ЛАРЬ 2 КЛУБОК 5

Лесной уже погружался в сладкое марево сна, когда в звенящей тишине ночного коридора вдруг услышал крадущиеся шаги. Дремоту как рукой сняло. Он нащупал масляный светильник рядом с кроватью и крепко сжал его, готовясь в случае чего нанести удар. Пришелец тем временем уже проник в комнату. Крался он тихо, как кот. Чабор уже различал на стене его уродливую слабую тень.

— А ну, стой! — решил не испытывать судьбу юноша. — У меня меч!

— Тьфу ты! — отозвался из темноты Водар. — Напугал, дурак…

— Так это ты-ы-ы? — недовольно протянул Лесной.

— Нет, не я, — язвительно пропел сайвок, взбираясь на кровать. — Это царевна к тебе явилась помурлыкать перед сном…

— Одолел ты со своими царевнами, — обиделся Чабор. — Башка твоя завернулась на них. Тебе, видать, время пришло жениться? У вас, у сайвоков, в какие года женихаются? Вот, точно. Понятно теперь. Вон, и платок носовой себе забрал.

— Ох, умница, — глухо постучал по чему-то в темноте сайвок, — я ведь не о себе пекусь, а о тебе. Сайвоки, кстати, на людях не женятся. У нас с этим проще, раз — и готово. Не надо мучиться, вздыхать, томиться. За колоннами прятаться от ненаглядного, терять платочки. А коли уж такие феи прячутся, то и голову могут потерять, не то платочки.

— Ты это про что? — Всполошился Чабор. — Это я, что ли, кому-то ненаглядный? С ума сошел?

— Про то самое, о, несравненный лесной… олух! Я своим глазам и носу верю. Имени ее я тебе не скажу — сердце подскажет при случае, а вот знать про сие ты должен, чтоб не ранить ненароком обидой сердце девичье.

— Интересно, как это? — начал рассуждать Чабор, чтобы не выдать волнения. — Ну, каково это? Что чувствует человек? Что заставляет его делать такое… такие вещи?

— Эко тебя понесло по кочкам! — захихикал сайвок. — Вот примерно то же и чувствуют, только во много раз сильнее. А может, и нет… В общем, я сам толком про то не знаю. Только сегодня слегка прикоснулся к этому таинству, нюхая одну траву. Эй, да ведь я затем к тебе и пришел. Помощник мне нужен в одном хитром дельце. Поможешь по старой дружбе?

— Какое это «дельце»? — насторожился Чабор. — Ты уж скажи, а я подумаю. Мало ли что у тебя в голове?

— У, хитрый какой парень Лесной. Я, значит, скажу, а ты откажешься… Ну да ладно. Выбирать мне не приходится. Понимаешь…, мне позарез нужно одну траву испытать. Правду ли о ней говорят?

— Ладно, — с неохотой согласился Чабор, понимая, что большего от сайвока пока не добиться, — я согласен. Только расскажи, что делать. Как бы нам потом не влетело!

— Ну, ежели Вершина, Мирота или Говар узнают, то, конечно, влетит. Но не сильно, не переживай. А так… Понимаешь, уж больно я стал любопытен, как начал учиться. И до того мне дело, и до этого.

— Понимаю, — вздохнул Чабор, — как я тебя понимаю!

— Значит, завтра и займемся. Как раз все во дворце будут заняты: со дня на день Вулкан с войском вернется, дворцовый люд будет готовиться.

— Ой, чует мое сердце…

— Не каркай, — зло шикнул Водар. — Все, до утра! Доброй ночи!

Половину этой «доброй ночи» юноша не мог сомкнуть глаз, перебирая в памяти все, что касалось царских дочерей.

«Вот так история, — думал Чабор, — надо же! Какая же из них? Старшие не в счет… хотя почему? Нет, зарываться не стоит, старших в сторону. Младшие…

Вообще, конечно, Смирена могла бы. То-то она все время как зачарованная ходит, стесняется. Однако ж и Тарина стесняется, краснеет, бледнеет. Не поймешь. В обморок вдруг упала. Интересно, откуда они вообще там с Мирославой взялись? А если Мирослава? Нет, Мирослава за Ратибором охотится, это сразу видно. Тогда все-таки Тарина? Не похоже: она сторонится меня, не разговаривает. Смирена хотя бы здоровается…

Вот нюхач пришибленный: «Доброй ночи, доброй ночи»! Мне теперь век не уснуть».

И все же к утру он уснул. Крепко, без снов и видений, так что Водар едва смог разбудить его к завтраку.

— Вставай, медведь, — тянул сайвок его за ногу. — Что ты ночью делал? Никак тебя не добудиться!

Чабор медленно ощупал постель вокруг себя и, не найдя ничего, чем можно было бы накрыться, сел. Глаза упрямо не желали открываться. Когда же с горем пополам эта шкодливая пароча выбралась позавтракать на дворцовой кухне, там никого уже не было. Царское семейство вместе с Вершиной, Миротой и Говаром всегда завтракало наверху, а повара и их помощники уже куда-то запропали, оставив еду для неразлучных друзей на столе. Всем сейчас было не до них.

Здесь, у кухни, за пустующими ныне столами ближайшей дружины царя никто не обращал внимания на то, как ты чавкаешь — котлы шумят.

Сонный Чабор за завтраком молчал и постоянно зевал. Водар же в это утро был полон энергии. Пока Лесной доклёвывал остатки пирога, карлик уже насытился и в нетерпении топтался у входа. Наконец и юноша выбрался из-за стола, лениво направившись за тянувшим его за руку сайвоком.

Спрятавшись в дальнем углу коридора, они дождались момента, когда Мирота выйдет из комнаты Вершины, и незаметно прошмыгнули в незапертую дверь. Вскоре дїй и Говар вышли во двор, и друзья целиком погрузились в свое тайное дело.

Любоцвет Водар нашел без труда, а вот другую траву… В ящике Мироты корней и трав было превеликое множество. Сваришь что-нибудь по незнанию и…

— Чего ты там возишься? — стоя у дверей, нетерпеливо шипел Чабор.

— Трав больно много, — оправдывался сайвок, — как бы какую ядовитую не схватить.

— Шевелись!

Кроме Любоцвета Водар знал только Любомель. Спешно выхватив из ящика несколько его сухих стеблей, сайвок добавил к нему найденный ранее Любоцвет и дай Бог ноги!

Чтобы не вызвать подозрений, к условленному месту встречи похитители трав шли разными путями. Направлялись они к южному крылу, где коридоры спускались вниз, в глубь горы. По ним из недр во дворец поднимался горячий воздух. Сайвок заранее все разведал, поэтому со знанием дела открыв тяжелую дубовую дверь, Водар уверенно повел Чабора в теплые галереи.

— Кажется, здесь, — указал карлик на большой серый камень. — Посвети-ка!

Чабор поднял выше захваченный у входа факел. Сайвок, повозившись за валуном, вытащил из темноты медный таз.

— Ого! — удивился юноша. — Ты времени даром не терял. Но одного не учел, умник. Даже если мы и сможем развести здесь костер, дым потянет во дворец. Там подумают, что пожар и тогда нам влетит!

— Дыма не будет, — заверил сайвок. — Не был бы ты неженкой, а был казаком[1] — знал бы, где баня дружины. Войско-то из ковшиков, как ты, не обмывается.

Видишь камень? Таких здесь четыре. За ними топки печей. Вон, слева, дрова. Целый лес засушен для бани. Эх, жаль, света маловато, но нельзя больше: случись что — не успеем затаиться.

— Факелы, значит, успеем погасить, а печи как же?

— Что печи! — отмахнулся сайвок, — их любая служанка растопить может, чтоб помыться, пока нет дружины. Дверь на засов — и мойся, сколько влезет.

— Ладно трепаться, — отмахнулся Чабор, — давай уже делать что-нибудь, а то застукают.

В это же самое время на широкий царский двор въехала дружина во главе с асуром. Весь дворец высыпал их встречать. Царь с подвязанной рукой соскочил с коня в жаркие объятия жены и дочерей.

Как раз в этот момент закипела вода в тазу у друзей-алхимиков. Водар деловито бросил в кипяток Любомель. Вода вспенилась и шугнула на камни. В воздухе запахло цветами, медом и чем-то волшебно-вкусным.

— Пошло дело, — потирал ладони Водар.

И тут вдали грохнула дверь! Юноша и сайвок переглянулись, с ужасом понимая, что в спешке позабыли запереть за собой.

— Теперь все, — процедил сквозь зубы Чабор. — Может, разденемся? Мол, моемся…

— Не пойдет, — замахал руками сайвок. — Что, ежели это баба, извиняюсь, женщина? Подглядывать станет, а ты красуйся тут!

— Кто здесь?! — грохнул густой бас, и из темноты вынырнул факел.

— Мы, — просто ответил сайвок, — Водар и Лесной.

— А-а-а, — отозвался бас, — а чего дружину не встречаете? Вон уж во двор въехали.

— М-мы м-мыться хотели, топим вот.

— Эх, ребята, не в службу, а в дружбу, — вошедший страж ударил себя кулаком в грудь. — Там, наверху, два моих брата в дружине, а мне приказано баню начать топить. Может, раз вы тут, разведите огонь сразу во всех печах? Дальше уж я приду и сам. Пока я туда-сюда, вы и помоетесь.

— Конечно-конечно, — оживился Водар, — какие разговоры? Что нам стоит, дрова-то есть. Уж для дружины расстараемся!

— Ну, добро, братцы, я скоро…

Колдуны-надомники разом вздохнули, видя, как воин удаляется.

— Эй, парни, — бросил страж издали, — огонь по стенам зажгите — темно, как в порубе. А дверь я вам закрою, а то воняет какой-то пакостью.

— Хорошо-хорошо, — в один голос ответили Водар и Лесной.

В это время наверху, в стенах дворца, маг Вершина позвал своего помощника Мироту и приказал ему приготовить целебный отвар из двадцати трав и одного корня. Нужно было восполнить силы уставших в походе воинов.

— Вечером, к пиру победы, отвар должен быть готов. Раньше ты, Мирота, и один справлялся, а теперь, с молодым помощником, уж не оплошай.

Долго старый сайвок разыскивал пропавшего Водара, пока кто-то не подсказал, что тот топит баню для дружины. Мирота, отправляясь в нижние галереи, мысленно похвалил прозорливого ученика за то, что тот сам догадался насчет бани: «Однако ж вслух его пока хвалить не буду, — решил Мирота. — Еще и поругаю, что ушел без разрешения»…

— Ну, запомнил? — приставал Водар к Чабору, разжигая последнюю банную печь.

— Может, лучше ты?

— А к двери ты пойдешь? Будешь там стоять и трястись как осиновый лист? А если придет кто? Как глаза ему отведешь? Все, времени нет! Бросишь Любоцвет — читай заклинание и последние слова — «силу снадобья — утрой!» — повторяй. Скажи с десяток раз и махни мне рукой. Дальше дело мое. Все, я пошел.

— Ладно, — отмахнулся Чабор.

Сайвок занял место наблюдателя, одним глазом следя за соратником, другим — озирая коридор. Оставшись в бане, юноша чертил руками в воздухе замысловатые фигуры, восклицал заученные заклинания и совершал дикие, причудливые телодвижения. Сайвок украдкой хихикал, удивляясь столь безобразному колдовству и тут…

— Водар! — прозвенел в тишине голос Мироты, и из темноты вынырнул огонь факела. — Вот ты где! Оглох, что ли?

— Я? — прохрипел нюхач сдавленным от страха голосом. — Н-н-нет…

Будто в бреду Водар слушал слова своего учителя о том, что надлежит готовить отвар, а какой-то бездельник шляется неизвестно где.

«Только не пускать Мироту в баню, — думал молодой сайвок, — пусть ругается, это даже лучше, главное, чтоб не унюхал. Я сам вызвался быть наблюдателем, мне и ответ держать».

Водар смело шагнул навстречу судьбе, бросив напоследок отчаянный взгляд на Чабора. Наругавшийся вволю Мирота, снова ставший спокойным и немногословным, тихо шел впереди, освещая дорогу, а Водар плелся следом, мысленно воссылая молитвы к Небу: «О, Род Вседержитель! Только бы Чабор читал медленно последние слова. Я все улажу, быстро улажу, эх, только бы…»

«…силу снадобья — утрой!» — медленно повторял в это время юноша в третий раз, загибая последний палец левой руки. Делать нечего, снова пришлось начинать с мизинца правой и коситься в едва заметный дверной проем.

Отвар с каждой сказанной фразой пенился все больше. Вначале Чабор подумал, что это из-за близости печи. Каково же было его удивление, когда после того, как он снял таз на пол, пена отвара не спадала, а все росла и росла с каждым новым повтором заклинания. — …силу снадобья — утрой! — повторял Чабор, мысленно проклиная недотравленного сайвока.

А тот в это время в поте лица носился с ведрами, дровами — со всем, что только ни просил сделать или принести Мирота. Старый сайвок был поражен: сколь же прилежного ученика на старости лет послала ему судьба. Да, Водар был неутомим, но только до тех пор, пока в комнату не вошел Лесной. Юноша устало сел на скамью у входа и попросил разрешения у старого сайвока отдохнуть.

С этого момента ученика Мироты будто подменили. Он все время косился на Лесного, а тот в ответ округлял глаза и разводил руками. Со временем их «общение» становилось все более странным. Когда Мирота отворачивался, он слышал за своей спиной характерный шелест одежды, который намекал, что сзади эта парочка ведет бурный, хоть и бессловесный диалог. Как только Мирота оборачивался и бросал на них взгляд, все тут же прекращалось — Водар мирно глядел в потолок, а Лесной краснел, тупо уставившись в пол.

Когда же старый сайвок, которому это все надоело, обернулся слишком резко, он застал Водара с вытянутым в сторону Лесного кукишем. Рука с фигой тут же опустилась, и в мире снова воцарилась гармония. Неизвестно, сколько бы это продолжалось, но Водар вдруг обратился к наставнику:

— Учитель, Лесному стало плохо. Я выйду с ним за дверь, ненадолго?

Старый сайвок бросил вопросительный взгляд на юношу и увидел странное безпокойство в его серых глазах.

— Что ж, хорошо…

В тот же миг юноша выскочил в коридор, а Водар — за ним.

— Ты что, сдурел? — зашипел сайвок. — Чего ты сюда приперся? Где отвар?

— Да успокойся ты! Нет отвара — испарился. Я повторял, повторял заговор, отвар вскипел и — пых! …Таз сухим остался, представляешь?

— Как — сухим?

— А так, — юноша тяжко выдохнул. — Будто в нем ничего и не было. Я тазик там оставил, не тащить же сюда? Знаешь, в бане такой запах стоит! Даже тут уже пахнет, чуешь?

Нюхач жадно втянул в себя воздух и, выдохнув со стоном отчаяния, сплюнул себе под ноги.

— Ну, Чаборушко, — оглядываясь с опаской, сказал сайвок, — давай договоримся. Ни ты, ни я ничего про сие не знаем. Никаких трав не трогали. В бане мылись — было, а так — ни-ни, понял? Эх, таз бы вымыть… Жалко не успеем!

— Да уж, — согласился Лесной, — дружина пошла мыться. С ними воевода, Светозар и сам асур.

— У-у-у, — взвыл в отчаянии сайвок…

[1] Казак — не в современном понимании: ранее, это воин или воин-пограничник.