорить, что способность восстановилась, было бы неверно, так как она стала качественно другой, хоть и незначительно. В голове Альберта установился какой-то более тихий фон, позволяющий мыслям не тонуть друг в друге, а как бы каждой из них иметь свою индивидуальность, свои начало и конец. И от того мышление казалось легче. К тому же все происходящее сейчас и раньше воспринималось одновременно и более реально, и более отдаленно. Воспоминания были будто слегка яснее, но вместе с тем отдаленнее из-за того, что они практически не вызывали эмоций.

Альберт помнил, что случилось с ним в его квартире, помнил, как мир, где он находился, сначала поблек, наполнился шумами, словно некачественная фотография, а после, бравируя нелогичными событиями, то ли исчез сам, то ли выплюнул из себя Альберта. Если выплюнул, то куда? Если исчез, то навсегда ли? И что сейчас вокруг? Альберт чувствовал в себе желание ограничиться объяснением себе происходящего потерей здоровья, чередой совпадений и глубоким обмороком в конце. Но, вспоминая горький опыт аналогичного и совсем недавнего самообмана, просто принял такой вариант за одну из версий. Ум Альберта поневоле становился гибче.