Глава 33

Глава XXXIII Ветер перемен

Владыкой мира будь,

Египет, Рим, Китай

Держи ты под пятой, —

Удел конечный твой

Ничем от моего не будет отличаться:

Три локтя савана

Да горсть земли сырой.

Омар Хайям.

— И не о нем ли в «Откровении»Иоанн Богослов говорит:

— Агнец победит их; ибо он есть Господь господствующих и Царь царей, и те, которые с ним, суть званные и избранные.

— И не о нашем ли руководителе, о «меченом», здесь написано:

— И зверь, который был, и которого нет, есть восьмой, и из числа семи, и пойдет в погибель, — сопоставляя сказанное пророком с происходящими событиями, волнуется наша сельская учительница, ибо слишком много трагических событий произошло за последние годы…

— Третий Ангел вострубил, и упала с неба большая звезда, горящая подобно светильнику, и пала на третью часть рек и на источники вод.

Имя сей звезды полынь; третья часть вод сделалась полынью, и многие из людей умерли от вод…

Полынь — на старославянском Чернобыль.

О том, что произошла страшная катастрофа в городе на Припяти, взорвалась и горит атомная станция, выбрасывая в воздух смертоносные радиоактивные отходы, узнали, слушая «Голос Америки».

И хотя это было делом, находящимся под негласным запретом, многие правдивые скрываемые вещи люди узнавали, слушая «вражеские голоса». Даже анекдот был сложен на эту тему:

Армянскому радио задали вопрос, как можно «приколебаться»к телеграфному столбу?

Армянское радио ответило:

— Чего стоишь здесь, провода развесив? Может, «Голос Америки» слушаешь?

Когда скрывать масштабы аварии уже не стало возможности и правительство вынуждено было объявить, что случилось, люди ужаснулись: именно в дни сильнейших выбросов в воздух радиоактивной продукции повсеместно дети-школьники привлекались к трудовым субботникам, а первого мая торжественно проводились демонстрации и маевки, славящие партию и правительство.

— А ведь было целых четыре дня, чтобы предупредить народ! — возмущались люди.

Однажды Марии приснился сон, непосредственно связанный с происходящим.

Видит она, как темная свинцовая туча медленно ползет по небу в сторону ее деревеньки. И ей почему-то становиться от этого не по себе. Прилагая усилие, начинает женщина произносить слова «Господней молитвы». И видит: молитва ее услышана. Страшная, чернее сажи туча, медленно развернувшись, уплывает в сторону от деревни.

Через несколько дней в районной газете сообщалось: недалеко, километров за пятнадцать от их деревни, выпали радиоактивные дожди.

Слушает внимательно «Голос Америки» и Федор Иванович, а потом в школе заговорщицким шепотом рассказывает Марии Андреевне:

— При встрече с Горбачевым Рейган, стоя на Берлинской стене, вдруг задал каверзный вопрос нашему правителю:

— Скажите, пожалуйста, господин президент, как вы думаете, в какой из этих стран людям живется лучше? — и показал в сторону Восточной, а затем Западной Германии.

На что наш пустомеля не нашелся, что ответить, слишком очевидной и явной была эта разница.

Мария Андреевна, сколько помнила себя с детства, постоянно слышала, как из репродукторов, порою по десятку раз в день, словно заклинания, раздавались заверения и обещания:

— Догоним и перегоним Соединенные Штаты Америки по надоям молока, производству мяса и промышленной продукции.

— О, каб нашаму цялятку ды воўка з’есці, — с иронией комментировали эти заверения взрослые.

Потом пришло время пятилеток и семилетки, которые выполнялись досрочно, затем и вовсе обещано было Никиткой: подрастающее поколение людей будет жить при коммунизме.

Увы, не сбылось.

А Федор Иванович по-прежнему нашептывает:

— Наша туристка очутилась в Западной Германии. Как водится, зашла в продуктовый магазин и, увидев там сортов сто колбасы, грохнулась в обморок.

Первый вопрос, который она задала, придя в себя, прозвучал так:

— Скажите, а разве мы их победили?

Просто человек убедился воочию, что нашей стране далеко еще топать до «гнилого капиталистического общества».

— Да у них пособие по безработице выше, чем у нас зарплата, — уверяет опять Федор Иванович.

И хоть погана та птичка, что в своем гнездышке сор разводит, однако зерно сомнений посеяно и потихоньку начинает наводить на раздумья.

Вторит Федору Ивановичу и его соседка, учительница-пенсионерка Анна Степановна. В беседе с Марией Андреевной она однажды прочитала ей абзац из «Откровения»и пояснила:

— Жена, облеченная в порфиру и багрянец, сидящая на звере багряном, украшенная золотом, драгоценными камнями и жемчугом, держащая золотую чашу в руке своей, наполненную мерзостями и нечистотою блудодейства ее, и на челе ее написано имя: тайна, Вавилон великий, мать блудницам и мерзостям земным, — это ведь о нашем правительстве, а чаша — Коммунистическая партия.

Что все чаще год от году

Снится нашему народу? —

Показательный процесс

Над ЦК КПСС, — сочиняются стишки и анекдоты.

— Спелись они там по соседству, сговорились, что ли? — недоумевает Мария Андреевна.

Все в деревне знают о нелегкой судьбе Анны Степановны. Знают о том, что на руке ее был выколот номер — знак узника концлагеря фашистской Германии… Неимоверные трудности и испытания в жизни закалили характер этой женщины. Она счастливица, вышла живой из лагеря смерти Освенцим, куда попала, будучи совсем молодой девушкой. И какие только муки ада не вынесла за годы, проведенные на фабрике смерти, чего только там не насмотрелась!

Это и страшные расчеты, когда каждый десятый должен был идти в газовую камеру, пополняя ряды заживо сожженных: черный дым крематориев валил непрестанно; и нечеловеческий голод, и постоянные унижения, когда человек был низведен до положения скота. А какие холода там стояли зимой!

— А еще мы, молодые девушки, ужасно боялись обязательных прогулок по плацу. В лагере среди немецких офицеров был один молодой здоровый эсэсовец, человек азартный по натуре, и у него имелось хобби: он постоянно ставил на пари, что одним ударом кулака в голову может убить молодую крепкую девушку. Во время «оздоровительной»прогулки выбиралась подходящая жертва.

Садисту всегда везло: пари он не проиграл ни разу.

Сердце замирало от рассказа бывшего узника о дне освобождения из жуткого лагеря.

…— Уже несколько дней издалека доносились звуки канонады, видно, там велись ожесточенные бои.

В то раннее утро мы, проснувшись, не услышали грозных команд насчет орднунга, к коридорах — ни шага, не доносился и злобный лай свирепых овчарок. В лагере стояла необыкновенная, непонятная нам всем тишина. Немцы каким-то образом куда-то все разом исчезли.

В томительном ожидании прошли несколько часов. Потом вдруг откуда-то послышался гул приближающихся танков. Наших танков!

Как стали кричать люди! Кричали все! Каждый кричал!

От перенесенных неимоверных страданий, от невероятного счастья и величайшей радости.

И только польские узники в этом огромном эмоциональном взрыве сдерживали себя. Тихонько посовещавшись, они вдруг запели. И всем показалось, что само небо внимает этим прекрасным, полным удивительной гармонии звукам псалмов и гимнов, величающих Господа.

Это пение, глубокое, проникновенное, казалось, резало душу, и слезы сами по себе ручьями лились и струились по изможденным и измученным лицам несчастных.

— Анна Степановна выжила только потому, что верила в Бога, — заметила однажды в учительской Зоя Ивановна. Мария Андреевна тогда вспомнила, что когда впервые они познакомились с Анной Степановной и разговор зашел о поэзии, та прочитала ей замечательное стихотворение Михаила Юрьевича Лермонтова «Молитва», заканчивающееся словами: — — Тогда смиряется в душе моей тревога,

Тогда расходятся морщины на челе,

И в счастье я готов поверить на земле.

И в небесах я вижу Бога…

— — Но в программе этого произведения нет, — -заметила удивленная Мария.

Анна Степановна тогда почему-то промолчала.

… И увидел я другого зверя, выходящего из земли, — и это, несомненно, о Сталине, — заметила Анна Степановна в другой раз, — ведь именно он «заставил всех поклониться первому зверю, у которого смертельная рана исцелела».

— Они истребляли свой народ, — делится своими жизненными наблюдениями и Федор Иванович. — Гитлер тот хотя бы для своей нации старался, а эти для своего народа настроили концлагерей больше, чем те фашисты. Хуже псов бешеных творили.

Прошли годы, и многие исторические факты раскрылись, шокируя и ужасая людей.

Появились литературные труды Солженицина, воспоминания современников, были рассекречены многие исторические документы.

Например, вот как дочь Сталина Светлана Аллилуева описывает смерть отца:

— Агония его была страшной. В последнюю минуту он вдруг открыл глаза и обвел ими всех, кто стоял вокруг. Это был ужасный взгляд, то ли безумный, то ли гневный и полный ужаса перед смертью.

Сотни людей погибли во время его похорон, да и во время перезахоронения и выноса из Мавзолея забальзамированного тела этого лютого вождя, по воспоминаниям очевидцев, всех участников охватил такой непонятный мистический ужас, что многие поседели в ту темную ночь.

— И семь царей, из которых пять пали, один есть, а другой еще не пришёл, и когда придёт, недолго ему быть, — бьется над разгадкой слов пророка Иоанна Златоуста Мария Андреевна.

По России мчится тройка: Мишка, Райка, перестройка.

Как опять-таки не вспомнить Гоголя насчет быстрой езды!

Однако доносились, доперестраивались. И «СССР — всему миру пример», таковым, к сожалению, не оказался. Кто бы мог предположить и подумать тогда, что столь могущественная держава уже дышала на ладан.

Еще на районном смотре художественной самодеятельности работники идеологического фронта, коими являются все учителя без исключения, (причем каждая школа!) должны в начале своего выступления исполнить новый Интернационал. Мария Андреевна не может не заметить при этом, как тихо ликует и радуется Любаша, наблюдая столь дружное и усердное рвение коллективов при исполнении этой песни:

— И вновь продолжается бой.

И сердцу тревожно в груди.

И Ленин такой молодой.

И юный октябрь впереди.

Но уже чувствуются новые веяния.

Однажды в библиотеке, выбирая для анализа на урок внеклассного чтения художественное произведение, Мария Андреевна совершенно случайно наткнулась на роман одного из ее любимых писателей Нодара Думбадзе; возможно, в ту пору учительницу привлекло название этой книги «Закон вечности». Углубившись в чтение книги, женщина не может нарадоваться, потому что находит в ней мысли и идеи, которые ей так близки и понятны.

Благородство главного героя неоспоримо. Рано оставшись без родителей, мальчик по имени Бачана вырос в горном ауле на руках мудрого религиозного дедушки, сумевшего привить ребенку высокие нравственные понятия и убеждения. Прошло время, и парень уезжает из родного аула в город, где со временем, выучившись, становится крупным начальником. Но и будучи на высоком посту, он остается человеком твердых принципов, справедливым, честным и неподкупным.

Некоторые страницы романа ее поражают вообще, и она их конспектирует:

— Семь дней и семь ночей пробирался Бачана по выжженной солнцем пустыне. Первые два дня он шел пешком, потом тащился на коленях, последние же два дня полз на животе. И когда, обессиленный, измученный, с потрескавшимися губами, упал, зарылся лицом в желтый раскаленный песок и почувствовал приближение смерти, он перевернулся на спину, взглянул на солнце потухшими глазами, и впервые в жизни у него вырвался упрек светилу:

— Зачем ты обрекло меня на погибель, солнце?!

И вдруг образ человека возник на диске солнца. И тень его упала на Бачану.

— Кто ты? — спросил Бачана.

Худощавый, босоногий, голубоглазый юноша глядел на него, и Бачана не мог понять — стояло солнце за ним или сияющий нимб озарял голову юноши.

— Я — Владыка и Бог твой, — ответил юноша.

— Чем ты докажешь это?

— Мое явление перед тобой — не есть ли доказательство?

Нет! Ты есть галлюцинация жаждущего в пустыне!

Бачана долго ждал исчезновения странного образа. А юноша стоял перед ним — спокойный, улыбающийся, милосердный и удивительно родной. Тогда Бачана подполз к нему и несмело дотронулся рукой до бледно-розовой затянувшейся раны на босой его ноге.

— Отбрось сомненья, — улыбнулся юноша.

— Я сомневаюсь, ибо неверующий я. Я не верю в то, что видят глаза мои. Я чувствую, что все это совершается где-то вдали от меня. Подойди ко мне и обьясни мне, был ли ты на земле. И если был, зачем ты покинул людей? — спросил Бачана.

— Люди сами отреклись от меня, но я не покидал человека…— тихо ответил юноша.

— Докажи мне это!

— Мое присутствие здесь есть доказательство тому!

Бачана еще раз провел рукой по босой ноге юноши.

— Что есть ты, Господи?

— Я есть вера, надежда, сила, добро, талант любви и свобода!

— Как же Иуда предал тебя за тридцать сребренников?

— Иуда не предавал Господа своего, он сам продался фарисеям за тридцать сребренников. Такова была его цена, и он был куплен за эту цену…

— Знал ли ты, что Иуда предаст тебя?

— Знал сатана. Бог не совращает человека. Бог испытывает его. Иуду совратил сатана, купив его за тридцать сребренников. Я же испытал Иуду, дав ему в руки веревку.

— И ты не проклял Иуду?

— Нет.

— Почему?

— Иуда избавил от греха одиннадцать человек.

— Так почему ты не снимешь с Иуды пятно вечного позора?

— Потому что Иуда — существо от сатаны, а не от Бога.

— Значит, сатана победил тебя?

— Было бы так, если б Иуда не покончил с собой.

— Идя на Голгофу, верил ли ты, что люди ведут тебя на распятие?

— Нет!

— На что же ты надеялся?

— На народ.

— Не народ ли променял тебя на вора?

— Народ.

— Значит, и здесь сатана победил тебя?

— Нет, ибо это не было совращением, а было испытанием.

— И народ не выдержал этого испытания?

— Нет.

— Почему?

— Народ ждал от меня сотворения чуда, а потому он променял меня на вора, от которого он не ждал ничего. Это было второе, преждевременное испытание мною детей Адамовых, и это была вторая ошибка моя.

— В чем же первая ошибка твоя?

— В том, что я дал человеку приют в раю. Не волею другого, а потом, кровью и верою своей должен прийти в рай человек!

— Когда же ты поверил в неизбежность распятия своего?

— Когда узрел я стоявших предо мною мать свою и ученика своего любимого…

— Какова воля твоя?

— Встань!

Бачана встал.

— Признайся, что не терзают тебя муки жажды!

— Не терзают меня муки жажды! — повторил Бачана, и исчезла мучившая его жажда.

— Признайся, что не палят тебя лучи солнца!

— Не палят меня лучи солнца! — повторил Бачана, и исчезла изнуряющая его жара.

— Признайся, что веруешь в жизнь и Бога своего!

— Верую в жизнь…— повторил Бачана и не произнес слов «Бога своего», ибо все происходящее ему все еще казалось галлюцинацией.

И сказал тогда юноша:

— Выскажи свою мечту сокровенную!

— «Зачем я в жизнь явился человеком?

Зачем дождем я не разлился весь?» — произнес Бачана стихи Важа Пшавела, и вдруг…

Бачана разлился дождем, и проросла сквозь выжженную землю пустыни трава — свежая, зеленая, молочная…

Бачана разлился дождем, и поднялись сквозь выжженную землю пустыни цветы — красивые, веселые, благоухающие…

Бачана разлился дождем, и забил сквозь выжженную землю пустыни родник — прохладный, прозрачный, живительный…

Бачана разлился дождем, и ожила выжженная земля пустыни, и превратилась пустыня в цветущий оазис…

Бачана разлился дождем, и вдруг сам обернулся мощным дубом в оазисе — огромным, ветвистым, опоясавшим своими корнями весь земной шар, упершимся головой в небо…И прилетели со всех стран несметные стаи певчих птиц, расселись на ветвях того дуба, устроили гнезда, размножились, и великий гимн жизни разнесся по всему свету…

Опустился тогда Бачана на колени, низко поклонился юноше и сказал:

— Я видел тебя и уверовал.

И рек ему Христос:

— Ты уверовал, ибо лицезрел меня. Блаженны те, кто веруют, не лицезрев меня…

— На нем, на этом откровении, что было дано главному герою романа, и нужно будет сделать акцент при анализе этого замечательного произвеления, — планирует, готовясь к уроку, учительница.

Неспокойна и политическая обстановка в стране. Становится известным тот факт, что в Восточной Европе вспыхнула настоящая буря. Там прошумели «бархатные революции».

Поехав в Литву в гости к брату, Мария Андреевна замечает, что литовцы враждебно стали относиться к русскоговорящим, а те в свою очередь возмущаются тем, что «клумпи»так разносились со своим «гусиным языком», что дальше и некуда. Русским и в магазины за дефицитом лучше не заходить: продавцы в упор не видят и не слышат обращений на русском языке, а привилегированные литовцы, пользуясь явной дискриминацией, покупают товары без всякой очереди.

Со стороны особенно заметно, как решительно Литва борется за свой суверенитет, хотя бы, казалось, им то воевать зачем? В магазинах-подвальчиках каких только нет продуктов, и в Вильнюс за дешевыми товарами откуда только ни приезжают.

Тревожно в Эстонии, и в Латвии нестабильно.

Сын сообщает в письме из Риги, где служит в рядах Советской Армии, о том, что коренное население все чаще называет их оккупантами, и в последнее время начальство запрещает им выходить за пределы расположения части. Матери солдата обидно: ведь не по своей воле ее дорогой мальчик сидит в гнилых латышских болотах на ракетных установках, рассчитанных на поражение страны, находящейся на другом конце земного шара. Радиация здесь такова, что бездомный пес, привязанный к одной из ракет, за одну ночь облысел и в скором времени издох.

Литва, вскоре узнает Мария от брата, отчаянно борется за свою независимость. И хотя Горбачев пробует как-то остановить этот процесс и на улицах Вильнюса уже грохочут советские танки, ход истории назад повернуть невозможно.

События следуют одно за другим: вот осада главы государства, первого и последнего президента СССР, в Крыму, потом знаменитые Вискули в Беловеже.

Союз нерушимый… рухнул.

Однако, что там, вдалеке, происходило в жизни целой страны, не особенно волновало деревню. Здесь каждый жил себе потихоньку своими заботами. Люди рождались и умирали, растили детей; получая копейки, трудились на фермах и в поле, возделывали приусадебные участки, держали скотину, пестуя и лелея коров, свиней и птицу; летом и осенью «тралявалі»из леса ягоды и грибы.

Всколыхнулись все вдруг разом и заволновались, когда внезапно резко подскочили цены на продукты и товары, но тут же вскоре и успокоились — поднялись и зарплаты. О том, какой фокус выйдет с вкладами на сберегательных книжках, о грядущей тихой денежной реформе никто, разумеется, в деревне тогда не мог и предположить. Не предполагали люди, не предвидели…

Правда, Мария Андреевна, наткнувшись однажды в прессе на статью, в которой рассказывалось о том, что в крупных городах люди почему-то стали скупать драгоценности и стоят в очередях возле ювелирных магазинов даже ночами, заподозрила неладное и, сняв свои небольшие сбережения, закупила своим мальчишкам одежду про запас, на вырост.

Пострадали многие, особенно люди зажиточные, «зборлівыя».

— Всех обворовали, даже и на смерть старикам не оставили, — возмущается народ, и, горестно почесав затылки, люди плачутся: — Пропали наши денежки!

У людей экономных, бережливых — особенный траур: сгорели их немалые накопления.

Все, все, что было нажито честным и непосильным трудом…

Тут поневоле вспомнишь Евангелие: — не копите себе сокровищ на земле, где ржа поедает и моль побивает, — …а еще могут украсть воры.

Но кого можно обвинить в происшедшем сейчас, где теперь искать вора?

Чтобы как-то успокоить народ, людям стали морочить головы: на гребне волны недовольства раздавать в качестве компенсации какие-то ценные бумаги, так называемые ваучеры и чеки. Только вот беда: народ экономически неграмотен и никто толком не знает, как их можно рационально использовать. Тут же о бесполезности этой затеи для людей и анекдот был придуман.

Женщина на приеме у гинеколога обращается к нему с просьбой:

— Доктор, подскажите, пожалуйста, куда мне лучше вложить свой ваучер.

На работе в школе Мария Андреевна заметила, что Любаша как-то незаметно стала сдавать свои позиции, несколько притихла и уже не так открыто задевает нашу комплексующую от постоянной травли героиню. Виной тому, объясняет себе Мария, что сыновья Любаши выросли и, хоть та всем доказывает: «мае хлопцы яшчэ паўбяды, яшчэ асвяціся», каждому в деревне понятно, что «не прывядзі, Божа…». Недаром говориться в народе: эх, каб свінні крыла, дык яна б і неба парыла.

А может, потому она так присела, что резко изменилось отношение государства к религии, и уже пышно было отмечено тысячелетие христианства на Руси.

— Дети, — обращается заведующий районо к ученикам, — а ваши классные с вами в церковь ходят?

— О как! Неслыханные вещи! — удивлены педагоги.

Чуть ли не за год в деревне возведен на месте прежнего, разрушенного, новый храм. Прекрасно выстроенный в архитектурном плане, он сияет своими золочеными крестами на круглых совершенной формы маковках и виден издалека.

И вот уже по воскресным и праздничным дням стал призывно разноситься окрест торжественный колокальный звон, и воскурился в храме благовонный фимиам, и зажглись лампады веры и молитвы. И многие уже с самого утра спешат сюда, в Божий дом, на службу.

Не нами придумано, не нам и забывать, — — говорит о такой перемене в жизни деревни Зоя Ивановна.

Любаша однако и здесь преуспела: новый батюшка обратился к ней за помощью, попросил позаниматься дополнительно с его слабо успевающим сыном. И теперь мальчик, чтобы научиться читать, ходит к ней домой.

Бедный батюшка! Даже и он не смог разобраться, что такое из себя представляет эта женщина, настолько ведьма умеет шифроваться.

— Человечество погружается во мрак, не будучи способным отличить добра от зла, — посетовал как-то о том, что происходит с людьми, бывший Римский Папа Бенедикт XVI.

Тяжело переживала Мария Андреевна смерть своей доброй подружки бабки Алеськи; та ушла в мир иной, прожив девяносто пять лет. И смерть ее была легкой и безболезненной, какую Господь обычно посылает праведникам своим.

— Долготою дней исполню его, яко познал имя Мое… — это из 90-го псалма Давида.

— И разве это не о моей духовной наставнице, постоянно молившейся и посвятившей всю свою жизнь стяжанию святого духа, не о славной этой женщине сказано?! — нет и тени сомнения у ее продолжательницы Марии.

И сегодня на уроке родной литературы она расчувствовалась до слез, читая перед учениками класса одно из стихотворений Максима Танка. Ей показалось, будто поэт списал портрет с ее доброй единомышленницы:

Яе ўсе шкадавалі,

Як шкадуюць кожнага,

Хто выняньчыў дзяцей,

Іх працу, будучыню, хлеб.

І, можа, ўсё спакойна абышлося б,

Але перад апошняю дарогай

Ніяк яе адмыць рук не маглі

Ад скіб зямлі,

Ад каласоў і сонца,

Ад пялёнак і ануч,

Ад чорных і распаленых гаршкоў

З бацвіннем, з бульбай,

Што больш паўсотні год,

Яна стаўляла і выцягвала з печы.

Глядзяць усе на рукі гэтыя,

Пасівераныя, парэпаныя,

І заходзяцца плачам:

Бо як рукамі гэткімі

Ды ў дзверы раю

Грукаць!

Работая в советской школе, Мария Андреевна не очень афишировала тот факт, что бабка пересказала ей свои говоры ( трижды на протяжении лет десяти об этом ей было во снах сказано), но это длилось до тех пор, пока не прошел год со смерти старушки, и та не приснилась Марии.

Будто пришла она к своей наставнице в ее ветхую маленькую лачужку. А там столько света и людей, людей сколько собралось! Как они только и вместились здесь все! И так хорошо и уютно им в этом домике с его приветливой хозяйкой! Все радуются и счастливы.

Как всегда, на прощанье бабушка вышла провожать свою идейную наперсницу. И обняв, говорит ей заветные слова:

— — Маруська, птичка моя, не бойся помогать людям.

Прильнув к доброй материнской груди, плачет, будто маленькая девочка, навзрыд Мария, выплакивая свои сомнения и обиды и думая о том, что грешна она перед Богом и людьми, но доверие Высших Сил нельзя отвергать, его надо стараться оправдывать.

И если обращается к ней кто-либо за помощью, она учит его или ее, как правильно нужно осенять себя крестным знамением, рассказывает о силе православных молитв и живописует о том, как сама когда-то так неожиданно пришла к искренней вере в Бога.

— — Мальчик умирает, его нужно срочно спасать. Летим с нами, — — получила однажды приглашение во сне. — — И у нас нет такого человека, как ты.

Худенький мальчик лет десяти, видит она во сне, беспомощно лежит на своем смертном одре. После молитвы Мария обращается к собравшимся людям: — — Не волнуйтесь, с ним будет все хорошо. Теперь пойдемте со мной. Я покажу вам того, кто насылает на вас эти несчастья.

Им навстречу выходит невысокого роста злобный горбун. Одет он в черный плащ, и что запомнилось Марии, так это то, что на голове у него красуется темный берет.

— — Явно не сельского вида гражданин. Возможно, заезжий, — — думает женщина, и, обратившись к следовавшей за ней толпе, просит ей подать освященную воду, чтобы окончательно избавиться от колдуна. Солнечный ясный день, и вода в стакане блестит и сверкает на солнце. С силою плеснув из стакана освященную воду на странного уродца, Мария вздыхает с облегчением: чары рассеялись. С изумлением взирает толпа, как у всех на глазах колдун медленно начинает испаряться в воздухе.

— — Порою люди не верят в силу освященной воды. И выходит, зря, — — проснувшись утром, думает Мария.