Глава XI Материнство
Жене сказал (Господь Бог):
— Умножая умножу скорбь твою в беременности твоей. В болезни будешь рожать детей; и к мужу твоему влечение твое, и он будет господствовать над тобою.
Библия. Ветхий Завет. Бытие.
Дзіця і маці — вечная любоў.
Дзіця і маці — вечная ікона.
Я. Анішчыц.
— Любимая, роди мне сына. Мальчика хочу, чтобы мог гордиться им, чтобы наследник рос у меня, — просит Жоржик свою Марийку. Она и сама по неизвестной ей причине хочет сына.
Может, чтобы супругу угодить или это ей сердце подсказывает?
В наше время на этот сложный вопрос отвечает простое обследование на УЗИ; в те годы это была тайна за семью печатями.
— Вопрос, конечно, интересный, кто же маленький постучится к нам в дверь, сынок или доченька? — волнуется и сама женщина.
Она уже в положении, и срок немаленький — давно за половину (когда услышала первое шевеление ребеночка) перевалило.
И в ту же ночь, на рассвете, видит во сне:
Бережно придерживая рукой живот, как это обычно делают беременные, осторожно выходит она на крыльцо родного дома. Светлый солнечный день; тихо и спокойно все; ничто не нарушает царящей вокруг гармонии; умиротворенно и радостно бьётся сердце будущей матери.
Подняв глаза, видит она свою молодую роскошную яблоньку, всю усыпанную румяными наливными плодами, соком так и светится каждое яблочко.
Чудесная песня послышалась сверху. Это звонкоголосый соловей, найдя укромное местечко в ветвях дерева, свил свое маленькое уютное гнездышко; и теперь, сидя на ветке и подняв вверх головку, старается изо всех сил: радостно щелкает и выводит свои нежные переливчатые трели.
И кажется женщине, что весь этот необыкновенный прекрасный мир вокруг и вся природа наполнились огромным, ни с чем не сравнимым счастьем бытия.
И вдруг увидела Мария, как от яблоньки, по еле заметной в пышно зеленеющей траве тропинке, смело и самоуверенно подняв вверх свой пушистый хвостик, мягко ступая лапками, топает к ней котенок, маленький, серенький. Вот он уже возле самых ног ее…Он, маленький мурлыка, начинает ластиться к ней…
… Но умолк веселый соловей, и грустной сизой дымкой времени подернулось все вокруг.
И знает Мария во сне, что прошли-пробежали годы. И она уже не та: большая тяжесть камнем легла ей на сердце, и давит, и гнетет ее душу…
И опять перед глазами новая картинка: словно светлый лучик блеснул, и рассеялся туман. И от ее яблоньки, что стоит, не шелохнется, по той самой, правда, уже проторенной тропиночке, идут вдвоем, один за одним, еще два сереньких котенка.
Так важно идут, не спеша…
— Мальчика — первенца рожу, — подумала Мария, вспоминая детали сна; котенок серенький, в народе говорят: сівенькі — шчаслівенькі.
— Но почему-то всех котят во сне было трое. Разве еще будут дети, причем все мальчики?
Нет, такого быть не может! Хватит и одного, — так рассуждала молодая женщина, разгадывая утром следующего дня свой вещий сон.
Эх, не знает она еще того: что написано на роду — не пропьешь на меду. И своего не обойдешь и не объедешь. Чудак-человек. Он, не понимая своей слабости и уязвимости, порой пытается поспорить с Судьбой. Да кто мы здесь такие, если даже не в силах каждый предвидеть, что ожидает его через каких-то несчастных полчаса?
Давным-давно, еще в древней Греции, один мудрец (он воистину был мудр — сумел разгадать загадку ужасного Сфинкса, истребляющего людей) попытался было уйти от предначертанного. Эдип, царь Фиванский, не предполагает того, что Судьба уже уготовила ему ловушку, и при самом своем рождении он был уже заранее обречен: Эдип должен ответить за страшный грех своего отца, над которым повисло проклятье. Когда-то тот, позавидовав на красивого сына своего лучшего друга, похитил и беспричинно умертвил мальчика, накликав этим гнев богов. .
Изо всех сил и его родители Лай и Иокаста, и сам Эдип стараются уйти от предсказанного оракулом, настолько страшная участь уготована им: Эдип должен будет убить своего отца и жениться на родной матери, родив в инцесте четверых детей. Драматург Софокл, автор трагедии, показывает на примере жизни несчастного царя, совершившего все-таки (оракул не ошибся!) эти тяжкие грехи, причем как бы против своей воли: все произошло по его неведенью, — что своего в жизни не обойдешь и не объедешь. И только после этого у человека открылись глаза на жизнь: он прозрел духовно.
Эдип ослепил себя, выколов глаза, тем самым как бы утверждая:
— Нет, не может человек идти наперекор своей судьбе, ибо он перед нею слеп.
…Беременную женщину в жизни поджидают многие «засцярогі»(табу).
Чему учат Марию мать и старшие женщины, она, как послушный ребенок, старается выполнить, так, на всякий случай. Лет через десять прочитала потом в одном журнале исследования ученых: да, народ приметил не зря. Тесная связь между поступками беременной матери и характером ее будущего ребенка оказывается действительно существует.
И кто станет спорить с тем, что женщине в интересном положении нельзя курить и употреблять спиртное, воровать (чтобы не вырос клептоманом) и ругаться? Нельзя бить животных, потому что на теле у ребенка могут расти волосы. Нельзя завидовать, осуждать, передразнивать кого-то. И, как пример, приводят историю уродства дочки Татьяны Терешковой. Будучи беременной, женщина в пух и прах разругалась с соседкой и продемонстрировала, как та, хромоножка, ходит. Девочку родила красивую, высокую, но хромоножку, намного страшнее соседки.
Мария знает обеих женщин. Соседка Татьяны росточка невысокого, и не сказать, чтобы хромота ее была сильно заметна, а вот у Татьяниной дочки, девушки за метр семьдесят, хромота кажется прямо-таки пугающей.
Вот и на тебе, Терещиха, думай теперь всю жизнь о том, что зря погорячилась, а людям в округе — хороший урок.
Беременной женщине нельзя переступать через спутанные веревки, валяющиеся, где попало, чтобы ребенок при родах не запутался в пуповине. Предупреждают Марию и о «праклёнах»: нельзя проклинать кого бы то ни было; не дай Бог, проклятие вернется, как бумеранг, и падет на голову невинного младенца.
«Перасцярога» (предостережение) и насчет того, что беременной нельзя проявлять особое любопытство и сильно приглядываться ко всевозможным уродствам; нужно стараться больше смотреть на людей красивых.
Особенно пугает Марию запрет на работу в рождественские праздники (Святыя вельмі гняўлівыя).
Чтобы они не прогневались в эти дни, от Рождества и по двадцать первое января нельзя шить, вязать, пилить, строгать и тому подобное. И, в пример, рассказывают о случае, что произошел с Галей Лисаветиной. Та не постереглась и, будучи беременной, замазала глиной провалившуюся «чарэнь у печы». И как следствие, так утверждали потом женщины в деревне, у той родился ребенок без ануса; обреченный на смерть, младенчик умер в скором времени.
Нельзя, будучи в положении, «хадзіць па людзях у пазыкі», одалживать что-нибудь. Но в народе считается, что беременным отказывать нельзя, а то мыши заведутся. Но если и в самом деле человек не может удовлетворить просьбу будущей мамаши, то вынужден будет вслед просительнице чем-то бросить — опять же мыши!
Добрый человек может бросить ей вслед кусочком хлеба или еще чем-то хорошим. А если человек злой? Ведь чем бросят вслед беременной, к тому у ребенка появится неодолимая тяга.
Чтобы ребенок не был слишком бледным, нельзя идти за гробом и смотреть на лицо покойника.
В общем, будущей мамочке надо стараться быть сдержанной, спокойной, вежливой в обращении людьми, не горячиться по пустякам и терпеливо переносить все трудности, чтобы с ребеночком потом было все хорошо.
— Лучше поберегись, донька, — просит Варвара свою Маруську. — Это не так уж и трудно.
— Это не роддом, это дурдом какой-то! Восемь рожениц в отделении, и все первородки! Вопят, что есть силы, нет ни минуты спокойной, — жалуются медсестры и врачи.
В те годы не принято было обезболивать и стимулировать роды без явной необходимости: все должно было идти своим естественным путем. Часто после родов и разрывы у женщин зашивали по-живому (без местной анестезии), мол, не такое перенесла, и эта боль — уже не боль.
— Жанчына носіць — галосіць, раджае — памірае, гадуе — свет каратуе (укорачивает себе жизнь), — не раз слышала Мария эту мудрость от своей матери.
Великое дело — продолжение рода человеческого, это благородная миссия всех дочерей Евы на Земле, деторождением спасается женщина перед Богом; но какая ужасная, страшная, невыносимая боль!
Одна кричит, что есть силы, и носится по коридору, а санитарки, эти капитанши больничных суден, и остальной медперсонал пробует загнать ее в палату, но той здесь удобнее развивать скорость, при которой ей кажется, что боль не так слышна. Другая в палате передвигает неизвестно с какой целью кровать и тумбочку. Третья во время схваток залезает под стол и, сидя там на корточках, начинает усиленно вертеть указательными пальцами рук: у нее такой простой способ абстрагироваться от безумной боли. После третьего похода под стол на роженицу с подозрением начала посматривать медсестра:
— Женщина, вылезайте из-под стола! Что вы там делаете?!
У четвертой — кровавые мозоли на руках, — так сильно она сжимала спинку кровати во время схваток.
Вспоминали историю.
В каком-то захолустном роддоме женщина родила третью дочку, а мужу очень хотелось сына. Обидевшись на жену, стал он приходить под окна больницы, выпивший, и кричать, чтобы все слышали:
— І бабу не забяру! І дзеўку забіраць не буду!
В один день пришел побузотерил, во второй день, в третий…
И все пьяный, и все угрожает… Бедная роженица в слезы.
Медперсоналу, в конце концов, это надоело. Сговорившись, а это были женщины не слабого телосложения, тихонько зашли мужичонку сзади, подхватили под белы ручки — он и оглянуться не успел — и в предродовую.
Через полчаса, наглядевшись на неимоверные страдания рожениц, уже просился — молился отпустить, кричал:
— Люди добрые, выпустите меня отсюда: и бабу, и дочку, — обеих заберу!
И правда, торжественно, говорили, с цветами и шампанским для медперсонала забирал!
…Зато утром следующего дня вся палата осветилась солнечными лучами — это веселые приветливые медсестрички с голубыми и розовыми конвертами— свертками появились на пороге:
— Здрасьте! Вам посылки!
А в посылках — маленькие сокровища с бесконечно милыми и родными личиками ангелов, такими кроткими и такими величавыми, преисполненными чувством собственного достоинства и словно осознающими свою неотразимость и исключительность.
И раскрылись небеса, и зазвучала музыка, нежная, удивительная; а мир преобразился и засиял всеми цветами радуги. Душа преисполнилась бесконечной радостью и счастьем настолько, что захотелось, широко-широко распахнув руки, обнять все вокруг, крикнув во всеуслышанье: — Я люблю тебя, мир! Ты прекрасен!
И в этой бесконечной всепоглощающей материнской любви все вдруг почувствовали знак Божественного присутствия прямо здесь, на нашей земле и в этом месте.
— Женщины, достаньте правую грудь, сцедите немного молока и начинайте кормить своих деточек, — напутствует молодых мамаш вошедшая вслед за медсестрами доктор.
Все мамочки стали хлопотать: нахохлились над своими крохами, расправили руки — крылья и, казалось, боясь дохнуть на свое ненаглядное сокровище, начали кормить. Как у Пушкина:
— И царица над царенком,
Как орлица над орленком.
И только одна, совсем молоденькая девочка, не захотела даже взглянуть на свою новорождённую дочь а, вся сжавшись в комок, лежала, упрямо отвернувшись к стене, чтобы не видеть укоризненные взгляды окружающих.
Все в палате потом ходили смотреть на несчастную малютку, от которой отказалась ее собственная мать.
Мария не раз потом обливалась слезами, вспоминая это прелестное личико, будто вышедшее из-под резца гениального художника — скульптора. Более красивого младенца она в жизни не видела.
В животном мире иногда также происходит сбой: по каким-то причинам самки не принимают своих детенышей, и более того, иногда пытаются их уничтожить.
Мария вспомнила о том, что в их деревне жила гулящая женщина, и о ней говорили, будто она душила своих новорожденных младенцев, закапывая трупики прямо в сенях, где пол был земляной. Мать ее сошла с ума, глядя на те ужасы, которые творила дочь, и, если кто приходил к ним в дом, вела за руку и указывала то место, где был похоронен ребеночек.
По прошествии некоторого времени Мария увидела во сне Антонину, так звали эту женщину; как будто та стоит босая, и на одной ноге у нее вместо пальцев — копыто. Дьяволица!
Для любящей матери лучше и краше ее ребенка нет на свете. Вспомнила Мария историю, которую однажды услышала в своем селе.
Собрались как-то воскресным днем женщины со своими детками, разговорились, каждая своим ребёночком любуется. Пришла сюда и местная еврейка Ревекка со своим маленьким. А одна из женщин ей и говорит:
— Рывачка, якое ў цябе дзіця непрыгожае: лупатае, губатае, смаркатае.
— А мая ж ты Маланачка, каб ты ўзяла мае вочы ды імі паглядзела на гэтае дзіця, якое б яно табе харошае паказалася, — ответила ей мудрая Ревекка.
— Ах жа ты, маё дзіцянятачка,
Ах жа ты, маё галубянятачка,
Ах жа ты, маё бажанятачка,
— так обычно обращаются деревенские мамочки к своим маленьким деточкам. Повторяет эти ласковые и нежные слова и наша Марийка, самая счастливая мама на свете, обнимая и сладко прижимая к себе своего сынулечку-крохотулечку. Пестуя и балуя, целует его глазки, носик, ручки, розовые пяточки и пальчики-зернышки ножек.
Вечная материнская любовь! Разве может что-нибудь в этом мире так освятить жизнь женщины, сделать ее столь многогранной и удивительной, наполнить ее смыслом и интересом к существованию? Нет, ничто в этом мире не сможет сравниться с нею, с материнской любовью!
Все пришлось пережить, все испытать, все перенести, как и всем матерям, растившим своих детей: и бессоные ночи, и болезни, и страхи за жизнь, и боязнь за его будущее.
Когда мы смотрим на лики Богоматери и Предвечного Младенца, то видим, что лицо Божьей Матери светится умиротворением, счастьем и радостью. Но вместе с тем, мы читаем на нем, на этом прекрасном лике, скорбь и тревогу: Она ведь знает, что уготовано Ее Божественному Сыну, через какие муки и страдания Он должен будет пройти. Она это чувствует Своим Материнским Сердцем.
Детки подрастают быстро. Особенно чужие. И только Бог свидетель тому, сколько сил и терпения нужно приложить, чтобы вырастить ребенка.
Неимоверный подвиг любви и труда совершает женщина, выращивая из беспомощно лежащего в пеленах младенца будущего человека, сильного, крепкого и могучего.
— Топ-топ, — очень нелегки в неизвестность первые шаги. В такт этой незамысловатой песенки следом за маленьким человечком, широко раскрыв руки для подстраховки, (она сейчас похожа на птицу с распахнутыми крыльями) в напряжении движется молодая мама, готовая в любой момент подхватить малыша, чтобы предотвратить падение.
Между тем любознательный ребенок убыстряет свои шажки и, выскользнув из-под материнской опеки, чуть ли не бегом устремляется к большому шкафу с зеркалом посредине.
В деревне когда-то в зальной комнате, причем всегда на самом почетном месте, гордо красовались такие шифоньеры.
Малыш останавливается перед зеркалом и начинает с интересом рассматривать себя. Мария помнит наказ матери: ребенок до года не должен видеть свое отражение — как бы не случилось какой беды.
А вот она — беда, уже рядом, уже совсем близко. Почти бегом мать устремляется к сыну и вдруг замирает с протянутыми вперед руками, не в силах даже пошевелиться: со шкафа начинает медленно сползать спокойно лежавшее там до сих пор громоздкое настольное зеркало (Жоржик неаккуратно положил туда его утром).
Время как будто остановилось — только шум и гул в ушах; тупо уставившись перед собой, видит женщина, как зеркало летит вниз, причем кантом(!), моментально набирая скорость…
Оно вот-вот разрубит голову дитяти пополам! Мать обреченно осознает, что она, стоя, как столб, катастрофу предотвратить уже не в силах.
Нет, ангел-хранитель не проспал и не проморгал, он срочно поспешил на помощь и успел вовремя.
Зеркало, подхваченное невидимой рукой на глазах у ошарашенной Марии, не долетев до нежной головки малыша, вдруг каким-то самым невероятным и непонятным образом почему-то развернулось и повисло в воздухе параллельно земле, застыв в таком положении на протяжении некоторого времени прямо над крохой. И только потом отлетело в сторону.
— Слава Тебе, Господи! — схватив в охапку невредимого малыша, нежно прижимает его к себе мать, совершенно четко осознавая, что только что происшедшее совершенно противоречит закону физики о силе земного притяжения.
Осознала ли тогда молодица, что произошло чудо: вмешались Высшие Силы? Нет, конечно; в то время она совсем не думала о Боге. Хотя в душе ее вера в Господа жила постоянно — когда-то Варварка ей упрямо твердила:
— Донька моя, куда ты ни пойдешь и куда ни поедешь, везде и всюду проси:
— Господи, помоги! И произноси это с силою; вот увидишь: Бог услышит.
Мария так и поступала. Совершенно не веря в Бога и не думая о Нем вовсе, еще не понимая силы Креста и молитвы, всё же, где она ни была, везде потребительски просила о помощи Всевышнего.
И даже когда шла сдавать экзамен по научному атеизму, то и тогда обратилась к Богу: — Господи, помоги!
И добрый, Всепрощающий Господь помог: она, ничего не понимающая тогда наивная дурочка, на «отлично» сдала экзамен, доказав со снисходительной хитринкой посматривающему на нее преподавателю, что да, Бога нет.
Чудеса… Постоянно Могущественный и Непостижимый Господь напоминает человеку, возомнившему себя царем:
— Человек, ты бессильная песчинка в моем круговороте жизни.
И в доказательство тому, по воле Его совершаются чудеса.
Но человек любит не замечать их, и, как цыпленок, спрятавшийся под лист лопуха, повторяет: — Нет солнца! Нет солнца!, так и человек утверждает:— Бог невидим, значит, Его нет.
— Что осязать нельзя — то далеко.
Что в руки взять нельзя —
Того для вас и нет.
С чем не согласны вы —
То ложь одна и бред,
— насмешничая над человеческой глупостью, ехидно замечает Мефистофель (черт) в трагедии Гете «Фауст».
Только зарегистрированные и авторизованные пользователи могут оставлять комментарии.
Если вы используете ВКонтакте, Facebook, Twitter, Google или Яндекс, то регистрация займет у вас несколько секунд, а никаких дополнительных логинов и паролей запоминать не потребуется.