Глава 8

Глава VІІІ Школьные годы

Школьные годы — чудесные.

С книгою, с дружбою, с песнею.

Разве они пролетят без следа?

Нет, не забудет никто никогда

Школьные годы.

Евгений Долматовский

Школьные годы — чудесные? Да, именно таковыми они и были для нашей героини. Вот Маруся идет первый раз в первый класс. Белого банта не было, были нежно-розовые атласные ленточки, вплетенные в косички, белый фартучек и темно-коричневое платьице; школьная форма советской школы не отличалась от одежды дореволюционных гимназий, и это был классический образец ученической одежды.

Такого же возраста, как и родная мама, учительница начальных классов Елена Васильевна, взяв первоклашек за доверчиво протянутые маленькие ручонки, поведет их в огромную Страну Знаний.

Незаметная серенькая уточка, простая и скромная, без лишней суеты, тихо и спокойно, и, казалось, несколько обыденно, но до чего же доходчиво и интересно, и главное от всего материнского сердца и доброй души, учит она своих первоклассников.

Пионерчик уже не лезет «сляпіцай у вочы»; он видит, что «сушчаство рабое»уже и читает лучше его, и задачи, в которых он ни «бум-бум», легко решает. И даже на уроках физкультуры эта тоненькая, как тростиночка, девочка бежит быстрее всех.

— Выскочка, «пстрычка», — обзывает он ее на переменах, но счастливая Маруська как будто не слышит его упреков, и надо же, даже учительнице не ябедничает — видимо, боится.

Кстати, три ее подружки-одноклассницы, дочки школьных учителей, и те не могут обогнать девочку в учебе: раньше всех и выше взлетает ее ручонка при очередном вопросе педагога.

Дома также перемены к лучшему: вернулся из лагеря отец, и они вдвоем с братом Иваном (ему уже шестнадцать лет) строят новый дом; сидя на срубе с двух сторон, отец и сын стараются вовсю.

— От топоров только эхо идет, — радостно сообщает мама.

Она помолодела, похорошела, и на ее лице часто стала появляться счастливая улыбка.

К отцу, которого не помнила и не знала, Маруська привыкла быстро — родная кровь. Родом с Полесья, отец маленькую дочку называет на украинский манер «донька» (доченька).

Вскоре и все остальные члены семьи стали за ним повторять:

— И где это наша донька так заигралась?

А через полгода уже «спраўлялі ўлазіны»(новоселье).

Первой переступила порог мать с иконами, которые разместили потом в правом углу, «на покуці»; следом Маруська, впустившая сразу перед собой Мурку (к счастью), за ними — остальные домочадцы.

Наконец-то у матери появилась возможность показать всем, на что она способна: выкрашенные краской и сверху покрытые лаком полы вымываются по два раза в день.

— Меньше три, лак сотрешь, — отец ласково пробует утихомирить не в меру усердную хлопотунью, но сам, конечно, гордится такой аккуратисткой — не у каждой хозяйки и стол такой чистый, как у Вари полы.

И отец, и мать часто, сидя рядышком, не могут налюбоваться своей ненаглядной донькой. А еще они и гордятся ею. Мать не пропускает ни одного родительского собрания: там ей приятно выслушивать благодарственные речи администрации школы за примерное поведение и отличную учебу дочери.

Высоко подняв голову, гордо посматривает она по сторонам и особенно туда, где сидит красная, «як бурак»(столовая свекла), Валя Пионерчикова. Той приходится выслушивать немало нареканий: Пионерчик и не думает изменяться в лучшую сторону.

После родительского собрания — обязательная концертная программа с выступлением самих школьников. И тут Маруська не ударяет лицом в грязь: она и конферансье, и поет, и танцует. В общем, как говорится: і швец, і жнец, і на дудцы ігрэц.

— От же где выскочка, так выскочка! — недовольно посматривая на маленькую артистку, шепчет Пионерчикова Валя.

Как хвалили Маруську и кого ругали в школе — все сведения матерью доводятся до родителя. Отец на собрания не ходит, некогда: они с братом уже строят сарай и погреб.

Слушая рассказы Варварки, старый дедушка, лежа на печке, также доволен успехами внучки: пускай учится малая!

Но проходит время, и вот уже закончена начальная школа, первый этап образования. При прощании со второй мамой, дорогой Еленой Васильевной, слезы расставания и букетом нежных цветов — по-детски трогательное «спасибо».

В пятом классе каждый предмет учит отдельный педагог, и некоторое время ребятишкам приходиться держать ухо востро: ведь неизвестно еще, что можно ожидать от каждого из учителей. Однако закончилась первая четверть, и уже повзрослевшие малыши прошли адаптацию. Маленькие хитрецы чутко уловили, у какого наставника нужно хорошенько зубрить и сидеть на уроках смирно, а у кого можно и побаловаться.

— Надоел этот Пионерчик! Сегодня на уроке истории при изучении темы «Рабовладельчество»громко, на весь класс, прочитал предложение из учебника:

— І калі свабодны чалавек жаніўся з рабой (при этом слове мальчик ткнул пальцем в сторону тут же покрасневшей Маруськи и ехидно захихикал), то і сам станавіўся рабом.

— А ты лучше? — чуть не заплакала обидчивая девочка.

Класс Пионерчика не поддержал. Каждому было ясно: «посмеялся чугунок с горшка, что тот черен».

Их классная — любимая Ядечка, Ядвига Алексеевна, преподает у них русский язык и литературу, красавица и умница, первая леди школы. Она жена грозного директора Ревы Ивановича и подстать своему супругу. Такую пару поискать: оба молоды, красивы, и, можно смело сказать, патриоты своего дела. Они — кумиры; дети их обожают.

Кружки, дополнительные занятия, спортивные секции, участие в художественной самодеятельности и в районных конкурсах — все дело рук замечательного Ревы Ивановича.

Завершилась учеба в пятом классе летним трехдневным походом к истоку местной реки с ночевкой в палатках. Скажите, пожалуйста, какой школьный класс не мечтает об этом?

В первый день похода все дружно шагали по неровному берегу небольшой речушки, шутили, пели песни, ловили бабочек и собирали гербарий, как же: «вместе весело шагать по просторам». Потом полная романтики и звездного неба над головой ночёвка в палатках на лесной поляне. Перед этим на костре сварили уху из рыбы, которую мальчики наловили днем на привале и тащили в банке с водой по очереди. Ночь оказалась довольно бессонной: долго не могли уснуть в палатках, к тому же все время приходилось дежурить у костра, смотреть, чтобы он не погас.

Поэтому на второй день песен не пели, хотя настойчиво и упорно плелись один за одним дальше. Вторую ночь проводили уже не в лесу, а в школе-интернате, что, к счастью, находился в зоне маршрута похода.

Утром продолжать поход не было никаких сил, поэтому директор с классной усадили уставших маленьких туристов в срочно прибывший гужевой транспорт.

Тихо поскрипывая колёсами, катится телега. Серая лошадка, отмахиваясь хвостом от назойливых мух и иногда всхрапывая, размеренным ходом бежит вперед, укачивая мирно спящих на мягких вещевых мешках мальчиков и девочек, с каждым часом приближаясь все ближе и ближе к дому.

Разве такое забудется?!

В школе всех одинаково воспитывают на идеях и лозунгах марксизма-ленинизма, и наша Маруся — маленькая ура-патриотка. Уже будучи членом детской пионерской организации, ежегодно избирается председателем совета отряда, а потом, став комсомолкой, она — председатель школьной пионерской дружины. Поднимается, так сказать, вверх по идейной лестнице.

На дворе XX век. Шестидесятые годы. Первое мая — день международной солидарности трудящихся. Вся школа, построенная в колонну, дружно шагает в небольшой лесок, что находится в двух километрах от школы. Впереди — знаменосец, горнисты и барабанщики, директор школы, старшая пионервожатая и классные руководители, учителя — все в добровольно-принудительном порядке бодро маршируют вместе с учениками.

В лесу на поляне их уже поджидает выложенная из срубленных елок пятиконечная звезда.

Школа застыла в ожидании команды.

Комсомолка-девятиклассница Мария, с повязанным галстуком на шее, звонко командует:

— Председатели советов отрядов! Приготовиться к сдаче рапортов! Сдать рапорты!

Как солдатики в строю, четко и бойко докладывает юная пионерия, а наша активистка принимает тщательно отрепетированные отчеты, а потом и сама от имени дружины рапортует директору школы.

— Юные ленинцы! К борьбе за дело коммунистической партии Советского Союза будьте готовы! — зычным голосом призывает директор.

— Всегда готовы! — автоматически взлетают вверх руки детей, вскинутые в салюте.

К какой борьбе, за какое дело, к чему именно нужно быть готовыми? Кто когда задумывался над этим?!

Высоко в небо взметнулось пламя от горящих елей; трещит, сгорая, пятиконечная звезда.

— Взвейтесь кострами, синие ночи, — громко звучит песня пионерской дружины; поют и пионеры, и комсомольцы, им подтягивают присутствующие учителя.

Маевка в разгаре: танцы под гармонь, фотографии на память у белостволых березок с нежно-зелеными свисающими косами ветвей; а еще сюда из райцентра на грузовой машине доставлены на продажу конфеты, печенье, напиток крем-сода и редкое для деревни мороженое.

В лесу хорошо. Высоко поднялись и смотрят в весеннее ласковое небо вечнозеленые ели и сосны. Красавицы-березки уже принарядились в свои ярко— зеленые платьица, под порывами легкого ветерка раскачиваются их скромные украшения — сережки.

И кажется, что под теплыми солнечными лучами вся природа застыла в томном ожидании: вот-вот заколышется, зашумит ветрами и наполнится ароматами цветения все вокруг; и быстрее побегут лесные ручейки, а птицы запоют свои песни еще радостнее и звонче.

Правда, всех уже успели опередить подснежники, нежным ковром они устлали поляны и перелески.

Эти трогательные своей беззащитностью цветы напомнили Марии легенду, рассказанную ей когда-то в детстве матерью.

Когда Бог сбросил людей в наказание на Землю, стояла весна, но в тот день было еще холодно и шел снег. Ева замерзла, и природа пожалела ее: тихо опускавшиеся снежинки превратились в лепестки подснежников, укрывших от холода первую женщину Земли.

Солнце, весна и счастье быть юным… Ничто еще не тревожит и не омрачает душу. Трудности и испытания — впереди.

И появилось фото в альбоме: обняв березку, стоят они с подружкой Аллочкой; улыбками и счастьем светятся их юные лица.

На память их сфотографировал несмелый мальчишка-старшеклассник, высокий, с черными кучерявыми волосами (о нем мечтают все девочки школы), чтобы потом подарить фотку нашей гордой и самолюбивой красавице.

Время, как и жизнь, летит быстро. Наша Мария уже в одиннадцатом классе, и по-прежнему отличница и активистка.

Окончилась первая четверть, начались каникулы.

Сегодня они, старшеклассники, решили организовать выезд школьной агитбригады в соседнюю деревню, что находится от них километрах в семи.

Совершенно дикая, потрясшая всех история произошла полгода тому назад в этой деревне: жена с любовником убили мужа.

Пришли ночью к нему на работу — несчастный трудился ночным сторожем на маленьком кирпичном заводике, расположенном недалеко, километрах в двух от деревни, в каком-то лесном захолустье. Убив, расчленили и сожгли в печи для обжига кирпича. Но толком скрыть следы злодеяния не смогли: кости горемычного Коржа полностью не сгорели, да и улик оказалось слишком много.

Жили по соседству две семьи, жили не тужили, более того, дружили семьями. И уже в каждом доме было многолюдно и шумно: деточки подрастали. У Коржа их было четверо, у соседа — трое.

Что толкнуло Коржиху и ее любовника на столь страшное преступление, от которого стынет кровь в жилах и невозможно слушать о нем без содрогания? Что заставило этих двоих переступить через все законы человеческой морали? Несомненно, преступление страсти.

Люди, узнавшие об этой истории, в шоке: семеро детей остались сиротами. И как им потом, всем семерым, жить с этим? Как смогут они избавиться от жутких воспоминаний о том, что сломало им судьбы? И смогут ли они оправиться от того неожиданного удара, который получили от преступной любви этих двоих?

— Бога забыли, — говорят старые люди.

Больше всего осуждают женщину-убийцу (шерше ля фам):

— Сукаю зрабілася, не чалавек ужо.

Через пару лет Мария встретилась на вокзале с Тасей — дочкой убитого Коржа; когда-то они учились в параллельных классах. Сидя в ожидании прибытия автобуса, разговорились. Тася, тихая симпатичная девушка с большими грустными глазами, сказала своей собеседнице, что все они, четверо детей, очень любили отца: необыкновенно добрый был человек.

— А как мать? — спросила Мария.

— Сидит. Ездила к ней на свиданку. Ночевала даже там. Она уснула и захрапела, а мне стало страшно-страшно. Всю ночь уснуть не могла.

И это с родной матерью?

Тася еще рассказала Марии, что на суде в ходе следствия вскрылись многие ужасные подробности преступления: сосед сразу не убил соперника принесенным с собой топором, а только оглушил. И когда они стали распиливать его на части припасенной для этого дела пилой, бедняга пришел в себя и начал проситься у двух злодеев, умоляя оставить его в живых.

Части тела побросали в большую горловину печи, и ей, Коржихе, досталось нести отсеченную голову убитого мужа. И, видно, у зверя все же проснулось что-то человеческое: пошатнувшись, уронила она эту голову, которую когда-то любила, обнимала и целовала. И чтобы не упасть, окровавленными руками оперлась о стенку, оставив на ней багровые отпечатки преступных рук своих.

Деревня, куда приехала школьная агитбригада, тонула в темноте: хоть бы где загорелся какой огонек, везде темень. Ярко лишь светились окна сельского клуба.

Внутри — выбеленные мелом стены, сбитые связками недорогие стулья, уставленные рядами, с проходом посередине, да небольшая сцена с дешевым сатиновым занавесом. Народу собралось немало: любой концерт здесь, в этом Богом забытом уголке, — большая редкость.

В программе у самодеятельных артистов — сборная солянка: песни, танцы, соло на баяне, декламация; как говорится: кто во что горазд.

У Марии для того времени актуальный номер — басня на атеистическую тему: «Як ад яек і ад сала ледзь Агата не сканала».

Вкрадчивым, елейным голоском, доходящим да сознания каждой бабки, отравленной религиозным дурманом, начинает наша артистка читать басню:

— А здарылася гэта на Вялікдзень-Свята

З небаракаю одной, з цёткаю Агатай.

Далее идет характеристика чересчур религиозной женщины: у нее праздники чуть ли не каждый день, и она их все «святкуе», вместо того чтобы со всеми трудиться в поле.

И надо же такому случиться, что весь пасхальный пост Агата «шчыра посціць», — а это целых семь недель — и употребляет только вегетарианскую пищу: «ела з рэдзькай праснакі, хлеб з капустай ела».

Комичность ситуации, как показалось тогда нашей Марии, заключалась в том, что после окончания поста, тетка, конкретно изголодавшись, употребила еды не в меру:

З’ела мяса, з’ела сала,

Шынкі тлустае кавалак,

З’ела з хлебам халадца

З добрым шкалікам вінца.

Результат такого обжорства не заставил себя долго ждать:

— А пад вечар хмель той дзе?

Як зарэжа ў жываце,

Што Агата то бялее,

То сінее, то чарнее.

То ўскочыць, то ўпадзе…

Долго мучилась бедная тетка.

— Што з Агатай тою стала? — обращаясь к зрителю в зале, спрашивает наша чтица, и сама поясняет многоуважаемой публике:

— Медыцына ўратавала…

Фанатичная Агата отрекается от Бога и становится убежденной атеисткой, меняя свои религиозные убеждения на противоположные.

После номера Марии аплодировали, как и всем остальным: ведь она так старалась. Концерт окончен; но идет второе отделение выступления: танцы молодежи.

Составлены по периметру клуба возле стенок стулья; зрители — все те же. В основном, это любопытные бабки. Важно и величественно, как Будды, восседают они на своих местах; и чтобы чего не упустить, тщательно осматривают каждую танцующую пару. И кто знает, какие воспоминания посещают их седые головы?

Заиграл гармонист, и закружилась в вальсе молодежь; затем звучит полька, за ней — падыспань, танго, белый танец.

Марию все время приглашает симпатичный рослый парень, родом из этой деревни. Они познакомились уже и ловят на себе заинтересованные пристальные взгляды бабушек.

А вот и местные молодицы, осмелев, выходят с частушками в круг:

— Гарманіст, гарманіст,

Цябе любяць дзевачкі.

Паіграй нам, гарманісцік,

Мы спяем прыпевачкі.

У садочку я гуляла

І ірвала вішні.

Пашлі, Божа, кавалера

Ды пад мае мыслі.

Одна частушка сменяет другую. Звучит даже и такая, народу на удивление:

— — І тут баліць, і тут баліць,

Толькі там не баліць,

Дзе мой мілы шавяліць…

Осуждающе покачивают головами бабушки-старушки: — — Галька — сараматніца, нястыдіца, і сёння не змоўчала, мабыць, ізноў пад мухай…

Мужики, довольные, ржут.

Только Марии почему-то сегодня не до веселья. Странные чувства терзают ее душу.

Как будто издалека повеяло на нее чем-то настолько суровым и холодным, что даже стены клуба показались белее, чем были, а на сердце сделалось так тоскливо и тревожно, что ей захотелось горько-горько заплакать, как по покойнику.

Быть может, она почувствовала тогда, что Иван, так звали нового знакомого, скоро погибнет.

Кто не знает, что учеба — труд, и труд нелегкий, но две трети их большого класса — отличники и хорошисты; ребята дружны между собой; в классе царят взаимопомощь и взаимовыручка — так их классная воспитала, их дорогая Ядечка.

Но вот окончена школа, и пути-дороги людские порой расходятся навек. Далеко в Россию уехала вслед за мужем их милая классная — Реву Ивановича назначили директором школы в крупном городе.

— И за горою поклонюсь, — Мария благодарна судьбе за то, что в ее жизни были такие наставники.