Вторая беседа после прогулки (Вне Сна)

— Вильям, расскажи мне еще раз. Я хорошо слышал тебя. Но у меня не укладывается в голове. Человек рождается с неким запасом энергии. К двадцати пяти — тридцати годам эта энергия заканчивается, и человек переходит в собственный мир? Как это может быть?

— К тридцати годам энергия не заканчивается, но, как правило, ее уровень падает до такой степени, что частота Мантры начинает меняться. Изменение частоты Мантры отражается в изменении воспринимаемого человеком Мира. Грубо говоря, Мантра начинает диктовать Мир, отличный от того, что собирается коллективной Мантрой, от того, где мы сейчас находимся. Эти изменения вкрадываются в то, что видит вокруг себя человек, по крупицам. Сначала человек чувствует, что Мир вокруг уже не такой яркий; он перестает получать удовольствие от простых вещей. Его чувства тускнеют: радость, печаль, грусть, — все это становится почти однотипным, неглубоким. Человек теряет интерес ко многим своим увлечениям. Эмоции и глубина чувств требуют много энергии, а энергии уже недостаточно.

Одновременно тело человека, свет его составляющий, начинает меркнуть. Человек тускнеет. Люди вокруг могут видеть это. Такой процесс может происходить несколько лет. Но мало кто говорит об этом: смерть здесь не принято обсуждать вслух.

Сам человек знает и помнит, что в этом мире он есть. Он также знает, что люди вокруг него умирают. Но только не он. Его собственная Мантра имеет свой нерушимый текст, и там ясно написано, что с ним все в порядке, он в этом Мире, и иного не дано. Человек продолжает видеть себя благодаря Мантре, и ничто не может нарушить его уверенность в этом. Кроме, разумеется, полной растраты энергии.

Как я говорил, частота Мантры в обычном случае меняется медленно. А это значит, что человек не начинает вдруг внезапно видеть резкие перемены в окружающем пространстве. Все происходит медленно и усыпляюще. Надо сказать, что в большинстве случаев никаких разительных перемен в образах, которые видит человек вокруг себя, не происходит и вовсе. Чаще человек так и доживает среди тех образов: людей, домов, да и внутренних убеждений и установок, которые окружали его в Первичном Мире.

— Но в чем тогда вообще разница между тем Миром, куда уходит человек, и между тем, в котором он находится с рождения, Первичным Миром?

— Каждый из Миров, транслируемых отдельными Мантрами, имеет свое место в общем пространстве. И даже имеет на него некое влияние. Но коллективная Мантра несравнимо мощнее совокупности отдельных, разрозненных. И именно она выстраивает принципы развития человечества как единого организма.

Хочешь содействовать развитию этого организма, будь добр сохранять себя в реальном Мире. Хочешь болтаться один в пустой вселенной, окруженный призраками и декорациями, — просто сохраняй твердую уверенность в том, что видишь вокруг. Остальное за тебя сделает твоя Мантра.

— Ты хочешь сказать, что я раньше был здесь, а потом, с изменением моей Мантры, Мир вокруг меня видоизменился до того, что я вижу в моих воспоминаниях? А теперь ты снова вернул меня сюда в Первичный Мир? Это так?

— Это не так. Тех, кого перетаскивают сюда из Миров, выстроенных собственной Мантрой, Мантра первоначально стремится вернуть назад. Полный возврат человека — это длительный процесс адаптации, медленного обратного перестроения Мантры с параллельным обучением человека контролю над ней. В процессе перестроения человек несколько раз возвращается обратно в свой Мир, чтобы выбраться оттуда уже самостоятельно.

Но в твоем случае Мантра, с которой ты появился здесь, настолько далека от коллективной, что если я перестану удерживать тебя в этом Мире, она выбросит тебя из жизни в пару мгновений.

Боюсь, что мир из твоих воспоминаний не ждет тебя обратно. Думаю, его просто нет.

— Но ты сам говорил, что Мантра собирает Мир! Как может быть, что Мантра есть, а Мира нет?!

— Твоя Мантра — это куча информации без потока энергии, выстраивающего эту информацию в отдельный Мир. Ты — сознание без тела и Мира. Твое нынешнее положение сейчас одновременно и губительно плохо и наполнено потенциалом. Что бы с тобой не произошло, это не могло произойти случайно. Тебя убили, жестоко и хладнокровно, но одновременно оставили жить. Я не знаю, зачем это было сделано и кто ты, но осуществившие это знали, что делали.

Последовала длительная пауза.

— Чем больше ты рассказываешь, тем больше вопросов у меня возникает. Часть из них я стараюсь не задавать, чтобы не получить на них ответа. Я даже не могу сказать, что боюсь чего-то в этих ответах. Просто… очень много информации. То, что ты рассказываешь об этом Мире, шокирует. Действие Мантры, уход человека из Мира.

Но еще я нахожу в твоих рассказах отражение того места, из которого мои воспоминания. И это шокирует еще больше. Я, кажется, действительно был там. И я, возможно, был слеп.

Ты говоришь, что к двадцати пяти годам человек начинает исчезать. Там, откуда мои воспоминания, к двадцати пяти годам человек нередко исчезает совсем. Когда тебе пятнадцать или двадцать лет, жизнь бьет ключом, и эта жизнь чувствуется в самом прямом смысле: глубина чувств, восприятия, переживаний — все, о чем ты говорил. Человеку в этом возрасте для правильного использования самого себя редко хватает опыта; но он знает что-то такое, что навсегда забывает после двадцати пяти… Более того. Когда мне было двадцать, я знал, что в тридцать лет жизнь уже почти закончена. А потом… я уже так не думал. Но почему, я не помню.

Там, где я был, физически человек не исчезает, но живет ли он в полном смысле слова — вопрос открытый. К тридцати годам бОльшая часть людей поймана в капканы своей работы, семьи, дурных привычек и т.д. Не многие находят силу вырваться оттуда, и даже если вырываются, возврат к ощущениям детства или ранней молодости не возможен. Все знают об этом. Но все равно не могут оторваться от своих дел. Каждый постепенно становится безвольным приведением.

Там тоже не говорят вслух о смерти. И тоже не верят в собственную смерть. Многие не верят до последнего, не верят до абсурда. И я был одним из этих людей. И отчасти остаюсь им до сих пор. Я откладываю дела на завтра, я общаюсь с окружающими меня людьми так, словно такая возможность будет у меня всегда. Когда я был там, я знал, что от меня что-то требуется. Я должен был сделать что-то, нечто полезное не для себя, а для всех — как ты говоришь, для Мира. Но что именно я так и не выяснил, хотя этот вопрос блуждал в моей голове долгое время. Я думал, мне это просто кажется, какая-то идея фикс, рожденная внутри меня самого моими же мыслями. Я даже побаивался, не является ли это каким-то проявлением мании величия. Хотя не могу сказать, что страдал чем-то подобным.

Я откладывал поиск ответа на этот вопрос, забивая голову какой-то дурью, пока этот же самый вопрос не был задан мне напрямую совершенно посторонним для меня человеком! Ты можешь себе представить? Он подошел ко мне, абсолютно меня не зная, и спросил, что я, на хрен, собираюсь сделать для этого мира?! Ты можешь себе представить? Он подошел и спросил. А я мямлил что-то и внутри посмеивался над ним. Это был главный вопрос в моей жизни, и задавала мне его едва ли не сама смерть. А я только мямлил. Он дал мне время подумать и открыто сказал, что для меня все закончится, если я буду тупить дальше, но я предпочел закрыть глаза, уши и игнорировать.

Ты говоришь, что меня убили. Меня никто не убивал. Это я сам себя убил. Я полный идиот. И с момента моего здесь появления ничего не изменилось.

— Не хотелось бы переубеждать тебя, но это нормальное поведение человека, ведомого своей Мантрой.

Человек доверяет именно ей, не обращая внимания подчас даже на самые ясные свидетельства. Забывая даже о минимальной трезвости. Будь ты обычным моим пациентом, я бы сказал, что ругать себя за это не стоит. Но в твоем случае я не знаю, стоит или нет. Тебе ведь не просто так задал вопрос совершенно посторонний человек…

Обычным пациентом? Альберт только сейчас осознал, что не представляет, чем именно занимается Вильям. Врач? Что за болезни он лечит? Откуда такие представления о скрытых для обычного глаза процессах? О чем именно была лекция, на которую он попал вначале…

Все эти вопросы захотелось задать разом, но Альберт вновь пока не стал этого делать. Отчасти из-за желания подумать над сказанным и услышанным, отчасти из-за почти полного отсутствия сил, преследующего его после выхода из дома.

И отчасти из-за ранее полученного от Вильяма совета присматриваться к своим мыслям и вопросам, к природе их возникновения. Тогда Альберт в одной из бесед попытался выяснить, как он мог попасть из Мира, где жили его воспоминания, в этот Мир, где его нашел Вильям. И попытался выяснить это, неожиданно для самого себя, настойчивее, чем обычно. Тогда он, как и сейчас, руководствовался тем же ощущением, что вот-вот обнаружит некую волшебную информацию, которая разом ответит на все имеющиеся у него вопросы:

— Вильям, у меня до сих пор остается много вопросов. В частности, я до сих пор не понимаю, как я попал сюда…

— Для чего ты хочешь это понимать?

Альберт задумался…

— Для составления общей картины представления… Можно сказать… она сейчас разорвана. Я бы даже сказал, сильно разорвана.

— Это недостаточная причина.

Что бы ты ни услышал, ты уже ничего не вернешь назад. Более того, тебя практически нет, поэтому то, как ты сюда попал, не имеет никакого значения. И третье. Я понятия не имею, как ты сюда попал. Это ведь ты сюда попал, а не я. Так откуда я могу знать, как ты это сделал.

Люди здесь, в этом мире, — и ты от них ничем не отличаешься — все как один, заражены пагубным недугом: они хотят все понимать. И как только они что-нибудь не понимают, они убеждают себя в том, что понимают это, залатывая дыры в своем мировоззрении самым бессовестным способом: они говорят друг другу — это называется так, и так это работает. То есть просто включают новый элемент в текст Мантры.

— Что же в этом плохого?

— Это рождает иллюзию того, что все под контролем. И дальше эта иллюзия становится непоколебимой, делая человека слепым и глухим. А как человек, лишенный основных потоков информации может что-то исследовать и развиваться?

— Но как может что-то исследовать и развиваться человек, находящийся в состоянии тревоги из-за того, что не понимает, что вообще происходит вокруг?

— Тревога — это лишь одна из твоих привычек, которая к развитию никакого отношения не имеет. Тревога — это позыв Мантры. Она возникает, когда нарисованное тобой представление о мире перестает сходиться в деталях с реальностью. Тревога — это сигнал о диссонансе, призывающий тебя максимально быстро этот диссонанс устранить. Любым способом.

К примеру, сейчас ты задаешь вопросы. Но ты не исследуешь, а лишь тревожишься, поскольку твои вопросы направлены на скорейшее восстановление утраченной тобой картины мира, а не на формирование новой. В твоем случае это смотрится презабавно: твоего мира нет, а ты по-прежнему изо всех сил держишься за представления о нем. Более того, ты настолько недальновиден, что пытаешься реальность, в которой сейчас находишься, подогнать под свою картину мира. И еще удивляешься, почему у тебя это не получается.

По твоим вопросам можно с легкостью определять, в какой плоскости ты мыслишь. И сейчас, с частичным восстановлением твоей энергии, Мантра снова начинает предъявлять на тебя права: не ты направляешь свои мысли, а твои мысли направляют себя сами, вращаясь вокруг известной им оси. Уверен, то же самое происходило в твоем мире. Результат тебе известен. Не могу утверждать наверняка, но, думаю, сейчас от тебя требуется нечто иное, нежели непрерывное воспроизведение известного тебе мира. Подумай над этим.

И еще. Вспомни, что ты рассказывал мне: когда ты был в своем мире, тебя беспокоил какой-то вопрос. Мог ли ты ответить на него, будучи занятым чтением своей Мантры?

Альберт еще тогда обратил внимание, что Вильям всегда старался контролировать тематику разговоров и нередко в конце беседы задавал вектор для последующих размышлений Альберта удачным вопросом, на который гость не имел мгновенного ответа, либо просто новым тезисом, над которым стоило поразмыслить. Это было своеобразное домашнее задание.

Область обсуждения в таких беседах всегда была довольно объемная, и Вильям давал Альберту много информации по его собственным вопросам. Однако когда Альберт сильно отклонялся от основной темы или пытался узнать все и сразу, Вильям аккуратно, а порой и резковато, возвращал ход дискуссии обратно. Альберт это чувствовал, и постепенно сам стал анализировать, не является ли вопрос преждевременным, и, главное, что даст ответ на данный вопрос. Не так, чтобы каждая сказанная фраза подвергалась длительному и жесткому контролю, но почти мгновенно, по ходу самого разговора.