ЛАРЬ 3 КЛУБОК 3

КЛУБОК 3

— Перестань, Червень! — не на шутку сердилась гордая красавица.

— Роса, Росонька, — как можно мягче говорил высокий русоволосый парень, шагая вслед за девушкой и хватая ее за руку. Роса вырывалась. Ее темная длинная коса хлестко мелькнула у самого носа Червеня, отчего его полные огня глаза вспыхнули еще ярче.

— Постой, — снова схватил он ее за запястье. — Ведь твой отец говорил моему, что…

— Что?! — выкрикнула Роса. — Что он говорил?

— Ну, если, э-э-э, — замялся Червень.

— Если, — подчеркнула девушка. — Он сказал: «Если наши дети захотят быть вместе, я ничего не буду иметь против этого». Ведь так?

— Ну вот! — Молодой человек теперь уже попытался обнять царевну. — Даже родители не против.

— А у меня, значит, спрашивать не надо? — Роса оттолкнула не в меру настырного сына царя Августа.

— Но я ведь нравлюсь тебе? Скажешь, нет?

— Скажу. — Царевна прибавила шагу, пытаясь скрыться от назойливого ухажера. «Жаль, — думала она, — что отец сейчас расхворался не на шутку и каждый день просит присмотреться к этим женихам. А они совсем совесть потеряли».

— Отстань, Червень, — уже значительно жестче бросила через плечо Роса. — Иди своей дорогой. Не знаю, какой дурак вбил тебе в голову, что ты нравишься всем девушкам? Правду говорят: если в твердое дерево что-нибудь хорошенько вбить, то уж обратно не вытащишь! Не мил ты мне, и станешься всего лишь соседским сыном.

— Неужто не затеплится в тебе ничего? — прокричал он ей вслед. — Подумай, я не тороплю. Мы ведь с отцом не бедные, опять же соседи. Обмозгуем, прикинем, авось все переменится, и я стану для тебя не просто соседским сыном?

— Не переменится! Все, на что ты можешь рассчитывать — стать соседским сыном с исцарапанным лицом!

Червень сразу остановился. Роса славилась крутым нравом, и ему не стоило испытывать судьбу дальше. Правда, теперь царевичу придется повиниться перед отцом. Август договорился с Запаветом, пользуясь его немощью, что наследник у царя Светлолеса будет и переживать другу по этому поводу не стоит. У Августа четыре сына, и все женихи как на подбор, а Червень — гордость своего отца. А теперь?

Охотник-одиночка сразу унюхал запах свежей крови. Брюхо нетерпеливо заурчало, призывая белошерстого хозяина к активности. Мах прекрасно знал, что не стоит доверять этому вечному зову, ибо недолго живет тот, кто слепо мчится вперед, потакая голодному брюху. Это в стае голов много, и — одной больше, одной меньше… Мах единственной своей головой дорожил.

Ворчливое брюхо оживилось еще больше, когда возле тонких дорожек крови волк обнаружил следы Хвои. Эта лесная кошка не отличалась кротким нравом, но остатками добычи с волками делилась всегда. Но едва Мах пошел по ее следу, как тут же остановился. В его чуткий нос ударил целый букет запахов. «Люди! — понял волк. — По меньшей мере, четверо, и пахнут, как сайвоки, — землей».

Белый охотник сделал петлю вокруг этого странного места и нашел след косули. По глубоким отметинам борьбы на мокрой иглице, волк понял, что Хвоя поохотилась удачно. Тащить или съесть такую добычу рыси не под силу, тем более рядом были люди.

Волк, крадучись, потрусил по человеческим следам и вскоре вышел к поляне, посреди которой горел костер. И замер. Нежась на разогретой пламенем земле, лежала в кольце отдыхающих людей Хвоя! Мах готов был удариться головой в ту сосну, за которой он прятался. Он не верил своим глазам: люди и Хвоя?!

У костра тоже заметили злые огоньки забывших об осторожности глаз. Тихо заскрипела тетива лука…

Роса горько плакала, сидя под старой рябиной и пряча лицо в ладони.

«Разве так все должно быть? — думала она. — Разве о таком мечтала я всю жизнь? Вокруг — тупоголовые женихи со своим глупым бахвальством. Мрачный и молчаливый Свер, легкомысленный Всевлад, здоровый и тупой Палец и этот вот самовлюбленный Червень. Прочих даже вспоминать тошно. Бедный отец! Знала бы наша мама…

Вдруг за ее спиной хрустнула ветка. Роса оглянулась. За деревом стояло огромное страшное чудище с медвежьей мордой! Оно грубо схватило девушку за косу и довольно прорычало:

— Попалась, птичка!

Сайвок Таратор не сразу поверил! Его безтолковый сын явился с того света живым и здоровым. Сам Водар орал, как умалишенный: «Тятя! Тятя!», плакал, сотрясая воздух воплями.

Эта длилось так долго, что измотанным дорогой гостям пришлось вернуть отца и сына к реальности. Пришедший в себя старый сайвок извинился и повел их к Запавету.

Увиденное произвело на путников тяжелое впечатление. Снова очутившись на свежем воздухе, они долго не могли прийти в себя. В памяти возникала темная комната и бледное лицо больного царя. И нужно же было случиться, чтобы в тот самый момент принесли весть о том, что слуги Бардака похитили Росу.

Гости молча стояли у входа во дворец. Не было только Водара, задержавшегося с Таратором у Запавета. Вскоре явился и нюхач.

— Ну, что? — прервал общее тягостное молчание Станимир. — Надо бы помочь старику. Где этот Бардак? Что молчишь, Чабор?

— А что говорить? Будто не знаешь, о чем я думаю.

— Знаю, только я бы об этом подумал позже, когда спасем царевну.

Кровь густо прилила к щекам Тарины.

— А что? — не сдавался Станимир. — Коль светлоликая царевна держит путь к суженому, почему бы и нам с тобой в том пути не найти себе добрых жен?

Царевна метнула в него взгляд, полный ярости. «Вот негодяй! — шипела про себя Тарина, в который раз проклиная судьбу. — Но ведь он прав. Ненавижу!»

— Нам надо идти дальше, — не без усилия над собой сказала царевна, — но и помочь тоже надо! — И высунувшееся было в ее душе жало змеи-ревности пропало без следа.

«В конце концов, хоть посмотрю, кому он достанется».

Чабор понял, что все ждут его решения.

— Водар, расскажи-ка нам, как можно побыстрее добраться к Бардаку.

— Эх, — весело заиграл мышцами Станимир, — разгуляюсь на просторе, а то ползаем под землей, как черви. Я этому Бардаку башку-то снесу, будьте уверены.

— Ой ли? — засомневался Водар. — Нет, самого Бардака тебе, конечно, прибить, что мышонка придушить, а ты сперва доберись до него. Тут одной силой не обойдешься.

— Ай, мелководный, — отмахнулся Станимир, — брось умничать. Мы с Чабором за неделю, если разойдемся, Темнолес мечами выкосим.

— Водар прав, — задумчиво сказал Чабор. — Ближнее окружение Бардака — оборотни Темные, хитрые да наглые. Как нам с этой нежитью да нелюдью и драться-то?

Из темного проема двери появился отец Водара:

— Царь спрашивает, когда вернется Говар?

— Ах, да, — опомнился Чабор. — Говар велел всем кланяться, обещал к оусени быть. Волшбят с Вершиной что-то хитроумное. Под горами тоже просыпается Недоброе.

Старый сайвок понуро кивнул и медленно направился обратно к царю.

— Постой, Таратор, — бросил ему вслед Чабор, — мы погостим у вас маленько…?

— Ну, наконец-то! — визжал от удовольствия Бардак, расшагивая по тронному залу. — Шайка, где они?

— В пути. Идут сюда, — ответила довольная рабыня: радостные-то новости принесла она.

— Беги туда! Пусть будут осторожны с царевной — как бы не улизнула!

В этот миг в дверь мощно ударили, левая створка резко распахнулась. За порогом стоял Мор, а в его железных объятиях — дочь Запавета Роса. Красавица, увидев Бардака, неистово дернулась, но полузверь только сильнее сжал свои лапы, жестко рванув за девичью косу, обмотанную вокруг его широкого запястья. Росе пришлось смириться и ждать, когда появится шанс перекинуться в лесную зверюшку и тогда…

Мор втащил царевну в зал. Бардак подбежал ближе, впиваясь черными углями звериных бельм в первозданную чистоту и непорочность огненных глаз Росы. Она не отводила взгляд. Царь Темнолеса расстроился.

«Почему? Все здесь во власти лютого Страха. Любого смертного и безсмертного ужас охватывает, а эта соплячка смеет не бояться ни моего взгляда, ни чудовища Мора!

— Противишься, — прогнусавил царь Темнолеса. — Вижу, не по душе тебе наша компания? Держи ее, Мор, крепче, особенно косу. Отпустишь — вспорхнет мотыльком, и тогда ищи-свищи.

— Да я уж знаю, — пробасил полузверь. — Какой только живности не держал в руках, пока сюда ее тащил.

— Молодец, — похвалил царь, — тебе за то будет награда щедрая, чуть позже решу, какая именно. Вот с царевной и подумаем. Скажи, непокорная, что лучше: стать моей законной супругой и занять место на моем брачном ложе или сразу на ложе, а уж потом… супругой? Может, я и выгляжу староватым, но для такой красавицы расстараюсь, уж будь уверена. Не смогу я, так мне поможет Мор.

Мор глухо зарычал, оскаливая пасть в злой ухмылке.

— Видишь, — продолжал Бардак, — он согласен. Все норовят помочь своему царю. У меня тут помогатых хоть отбавляй, так что выбирай: или моя, или общая.

Ты, конечно, можешь и дальше упираться. Тогда мне придется принести чистую жертву Темным Богам. Их жертвенный камень еще не поили царской кровью…

Думаю, твой Бог наверняка предпочел бы оставить тебя в живых и мужней женой, нежели видеть жертвой Темным. Что смотришь? Не уберег тебя твой Дажьбог сегодня. Но посмотри на все с другой стороны — в моем лице он дал тебе шанс выжить. Знаешь, у моих полузверов весной даже «полу» не остается — звереют окончательно. Решай, красавица: честь по чести, или…

Роса резко вывернулась в руках Мора. Ее правая нога, словно молния, сверкнула в воздухе и снова исчезла в складках подола. Бардак стоял слишком близко. Ненависть и ярость девушки сделали удар точным.

Мор запоздало рванул косу вверх и перед Росой поплыли неровные квадраты черных каменных плит пола. Безутешный Бардак наполнял тронный зал диким воем, потеряв надежду на продолжение рода.

Полумедведь бросил царевну на пол, решив перехватить косу в другую руку. Лишь на миг блеснула в глазах красавицы свобода, но и этого хватило, чтобы успеть полоснуть острыми когтями лесной рыси по медвежьей морде. Падая, оборотень страшно заревел, но быстро снова схватил за косу царевну, слишком рано обернувшуюся девушкой. Побег не удался.

Бардак что-то кричал, корчась в страшных судорогах. На крик прибежали слуги, и вскоре Росу привязали к пыточному деревянному щиту в дальнем подвале замка. Тело девушки, переставшее быть желанным для царя, вдавили в пропитанное кровью темное дерево жесткими веревками, а ее гордость — толстую темную косу — пригвоздили к щиту страшным колдовским гребнем. Царевна тут же перестала двигаться.

Безутешный царь Темнолеса промучился бы целую вечность, но вскоре на его бронзовом Жезле Власти поднялись дыбом густые кошачьи усы, венчающие магический скипетр. Бардак моментально утешился, выгнал всех прочь и, хромая, отправился к жертвенному колодцу в глубине дворца.