Глава II

СТОИТ сказать, что доктор Син очень любил море и никогда от него далеко не уезжал. Даже зимой он имел обыкновение гулять по насыпи с огромной подзорной трубой подмышкой; ладони он держал глубоко в карманах длинного морского камзола, а его старая треуголка приходского священника задорно торчала вперед и съезжала ему на глаза. И хотя этот бесхитростный старичок в уме сочинял свои скучнейшие как овсяный кисель проповеди, он при этом двигался с бешеной скоростью; и его вид тревожил тех, кто не знал его, поскольку в такт своим быстрым шагам он обычно напевал первый куплет старой морской песни-шанти, которую услышал от какого-то прихожанина, морского волка с разбойничьей натурой. И вот, пока он размашисто ходил, все время бдительно наблюдая за большими кораблями, появлявшимися в Ламанше, грубые слова, совершенно не подобающие кротким устам, срывались с его губ:

Выпьем за тех, кто прошел по доске,

Йо-хо, из-за мертвецкой злобной ухмылки.

Выпьем за трупы, что кружат на дне,

И за мертвяцкие зубы в бутылке.

Он так гордился этой песней, словно сам ее написал, и рыбаки вечно потешались над ним, когда слышали, как он ее напевает. Он частенько мурлыкал ее по вечерам в зале старого «Корабля», когда приходил туда побеседовать и выкурить трубочку в хорошей компании. Доктор Син, как я уже упоминал, был человеком терпимым и придерживался взглядов, которые, несомненно, отличались от тех, что присущи высшим церковным лицам. Сама отвага священника, который дерзнул пить с простыми людьми в таверне, утверждал он, влияет на приход хорошо, поскольку хороший священник, как и хороший моряк должен знать, когда следует остановиться. Сквайр обычно поддерживал его в этом, и каждый вечер они сидели в таверне, смеялись и болтали с рыбаками. Очень часто они помогали кому-нибудь из людей снарядить лодку — и, конечно, все это влияло на приязнь к ним. Но воскресными вечерами они ужинали в здании суда, оставив поле боя храброму Миппсу, который, как было сказано выше, полностью этим пользовался.

Надо заметить, что у нескладного маленького причетника была горячая поклонница в лице миссис Уоггеттс, хозяйки «Корабля». Ее муж скончался много лет назад, и она все время искала нового. В Миппсе она признала своего истинного властителя и хозяина. Он отличался предприимчивостью, у него водились деньги — он был не только причетником, но и приходским гробовщиком, да еще держал в деревне лавочку, где торговал всем, что только могло прийти на ум. В этой замызганной лавчонке вы могли купить все, что угодно, от бочонка соленых огурчиков до шила для заплетки каната, и заодно со сделкой услышать чудовищную шутку, сорвавшуюся с губ старика, который во время разговора с вами продолжал сколачивать недоделанный гроб.

Однако та пылающая страсть, что бушевала в груди хозяйки «Корабля», увы, не находила отклика у маленького причетника.

— Миссус Уоггеттс, — говорил он, — те, кто занят в похоронном деле, должны поодиночке держаться. Знает Господь, мы свою честную долю горя получаем, когда смерть забирает столь редких людей, что рядом с нами.

— Что ж, — вздыхала миссис Уоггеттс, — я часто жалею, что смерть забрала Уоггеттса, а не меня. Я, право, завидую ему, что он лежит там, такой тихий, и просто гниет в своем гробу.

Но причетник немедленно взвился:

— Погодите, миссус Уоггеттс, вы сказали, что гроб Уоггеттса гниет? Нет уж, только не мой. Я хоронил Уоггеттса, позволю себе вам напомнить, и я не хороню, чтоб люди гнили. Эти гробы меня разоряют, миссус Уоггеттс. Я, мэм, знаете ли, хороню, чтоб обеспечить достойный результат, который задержит сырость и влагу, да отведет глаза жукам, червям, слизням и всяким там личинкам!

— Мистер Миппс, никто не посмеет отрицать, что вы хороший гробовщик, — примирительно заметила хозяйка. — Даже полуслепой одноглазый увидел бы, как вы крепко сколачиваете гробы.

Миппс, однако, не поощрил лесть миссис Уоггеттс и обиженно замкнулся, чтобы избежать ее дальнейшего внимания.

Этот самый разговор случился в один ноябрьский денек, и причетник, хлопнув дверью таверны, чтобы выпустить раздражение, поспешил вдоль насыпи к своей лавке, утешая себя, что удобно устроится в гробу и отведет душу тем, что хорошенько пройдется по нему молотком.

По пути он увидел фигуру доктора Сина, чернеющую на фоне неба. Доктор рассматривал через подзорную трубу большой корабль, который виднелся у мыса Данженесс.

— О, мистер Миппс, — сказал священник и подал трубу причетнику, — ну-ка, скажите мне, что вы думаете об этом?

Миппс направил трубу на корабль и взглянул в нее.

— Вот дьявол! — воскликнул он.

— Простите? — переспросил доктор. — Что вы сказали?

Один из королевских береговых стражей вышел из своего домика и направлялся к ним.

— Понятия не имею, что это за корабль, — ответил причетник. — А вы как думаете, сэр?

— Что ж, мне кажется, — протянул священник, — м-н-е к-а-ж-е-т-с-я, что он до странности похож на королевский фрегат. Разве вы не видите пушек на его левом борту?

— Точно! — закричал причетник. — Повесьте меня, если вы ошибаетесь! Это чертов королевский корабль, спору нет.

— Мистер Миппс, — поправил его священник, — я опять должен попросить вас повторить вашу реплику.

— Сэр, я сказал, — ответил тот, безропотно отдав подзорную трубу хозяину, — что вы совершенно правы. Это королевский корабль, прекрасный королевский корабль!

— И он идет сюда, — продолжил священник. — Теперь его ясно видно, и… Мой Бог! Они спускают лодку.

— Ого, — отозвался мистер Миппс. — Интересно, зачем бы это?

— Это патруль, — вмешался страж.

Миппс осекся. Он не заметил, как тот подошел.

— Здравствуйте, сэр Френсис Дрейк, — воскликнул он, обернувшись, — а я и не заметил, что вы тут. Что вы думаете об этом корабле?

— Королевский фрегат, — отчеканил страж. — Они высаживают команду на берег.

— Но зачем?

— Я же сказал, патруль. Ищут контрабандистов.

— Контрабандистов! — рассмеялся священник. — Здесь? В Даймчерче?

— Так точно, сэр, такие ходят слухи. Контрабандисты в Даймчерче.

— Господи помилуй! — с недоверием произнес священник.

— Чушь какая-то, — поддержал его причетник.

— А это мы посмотрим, мистер, — парировал страж.

— Чего?

— Я сказал, там будет видно, мистер.

— Ясное дело! — вскинулся причетник. — Давайте-ка еще разок на него взглянем. Ну, — сказал он наконец, с щелчком сложив подзорную трубу и отдав ее владельцу, — королевский это корабль или нет, но мне кажется, что это кучка краснорожих пиратов, и пойду-ка я запру церковь. Люди короля — одно дело, но иметь дело с этими вот — совсем другое, и мне оно не по душе. Так что хорошего вам дня, сэр, — он прикоснулся к своей шляпе, прощаясь со священником, — и вам тоже, Христофор Колумб.

Отпустив эту шуточку, которая ему самому показалось вершиной юмористического искусства, несуразный низенький причетник на огромной скорости припустил назад к таверне.

— Какой странный коротышка, сэр, — заметил страж.

— Очень странный, — подтвердил священник.