ЛАРЬ 1 КЛУБОК 7

КЛУБОК 7

Прошло семь долгих лет с того самого дня, когда Чабор был на волосок от гибели. Многое изменилось с тех пор. В памяти возникали картинки далеких ныне дней, когда после его появления в Дïдовом Капище напасть за напастью сваливались на голову Атара. А после посещения их незваными гостями Чабору долго пришлось лечить грудь. Ее испещрили многочисленные чирьи и язвы. Прав оказался сайвок Таратор: не раз приходилось лекарю идти в лес на поклон к лесным жителям.

Тогда уходящего к дальней кромке леса старика провожал взглядом несчастный мальчик, а сейчас у окна Капища, глядя во двор на безконечно белый и чистый снег, стоял задумчивый юноша.

Ничего не осталось от неопрятного и сырого «вчера». Ушли в мир иной пес и кот, а новые котята и щенки почему-то больше не приживались. Сильно постарел Атар.

Чабор поднял взгляд к небесам. Ветер, выбившийся из сил за последние дни, где-то мирно спал, давая возможность легким, невесомым снежинкам свободно парить над окаменевшей землей. Странное, удивительное, а порой даже жуткое прошлое Чабора осталось лишь в воспоминаниях. Повзрослев, он относился к ним с большим трепетом. Конечно, о многом он знал лишь из рассказов Атара, но от этого былые события не теряли для юноши своей значимости.

Сейчас же, глядя на снегопад за окном, Чабор пытался вспомнить хоть что-то из своего детства. Все напрасно. С усилием он мог вызвать в памяти лишь неясный образ матери.

— Дедушка! — оторвавшись от окна, нарушил тишину Чабор, — я пойду в лес, слышишь? Смотри, как на дворе здорово, идем со мной.

Старик отвел взгляд от пергаментного свитка:

— Иди, Чабор, — ответил он со вздохом. — Оно и верно, негоже тебе, молодому, сидеть целый день дома.

— А ты? — спросил юноша, спешно взяв с лавки опашень и подпоясываясь.

— Куда мне за тобой? — махнул слабой рукой Атар. — Дай Бог найти силы, чтобы вокруг Капища обойти.

— Ладно ли так в старики рядиться, деда? Вот перемахнешь хотя бы век, тогда и скрипи, как Ивашова телега, а пока и думать не моги про старость.

— Век? — устало улыбнулся Атар. — На то и человек, что чело у него твердо служит только век, а дальше — стариковы полати, — дед постучал себя худым пальцем по лбу, — как у дитяти…. На кой всем долго землю топтать? Хотя, — он бережно погладил мягкую кожу свитка, — в этих письменах говорится, что ваши Предки легко проживали один круг[1]лет. Вот ведь… Казалось бы, я уж достаточно пожил, и многое знаю, а вон гляди-ка ты. Спасибо старосте — что ни день, то что-нибудь новое. У парсов одно, у вас, видишь, другое.

Вот же хитрец этот Иваш. Уж не знаю, правда ли то, что все эти свитки старосты передают друг другу? Но зачем они им… — снова погружаясь в чтение, пробормотал старик уже себе под нос. — Ведь наверняка никто из них этого не читает. Подумать только, где мысли Иваша, а где Мудрость этих писаний. Ты чего это? — выныривая из увлекших его рассуждений, вдруг всполошился Атар. — Я уж думал — ты ушел, а ты стоишь тут, слушаешь мою болтовню. Иди, упарился, небось, стоять одетым. Только помни: хоть в лесу ты как дома, а… сам знаешь, как бывает.

— Хорошо! — крикнул Чабор уже с порога.

Он часто уходил в лес, а дед-звездочет почти всегда оставался дома, читая свитки со священными письменами или листая звездные карты. Помня об указанной ему в давнем видении смертельной точке и вычислив ее фатальную неизбежность, он целиком сосредоточился на своем воспитаннике, цепляясь за каждый миг, который должно было использовать.

Атар был терпеливым и мудрым учителем. Получив на скончании века такого благодарного ученика, он мог быть и достаточно требовательным к нему, но и не особенно-то неволил юношу. Чабор же учился в охотку, не понимая только одного: зачем его Учителю прочитанное однажды нужно было перечитывать снова и снова?

Старик объяснял ему, что мудрость Предков, сотворивших великое чудо Науки[2], была специально записана таким образом, чтобы, внимательно перечитывая ее вновь и вновь, всякий раз можно было бы открывать для себя что-то новое.

Атар был тверд в своем желании помочь юноше отыскать верную тропу в Золотом Пути. Разобравшись в его звездных картах, он ничуть не сомневался в том, что Чабор — избранник Небес и впереди его ждет великое будущее. Но даже этот умудренный опытом старец не мог себе представить, какие приключения ожидают Чабора уже в ближайшие часы…

Его встретило морозное солнечное утро. Тучи, за ночь порядком обновившие белое покрывало земли, лениво расползлись по небу, и от сияния снега, играющего холодным блеском драгоценных камней в солнечных лучах, на глаза наворачивались слезы.

Чабор глубоко вздохнул и словно разом сбросил с себя оставшийся дома, ограниченный стенами мир. Лес с детства был его другом. Он с грустью думал, что скоро здесь совсем не останется для него тайн. Юноша мог ходить по лесу хоть целый день, читать следы зверей и птиц, подглядывать за их простой и размеренной жизнью. За этим нехитрым занятием время всегда пролетало незаметно, и потому он всегда возвращался домой только к вечеру, голодным и полным впечатлений.

Чабор еще не был знаком с сайвоками, хотя Атар рассказывал о них и даже показывал подаренный ими рог. Но сколько бы ни ходил воспитанник звездочета в лес, он ни разу не заметил никаких признаков их существования. Давно не надеясь их увидеть, он и не сильно расстраивался, ведь ему вполне хватало птиц и зверья.

Сегодняшняя прогулка началась необычно. Не успел юноша углубиться в лес, как тут же заметил на снегу невиданные им доселе следы. Стараясь не терять из виду эти странные отметины, Чабор незаметно для себя забрался в какое-то незнакомое место. Тварь, судя по всему, была глупая, потому что петляла по лесу совершенно безсмысленно. Чабора сбивали с толку неясные полосы на снегу возле основного следа. Для хвоста или крыльев это была слишком жесткая отметина.

И вдруг что-то мелькнуло невдалеке между деревьями. Чабор осторожно подкрался ближе. В нескольких шагах впереди него стоял маленький человечек. Без сомнения, это был сайвок! Атар именно так их и описывал. Чабор замер.

Ничего не подозревающий сайвок быстро, как заяц, перепрыгивая с места на место, старательно вычерчивал невиданные отметины, а его слишком длинная накидка черкала на снегу те самые полосы, так удивившие Чабора.

Вдруг лесной обитатель заметил присутствие человека. Странно, но сайвок не стал прятаться. Напротив, он выпрямился и самым наглым образом стал раскачиваться на коротких кривых ножках, словно приглашая человека посоревноваться с ним в беге.

Это был вызов. Уж в чем-чем, а в быстроте своих ног Чабор был уверен. Да и глубокий снег тоже не в подмогу малорослому сайвоку. Юноша бросился за карликом.

В первые же секунды он понял, что рано радовался близкой победе. Как ни прибавлял скорости человек, а догнать улепетывающего сайвока ему никак не удавалось. Оставалось только одно — ждать, что тот выдохнется.

Расчет оказался верным, но только… с другой стороны. Длинная погоня на самом деле измотала… самого Чабора. Единственное, что на мгновение-другое задерживало неутомимого сайвока, так это приступы безудержного смеха над соперником: Чабор все чаще падал.

Юноша совершенно не следил за тем, куда и как долго он бежит, не замечал, что вокруг него происходит. Наконец, он в очередной раз упал и уж теперь-то окончательно решил прекратить это безсмысленное преследование. Лежа лицом в снегу, он запоздало вспомнил слова Атара и понял, что его попросту заманили в ловушку.

Отдышавшись, он медленно поднял голову и осмотрелся. Прямо перед ним на краю большой поляны возвышались огромные серые валуны, будто трудами какого-то великана старательно присыпанные буреломом. У валунов скромно ютилась крохотная избушка. Ее бревенчатые стены совершенно сливались с окружающим завалом, и будь Чабор шагов на пятьдесят дальше, он вряд ли бы ее рассмотрел.

«Эй!» — окликнули юношу сверху. Это был все тот же сайвок, умудрившийся за это время как-то взобраться на валуны. Он слепил снежок и бросил его прямо к двери избушки.

Сомневаться не приходилось: вся погоня и была им устроена только для того, чтобы привести человека сюда. Что ж, отступать некуда, ведь не напрасно же потрачено столько сил? Чабор поднялся и осмотрелся. Вокруг не было ни души. Он подождал немного, а потом медленно подошел к двери избушки и постучал.

— Ну, входи, входи, чего гремишь на весь лес?

Юноша вздрогнул от неожиданности и обернулся. Он готов был поклясться, что мгновение назад позади него никого не было! Теперь же там стоял старик, по древности сравнимый разве что с окружающими избушку валунами. Но седина его густой бороды не уменьшала резвости тощего, жилистого тела. За спиной старца, перехваченная крепкой конопляной веревкой, висела вязанка дров, которая и для молодого человека была бы трудной ношей.

— Может, все-таки отойдешь? — терпеливо спросил дед оторопевшего гостя.

Толкнув ногой примерзшую створку, хозяин вошел в избу. Где-то внутри, падая, грохнули дрова. Слышно было, как, запыхавшись, дед зачерпнул воды, долго и жадно пил, после чего, смачно выдохнув, окликнул из темноты:

— Ну, входи, коли пришел.

Юноша медленно переступил порог.

— Дверь закрывай, — прикрикнул старик, — чай, на дворе не лето!

Чабор вошел. В избе было темно, пахло травами и смолой. Дед возился у печи, и юноша, не зная, что ему дальше делать, прошел к окну и присел на скамью у стола.

Старик, не скупясь, подбросил в топку дров и стал скручивать освободившуюся веревку. Проснувшийся огонь лениво лизнул промерзшие поленья и весело затрещал, с аппетитом покусывая оттопыренные края высохшей березовой коры.

— Ты голоден? — вдруг спросил дед. — Есть будешь? — добавил он тут же, так и не дождавшись ответа. Вот перекусим, а там, глядишь, и о деле беседа сладится.

О каком деле? Чабор безуспешно пытался навести порядок в собственной голове. Пища придала ему сил, и в то время, когда старик начал убирать со стола, Чабор, наконец, набрался смелости:

— Вы, дедушка, хотели со мной о деле…

— А ты не спеши, — снова перебил дед, — чай, не жениться тебя привели? Ты и знать-то не знаешь, кто я такой, а уже за миску щей готов дела со мной делать?

— А вы, дедушка, кто?

— Дед Никто, — язвительно ответил старик.

Чабор насупился, а дед тем же ехидным тоном продолжал:

— Доверчивый ты да наивный не по возрасту! Осторожнее надо быть с незнакомцами. И накормить, и напоить могут такими «щами», что не обрадуешься.

Старик уселся напротив и сурово сдвинул брови, а Чабор глубоко вздохнул и ответил:

— Так и в гости разные приходят. Что ж, всех сразу кормить и угощать?

— Тут дело другое, — протянул дед. — Я-то знаю, кто ты такой…

На лице старика заиграли многочисленные морщинки.

— Так вот, звать меня Говар[3], и это пока все, что тебе нужно обо мне знать. Как ты уж понял, гость ты тут не случайный, и первым делом, для знакомства, я тебе, как дед внуку, сказку расскажу. Ты ее выслушай с начала до конца, а там и разговор наш будет.

В ответ Чабор только пожал плечами: мол, сказку — так сказку, значит, затем и привели…

— Знаю я, — начал старик, — бываешь ты в нашем лесу, любишь его, но того не ведаешь, что есть тут незримая граница. По одну ее сторону — Добрый Лес, а по другую, стало быть, Недобрый. Ну, с добрым-то все понятно — с ним-то ты и знаешься. А вот с Недобрым…

Всем ведомо, как обустроен людской мир. Есть и там граница, и есть в нем особая лестница, и на первой ступени стоит простой Жить, или Житель — тот, кто свято почитает Богов и Предков, трудится на земле, не творит беззакония в Природе и боле не о чем не помышляет. Выше — на другой ступени — Людина, или Людь. Этот тоже, склоняясь пред Богами и Предками, трудится на земле, да еще владеет магией созидания. Над ним стоит Человек, или Человече, мыслящий во времени. Тако же, как и первые, живет и трудится по законам Богов и Предков, но еще ко всему, познав Свет Древних, общается с Силами Высшими — и другим в Роду разъясняет, как жить радостью Познания, как приблизиться к мудрости Асов, что первыми Потомками Богов наших Светлых были.

По другую сторону границы противостоит Светлому Темное, Жити — Нежить, чуть «темнее» ее — Нелюдь, а уж потом Кощеи, Бесы смертные.

Так вот, на Темной стороне нашего леса и обжились те, кто стоит по ту сторону, нежити да нелюди, а заправляют ими Кощеи да Бесы. За главного в Темнолесе стоит царь Бардак. Вольно ему тут. Разгуляться есть где. Лес наш птица и за день не перелетит.

Был у Бардака младший брат — Блуд. И если старший-то братец был умен, хитер и коварен, то младший родился не в пример ему глупым. Одно только достоинство у него и было: прекрасен был он ликом своим. Нутро, правда, имел гнилое, поскольку тоже был по выбору и разумению своему Темным…

Так вот, Чабор, в горах и дальше в Лесу есть пещеры. В одной из них, самой тайной и скрытой, выходит из недр земных на свет божий Свещенная река Аорта и питает жизнью все вокруг. Ни зверь, ни человек, ни дух лесной, ни тем более нежить не смеют и близко подойти к той пещере, где бурлит Светая вода. Хранят ее Стражи ревностно, строже некуда.

Вот Бардак, зная, что братец рад любой гнусности, предложил ему, смеха ради, искупаться в Свещенном Выйме, мол, еще краше станешь, помолодеешь, вода-то волшебная. Вот Блуд и купился. Где ему было знать, что если и дано кому искупаться в той реке, так только после долгого обряда очищения. Хитрый Бардак брату про то ничего не сказал, а продолжал нашептывать… И благость в теле обретешь, и наши Темные Бесы-Покровители будут за то тебя хвалить!

У Бардака-то корысть особая была. Брат его по достижению нужного возраста по кону имел право на половину Темнолеса, а в свещенной пещере с братом наверняка что-нибудь нехорошее приключится. И тогда правь, Бардак, один, сколько хочешь. Ну, а если даже искупается Блуд безбедно, все одно — огромный вред всему живому выйдет, а, стало быть, польза Нежити.

Все, стало быть, продумано. Стражи обмануты, отвлечены погоней за нагрянувшим вдруг Бардаком, а Блуд в пещеру — шасть и прямехонько к воде. Но не тут-то было. Гора вдруг загудела, и перед источником выросла из-под земли каменная стена. Блуд назад, но и там тоже стена появилась. Так и остался он замурован в пещере.

Ночью к нему и к Бардаку явился лесной дух Шум и сказал, что за дерзость их сидеть Блуду взаперти, пока не раскается он и не пройдет семь страшных испытаний.

Старший брат сразу сообразил, что дело плохо. Блуд жив, хоть и заточен, а стало быть, по-прежнему претендует на половину Темнолеса, а ежели брат еще и раскается…

И тогда, якобы желая освободить родного брата из заточения, поднял Бардак из земли самого сильного и верного слугу своего — единственного, чудом уцелевшего сына Скипер-Змея[4], злобного и кровожадного Ямала. Имел царь Темнолеса над змеенышем власть великую, поскольку спас того от расплаты за дела страшные, что тот творил безнаказанно у Студеного моря[5]. Уж давно собирались витязи пойти к Большой воде да обезглавить этого душегуба, да как-то так случилось, что змееныш вдруг сам собой притих. Ни слуху о делах его темных, ни духу пекельного возле моря не осталось. А ведь это Бардак его тогда у себя прикормил да припрятал.

Жилось Змею неплохо. Еды в лесу больше, чем у Холодных вод, воздух теплее, а за съеденное зверье никто не норовит со свету сжить. Так и получалось: все, что он в Лесу до Белой Земли[6] изловит, мог потреблять сколь пожелает. Отчего ж не отслужить своему благодетелю за такое житье безбедное?

Позвал Бардак к себе Ямала да строго-настрого приказал ему: гору разрушить, а замурованного в ней брата ненароком убить. Что поделаешь, мол, камешком придавило! Вот беда-то какая…

Ямалу два раза говорить не надо. Вот выбрался поганый змеище к горе, подполз и давай ее хвостом крушить. Застонала гора, трещинами пошла. Взмолились тогда Духи горные и лесные Небу, и разверзлось оно тотчас же. Ослеп змей от Великого Света и заревел от злобы. Спустился с небес Великий Бог Громовник Индра[7] и поверг злое чудище, пригвоздив его поганую голову к земле огненным мечом. Окаменел Змей тотчас же.

Посланник Небес воздел руки вверх, и гора открылась. Вместо Блуда из нее выползли сотни мелких гадов, которые корчились и подыхали, так и не сумев укрыться от разящих лучей, исходивших от Великого Бога-воина. От сияния Индры Небесного стала гора белой, как снег.

И вышли из нее Стражи Свещенного Источника, поклонились Богу-Охранителю, и тот держал пред ними речь тайную. После того удалились Стражи под каменные своды, а врата в свещенное место тут же закрылись навечно.

Бог Индра вернулся на небеса, а тут остались лишь Белая гора да лежащие возле нее цепочкой огромные черные камни, что были раньше Ямалом. Камень за камнем, камень за камнем, а в самом большом из них — меч Индры.

Говар вздохнул, переводя дух, будто бы это он сам только что сокрушил Ямала-змея.

— Давно это было, — продолжил дед, — так или иначе, а слышал я так, как поведал тебе. Прости уж, рассказчик я никудышный, хоть и зовусь Говаром. Все это от того, что упражняться мне в этом деле особенно не перед кем, ведь самые частые гости у меня — зима, весна и оусень[8], да и те не засиживаются дольше положенного!

Чабор до сего времени сидел не шелохнувшись. Очнувшись, он с трудом встал из-за стола и потянулся.

— Странная сказка, — пытаясь размять затекшие ноги, неуверенно произнес юноша, — не все в ней просто и понятно…

— Какая уж есть, — загадочно улыбнулся старик, — другой я тебе сегодня не расскажу.

Говар поднялся и пошел к двери. Чабору ничего не оставалось, как послушно отправиться следом. Они свернули за угол. Старик продолжал что-то говорить, но юноша уже не слышал его. Изумленный, он остановился перед гигантским нагромождением серых валунов… Саженей на двадцать возвышались глыбы над жилищем старца. Казалось, что кто-то специально сложил так аккуратно камни… размером с избушку Говара!

Дед, не обращая внимание на заминку, стал взбираться наверх, да так ловко, что Чабор, кинувшийся его догонять, едва поспевал за ним. Вскоре, перепрыгивая с одного камня на другой, они добрались до вершины. Старик вытянул руку:

— А вот и она, Белая гора!

Юноша смотрел и не верил своим глазам. Посреди леса высился величественный белоснежный курган почти идеальной округлой формы.

— Твой путь лежит туда, — протянул старик, — и не думай, что путь этот будет легок. Кривая тропинка, что ведет к горе, непростая. Смелые и честные обретают на ней силу и мудрость, а злые и глупые попадают в полон к черной нежити — все как в сказке, сынок.

Эта тропка — часть границы между Светлолесом и Темнолесом. Это отсюда гора кажется круглой, на самом же деле она больше похожа на половину хлебного каравая. За этой, ближней стороной, Белой горы есть другая, разрушенная, вся в камнях и выщербинах, будто Ямал или кто другой раскрошили ее в щебень. Та часть принадлежит Темнолесу, а вот круглые полкаравая — наши.

Людям уже многого не дано видеть, поэтому ты не будешь знать, по чьей земле идешь, — по нашей или по темной. Тяжко тебе придется. Ведь путь твой лежит на ту сторону, в царство злых духов.

За пологой частью горы увидишь ты черные валуны. Они такие же, как и те, на которых мы с тобой сейчас стоим, только те, далекие, будто обожжены и лежат цепочкой. Добравшись до них, иди от малого камня к великому, и будь внимательнее: в последнем будет торчать то, что тебе нужно, — меч Бога Индры.

Вот тебе и вся сказка, внучок, без остатка. Есть в ней прошлое, есть будущее, есть и настоящее — а в нем мое тебе благословение, — и старик осенил воздух над Чабором перстосложенной Перуницей[9]. — Многие хотели бы достать тот меч, — продолжал Говар, пристально всматриваясь в лицо юноши, — в нем живет Сила Бога-Хранителя мечей всего Небесного Воинства. Не каждый сможет даже представить себе ее величие. Непросто тебе будет достать тот меч из Черного камня.

— Почему? — хмуро спросил Чабор, все еще не до конца принимая увиденное и услышанное за реальность. Да не сон ли это? Этот старик, горы, драконы, меч в камне…

— А на то и меч Индры, — засмеялся Говар. — Любой, кто взялся за его рукоять, рискует потерять руку, и это самое малое. Металл древнего божественного оружия хранит тепло Инглии[10]. Ковался он в Небесных кузнях, а потому полыхнет гибельным огнем, как только его коснешься…

— Так как же я его достану-то?!

— Во-о-от, — старик многозначительно поднял вверх указательный палец. — Есть только один человек на земле, который должен совершить великое дело. Ради дела этого Индра и оставил свой меч людям, а человек этот — ты, Чабор. Твое имя есть в шлоках[11] с древними письменами. Там сказано, что сам Индра назвал Стражникам Святых Вод того, кто откроет в приделах Мидгард-Земли путь Меча Артакон[12]. Так что самого меча бояться нечего, а вот на пути к нему будь осторожен. В Темнолесе о тебе тоже знают, но, благо, сейчас еще не ждут.

Будущее можно изменить только в настоящем. Сегодня хороший день. Он может стать великим, но… скоро закончится, так что поспеши, внучок. Может быть, оно-то сейчас и не ко времени, — добавил Говар как-то неопределенно, — но мое дело, чтобы ты нашел дорогу к мечу. Про время мне никто ничего не говорил. Вот оно само сегодня и покажет, правильно ли я его выбрал. Иди же, да не забывай обо мне, думаю, свидимся еще. И я тебя не забуду, потому что буду многое о тебе слышать. Прощай!

Чабор, словно зачарованный, послушно стал спускаться вниз по гладким спинам валунов, оглянулся на прощание и замер. Вместо старика на камнях стоял олень! Лесной красавец, даже не одарив юношу взглядом, величественно повернулся и тут же скрылся за покатыми боками камней. Морозный воздух колыхнуло, и неказистая избушка старика исчезла.

[1] Круг лет-144 нынешних года.

[2] В то время в состав изучаемой мудрецами Науки входили физика, математика, алхимия и поэзия.

[3] Говар — даррунг — знающий путь Рун.

[4] Скипер-Змей — согласно Славяно-Арийским Ведам, был повержен богом Перуном.

[5] Северный ледовитый океан.

[6] Белая Земля— здесь: тундра.

[7] Бог Громовник Индра — Вышний Бог, помощник бога Перуна в небесных битвах при защите Сварги Пречистой и всех Звездных Небес от сил Тьмы. Бог Индра — хранитель мечей Справедливого Возмездия тридцати Богов-Защитников, входящих в его дружину и охраняющих Светлые рубежи.

[8] В те времена, согласно Коляды Дара (календаря), было три поры года: зима, весна и оусень, а все вместе это называлось лето.

[9] То, что на протяжении десятков тысячелетий до появления на Руси христианства, выполняло функции крестного знамения.

[10] Инглия — Божественный Первичный Огонь, или Энергия Созидания.

[11] Шлоки— деревянные дощечки с письменами.

[12] Артакон — источник духовной и природной сил. Чаще всего так называли амулеты.