ГЛАВА XXXIII

ИМОДЖЕН добралась до Рая, но ей пришлось побороться с дьявольской стихией. Было утро воскресенья, и ко времени, когда церковные колокола отбивали утреннюю песню, девушка уже вытащила на берег лодку; ей помогали два рыбака, которые хорошо ее знали. С этими бывалыми мореходами она и позавтракала. Завтрак был простым, и его подали в хибарке на простом валуне. Рыба, хлеб, густой горячий бульон — все это она любила, и Имоджен отдала должное пище, потому что проголодалась. Ей отчаянно нужно было поспать, и старые приятели попробовали было уговорить ее вздремнуть, но Имоджен не желала об этом даже слышать: время поджимало, а ей надо было столь многое сделать.

Прежде чем она покинула Даймчерч, миссис Уоггеттс дала ей корзину с пистолетами и запечатанный сверток с бумагами, и сейчас Имоджен изучала его. Бумаг в нем было всего две. Несомненно, к счастью, случилось так, что по доброте душевной доктор Син научил ее читать. Одной из этих бумаг было письмо с указаниями, как проще всего устроить спасение сына сквайра, и Имоджен знала, что совет надежный, поскольку его подписал сам Пугало. Что за имя, только подумать! Могущественней, чем посчитал бы сам мистер Шекспир! Как имя Робеспьера вызывало ужас и означало власть во Франции, и как деспотичные английские няньки поменяли имя Наполеона на Боуни, чтобы стращать им детей, так и имя Пугала несло в себе те же качества для Ромни-марш — оно означало, что за ним скрывается сила контрабандистов, и она будет действовать, чтобы заставить повиноваться приказам Пугала. Потому Имоджен знала: ее бумаги обладали властью, были верительной грамотой, которая заставит прислушаться к ее словам, а остальное должно было остаться на ее усмотрение, ум, храбрость и удачу. Да, если она будет следовать приказам в письме, то может быть уверена, что все пройдет гладко. Она перечитывала письмо с указаниями так долго, пока тщательно не усвоила содержание, а затем сожгла его в ведре с тлеющими углями за хижиной. Второе письмо Имоджен сохранила, потому что оно ей было очень нужно. Оно было адресовано к некоему стряпчему по имени Энтони Уайли, на Уотчбелл-стрит, что в городе Рай, который, в свою очередь, находится в Сассексе, и в нем было написано вот что:

«Мы поняли, что нам нужно еще раз прибегнуть к вашей помощи. Сын нашего сквайра — в руках вербовщиков Рая. Соответсвенно, мы отправили к вам одного из наших посыльных, юную девушку, на которую никогда не падет подозрения. Вы должны проследить, чтобы у вас и девушки получилось спасти юношу. Если девушка вернется без него, мы можем сказать лишь одно — для вас обоих история закончится плохо; и это будет последним поступком, который вы оба совершите в жизни. Возможно, было бы лучше, если бы мы прислали вам подмогу посерьезней, но мы не можем себе этого позволить: девушка — единственная из наших слуг, кто сейчас свободен. Однако, вы поймете, что она крайне одаренная молодая женщина и очень храбрая, и эти качества, если прибавить их к вашей хитрости и общеизвестным способностям обходить всяческие трудные места, должны помочь вам воплотить наши пожелания — к вашему собственному удобству и спасению вашей жизни, к чему, как мы полагаем, у вас есть некий интерес.

Подпись:

Пугало»

С этим полезным письмом, спрятанным вместе с пистолетом миссис Уоггеттс под рубахой, Имоджен, распрощавшись с рыбаками, примерно с милю промчалась прочь от пляжа по равнине, которая простиралась перед городком Рай, стоявшем на возвышенности. Это укрепленный город, древняя крепость, в стены которой когда-то бились морские волны, но с тех пор отступили. Сердце Имоджен застучало сильней, когда она увидела огромные стены с бойницами, и нелепые домишки всяких форм и размеров, которые со всех сторон прилепились к ним, поднимаясь все выше и выше, пока не достигали церковной башни, самой высокой точки в городе.

Она не стала заходить в город через северные ворота, но прошла вдоль стены и поднялась по длинной, неровной лестнице, которая вела от пристани на реке — длинной каменной лестнице, которая шла вдоль неровной поверхности скалы, пока путник не окажется на самом верху стены, на булыжной мостовой Уотчбелл-стрит, оживленной улице, зеленой от мха и деревьев, посаженных шеренгой; эта улица выглядела необычайно мило из-за живописных домов, что выстроились по бокам ее узких тротуаров. В один из этих домов и направилась Имоджен, в белый домик со странной парадной дверцей белого цвета. Девушка потянула за медную цепь, и в ответ на звонок служанка ответила, что мистера Уайли нет дома, потому что они с женой ушли в церковь. Так что волей-неволей Имоджен пришлось подождать, пока хозяин и хозяйка не вернутся со службы. Женой старого чопорного стряпчего была забавная старая леди. Она носила платье из богато расшитой цветами парчи и необычный чепец, из-под которого сияло ее живое и круглое личико. Ах, какой ум читался в этом лице, с губами, сложенными бантиком, аккуратным вздернутым носиком и живыми глазами. Это было лицо умной женщины, способной на неожиданные поступки. Имоджен завидела их издалека и с почтительной учтивостью поприветствовала их, как только они подошли к двери.

— Благослови вас Господь, мистер Уайли, — воскликнула старая леди. — Зачем бы этой прелестной служанке делать перед нами книксен?

— Возможно, она желает поговорить с вами, моя дорогая, — ответил стряпчий.

— Тогда почему она этого не делает, сэр? — поинтересовалась маленькая леди, достала лорнет и осмотрела Имоджен с головы до ног. — У нее красивое личико. Несомненно, прелестное, мистер Уайли, изящное, но огрубевшее, и все же — огрубевшее, но изящное. Думайте, что хотите, мистер Уайли, но, благослови вас Господь, на ней отвратительнейший наряд, который вы только могли бы пожелать увидеть. И никаких туфлей, и она не носит чулок, сэр, просто голые ноги, сэр, милые ноги, правда, но вам, мистер Уайли, вовсе не стоит смущать это дитя, рассматривая их.

Мистер Уайли неловко отвел взгляд и, приподняв шляпу, осведомился, хочет ли Имоджен что-то ему сказать.

— Я пришла поговорить с вами по очень серьезному делу, сэр.

— Полагаю, это связано с одним из моих дел, — пояснил он своей жене, поскольку стряпчему вовсе не хотелось, чтобы она заподозрила, что у него могут быть какие-то дела с миловидной служанкой.

— С каким именно? — тут же с подозрением спросила его маленькая жена.

— О, ну… я не могу ответить так сразу, — пробормотал стряпчий. — Может быть, по земельной тяжбе Эпплдора, хотя поклясться я не могу… В той же мере это может быть препирательство Кэнверов. Вообще, похоже, что скорее оно, почти наверняка оно. Вероятно, да, вероятно. Это вполне может быть оно, не так ли, любовь моя?

— А может быть и нет, — возразила с усмешкой жена. — Почему же вы не спросите эту девушку, если желаете знать, вместо того, чтобы стоять столбом, как огородное пугало? Раз вы стряпчий, то я почти уверена, что в вашем рту есть язык.

— Есть, моя дорогая, — обреченно воскликнул стряпчий. — Но, черт побери, вы же не даете мне им шевельнуть.

— Ах вы, богохульный мерзавец! — закричала леди и проследовала, шурша юбками, в дом; служанка все это время придерживала дверь, чтобы они могли пройти внутрь.

Кстати говоря, Энтони Уайли повезло, что его дом стоял в тихом уголке Уотчбелл-стрит, очень повезло — ведь его жена часто бушевала таким образом, не обращая внимания, были ли они наедине или же в чьем-то обществе.

Со вздохом стряпчий попросил Имоджен следовать за ним и провел ее в комнату для завтрака, где из-за зарешеченных окон виднелась улица. Комната была обита деревянными панелями, но поверх них сияла белая глазурь, и оттого в комнате царил свет и воздух. Над каждой панелью висел силуэтный портрет какого-либо дорогого родственика в раме из красного дерева, а на каждой панели висела бронзовая ложка или медная жаровня для каштанов, начищенные до золотого блеска. Они сильно контрастировали с черными портретами, которые так мрачно выделялись на светлом фоне. В одном из углов комнаты виднелась ниша, и в ней стояли шкафы с полочками, набитые китайским фарфором. Довершали обстановку этой приятной комнаты, куда следом за стряпчим вошла Имоджен, — круглый столик из красного дерева, стулья из красного дерева и каминная доска с гербом. Стряпчий подал Имоджен стул и запер дверь, после этого он сел поближе к огню и принялся ждать, пока девушка соблаговолит к нему обратиться. Имоджен подала ему письмо, приготовленное для нее, и, как только он начал читать его, вынула из-за пазухи серебряный пистолет, спрятав его в складках одежды. Было совершенно ясно, что стряпчий сильно перепугался, пока читал письмо, потому что в лице его не осталось ни кровинки.

— Спаси меня Бог! Это чудовищно, — сказал он и поднялся, не отрывая глаз от письма. — Им мало того, что они захватили мою карету, ездили на моих лошадях, заставили меня выглядеть совершенным остолопом, так теперь они хотят заставить меня, стряпчего, честного стряпчего, нарушить те законы, которые я поклялся соблюдать! Это чудовищно! Невообразимо чудовищно! Что я должен делать? Что я могу поделать? Я должен показать это письмо жене, — он сделал шаг к двери, но Имоджен была быстрей его. Она прислонилась спиной к двери и нацелилась ему из пистолета в лоб. Стряпчий совершенно растерялся.

— Если позволите, сэр, — сказала Имоджен, — у меня есть распоряжение, что вы не должны покидать комнату, а, точнее, не должны выходить из-под моего надзора, пока я не удостоверюсь, что вы выполните приказ Пугала.

— Правда? — воскликнул стряпчий.

— Да, сэр, разумеется, — подтвердила Имоджен и добавила угрожающим голосом: — Если вы не повинуетесь приказам Пугала, то мне точно придется пристрелить вас прямо здесь, поскольку у вас есть все возможности уйти от наказания. Что до меня… Так или иначе, но для меня последствия в любом случае будут роковыми. Поэтому, как видите, если вы не поможете мне и не будете повиноваться, убьют не только вас, но и меня.

Стряпчий уставился на Имоджен пустым взглядом, а затем отступил от близкого и опасного соседства с пистолетом и опустился в кресло.

— Опусти его, девочка! Ради Бога, опусти пистолет, иначе как же я могу думать, когда я под прицелом?

Имоджен чуть опустила оружие.

— Я не знаю, что сказать, — продолжил несчастный старик. — Я совершенно сбит с толку. Каша в голове, каша, совершеннейшая каша! Жаль, что вы не пускаете сюда мою жену. О, как я бы хотел, чтобы она была здесь! Пусть у нее и есть некоторые недостатки, но она прекрасно умеет решать подобные затруднения. На самом деле, я должен сознаться, что она делает за меня всю умственную работу. Знаете, порой женщины обладают превосходным умом, очень быстрым. Это так, знаете ли. Истинно так. И язык у них быстрый. Например, у моей жены. На самом деле, знаете, у нее и то, и то развито хорошо, но языком она владеет поистине удивительно. Но надо отдать ей должное. Да, должное. И ее уму, да. Великолепный ум, абсолютно великолепный. Очень сообразительный и совершенно настороженный. Она умна, почти как мужчина. То есть, она гораздо умней, чем большинство мужчин. Она гораздо умней меня. Да-да, я готов поклясться. Я вовсе не льщу себе.О, она ведь делает за меня всю работу! Разве это не доказывает ее ум? Пишет мне все речи. Знаете, искренне говорю вам, без нее я вовсе бесполезен. Она направляет меня, да. О, в одиночестве я безнадежен! Как, ради всего святого, я могу вырвать юношу из рук вербовщиков Рая? Это отъявленные злодеи из всех злодеев! Совершенные ничтожества, каких вы только можете встретить!

Ручка двери внезапно повернулась, но ногу Имоджен было не так-то легко сдвинуть с места.

— Что-то мешает отворить дверь, вы, неуклюжий увалень! — донесся снаружи голос миссис Уайли.

— Я знаю, любовь моя, — пробормотал стряпчий, а затем обратился к Имоджен: — Прошу вас, пусть она войдет. Уверен, она будет вести себя тихо, — затем он повысил голос: — Вы ведь будете вести себя тихо, любовь моя?

— Энтони, — произнес голос его супруги. — Вы обращаетесь к той смазливой девочке? Вы назваете ее «моя любовь»? — Затем раздался голос, предвещавший недоброе: — Только погодите, пока я не вошла внутрь.

— Боже мой, Боже мой, она опять поняла меня не так. Ради Бога, только не впускайте ее в комнату сейчас!

Но Имоджен уже отворила дверь, и маленькая леди фурией ворвалась в комнату. Не обратив внимания на Имоджен, она ринулась через всю комнату и звонко и крепко шлепнула по уху своего мужа рукой в митенке.

— Теперь-то, возможно, вы будете себя вести как почтенный женатый человек, как старый чудак — которым вы и являетесь! Как всё, чем вы должны быть, но не являетесь и являться не станете! Будете ли вы вести себя как должно, ужасный старик?

— Конечно, любовь моя, — слабо согласился стряпчий, — но посмотрите же на эту девушку!

— Боже правый, — воскликнула она, когда наконец взглянула на Имоджен. — Если это не пистолет в ее руках, то вы, Энтони, не болван!

— У нее пистолет, любовь моя, а я буду не только дураком, но и мертвецом, если вы не поможете разрешить кое-какую проблему.

— И какую же, скажите мне на милость? — спросила она, переводя взгляд с испуганного мужа на необычную девушку. — О, не опустишь ли ты пистолет, моя дорогая? Я не намереваюсь тебя сожрать прямо сейчас Если мне приходится ставить моего дурака-мужа на место, ты не должна считать меня мегерой.

— Боюсь, вам стоит считать мегерой именно меня, — ответила Имоджен, все еще изображая голосом угрозу. — Но мне иначе нельзя. Меня заставили устроить эту неприятную ситуацию.

Но старая леди бесцеремонно прервала ее:

— Прошу вас обоих, хватит строить из себя пафосных болванов и расскажите мне наконец четко и ясно, о чем вся эта суматоха. Давайте, Энтони, говорите и поведайте мне все с начала и до конца. Ну же, сэр, поторопитесь и скажите мне, остались ли в вашей глупой голове хоть какие-то мысли. Я не сомневаюсь, что вы опять ввязались в какую-то заварушку. Вам, сэр, мало того, что вашу карету и лошадей забрали? Я бы подумала, что этого должно хватить, чтобы день-другой вас не преследовали несчастья. Но нет! Вы опять нашли на свою голову неприятности. Разумеется, вы уже позабыли ту лекцию, которую я вам прочла по поводу прошлого события.

— Нет, моя дорогая, уверяю вас, я ничего не забыл. Она до сих пор живо стоит перед моим внутренним взором, поверьте.

Вне сомнения, старичок чувствовал, что ходит по тонкому льду, всякий раз, как ему удавалось сесть.

— Да нет же, вы ее позабыли, — настаивала на своем неукротимая старая леди. — Вы наверняка позабыли! Теперь скажите мне, что такого вы сделали, раз эта милая девочка ведет себя так нелепо.

Одной рукой стряпчий потирал ухо, в которое пришелся удар, а второй — протягивал жене ужасное письмо, пока связно, как мог, объяснял сложившуюся ситуацию. Он излагал события робким голосом, потому что был крайне обеспокоен тем, как его жена воспримет происходящее, но ее поведение стало для него совершенным сюрпризом. Оно совершенно отличалось от того, что он только мог ожидать, потому что, как только жена услышала о вербовщиках, то захлопала в ладошки и засмеялась, убеждая мужа продолжать историю, занимательней которой не слышала целую вечность, а в конце ее и вовсе принялась подпрыгивать от восторга, буквально сделав круг вокруг стола с возгласом, что вряд ли мог подвернуться более удачный случай.

— Вот, сэр, — воскликнула она, — это маленькое дельце — истинный Божий дар для меня!

— В каком смысле? — спросил изумленный стряпчий.

— Ах, нескладный тупица! Кто командует вербовщиками, а? Назовите его имя и все поймете.

— Капитан Трафтон, не так ли, любовь моя? — сказал стряпчий.

— Конечно, капитан Трафтон, — подтвердила его жена. — Истинно, капитан Трафтон. Этот несносный хлыщ, этот мерзко воняющий распутник, с которым я теперь смогу свести старые счеты.

— Старые счеты, любовь моя? Старые счеты?

— Ах сэр, неужели вы совершенно позабыли, как он унизил меня на карточном вечере у леди Риверс, а потом на водной прогулке у его лордства? Это тоже ускользнуло из вашей памяти? Как он привел эту отвратительно размалеванную парижскую актрисульку, чтобы она изображала меня у меня же на глазах? Благослови вас Господь, мистер Уайли, я давно поклялась свести счеты с этим юным болваном. О, только этим утром во время службы я строила в голове тысячу планов, как стереть его в пыль, и вот пришел ответ на мои молитвы, а вы, похоже, совсем из-за этого захандрили. Ах, мистер Уайли, ведь это не только возможность показать ему, где его место, но и замечательный случай вовсе его опозорить.

— Я очень рад это слышать, — таков был ответ ее мужа. — Но будь я проклят, если я понимаю, как вы собираетесь это устроить.

— С помощью этой девочки, глупый, и вашей обворожительной племянницы из Индии, которая только что вернулась в Англию с огромным наследством от Ост-Индской компании.

Стряпчий бессмысленно уставился на жену, а затем, когда тревога за ее здоровье взяла верх над изумлением, он сказал:

— Стоит ли мне принести вашу нюхательную соль или что-то еще, любовь моя? Коробочку с угольным порошком, или, быть может, уксусу? Бедняжка, я уверен, что ваше сознание спуталось. Ведь у меня никогда не было племянницы, а что до Ост-Индской компании… Я о ней слышал, но почти ничего больше, искренне говорю, почти ничего.

— Что ж, сегодня вам придется узнать о ней гораздо больше, — ответила миссис Уайли. — Поэтому подите-ка лучше в библиотеку и почитайте об ее истории, а что до вашей племянницы, вашей любимой племянницы, уж сделайте одолжение и вспомните, что она у вас есть. Теперь, мистресс, — обратилась она к Имоджен, — как только мой муж унесет отсюда ноги в библиотеку, я расскажу, что тебе придется делать.

Уловив намек, стряпчий ретировался в библиотеку, с удовольствием оставив дело в руках жены.

— Итак, девочка, — продолжила та, как только они остались одни. — Полагаю, что не слишком ошибусь, если предположу, что ты по уши влюблена в того мальчика, которого забрали вербовщики, да?

— Да, — тихо ответила Имоджен.

— Ах, — вздохнула леди. — И полагаю, я окажусь недалеко от правды, если предположу, что ты готова хорошенько постараться, чтобы спасти его от судьбы быть увезенным на войну?

— Я сделаю все, чтобы уберечь его от этого, — сказала Имоджен.

— Чудно, — воскликнула старая леди. — Тогда пойдем наверх!

Они вышли из комнаты и прошли через маленький коридор и поднялись по широкой белой лестнице в чудеснейшую спаленку, которую только можно было вообразить, с кроватью под балдахином с кружевными оборками и подвесками и с туалетным прибором, украшенным серебром.

— Теперь это твоя комната, моя дорогая, комната моей красивой племянницы из Индии, понимаешь? А сейчас я должна попросить тебя переодеться в какое-нибудь из платьев, и мне надо сказать тебе, что я была замужем дважды, и в первом браке, моя дорогая, у меня была дочь, поистине прекрасная девочка. Конечно, с тех пор прошли годы, но, насколько я помню, она была примерно твоих лет. Кстати, сколько тебе лет, дорогая?

— Около шестнадцати. Может, и семнадцать, — ответила Имоджен.

— О, моей дочери было девятнадцать, когда она умерла. Она была всем, что у меня было, потому что ее отец скончался, когда она была еще маленькой. Да, она была всем, что я любила на протяжении пятнадцати лет, и когда Бог забрал ее, я была столь отчаянно одинока, что в момент слабости вышла замуж за этого глупого мистера Уайли. Нет, он добр и достаточно хороший человек, но увы, моя дорогая — как он скучен! Он никогда бы не оказался на такой должности, если б я не подталкивала его. Видишь ли, ума у него немного. Но, хоть и он может похвастаться лишь третью от моего разума, я все-таки рада, что за него вышла. Он дал мне столько возможностей обманывать людей, убеждая их, что он вовсе не такой болван! Но я, пожалуй, не должна так много болтать, моя дорогая, у нас есть дело, за которое надо приняться. Вот что я должна сказать: я потратила кучу денег на наряды для моей дочери и — о! она была в них так прелестна. Славно было потратить деньги, дорогая, чтобы посмотреть, как она хороша. Я сохранила эти платья, и каждое хранилось бережно. Если б моя милая девочка вернулась ко мне, то увидела бы, что все ее вещи хранятся в том же порядке, так же чисты и так же свежи, как в тот час, когда она покинула меня, потому что это ее комната (весь этот дом принадлежит мне, а не этому болвану внизу). В этих сундуках и дубовом комоде я храню все, что напоминает о моей любимой дочке. Вот, смотри!

Она взяла ключ из коробочки на каминной полке и отперла высокий дубовый комод, открыв взгляду Имоджен такую картину, что от восхищения она замерла на месте. Здесь лежали изысканнейшие платья, а в отделанном медью сундуке в ногах кровати покоились дорогие кружева и тонкое белье, и все сияло чистотой и было пропитано запахом лаванды. Старая леди выбрала несколько вещей из этих священных сокровищ, и к тому времени как гонг пробил три часа — время обеда, перед зеркалом вместо милой и резкой рыбачки сидела красивая девушка в великолепном деревенском платье, и на ее прическу, уложенную по тогдашней последней моде, наносились последние штрихи. В ее волосах блестели драгоценности, а кружевная косынка, облегавшая точеную шею, была заколота алмазной брошью невообразимой красоты.

Пока старая леди облачала Имоджен, то с величайшим тактом заставила ее рассказать всю свою историю, по крайней мере то, что Имоджен знала, и, прежде чем они вышли из комнаты, старая леди с восхищением осмотрела свою протеже, затем подняла свое привлекательное личико и попросила Имоджен поцеловать ее, что та и исполнила.

— А теперь, моя дорогая, мы пойдем пообедаем, и во время еды я расскажу тебе все, что мы будем делать, и, — добавила она с воодушевлением, — если этот сын сквайра — мне кажется, что ему очень повезло — не женится на тебе, то я собственными руками выпорю его кнутом, его и его отца, а потом удочерю тебя, потому что каким облегчением будет видеть тебя в своем доме! Знаешь, моя дорогая, ты гораздо симпатичней, чем мой глупенький мистер Уайли, — сказав это, она легко побежала вниз по лестнице, а сбитая с толку Имоджен последовала за ней.

Будь Имоджен на самом деле дочерью старой леди, вернувшейся к ней с той стороны туманного покрова, вряд ли бы ей досталось меньше любви и ласки. Даже мистер Уайли наслаждался жизнью, поскольку старая леди была в прекраснейшем настроении, совершенно мирном и беззаботном. И, правда, в конце обеда, он обнаружил, что его насильно усадили в мягкое кресло рядом со столиком, на котором стояла бутылка хорошего выдержанного портвейна, и, к его совершеннейшему изумлению, рядом оказалась жена с длинной курительной трубкой, набитой табаком, и с подожженным жгутом из бумаги, приготовленными для него. Поэтому он тоже принялся славить приезд своей племянницы из Индии, жалея о том, что ее не выдумали раньше и что она останется в их доме до конца пресловутой главы.

Затем миссис Уайли за чашкой чая раскрыла Имоджен свой план спасения юного Денниса, а то, как они его воплотили в жизнь, будет рассказано в следующей главе.