ГЛАВА XXXVII

СОЛДАТАМ пришлось туго, потому что жители Даймчерча сражались лихо. Слава доктора Сина разрослась до предела. Он досконально изучил свой приход, и объяви он, что является принцем-регентом, то вряд ли смог бы улучшить свое положение; имя Клегга окружали миллионы таинственных историй, но ни одна из них не была столь романтичной, столь дерзкой, столь нахальной, как его последнее признание, что он и есть священник Син. То, что величайшему повешенному пирату пришлось раскрыть себя на «трехпалубной» кафедре, было, несомненно, огромной дерзостью, и она была рассчитана на то, чтобы задеть самое сокровенное в душе каждого жителя Даймчерча; в это время всякий из них лучше всего на свете знал именно о переправке шерсти, демонах-всадниках и обычаях, принятых в Кале. Если прибавить к этому то восхищение, с которым они всегда относились к Клеггу, восхищение, которое превосходил только их ужас перед ним, соединить его с популярностью доктора Сина и остротой мысли Пугала, и не забыть про оброненное на проповеди замечание о явке с повинной, чтобы спасти свою жизнь, и в удачном побеге доктора Сина можно было не сомневаться. Доктор Син мог дать показания, чтобы их всех повесили, и, хотя они верили, что он достаточно честен, чтобы держать язык за зубами, когда дело дойдет до допроса, им вовсе не хотелось проверять это на собственой шкуре. Ведь Клегг доказал, что он достаточно честен с друзьями, но совершенно беспощаден к врагам. Именно поэтому они затеяли драку, и драка эта была беспощадна.

Прошел слух, что доктор Син и причетник Миппс прячутся в одном из тайников контрабандистов в таверне «Корабль», и был отдан приказ обыскать таверну от подвала до чердака, несмотря на наивные протесты миссис Уоггеттс. Однако было отнюдь нелегко обыскать столь просторный старый дом, который отчаянно защищали злодеи, скрывавшие секреты, как они зарабытывают на жизнь, поскольку, пока доктор Син хранил способ переправы шерсти под своим черным платьем священника, деньги лились рекой в карманы жителей Даймчерча. Но кровь у солдат бурлила, потому что трое из них были застрелены насмерть, а несколько тяжело ранены, поэтому, когда они наконец завладели таверное, то не проявили ни малейшего снисхождения к имуществу миссис Уоггеттс. И к самой миссис Уоггеттс тоже — когда они обнаружили, что ее дом битком набит контрабандой, то не смогли успокоить бушевавшую ярость, обругали ее старой ведьмой и повесили на дряхлом знаке с изображением корабля прямо над дверью таверны.

В то же время из залива в открытое море пытался выйти люггер; он тщетно ловил нужный ветер, но ветер никак не поднимался, поэтому люди на борту сели за весла и решительно принялись грести прочь от берега. Затем какой-то болван зажег один из факелов на берегу. Зажглись и прочие, и цепочка огней запылала по насыпи вплоть до Литтлстоуна. Потому-то людям Короля удалось снарядить каттер береговой стражи и пуститься в погоню за люггером. Люди, сбежавшие из таверны «Корабль», сгрудились на насыпи, чтобы задержать людей Короля, но капитан Колльер своими приказами храбро сберег жизни своих людей среди града пуль, которые сыпались на них.

Вскоре каттер поравнялся с люггером, и капитан вскарабкался на его борт; его сопровождали трое или четверо матросов, вооруженных пистолетами и абордажными саблями. Беглецы на каттере перестали грести, как только увидели, что у них нет ни единого шанса спастись, и как только капитан окликнул их, они угрюмо передали себя в его руки.

Гребцам приказали перейти на каттер, а затем капитан обернулся к каюте. Перед дверью сидел причетник Миппс с мушкетоном поперек коленей; он был готов схватить оружие. Однако, он казался достаточно спокойным и наслаждался своей коротенькой глиняной трубкой.

— Доброго вечера, капитан, — сказал он. — Решили присоединиться к нам и половить рыбку, не так ли?

— Положи этот свой мушкетон на палубу, — отозвался капитан, — и иди на каттер следом за своими приятелями.

— Мне бы хотелось знать, кто вы такой, — заметил мистер Миппс, — чтобы приказывать достопочтенному приходскому причетнику.

— Ты не облегчишь себе жизнь, приятель, если собираешься сдать назад, — ответил капитан. — Я знаю о тебе достаточно, чтобы отправить на виселицу.

— Могу ли я спросить, что именно? — поинтересовался причетник, пыхнув трубкой.

— Я осмотрел твою гробовщицкую лавку и увидел достаточно, чтобы достать для тебя бесплатную веревку, так что поди сюда и не усугубляй свое положение.

Миппс отчаянно затянулся глиняной трубочкой и выпустил густое облако дыма на свои колени. Под этой пеленой его пальцы быстро пробежали по спусковому крючку мушкетона. Он просчитывал свои шансы, ибо люди Короля целились в него из трех пистолетов. Если ему должно быть застреленным, то он хотел забрать с собой капитана.

— Есть одна возможность спасти твой грязный труп, — продолжил капитан, не заметив, как двигаются умелые пальцы причетника.

— Какая же? — спросил Миппс из-за синей завесы дыма.

— Есть один человек, которого я бы повесил гораздо охотней, чем тебя, и этот Клегг. Скажи мне, где доктор Син, и я дам тебе двадцать четыре часа, чтобы ты успел спрятаться в кусты.

— Вот уж благодарю покорно, — ответил причетник, — но у меня нет желания прятаться в кусты. Я рад находиться там, где я есть, а если вам нравится прятаться по кустам, то мне еще приятней.

В этот миг снизу послышалось пение, и что-то плюхнулось в море. Капитан взглянул за борт и увидел черную бутылку. Ночь была достаточно светлой, и он заметил, как ее относит к берегу, где пылали факелы.

— Он в каюте! — закричал капитан. — Он выбросил бутылку из-под рома через кормовой проем!

— Если он там, — ответил причетник, — я бы не советовал ни вам, ни прочим моим друзьям туда заходить, а то вам же будет хуже. Слушайте! Нынче он хочет петь, а когда Клегг хочет петь, можете мне поверить, в нем просыпается дьявол.

Из каюты послышалась ужасная и знакомая песня:

— Выпьем за тех, кто прошел по доске,

Йо-хо, из-за мертвецкой злобной ухмылки.

А затем пьяный голос забормотал, и это был голос пьяницы, охваченного ужасом:

— Это только выпивка! Здесь никого нет, в этой каюте никого нет, говорю тебе. Это тень, всего лишь тень. Он не мог попасть сюда. Это только тень, восставшая из ада, чтобы подразнить меня, точно. Он не мог спастись с того рифа. Ему нечего было жрать, кроме грязного желтого тела судового кока, и стал бы будто самый смрадный в мире человек жрать еду, которую выплевывают акулы! Там больше ничего не было. Не росло ничего, просто голый коралловый риф. Сейчас я слышу, как прибой заполняет лагуну. Вот, слушай! Слушай его проклятья! Скажи ему, что все тщетно. Команда боится меня. Они могут только бормотать, они не посмеют поднять голос, потому что я разобрался с Питом, желтолицым коком, сломал ему хребет рычагом от ворота. Когда он расколол ему кости, я вырвал ему хребет ногтями. Вот его тело переваливается через борт и падает в чистую воду. Фу, что за мерзкий звук оно издало! Кажется, вода-то его особо не скрывает! Его уродливое желтое лицо все еще видно. Почему вода его не скроет? Она скрывает много поганых вещей, черт бы их побрал! Слава Богу, поднялся ветер! Мы уходим, быстрей, быстрей! Коралловый риф тонет в море. Этот мерзавец, проклятый мулат, не докинет оттуда гарпун, не сможет! Он уже мертв! Поднять все паруса, каждый их дюйм! Поднимайтесь на марс! Что, не хотите исполнять мои приказы? Поднимайтесь, живо! Я покажу вам, кто такой Клегг! Черт! Взгляните туда! Что-то преследует корабль! Какое уродливое у него лицо! Бог мой, оно желтое! Отвратительно! Оно выходит из моря! Оно крадется по палубе вдоль кормы! Оно обходит рубку! Заприте дверь! Черт возьми, нет, оно внутри каюты! Болваны, вы заперли его со мной! Трусы, оно обходит меня кругом! Но это не он! Не он! Это тень! Чертова глупая тень! Где ром? Миппс, проклятый коротышка, куда ты спрятал ром?

Выпьем за трупы, что кружат на дне,

И за мертвецкие зубы в бутылке.

Песня превратилась в крик нестерпимой боли. Послышался глухой, леденящий душу стук, и что-то выпрыгнуло из каюты, упав бесформенной кучей на Миппса. Все три пистолета людей Короля выстрелили, еще один крик пронзил воздух, и высокая фигура взмыла вверх и исчезла в море.

— Это Клегг! Это Син! — завопил один из моряков.

— И мы подстрелили этого чертового причетника! — подхватил другой. Миппс лежал ничком, вытянув пальцы вдоль досок палубы.

Капитан ринулся в каюту, пока его люди перезаряжали пистолеты на случай, если голова доктора Сина покажется из воды.

— Свет! — выкрикнул капитан.

Каюта была маленькой, но все же больше, чем можно было бы предположить по размеру каттера. Когда принесли фонарь, он осветил маленькую комнатку, чьими стенами были борта судна. У одной стены стоял громоздкий откидной столик, державшийся в ржавых железных пазах в ребрах люггера. На столе, лицом вниз, точь-в-точь в той же позе, в которой нашли Моргана Уолтерса в ризнице, лежал доктор Син.

— Боже мой! — громко выдохнул капитан. — Только посмотрите на его лицо!

Мертвое лицо, прижавшееся к столу, воистину казалось воплощенным ужасом, потому что шею пронзил гарпун Клегга, а на жуткую ухмылку, застывшую на обычно кротком лице доктора, было жутко смотреть.

— Это доктор Син! Это Клегг! — воскликнули трое, вошедшие внутрь. — Но что же тогда, во имя всего святого, мы подстрелили снаружи?

— Мулата, — отозвался капитан. — Он опередил нас.

— Значит, мы застрелили его, сэр, — отрапортовал один из моряков.

— Вы застрелили причетника, — отрубил капитан. — Что же до мулата… Скажу откровенно, такие вещи для простого моряка чересчур. Эй, ты! — обратился он к одному из матросов. — Принеси с палубы кусок паруса, и мы зашьем тело. А вы, двое, помогите мне вынуть чертов гарпун из его шеи. На каттере есть дробь для балласта, которая подойдет, чтобы положить ему в ноги, поскольку я не собираюсь везти его тело на берег. Люди могут опять начать бунтовать. Кроме того, раз уж тут есть старый журнал Клегга, я вовсе не жажду повесить его тело, закованное в цепи. Варварский обычай. Если кто-то и заслуживает быть похороненным в море, так это Клегг. Пусть он и был мерзавцем, но и мореплавателем был отменным. Поэтому или у него будет могила на морском дне, или я вовсе не моряк.

Внезапно послышался крик того, кто ушел за парусом.

— Что такое? — позвал его капитан.

— Боже мой! — воскликнул моряк, ворвавшись назад в каюту. — Причетник! Причетник!

— Что с ним? — властно спросил капитан.

— Он жив! Он жив! — выкрикнул тот.

— Хорошо! Ладно! — сказал капитан. — Он доживет до того, как я его вздерну?

— Его тут вообще нет, сэр!

— Нет? — взвился капитан.

— Да, сэр, он исчез и не оставил никаких следов.

Итак, они даже не подстрелили причетника, поскольку, когда капитан вышел из каюты, то увидел, что тело и в самом деле исчезло. Да, Миппс, которого не тронула ни одна из трех пуль, воспользовался представившейся возможностью. Он тихонько перебрался через дальний от каттера борт и поспешно поплыл прочь так быстро и так сильно, что сложно было поверить в то, что это плывет старик.

Люди капитана тщетно искали его и столь же тщетно пытались найти тело мулата. По приказу капитана ужасный труп доктора Сина этой же ночью похоронили в море, зашив в кусок паруса и насыпав дроби ему в ноги, так что его собственная песня стала ему эпитафией:

К его ногам привязали ядро,

Лохмотья от паруса саваном стали.