Глава 7

Глава VII Тайные знаки судьбы

— Как называется эта звезда, мой возлюбленный? — спросила она (Суламифь).

— Это звезда Сопдит, — ответил царь (Соломон).

— Это священная звезда. Ассирийские маги говорят нам, что души всех людей живут на ней после смерти тела.

А. И. Куприн «Суламифь».

Впервые необыкновенное и загадочное в жизни девочки Маруськи произошло, когда ей было лет пять, не более.

Она тогда умирала. Некоторое время лежала без сознания в горячечном бреду, уже ничего не замечая вокруг; а потом и вовсе стала потихоньку затихать. Девочка угасала на глазах. Ей же самой в это время с каждой минутой становилось все легче и легче; казалось, еще мгновение — и душа ее выпорхнет из маленького худенького тельца и отлетит в иные, невидимые миры.

Именно на грани жизни и смерти вдруг увидела она над собой неким другим, особым зрением, причём очень близко, странную, огромную таинственную планету, мертвую и угрожающую. Цвет этого тяжелого небесного тела был темный, но не сказать, чтобы черный. Отчетливо были видны синевато-коричневые рвы рек или каких-то каналов, местами темной серебристой ртутью отливала поверхность этого огромного мрачного шара, находящегося совсем близко, почти рядом, но чувствовалось, что это уже не наш мир; это видение было из мира совсем другого, возможно, параллельного нашему, земному.

Видение продолжалось совсем недолго, но было столь необычным и впечатляющим, что и годы не смогли стереть его из памяти.

Не так давно ученые вычислили существование в Солнечной системе невидимой звезды, которую называют Немезидой или Нибиру, или звездой смерти. Древние шумеры изображали ее в виде шара с крыльями. Есть мнение, что эта звезда опасна для Земли и землян, ибо несет разрушение и смерчи. Может, это ее видела девочка, такую бездушную и угрожающую всему живому, и, может, она должна была притянуть к себе в далёкий космос душу малышки?

Древние греки считали, что к каждому человеку в момент расставания с жизнью приходит ангел смерти, они дали ему имя Танат; посланец ада, он весь усыпан, как звездами, множеством глаз. Но если душа по каким-то причинам еще не готова уйти и остается жить, то поспешивший ангел вынужден оставить человеку один глаз, и тогда у получившего этот дар развивается чувствование иномиров.

Ангела смерти, который хотел похитить ее душу, девочка не увидела и умереть не успела, видимо, потому что ему помешал ангел во плоти, поспешивший на помощь малышке.

Широко распахнулась дверь, и местный фельдшер Татьяна Ивановна с веселой фамилией Чижик возникла на пороге, за ней стояла взволнованная мама. Быстро взглянув на ребенка, с тревогой и состраданием склонилась она над ним, и казалось, что и душу свою была готова отдать, чтобы только спасти ослабевшего маленького человечка. Обе женщины стали усердно хлопотать над девочкой.

Кризис миновал, Маруська потихоньку выздоровела.

— Стала потихоньку наша малышка выздоравливать, — радуются все в ветхой халупке. Здесь зимой так холодно, что и вода в ведрах, стоящих на широкой самодельной лавке, за ночь замерзает. С самого утра, чтобы зачерпнуть холодной, ломающей зубы воды, наледь эту сверху приходится сдалбливать.

В основном холод шел из одинарных оконец, поэтому на зиму они утеплялись «матамі»(сплетенными из соломы косами), но и они помогали слабо: шыбы (стекла) окон всегда были покрыты такой изморозью, что на них можно было рисовать целые картины, причем чаще всего изображались какие-нибудь пейзажи.

— Не сиди возле окна, простудишься, — не раз можно было услышать обращение взрослых к увлекшемуся рисунками «художнику».

Но на рассвете затапливались русская печь и грубка, и сразу в тесной избушке становилось теплее и веселей, а когда в печи из чугунка с картошкой начинала, шипя, выкипать на жар вода, настроение у дружной семейки заметно улучшалось.

Мать Маруськи была женщиной до того аккуратной и чистоплотной, что малым хоть караул кричи: и не забалуешь, и не разбежишься; везде чистота и порядок: все вычищено, вымыто, «вышаравана»; печки выбелены. Мел приобретался путем бартерной сделки с тряпичником Наумом. В ход шли куриные и гусиные яйца, кроличьи шкурки, сало, масло и прочий продукт натурального хозяйства. Этот Наум регулярно приезжал на своем возу в деревню на радость сельским кумушкам, ибо чего только не было у того Наума: и разные побрякушки, и нитки мулине для вышивания, и гребешки для расчёсывания волос, и, на радость детям, глиняные свистульки в виде раскрашенных петушков, и много еще чего другого, порою так необходимого в жизни далёкой от города деревушки. Видно, и выражение придумали люди именно про воз Наума: «поўна, шмат усяго — як у жыда ў возе».

Еврей Наум никогда не обижался, если его кто унижал по национальной принадлежности; всегда умел он отшутиться и побалогурить.

Так шутками-прибаутками, видно, задел он не одно женское сердце, этот добродушный весельчак. Потом с Маруськой в школе училась его внебрачная дочка, которую родила ему одинокая красивая женщина Серафима. Наум от девочки не отказался, хотя у него в городе уже была семья. Чем могли, и он, и его жена помогали Серафиме растить ребенка. Кто знает, может, и в других деревнях он также любил пошутить? Ведь объезд у него был немаленький.

Много в халупке зимой ведется беспокойных разговоров о том, как там, в саду, в своих присыпанных снегом ульях-хатках зимуют пчелки. И если скотине и домашней птице в теплом хлеву сидеть неплохо, то о пчеле особая забота: чтобы и мышь на готовый медок не позарилась и не зашилась на зимовку в улей, да чтобы и синицы не тревожили. Синица-хитрица, на первый взгляд совершенно безобидная птичка, для пчеловода же она — сущее наказание. Прилетев к пчелиному домику и усевшись на леток, клювом стучит прохиндейка в улей:

— Тук-тук-тук! По типу: «Здравствуйте, я — ваша тетя!»

Клубок сцепившихся друг с другом на зиму пчел — в тревоге. Свирепые пчелиные стражи тут как тут — они готовы немедленно разобраться с непрошеной гостьей. Да где там! Сами идут на прокорм прожорливой птице. Съев одну пчелу, «хітраванка»продолжает и дальше разводить доверчивых пчелок.

Но, наконец, на смену суровой и тяжелой для крестьянина зиме, ведь законы природы еще никто не отменял, приходит благодетельница весна, весна-красна. И сразу радует человека солнышком и нежной зеленью, а потом и красотой неописуемой: сады зацвели.

Красуются, колышутся и млеют в бело-розовых воздушных нарядах цветущие яблони, вишни и сливы, точно венками, окружив всю деревеньку пышными пенными облаками. Кажется, сама природа стремится утешить человека: не жили богато, нечего и начинать, зато красота какая, ради нее одной можно жить. Такую и за деньги не купишь.

Совсем незаметно пробежало время. Но уже отцвели и облетели сады под порывами ветра, устлав землю белым покрывалом из хрупких влажных лепестков. Однако не приходится огорчаться от того, что исчезло нежное очарование, о нет. Практичный взгляд хозяина теплеет, а душа радуется иному зрелищу: на деревьях появилась несмелая завязь — будущие плоды.

Пчелы-разведчицы уже вовсю улетают в луга, куда скоро за ними отправится и летная пчела, сборщица будущего желтого золота, — так пчеловоды величают мед. Перелетая с цветка на цветок и собирая хоботком нектар, не забывает труженица начесывать на свои ножки и цветочную пыльцу; и, смотришь вечером, к концу сбора: на этих тоненьких ножках уже висят два целых баульчика будущей перги — пчелиного хлеба; пыльца, перемешенная с медом и утрамбованная стараниями пчелок-укладчиц, идет зимой на корм самим пчелам, а также пчелки-няньки кормят ею детву — пчелиное потомство.

— Такой порядок у этих пчел, что держись: молодые, только что вылупившиеся из своих коконов пчелы становятся поначалу уборщицами, потом няньками, потом чистильщицами летных пчел (и почистят их, и массаж им сделают, чтобы те быстрее пришли в себя перед отправлением в очередной рейс), потом приемщицами меда, укладчицами его; воины-стражи оберегают жилище, пчелы-строители постоянно лепят из воска совершенно идеальные, с точки зрения геометрии, шестигранные ячейки-соты для меда, перги и детвы. Пчелки постоянно усовершенствуются и повышают свою квалификацию. (Идут вверх по карьерной лестнице, говоря современным языком), и самая ценная пчела — летная.

Управляет же всем в улье царица-матка, — учит дедушка внучку, рассказывая и показывая ей, как надо уметь ходить за пчелой.

— И как у каждой настоящей царицы, у нее есть целая свита пчел, преданных и готовых даже жизнь свою отдать за нее; эта свита кормит, ухаживает за своей госпожой и оберегает ее. И если случится в пчелиной семье голод, то последняя капля меда — ей, царице.

Пчела уважаема человеком. Ведь если не будет пчел, то и урожаи плодовых деревьев, многих овощей, злаковых, гречихи заметно снизятся. Именно о пчелке люди говорят, что она умерла, значит, она как какое-то высшее существо среди живого в этом мире, — все больше и больше увлекает своими рассказами дедушка Маруську (бо ведаць — за плячыма не насіць).

И если умирает хозяин пчел, то об этом необходимо сообщить и его пчелкам, а иначе может случиться и другая беда: они могут погибнуть.

Однажды в деревне зимой, — вспоминает он, — умер старый, всеми уважаемый пчеловод. В суете и хлопотах родные забыли сказать об этом пчелам.

Утром, выйдя во двор, домашние были в шоке: снег в огороде стал черным, так как весь был укрыт замерзшими трупиками пчел. Они не смогли перенести смерть любимого хозяина.

Удивляется девочка: какая интересная страна, пчелиная империя во главе со своей царицей. И особенно что удивляет, так их необыкновенная привязанность к человеку.

…Уже запаханы огороды и высажен картофель, сделаны заботливыми руками матери гряды, заквохтали и сели на яйца гусыни и куры, время близится к лету.

Большими нежно-душистыми гроздьями в обрамлении темно-зеленых листьев сердцевидной формы зацветает в огородчиках сирень («бэз»), в которой дети обычно ищут цветок с мутационным геном, где пять или шесть лепесточков, — «счастье», чтобы съесть его, на счастье.

А у девочки Маруськи беда: ярким «рабаціннем»(веснушками) расцветает ее милое, с большими серыми глазами под тоненькими бровками, с прямым греческим носиком и ярко-красными губками, кругленькое, словно выточенное умелой рукой резчика, личико.

— Это тебя солнышко поцеловало, потому что любит тебя, такую маленькую красотулечку, — ласково утешает мама расстроенную девочку.

— Наверное, разрушала ласточкины гнезда, — иногда, глядя на это задорное и радостное «зязюліна яйка», шутят взрослые.

Но сегодня у девочки совсем не веселое настроение. Она, добрая и ласковая по натуре, столкнулась с откровенной, ничем не заслуженной ненавистью, и это был, пожалуй, один из первых жизненных уроков для нее; видно, в этой жизни ее не только любят, но и ненавидят по каким-то, одному только Богу известным, причинам.

— Ты чаго сюды прыйшло, сушчаство рабое? — грозно наступает на нее Пионерчик, загораживая дорогу и тряся перед носом сконфуженной девочки злобно сжатыми кулачками. — Хто табе разрашыў па нашай вуліцы хадзіць?

Пионерчик изъясняется, как принято в деревне «на трасянцы»: тут-здесь коні-лошади пасутся.

Маруська могла бы и ответить, что улица — общая, но боится.

— Каб я цябе, сушчаство рабое, тут, на нашай вуліцы, больш не бачыў! — свирепо вращая побелевшими от гнева глазками, угрожает маленький тиран.

Больше всего Маруську задевает то, что и у Пионерчика курносый носик также весь обсажен веснушками, здесь уж точно можно смело сказать: «абое — рабое», но задиристый мальчик, по-видимому, своих недостатков не замечает.

Услышав, кто ее обидел, мама, как может, успокаивает дочурку, а сама думает о том, что и отец Пионерчика, тоже с прозвищем Пионерчик, — его так прозвали за активное участие в создании на селе пионерской ячейки (и, конечно же, он был одним из первых пионеров села), тоже не отличался ангельским характером, а «заўсёды ўсім вочы, як той драч, выдзіраў», и вечно всем старался доказать свое превосходство.

— Яблочко от яблоньки недалеко закатилась; какое дерево, таков и клин, каков отец, таков и сын, — думает Варварка, гладя по светло-русой головке свою плачущую девочку.

Мягкой бархатистой шерсткой, выгнув дугой спинку, ластится к ногам маленькой хозяйки, сочувственно заглядывая ей в глаза, домашняя любимица, трехмастная кошка Мурка. В их отнюдь не роскошном жилище всегда находилось местечко (да и сколько его надо!) для котов, а на цепи во дворе звонко лаял пес-дворняжка Рудик.

Мать же часто повторяла дочке одну и ту же притчу о том, что рядом с человеком должны существовать эти животные.

— Человек уже не однажды ослушивался Бога, и Господь на человека прогневан, потому что люди иногда ведут себя хуже скота. Даже и сама Земля уже отказывается рожать для нас. Но Бог велел Земле родить на долю животных, собаки и кота.

Получается, мы, люди, пользуемся той милостью, которую Бог оставил на кота, собаку и животных.

— Говорят, даже, — продолжает рассказывать Варварка, — что где-то у нас, в Белоруссии, есть Божий камень, на котором виден отпечаток ноги человека, а рядом — отпечатки ног собаки и кота. Они как бы даны человеку в память о том, чтобы он не забывал, за чей счет он живет на этой земле, и в ответ заботился о своих верных друзьях, потому что и собака человеку нужен, а без котов человеку и вовсе пришлось бы нелегко: от мышей и крыс трудно было бы спасение найти, никакие мышьяки и яды не спасли бы.

— Конечно, котам живется намного вольготней: и мышь или крысу могут поймать, да и сердобольная хозяйка заботится, чтобы котик не был голодным. А собака нередко и голодает, и не гуляет сама по себе, как тот заносчивый кот. Не зря же люди говорят: живет кот — живет и собака. А какой-нибудь горемыка, добавляет: «жыву і я, небарака».

Увидев, с каким вниманием слушает ее девочка, мама, усмехнувшись, решила продолжить свое повествование:

— Слышала я такую шутливую историю от людей: будто бы встретились однажды два знакомца, кот и собака, и стали о житье-бытье говорить.

Собака и говорит:

— У моего хозяина семеро детей, и пусть бы еще и восьмой родился: каждый идет и по кусочку мне хлеба несет, еще и погладит, пожалеет.

— А у моего хозяина, — пробурчал кот, — один есть, так пускай бы и он сдох, так он меня достал: все время таскает по дому, не дает даже немножко отдохнуть после ночной охоты.

И в конце своего разговора с дочкой Варвара начинает убеждать девочку, что животных надо жалеть и напрасно не обижать. Даже в одной библейской притче сказано: праведный имеет сожаление к жизни скота своего. И просит Маруську перестать пеленать, как маленького ребенка, Мурку:

— Ты посмотри, как она сердито и недовольно хвостом крутит и вертит, значит не нравится ей вниз спиной завернутой в твои пеленки лежать.