ЛАРЬ 2 КЛУБОК 6

На пир в честь славной победы собрались в огромном зале, где и столов-то стояло не счесть, а уж еды и питья было превеликое множество. Никто и не заметил в десятках ароматов — одного, дурманяще-пьянящего, созданного сотней случайностей. И всё же этот запах жил среди иных, неосязаемый, неуловимый — даже в одежде каждого воина, включая Кратора, Светозара и самого царя Вулкана. Даже преданный царю Ратибор тоже не упустил случая попариться в честной компании. Многострадальный таз, над которым чародеил Чабор, по воле судьбы достался царю. Все верно: коль уж пошло дело так, то куражиться веселому случаю до самого конца!

…Пир был в разгаре! Воины пили хмельное, как водится, за Богов и Предков, за великих воинов, за землю-матушку и всех матерей и дев. Много ели, запивая целебным отваром Мироты. За общей суетой, да и потому, что сами прятались за спинами воинов, Водар и Чабор не заметили отсутствия в зале дïя Вершины.

Убедившись, что ничего страшного не происходит, Лесной стал осторожно выглядывать из-за плеча Кремня, молодого курносого воина, с которым он уже успел познакомиться. Гроза, кажется, миновала, и юноша, осмелев, всматривался в лица сидящих за дальним царским столом. Он надеялся перехватить взгляд царевны, той самой, неизвестной. Должна же она после всего, что нашептал Чабору сайвок, тоже искать его взглядом?

В это время обладатель сказочного обоняния, доедая аппетитную снедь да облизывая кленовую ложку, пристально следил за своим другом и всеми окружающими. Его интересовало, не отражается ли на них действие Любомеля, превращенного в пар Любоцветом и стараниями Чабора (будь он неладен).

Чудо-нос легко улавливал пьянящий, густой аромат среди многочисленных запахов яств. Водар был уверен, что такой мощный запах не может остаться незамеченным, но его учитель Мирота, сидевший невдалеке, был полон спокойствия и умиротворения. Он, как и все, не спеша поедал что-то, сидя на специальном высоком стуле. Молодой сайвок, глядя на это, даже ругнулся про себя: сам он, чтобы быть повыше и доставать до всех вкусностей, восседал на пустой бочке. Едва только Водар подумал о том, что Вершина не Мирота и запах учуять просто обязан, в зал вошел дïй-чародей!

Старец был явно озабочен. Поклонившись собравшимся, он направился к столу асура. Воины вставали, приветствуя Жреца, а он, двигаясь к царскому столу, явно высматривал кого-то из-под седых бровей своим цепким взглядом.

Те же, кого он искал, сидели ниже самой пыли, не дыша и посылая молитвы Небесам, чтобы грозовая туча прошла мимо.

Наконец, старый маг занял свое место: слева — Светозар, справа — Тарина, напротив — Говар. Вершина уже видел, где прячутся горе-алхимики и всё знал об опытах этой парочки, ибо все слова и деяния отражаются в зеркале мира, а он вольно смотрел в это зеркало с самого рождения, черпая из него свое известное во всех землях Любомудрие. Впрочем, еще и страх Водара и Чабора, слившись воедино, сам все рассказал проницательному уму древнего, как Рипейские горы, старика.

В свои лета он видел даже дальше этого, вытаскивая зыбкую цепь видений из невидимого для всех далекого потолка звездного неба, безконечно удивляясь тому, что может младший брат Мечты — великий и непредсказуемый Случай. Это сотворенный Богами мост. Никому не ведомо, что соединит он в следующий миг, появляясь, подобно радуге, то тут, то там.

«Пусть будет так…» — вслух заключил свои рассуждения старый кудесник, а услышала его слова лишь юная Тарина. Вершина улыбнулся в ответ на ее вопросительный взгляд, начертил в воздухе замысловатую фигуру, и в его ладони появился великолепный камешек, играющий тысячами граней света. Дïй вложил алмаз в ее хрупкую руку:

— А вот тебе и еще один случай, — загадочно сказал он.

«Интересно, — заметила про себя Тара, — Все спокойно пьют, едят, смеются. Ни сестры, ни мать, ни отец даже не смотрят в нашу сторону. И никто не обращает внимания. Вот с чего это вдруг Вершина сел здесь, а не возле отца? Будто так и надо. И отец его не зовет на исконное место подле себя. Чудеса! Говар болтает с Ратибором, смеются! Вот новости… Неспроста все это…».

Царевна посмотрела в глубокие, словно горные озера, глаза Вершины и вдруг поняла, что он уже всё про всех знает. И о ней. Даже то, в чем она сама себе боялась признаться — ее мысли о Лесном… Его слова об «еще одном случае», наверняка, относились к этому. Веселые искорки в глазах старика словно шептали: «Я всё знаю, чадо моё. Что было, что есть, что будет».

— Ну и пусть, — мысленно отмахнулась царевна, — мне нечего бояться! — Она вдруг испугалась… Причем даже не того, что она могла что-то сейчас сделать, а того, что она в этот миг так спокойна, отважна и даже безрассудна. И это наяву, а не во сне!

Волны неведомой реки несли душу девушки в необузданном потоке, рождая безстрашие, уверенность и силу. В этот момент Тарина была способна на все. На дне ее колдовских глаз вспыхнули огоньки, словно цветки папоротника в непроглядной купальской ночи.

«Боже, что со мной?» — восклицала про себя Тарина.

«Что это со мной?» — спрашивал себя каждый в этом зале.

Во все возрастающем шуме пира Вершина тихо поднялся с места.

— Прости, асур, великодушно, — обратился он к Вулкану, — пора мне отдыхать.

— Что так? — удивился асур. — Пир в самом разгаре.

— Стар я, — вздохнул дïй как-то двусмысленно. — Посидел с молодыми — и ладно. В мои лета, Пресветлый, вредно соблазняться столькими ароматами. Чем старше человек, тем меньше ему от этого стола надо…

— Не могу держать тебя без воли, светлый старец. Коли тяжко тебе — отдыхай, а передумаешь — милости просим, у нас сегодня шум до утра.

Вершина поклонился и направился к выходу, опираясь на длинный посох из черного от времени дерева, провожаемый почтительными взглядами воинов.

Чабор вдруг ощутил, что стал чувствовать действие волшебного аромата. Эх, спросить бы у Водара, будет ли оно усиливаться? Тот сайвок, как назло, куда-то пропал.

Лесной вдруг почувствовал на себе чей-то пристальный взгляд: обернулся и словно ожегся — на него сурово смотрел дïй Вершина.

— Не поможешь ли старцу добраться до опочивальни? — Тихо не то спросил, не то попросил старец. — Ноги совсем не держат?

Чабор встал.

— Да, и друга своего, Водара, толкни там, за бочкой. Пусть не прячется, а прогуляется с нами за компанию.

Водар всё слышал, но не торопился выбираться из своей засады. Лесной пнул ногой в неясную тень у стола, и сайвок с тяжким вздохом все же выбрался на свет, отряхивая колени от несуществующей пыли.

— Ну вот, — мягко сказал старик, — так-то оно лучше. Пойдем. Я вас сильно не задержу, колдуны… банные.

Водар с ужасом понял, что они влипли и деваться им теперь некуда.

Вершина, опираясь на посох, медленно шел впереди по освещенному смоляными факелами коридору. За ним, словно на казнь, понуро брели Чабор и Водар.

— Что с вами делать, алхимики-недоучки? — не оборачиваясь, спросил дïй.

— Великий Вершина, — понуро отозвался сайвок, — не с нами, а со мной. Это моя идея. Чаб… Лесной знать не знал, во что я его тяну. Я виноват — мне и ответ держать.

— Я сам согласился, — вмешался Чабор.

— Замолчите, неразумные, — обернулся к ним старик. — Оба хороши! Колдовство, волшебство, лекарство — всё это в руках неучей является орудием убийства. Я не знаю, что сделал бы с вами, если бы не рука самого Рода, ниспославшая этот случай. Тобой, юный сайвок, похоже, интересуются силы Тьмы — берегись! Обманом жить — себе вредить.

А ты, обладатель Свещенного оружия, потакаешь лжи и защищаешь ее? Неужто смерть Атара была напрасной? Не понял ты многоликости Темной Нави[1]? Недоброе всегда начинается песчинкой, а кончается горой…

Идите на пир, и больше никому не давайте повода лицезреть вашу глупость.

Дïй повернулся и медленно побрел вперед, отмеряя короткие шаги по длинному безлюдному коридору, а сайвок и юноша долго смотрели ему вслед, пока стук древнего посоха не утонул в отголосках шумящего зала. Это дружина громко затянула длинную песню о несчастной любви витязя к дочери ведьмы.

— Пойдем, — тихо сказал Чабор, — теперь-то уж бояться нечего. По твоей милости, половину праздника просидели в страхе. Ниспошли, Род, добрый век Вещему старцу Вершине. Как говорил Атар, «Вещий не знает страха и лжи, но видит их». Эх, Водар, Водар…

Чабор направился к открытой двери зала, из которой навстречу ему летела песня:

— На зеленой горе, да на мягкой траве,

Где я пил, наслаждаясь, горный хрусталь.

Пел унылую песню на поздней заре

Добрый молодец, струнам доверив печаль.

— А что — Водар? — догоняя юношу, бомотал сайвок. — Хотя, конечно, я виноват, извини, друг…

Они вошли в зал, свободные от страха и чувствуя немыслимое облегчение. Сели и стали слушать. Грустному напеву вторили все, даже асур:

— …Вот сказал и пропал, камнем стал во весь рост,

День и ночь убивалась, рыдала Краса.

Камнем стала сама, а из девичьих слез

Ключ забил из горы. Ой, солена вода…

Чабор вновь бросил взгляд поверх голов хмельной дружины… За царским столом всё было как прежде, и вдруг… На него смотрели глаза, полные небесного огня и нежности. Чабор хотел было отвести взгляд, но не смог. Его сердце забилось так сильно, что боль в груди стала невыносимой. «Это она…»

Тарина сидела, слегка наклонившись к Мирославе, а та что-то шептала ей на ухо. Сестры улыбнулись, и только тут Тара отвела взгляд, да и то потому, что царь и царица покидали застолье, оставляя дочерей в компании Кратора, Светозара, Ратибора и Говара.

Когда царская чета удалилась, пир грянул с новой силой. Вдруг поднялся Ратибор, пирующий по обычаю за столом асура.

— Лесной! — позвал он. — Иди к нам. Смелее, не бойся.

— А я и не боюсь, — ответил Чабор, поднимаясь с места и отправляясь туда, куда ему теперь нужно было попасть позарез, — вот спасибо Ратибору!

Водар снова куда-то пропал, да и бог с ним!

— Добрый вечер честной компании, — смело, совсем по-взрослому приветствовал присутствующих юноша, и сам тому удивился.

— Вот, — показывал на него Ратибор, приглашая гостя присесть на свободное место возле… Тарины, и Лесной во второй раз мысленно поблагодарил начальника дворцовой стражи. — Этот парень усадил меня на пятую точку. Будь у меня побольше мозгов, — пошутил страж, — не быть бы мне живым и здоровым. Ну что, крестник Лесной, поднимешь чарку?

— Да я, — честно признался юноша, — никогда крепкого не пивал.

— Не бойся, — поддержал просьбу Ратибора Кратор, на всякий случай наливая маломуу четверть дозы младшего четника. — Мы, чай, тоже не с грудным молоком хмельного меда попробовали. Ну, — поднял воевода кубок, — будь добрым воем!

Кратор одним махом выпил, и тут из-за стола вдруг поднялся Говар:

— Добры молодцы, красны девицы! — весело крикнул старик. — Будем на столах спать аль веселиться, играть? Не ради чарки пир горой, а ради удали младой! Коль устали есть да пить, дозвольте старому водить, игрой задорной веселить!

— Добро, старче, — кричали дружинники, оборачиваясь к Говару, раздвигая шире скамьи, давая простор веселью. По всему было видать, что все только того и ждали. — Давай задания, а то и впрямь кровь стынет.

— Коли так, вот вам первая задача. Кто силен и грузен, желает смерить мощь да удаль?

Дружинники стали переглядываться. Никто не решался отозваться первым. Мало ли что дед удумал.

— Старик умеет разыграть, — шептались за столами, — вызовет воинов сильных да ловких и давай загадками да вопросами засыпать, вот потеха!

— А какая награда победителю?! — срываясь на поросячий визг, крикнул кто-то из толпы, чем вызвал всеобщий хохот.

— Ой, хитрецы, — засмеялся дед, — еще и задания не знаете, а уж награду подавай. Что ж, могу отдать победителю… свои сапоги. Они, правда, старые, но выбрасывать жалко. А так нет у меня больше ничего.

— Что ты, старче, — под смех дружины, загремел густым басом какой-то чернобородый воин, — что мы — аримы у старого человека последнюю драгоценность отбирать? Не надо!

— Ну, что с вами делать? — вздохнул хитрый дед. — Царевны, лебедушки, выручайте старика. Одарите вы чем-нибудь победителя.

— Знает, дед, — шушукали сзади, — чем лучше всего четников задобрить. За награду из царевниных рук любой до моря на ушах добежит.

Добромила нахмурилась, покосилась на Мирославу, Мирослава на Божену. Та поднялась:

— Добро, дед Говар. Одарю победителя, только покажи поединщиков.

Толпа колыхнулась, будто вода в бадье. Через плотные ряды — словно в эту бадью бросили тяжелый камень — вышел вперед царский кметь Кратор.

— Я, отец, хочу поразмяться, — под удивленный шепот застенчиво пробубнил воевода. — А коль награда от царевны, — добавил он смелее, — уж будь уверен, не уступлю сопернику!

— Добро, — хлопнул в ладони Говар, — кто супротив воеводы? Легковесных и молодых не беру, соперник больно грозен.

— А какая награда? — снова завопил тот же визгливый голос, и Чабор уловил в нем знакомые нотки.

— Я одарю победителя! Поцелуем! — смело заявила Божена, вызвав испепеляющий взгляд Добромилы.

Дружина и приглашенные охотно потянули руки вверх:

— Я! И меня! — выкрикивали из толпы. Говар остановил свой выбор на Дуболоме. Настоящий витязь, стоящий соперник для воеводы. Рост — в рост, волос — в волос, то-то поединщики!

— Старче, — вопил писклявый и до боли знакомый Чабору голос, — давай уж им пары! Всем награду охота.

— Ладно, — согласился Говар, — кто в пару к воеводе?

— А награда? — визжал «писклявый».

— Наградой будет мой поцелуй, — тихо сказала, не вставая с места, Мирослава.

Дед хитро прищурился, отыскивая в толпе Ратибора, но тот уже толкался локтями, пробираясь вперед:

— Я! — кричал он, — я к воеводе в пару! — Насилу пропихавшись, главный страж стал рядом с Кратором.

— Кто к Дуболому? — вопросил дед.

Вызвался Хлест — витязь, с которого картины бы писать. Смел, умел и, как говорят в народе: «Что удал, так и красоты Бог дал».

— Это тебе не Лесной, — шепнул на ухо Ратибору Кратор, — этот не то на пятую точку, этот плашмя положит, и не поднимешься.

— Посмотрим.

— Давай еще! — не унимался в этот момент «писклявый» — Чтобы никому обидно не было!

Дабы оставить пустые забавы и уйти спать от греха подальше, из-за стола встала Добромила, но перед Говаром словно из-под земли вырос Светозар.

— Я… присоединяюсь к сестрам, — неожиданно для себя самой сказала Добромила и побледнела.

— Кто? — просто спросил у окружающих Говар.

— Я, отец, — отозвался Светозар.

Глядя на все это, девки из прислуги зашушукались, как змеи: «Вот так страсти-мордасти! Не хитро со Светозаром в упряжи победить: наворожит чего, противники сами повалятся, но царевны-то каковы!»

— Кто супротив?

Вызвался Упор.

— Светозар, только без твоих штучек! — кричал «писклявый».

Дружинники засмеялись. Они знали силу Светозара и без волшбы, но все и всегда списывали его победы на чары.

Чабора, который, как и окружающие, во все глаза следил за происходящим, вдруг пронзило желание встать рядом с Ратибором, Кратором и чародеем Светозаром. Что-то волшебное бродило у него в крови, толкало вперед. Юноше не хотелось думать, что это хмель или аромат Любомеля с Любоцветом.

— Может, еще кто? — спросил старик.

— Я! — вырвалось у Лесного.

— Ты? — удивился Говар.

— И ему награду! — неистово вопил, как зажатый в углу поросенок, «писклявый».

— Давай, Лесной, — махнул рукой Ратибор, — покажем наших!

Говар озадаченно причмокнул губами. По предварительному сговору, затерявшись в толпе, «писклявый» должен был подзадоривать дружину. Тут он визжал не к месту — кто ж одарит Лесного? Но, судя по всему, «писклявый» знал больше Говара.

Говар сдержанно спросил:

— Ну, кто супротив Лесного?

Вышел Кедр. Он был ничуть не старше Чабора, только пониже ростом и пошире в плечах.

«Вот и мой час, — подумала Тарина, — я сама себе дала зарок, значит, не отступлю».

— Я с сестрами! — громко сказала она, чувствуя, как ударили в нее взгляды старших сестер.

— Что ж, — решил больше не испытывать судьбу Говар и хлопнул в ладоши. — Начнем?

По просьбе деда дружинники принесли из поруба длинную кованую цепь. Заводатор игрища перевязал ее посередке красным лоскутом, и цепь уложили во всю длину на пол. Под лоскутом — меч. Чья ватага перетянет другую до меча и за него, та и победила.

Поединщики заняли свои места. Невесть откуда появился Водар, присел, согнувшись у лоскутной метки, лежащей над мечом, и принялся ревностно наблюдать, чтобы никто не потянул раньше положенного срока.

Говар взмахнул рукой, и тяжелая цепь едва не лопнула от первого же рывка. Водар, следивший за лоскутом, не заметил отмашки старика, и потому цепь, оторвавшись от пола, больно ударила его в лоб. Соревнование пришлось остановить, давая командам и зрителям вволю насмеяться.

Когда же цепь во второй раз взвилась над полом, уже никто не мешал поединку. Железные звенья тяжко заскрипели, а сама цепь от натяжения начала медленно вращаться. Дружина неистово вопила, наблюдая танец красного лоскута над мечом. Шум стоял такой, что Говару пришлось закрыть уши руками.

Мирослава сорвалась с места: «Дава-а-а-ай, Ратибор!!!» — кричала она, и тот готов был горы свернуть.

Кратор пыхтел, как раскаленный на огне котел. Грозно раздувая ноздри и шумно выдыхая через сжатые до синевы губы, он сосредоточенно подтягивал к себе цепь пядь за пядью. Светозар скрипел зубами от нечеловеческого усилия, жилы на шее взбугрились — какая там волшба?!

Лесной был последним в связке. Его ноги предательски скользили по ровному каменному полу, но он стиснул зубы и тянул так, что, казалось, вдувшиеся вены на его шее вот-вот лопнут.

Развязка близилась. Лента начала медленно плавать то влево, то вправо. Дружина обезумела, вторя рывкам соперников чудовищным ревом. Никто уже не мог усидеть на месте — ни воины, ни царевны.

— Все! — дико кричал кто-то над ухом Тарины. — Раз начали рывками, скоро закончат, сдают силушки.

Чабор уже видел золотых мух, безумно роящихся перед его глазами. Пот струился по спине, заливал лицо. Цепь скользила в мокрых, слабеющих с каждым мгновением руках. Медленно, не ослабляя хватки, он сделал два шага от Светозара к хвосту цепи.

— Куда-а-а? — прохрипел чародей. — Назад, дурак, так мы не вытянем!

Юноша резко ослабил цепь, прыгнул к Светозару, внезапно развернулся и изо всех сил рванул ее назад.

Никто не понял, что произошло. Лоскут вильнул вправо, а Кедр, поскользнувшись, упал.

— Тяни-и-и-и! — заорал Лесной. Лоскут медленно поплыл влево. Кедр, свалившийся от хитрого маневра соперников, пытался встать, но сзади на него наступал Хлест, а впереди уже начинал скользить Упор. Кедр свалил его. Дальше вся команда Дуболома до самого меча и за него ехала по полу, как на санях.

— Стой! — скомандовал Говар. — Безоговорочная победа! — он поднял руку.

Уставшие, измотанные схваткой, победители и проигравшие дружно уселись за столы. Служанки обтирали их, давали пить, а Дуболому еще и есть.

От усталости все происходящее далее Чабор видел в какой-то розовой пелене. Когда он начал приходить в себя, рядом с ним оказался Ратибор.

— Ну, — хлопал он юношу по плечу, — молодчина, крестник.

— Да уж, — не мог отдышаться Кратор, — что б не он, и мы, и они умерли бы с этой цепью в руках.

О, проклятая усталость! Если б не она, гораздо ярче были бы воспоминания о первом в его жизни поцелуе. И если от состязания осталась боль в измученных конечностях, то от волшебного прикосновения губ Тарины — ничего, кроме щемящего, непонятного чувства где-то под сердцем.

[1] Тьма — 10 000 войска Темной Нави (по некоторым легендам, 10 000 демонов и бесов).