Глава 12

Вечером следующего дня менестрель валялся на диване и листал газеты, красочно описывающие его выступление на церемонии вручения «Гранд-мелодии» и последовавшее заявление Тона об авторстве «Белой розы» по поводу идеи с эльфийкой.

Компании заговорщиков так и не удалось определить, справедливы ли требования Тона с точки зрения законов об авторских правах. Обе стороны собирались проконсультироваться на эту тему с адвокатами. Но в любом случае разбирательство не должно было дойти до судебного решения, так как стороны договорились закончить дело мировым соглашением, как только интерес публики к суду начнёт спадать. По поводу условий соглашения чуть было не разгорелся новый скандал. Тон настаивал, что Свет должен выплатить ему процент от своих концертов с участием Эспиэль. Тот, в свою очередь, возражал, что это Тон должен заплатить Свету за рекламу «Белой розы» и приток клиентов в виде молодых начинающих менестрелей, на которых контора, несомненно, должна неплохо заработать. Тон напомнил, что вообще-то он для того и подаёт в суд, чтобы получить деньги от Света, и странно было бы с его, Тона, стороны добровольно соглашаться поступить наоборот. Менестрель спохватился, но заявил, что денег он всё равно не даст. Зато может после очередного гастрольного тура в качестве компенсации отдать Тону саму эльфийку, пусть Эспиэль делает под присмотром Тона сольную карьеру. Публика валом повалит на скандально известную танцовщицу, так что, вполне возможно, «Белая роза» получит ещё больше, чем если бы конторе платил Свет. Компания разбудила дремлющую на подоконнике Эспиэль и спросила, согласна ли она с таким развитием карьеры. Сонная эльфийка попросту запустила в заговорщиков горшком с цветами. Решили считать это согласием, на том и договорились. Разбудили Эспиэль вторично и попробовали заставить её наконец рассказать текст своей роли, но получили поток отборнейших ругательств. Это чуть не привело к семейной ссоре, потому что Ольга порывалась наложить на танцовщицу заклинание тишины, пока та не успокоится, а Свет всячески удерживал матемага и внимательно слушал, запоминая новые слова и выражения. В итоге Тон, которому надоел этот бесплатный цирк, пригрозил, что сам начнёт швыряться горшками, если вся компания немедленно не уберётся восвояси. Пришлось убираться, так и не отрепетировав.

Теперь интервью Тона было опубликовано чуть ли не во всех газетах Гранда, включая даже те, которые обычно не писали о светской жизни.

— Слушай, мы тогда пошли спать, а он ещё составил текст и разослал его по газетам. Какой труженик.

— Полагаю, что составил он его наверняка заранее, а рассылали помощники. Но в целом, да, он неплохо поработал. Бери пример… Хотя нет, по количеству… м-м… скажем так, историй, в которые ты влип, ты его вчера переплюнул.

— Что? — удивился Свет.

— А вот, посмотри-ка. Забыл уже, что на вечеринке было?

На первой странице «Тайн Простора» красовался портрет оживлённо беседующих Ольги и Марена. Заголовок гласил: «Наш художник Имон подал на Света в суд из-за этого рисунка». Ниже шёл более мелкий текст: «Имон рисковал жизнью, чтобы сделать этот портрет».

— Ой, — вырвалось у менестреля. — На это я не рассчитывал…

— Ты внутри ещё почитай.

На первом развороте обнаружился подробный пересказ событий, произошедших во время и после премии. Было несколько рисунков, изображающих Света на сцене в окружении музыкантов, фей и танцоров. Один из рисунков был сделан с такого ракурса, чтобы как можно лучше была видна Эспиэль. После краткого перечисления участников концерта и лауреатов «Гранд-мелодии» сообщалось, что в номере Света участвовала та самая Эспиэль, предположительная любовница менестреля. Для неё это было первое выступление в должности танцовщицы при нём. Матемаг Ольга, разумеется, не могла смотреть равнодушно на такую почти состоявшуюся публичную измену супруга и тоже отправилась искать себе развлечений. И нашла их в виде Марена, который, как известно, тоже имел когда-то непосредственное отношение к магии. Видимо, именно по этой причине он оказался невероятно интересным собеседником для Ольги, о чём и свидетельствует рисунок, вынесенный на первую страницу…

— О боги.

— Читай, не отвлекайся.

Дальше шло полное драматизма описание, как Свет обнаружил Имона, рисующего всецело поглощённых разговором магов, и в приступе ревности решил уничтожить свидетеля намечающейся измены со стороны Ольги. Менестрель бросился на художника с кулаками, тот успел увернуться, но всё-таки был облит душем из эльфийского нектара. Тем самым Имону был нанесён огромный ущерб, ведь его специально заколдованные принадлежности для рисования промокли и безвозвратно испорчены. Не говоря уже об одежде, ведь всем известно, что пятна от эльфийского нектара не отстирываются. А уж что касается морального ущерба… Но, рискуя жизнью, Имону удалось спасти тот самый рисунок, ставший камнем преткновения, и теперь все просторяне могут любоваться творением художника, блестяще запечатлевшего знаменитых магов…

— О боги, — повторил Свет. — Они что, серьёзно?

— А что этот Имон должен делать, по-твоему?

— Да он должен радоваться, что вообще имел честь находиться рядом с нами! Он что, не понимает, что я специально ждал, пока он дорисует?!

— Спасибо, я тоже всегда мечтала, чтобы меня рисовали на первой странице. А обливать-то его зачем?

— Ну подумаешь, увлёкся я немного, — буркнул менестрель. — Вошёл в роль. Ну, может, ещё разозлился, что он рисует, не спрашивая нашего разрешения. И что, я теперь виноват, что ли?

— Да заплати ты ему за ущерб, и всё. А, ещё извинись.

— Ещё не хватало! — возмутился вдруг Свет. — Я?! Знаменитый менестрель?! Буду извиняться перед каким-то художником?! И за что?! За то, что я пытался спасти твою репутацию?! Пусть будет суд! Я готов отвечать за…

— Тебе обязательно надо репетировать свою речь в суде прямо сейчас?

— Да! Сейчас, пока мы одни! Не могу же я делать это в присутствии посторонних!..