Глава XVII

Глава XVII

ПЕСНЯ ДОКТОРА

И ВОТ, хоть Джерри изо всех сил напрягал слух, чтобы расслышать именно эту беседу, он невольно улавливал еще один, тихий звук, время от времени доносившийся со стороны дома священника; звук легкий, жужжащий, похожий на тот шум, который Джерри слышал в лавке гробовщика, когда пила вгрызалась в дерево — да, жужжащий звук, изредка сопровождаемый скрипом.

Джерри отнюдь не позаботился спросить себя, что это такое; он просто продолжал слушать, вот и все. Но этот звук набрал в ночи такую силу, что не только привлекал внимание, но и заставил Джерри похолодеть. Нечто похожее почувствовал и мистер Рэш, поскольку внезапно умолк, одной рукой схватился за воротный столб, а второй грубо потащил Имоджен в глухую темноту кустов; в то время как звук становился все громче и громче. То, что в начале было похоже лишь на невнятный стон, превратилось в непрерывный крик смертельного ужаса, голос человека, перепуганного до смерти; а затем через ворота перепрыгнула темная фигура, ловкая и быстрая, и понеслась сквозь церковный двор, полный призраков. Джерку показалось в ней что-то знакомое. Он видел ее почти на том же самом месте вчера ночью. Тот человек с желтым лицом!

Учитель показался из кустов; Имоджен шла за ним. Они быстро прошли через ворота и приблизились к дому священника; Джерк молча последовал за ними, и его сердце гулко билось в груди, поскольку отзвуки этих криков, разрывавших барабанные перепонки, все еще стояли в его ушах, а невнятные стоны никак не заканчивались.

Учитель с девушкой подошли к задней двери дома, Джерк же — к парадной. Дом был погружен во тьму — все комнаты, кроме одной, были темны, и эта единственная была гостиной доктора, где ставни все еще были плотно заперты, однако сквозь маленькую зазубренную дырочку в углу одной из ставней темноту разбивал тонкий луч света от свечи. Да, этот невнятный стон доносился из комнаты доктора.

Джек перешел клумбу и дорожку из гравия и взглянул на дырку. Это она рождала тот жужжащий и скрипучий звук, который он только что слышал. Порез был совсем свежим, и Джерк накрыл рукой несколько кусочков расколотого дерева, которые упали на наружный подоконник. Было ясно, то ужасное видение, промелькнувшее мимо него, заглядывало в комнату. Несомненно, оно нарочно проковыряло это дыру тем жутким оружием, гарпуном, о котором так много говорили на следствии в здании суда.

Ставня тем временем плотно прислонилась к переплету окна, и Джерку пришлось чуть-чуть подождать, прежде чем он смог рассмотреть что-либо внутри; свет от свечей дрожал и двоился в стекле. Но тот в самый миг, когда он приник к дыре, стоны в комнате с завидным постоянством становились громче, и сердце Джерка зашлось еще сильней, поскольку он ждал, что за этим последуют громкие крики, хоть и не понимал, чем они вызваны. Однако вскоре его глаз привык к освещению, и одна из теней в комнате приняла образ доктора Сина. Он сидел в высоком кресле, стоявшем посреди комнаты, и сжимал длинными, белыми пальцами его дубовые подлокотники. На его лице застыла маска неописуемого ужаса, шея вытянулась в напряжении, глаза расширились до невозможных размеров, придав взгляду остекленелость и ужас; волосы растрепались; а ноги с силой упирались в пол.

Но его рот не был сомкнут и тверд, как остальные члены — челюсть ослабла и отвисла, будто у безумца, и оттуда доносился то неразборчивое бормотание, тот неясный стон, который заставил Джерка насторожиться. Прямо в ставню глядел обезумевший доктор, прямиком в глаз Джерку сквозь грубо проделанную дыру, и внезапно он ударил рукой по столу, схватил тяжелый канделябр и швырнул его вместе с зажженными свечами прямиком в окно. Джерк отскочил от грохота рабитого стекла, и в тот же миг тяжелая рука легла ему на плечо, другая заткнула ему рот, и знакомый голос прошептал на ухо:

— Ради всего святого, молчи!

Это был капитан, и он крепко держал мальчика, приникнув к дыре, и на его мужественном лице мелькало что-то похожее на ужас. Разумеется, теперь было совсем темно, поскольку в доме погас свет, но почти тут же Джерк и капитан услыхали тихие, перепуганные голоса, и из дыры в ставне внезапно показался свет. Капитан сгорбился, чтобы получше видеть. Да, дверь гостиной доктора отворилась, и в комнату вошла Имоджен со школьным учителем. Имоджен шла первой, держа над головой зажженную свечу.

Доктор стоял на коленях, выпрямившись. В руках у него была черная бутылка — та самая, из которой он угощал Джерка сегодня днем. Казалось, что он узнал Имоджен, потому что улыбнулся, как только она вошла, и, улыбаясь, медленно поднял бутылку и отправил ее содержимое — чистое и обжигающее — прямиком в трепещущую глотку. Но затем он увидел учителя. Его верхняя губа дернулась, задрожала и поползла вверх, обнажая белые, блестящие зубы, сверкавшие из-под горлышка бутылки. Раздался треск и хруст; капитан схватил ртом воздух, ибо доктор Син откусил бутылке горлышко и схватил ее за зазубренный конец. Медленно, очень медленно, он выставил одну ногу вперед; так же медленно он оперся на вторую позади него, будто сжимал невидимую пружину. Перепуганный мистер Рэш отскочил к стене, и кровь все еще текла из его раненой губы, а Имоджен стояла неподвижно, все так же держа свечу над головой. Син готовился прыгнуть; Рэш застыл в страхе, что его схватят, и ничто не двигалось в комнате, кроме медленно сочащейся крови из губы учителя, столь живой на бледном худом лице. Крови и матового блеска, что сверкал в потоке слюны, текущей из раззявленного рта доктора. Может, разве что еще свет от дрожащей свечи, и тени от двух странных людей плясали на белой стене.

С шипением Син прыгнул, размахивая бутылкой, и опустил ее с отвратительным треском на белое лицо перед ним. Рэш упал без чувств, ослепленный кровью и разбившимся стеклом. Син засмеялся и во весь голос запел:

— Выпьем за тех, кто прошел по доске,

Йо-хо, из-за мертвецкой злобной ухмылки.

Выпьем за трупы, что кружат на дне,

И за мертвецкие зубы в бутылке.

И во время пения он кружился в танце и топтал бесчувственное лицо у своих ног, а затем затянул заново, рыча новые слова на тот же вечный мотив:

— К его ногам привязали ядро,

Лохмотья от паруса саваном стали,

К акулам отправился парень на дно,

Рэш позабыл земные печали.

С дьявольским смехом он вновь подпрыгнул и приземлился обеими ногами на голову жертве.

Все это время Имоджен стояла неподвижно, будто статуя со свечой над головой, и обезумевший священник продолжил песню: опять новые слова и искажение того же мотива, и он ревел их и кричал, подхваченный вихрем своего необузданного безумия:

— С приливом встал на ноги жуткий мертвец,

Останки, что не дожрали акулы…

Он взял тело, поднял его на ноги и злобно уставился ему в лицо; затем отпустил, и тело упало, сложившись бесформенной кучей.

— Весьма изумлен был сей молодец,

Что крабы привольно гуляют по скулам.

Капитан закричал, закричал во весь голос и с силой дернул крепко сколоченную ставню. Песня утихла, свет еще раз мелькнул в дыре, и послышался звук падающего тела — наверное, Имоджен упала без чувств. Ставни никак не поддавались.

— Задняя дверь! — заверещал перепуганный Джерри. — Она не заперта!

Капитан ринулся в обход дома, за ним по пятам бежал мальчик. На бегу капитан трижды резко дунул в серебряный свисток, который висел у него на цепи. На свист послышался ответ, и прежде чем капитан нашел и отворил заднюю дверь, из кустов показался боцман вместе с большим отрядом людей Короля. Боцман высек огонь огнивом, и пока они искали свечу на кухне, то слышали, как кто-то шевелится и шуршит в гостиной.