ГЛАВА II

ГЛАВА II

Рубиновая капля крови завершила свой витиеватый путь, скатилась с руки и исчезла среди бурого мха. Ноги с трудом удавалось переставлять под тяжестью неподъёмной ноши. Возраст давал о себе знать. Тащить крупного кисару имея только одну здоровую руку, оказалось не лучшей идеей. Усталость упорно сопротивлялась желанию добраться до кочали. Оказавшись в тени раскидистого дерева, он скинул с себя окровавленное тело тога и рухнул рядом. Ещё знать бы: будет ли толк от всей этой затеи? Грудь отшельника раздувалась подобно кузнечным мехам хиза. Жажда сухими иглами скребла по горлу.

— Ну и где Яка, раздери его агато?! Чего доброго, ещё заблудится!

Зоркий Шуму сделал несколько глотков воды из поясной фляги. Затхлый привкус заставил старика поморщиться. Нужно срочно пополнить запасы. Долго на таких скудных харчах им точно не протянуть. Ртуп потряс флягу, прикидывая сколько осталось. Вот же, грязь со стоп Сам-Ру! Облизнулся, откинулся спиной на ствол дерева. Посмотрел единственным глазом на кусты саговника, в которых копошились куты и громко выругался:

— А ну, проваливайте отсюда, мелкие пакостники! Вас только не хватало. Дёрнул меня Цоронг, отправлять это бестолковое животное за гураму! Пока он вернётся, я пешком доберусь до кочевья, а тога успеет, раз десять расстанется с аруту. Вот же, немытая скорлупа Цоронга! И где его носит? Валите, говорю!

Он повернулся, поднял сухую ветку и зашвырнул в кусты. Раздалось недовольное стрекотание. Маленькие ящеры ненадолго ретировались в тёмные глубины джунглей. Они скоро непременно вернуться, но на какое-то время Шуму сможет остаться в полной тишине. Ртуп наклонился к Туру, влил несколько капель воды в полуоткрытый рот тога, после чего мельком осмотрел раны. Удостоверившись, что воин всё ещё жив, Зоркий Шуму достал из мешка несколько кусочков вяленого мяса кута, сел удобней и принялся со смаком их пережёвывать, раздумывая над планом дальнейших действий. А подумать ему было о чём. Дела их — хуже некуда!

«Ну и попал же я в переплёт, храни наши аруту Цоронг! Ведь не хотел же ввязываться в дела Напада, так нет — куда там! Всем хочется славы великого Хитро-ох-мавла. Да только такой он на всю Периферию один и другого уже не будет. Сколько раз говорил, не лезьте вы к ним. В лоб Ситуст-Ру не победить — факт! Этот плод нужно брать изнутри и очень, очень осторожно. Чего добились: вырезали всё племя?! Вот же, немытая скорлупа Цоронга! С этими разъездами всё стадо захирело, только и вожусь — то с одним кисару, то с другим. А толку-то! Прямо, как бабка, какая! Тьфу! Самому противно! Сейчас вот выходишь тога, отлежится, а дальше что? Нет, клянусь силой Цоронга, уходить надо. Пожалуй, погоню молодняк за Перевал, или ещё дальше. Там откормимся, как следует, а дальше посмотрим. А как же Мирт? Тоже верно — не бросишь же, бедолагу. Нужно мальчишку вызволять, но как? Сабатаранга и раньше-то был не слишком сговорчив, а сейчас …Да, наломали веток, не перелезть!»

Мысли старого ртупа оборвал шелест листвы. Шуму насторожился, осторожно вынул саяк из ножен. Однако на этот раз тревога оказалась ложной. На тропе из-за поворота показался семенящий Яка, позади которого грузно ступал важный гураму, вспарывая рогами густую листву. Огромное травоядное животное недовольно ворчало на мельтешившего под ногами Яку. Отшельник устало улыбнулся.

— Ну, наконец-то! Яка, живее ко мне! Ну, иди ко мне мой мальчик. Иди, иди. А я, было, начал переживать, мало ли что. Чего так долго-то, раздери тебя агато? Решил совсем вымотать старика, да?!

Зоркий Шуму ласково потрепал животное по голове, затем угостил вяленым кусочком кута. Яка был счастлив, как никогда: тихо повизгивая, он крутился рядом с неподвижным телом кисару. Отшельник поднялся и принялся осматривать седло гураму, прикидывая как лучше закрепить на нём раненного тога. Ящера ртуп специально оставил в укромном местечке, чтобы случайно не выдать своего присутствия сиронгам. И так слишком многим пришлось пожертвовать для общей цели. А как только откопал среди трупов полумёртвого кисару, отправил Яку назад за гураму. Малыш отлично справился с поставленной задачей. Пасти этих неповоротливых животных Яка был натаскан ещё малышом Уно. Только смерти под силу остановить верткого ящера. Он мог изматывать гураму до тех пор, пока ворчливый самец не выберет правильное направление.

Надёжно привязав Тура к седлу, Шуму вскарабкался на горбатую спину ящера. Он направил гураму по тропе, что вела к кочевью. Старик переживал, как бы за время их отсутствия к ним не наведались мурги. Эти падальщики Периферии должно быть уже знают о поражении союзников, а значит, могут совершить набег на земли ртупов с целью пограбить и утащить за Перевал все, что плохо лежит. Но вопреки опасениям старика, наёмников поблизости не оказалось. Сахра, судя по всему, увёл их за долину Диких Голубых озёр.

Добраться до владений отшельника удалось только с наступлением сумерек. Несмотря на упадок сил Шуму, не спешил расслабляться. Вместе с Якой он согнал в загон гураму, успевших разбежаться по поляне, за время его отсутствия. После чего наложил повязки на глубокие раны тога и принёс жертву Цоронгу. Установил ловушки по тем направлениям, откуда могли явиться сиронги, заправил меч с кинжалом. И только после того, как завершил все приготовления, уставший, измученный суетой и долгой дорогой, старик, наконец-то, лёг спать.

Проснулся Зоркий Шуму, едва только земли Периферии успели согреться светом Ра-Аам. До слуховых отверстий долетел рёв гураму и недовольное рычание Яки. Малыш, мечась из стороны в сторону, с большим трудом удерживал ящеров в загоне. Голодные охносы воспарили под купол. Они разлетались от Царогских скал по необъятным просторам Периферии в поисках новых жертв Сам-Ру. Ящеры зорко следили за всем, что происходило внизу. Пока сквозь отверстия льётся свет — всему живому на кочевых землях нужно быть начеку. С охносами шутки плохи! Никто не застрахован от внезапного нападения вестника темного божества.

Первым делом ртуп быстро осмотрел Тура, и только после этого отправился к загону с гураму. Довольствуясь скудным завтраком, он принёс жертву Цоронгу, подстрелил парочку кутов, снующих совсем рядом с границей кочевья. Чтобы племена Периферии делали, не водись в их краях такое изобилие кутов?! Настроение, лучше не бывает! Шуму слегка пританцовывал, потроша над выгребной ямой тушку ящера. Он опять на своей земле и это не могло не радовать. Когда вокруг костра, над которым суетился старик, распространился аромат жареного мяса, из кочали послышался слабый стон — Тур, впервые за все время, пришёл в себя. Ну, наконец-то!

— Эх, рановато! Как бы — не сгорело всё, тут без меня. Яка, бегом сюда. Присмотри-ка за всем, а я быстро.

Зоркий Шуму засеменил в кочали, разминая на ходу правую руку, которую ему повредил охнос. Старик слышал как, следом за ним, торопится Яка. Ртуп улыбнулся про себя. Всё же Яка больше ящер, нежели разумное существо. Что ты ему не говори, он все равно сделает все по-своему! Аруту вновь противно заныла в тоске по Уно. Воин давно наловчился, охотиться на животных используя только саяк да силки, но по-прежнему тосковал по изогнутой форме данака. Отшельник так сильно гордился, что мог обращаться со стрелами не хуже других, имея при этом всего один глаз, что отказывался мириться с новым увечьем. В тайне Шуму мечтал когда-нибудь справиться и с этой проблемой. Главное верить и все получиться!

В тёмном помещении тога казался практически чёрным, получив множественные увечья по всему телу, он потерял большое количество крови. Зоркий Шуму сомневался, что кисару сможет выкарабкаться. Слишком близок, оказался для него край тропы. Даже после зверских истязаний со стороны Рату и встречи с охносом состояние воина было куда лучше. Сиронги здорово потрепали кисару: можно сказать выбили аруту напрочь. Её жалкие остатки буквально висели на кончике хвоста и готовы были в любой момент сорваться в темную пропасть Сам-Ру.

«Нужно всё же сложить жертвенный помост. Мало ли что! Чувствую, бедолага не протянет и пары рассветов, тога уже сейчас готов ступить на тропу Цоронга. Ну, хоть уйдёт, как истинный воин Периферии. Эх, горячие головы, разорви вас агато! Говорил же! Так, нет, куда там! Сколько аруту зазря отправили к Цоронгу! Эх! И думать нечего — Ситуст-Ру так просто не возьмёшь: с нахрапа-то! Тут надо с другой тропы заходить! Тьфу ты! Опять я за старое!»

— Пить, пи …, — захрипел Тур.

— Знаю, знаю. Помолчи. Щас посмотрю, остыло, поди?

Шуму схватил стоявшую под ногами глиняную чашку, коснулся кончиком мизинца жидкости, проверяя температуру, после чего осторожно влил содержимое в рот тога. Специально приготовленный отвар, ему, периодически, приходилось разогревать, так как сок палисомы, должен оставаться всегда тёплым, чтобы окончательно не убить своим ядом кисару. Какое-то время Шуму сидел, неподвижно размышляя над всем, что произошло и, прикидывая, чем может закончиться. Периферия изменилась, и другой уже никогда не будет. Данный факт необходимо принять и решить, как быть дальше. Тога вновь захрипел. Старый ртуп опустил крючковатый палец в чашу, скорчил недовольную гримасу и обратился к Туру:

— Так и есть. Кровь кари теплее. Я это …, пока разогрею, а ты тут полежи. Хотя, о чём это я? Куда ты, денешься, немытая скорлупа Цоронга!?

— Мирт, …

— Смотри-ка — вспомнил! Лежи, говорю и помалкивай! Рано ещё тебе, рано.

Зоркий Шуму заторопился. Он чуть не налетел на Яку, который спешил к нему на встречу, так как мясо начало активно гореть. Ящер видимо всё же вернулся к костру.

— А, разорви меня агато, сжёг! Сжёг! Яка, какого Цоронга, я тебя здесь оставил, а?!

Ртуп сбросил обгоревшую ножку на землю и повернулся к животному. Укор во взгляде кочевника незамедлительно подействовал. Малыш предусмотрительно отбежал на безопасное расстояние и с виноватым видом стал кружить по поляне, время от времени издавая звуки похожие на утробное урчание гураму.

— Эх, ничего нельзя доверить. Ну, и что нам прикажешь теперь есть, а? Живо, тащи мне походный мешок, там вроде завалялось кое-что. Вот же, немытая скорлупа Цоронга! Яка! Кому говорю?!

Подцепив маленькими рожками затёртый мешок Шуму, Яка приволок поклажу к старику. Отшельник старательно размешивал лекарственное содержимое глиняной ёмкости, наблюдая за Якой. Старый ртуп ощутил тепло внутри аруту, когда увидел, как старается загладить вину малыш, выполняя поручение.

— Принёс? Вот, забирай. Больше, сегодня ничего не получишь! Эх, как же мне не хватает Уно. — губы Зоркого Шуму нервно дёрнулись. Яка подполз к отшельнику и, понимающе, потёрся крючковатым носом о ногу, — Ты, тоже? Да, малыш, никогда бы не подумал, что аруту так прикипит к парню. Помнишь, как Уно гонял тебя по кочевью, а? «Яка, вернись! Только сунь свой нос, …» Бывает, выхожу из кочали и поглядываю на его насест. Всё надеюсь, старая развалина, увидеть торчащую ногу или голову. Эх, Уно, Уно! Помнишь, Яка?! А может, в этом и было его предназначение, а? Как считаешь — прав Цоронг, что забрал у нас с тобой Уно?

Животное подсунуло голову под сухощавую кисть старика и прикрыло глаза. Зоркий Шуму погладил нос Яки, тяжело вздохнул и поковылял к кочали.

— Ладно, пойдём. Нужно отпаивать кисару. Слишком часто Цоронг стал захаживать к нам.

Яка оттащил в укромное местечко отданную ему ножку кута и поспешил следом за стариком. Не успел малыш, скрыться за пологом кочали, как к ножке, спрятанной в вязанке валежника, потянулась вереница кутов. Они все это время пристально наблюдали за происходящим на поляне, привлечённые вкусным запахом, поэтому, как только стало относительно безопасно, дружно отправились за добычей. Желтоглазые воришки быстро раскопали подгоревший обед Яки и, не тратя времени, утащили в густые заросли.

Тур чем-то похожий на рваное пугало, мутными глазами водил по сторонам, пытаясь восстановить очередность последних событий. Сообразив, где находиться, тога остановил виноватый взгляд на фиолетовом лице одноглазого старика.

— Мы …

— Да молчи уж, сам всё видел. Ох, и потрепали вас сиронги, разорви меня агато! Кто ж, так в открытую-то лезет?! Напролом! Это тебе не топорисков, загонять. Эх! — старик поставил рядом с Туром чашу, и начал готовить очередную смесь, сдёргивая со стен нужные ему пучки сухих трав.

— Мирт …, — прошептал пересохшим ртом тога.

— Одному Цоронгу известно, где мальчишка. Ты поменьше рот-то открывай. Зря, что ли я с тобой вожусь. Вот станет полегче, отправлюсь к рампа Од-Ра. Если жив кисару, то Сабатаранга его обязательно туда притащит. А, нет, значит, фаранги давно Мирта прямой тропой отправили по назначению. Может, силой Цоронга, успею ещё. Я думаю старый агатра, сначала раны залижет, а только потом рванёт к Ситуст-Ре. Хотя может, останется на границе, Цоронг их разберёт, этих нечестивцев!

— Иди, …, надо сейчас …

— Молчи, говорю, немытая скорлупа Цоронга! Сам, знаю: чего надо, а чего нет! Учить меня вздумал, мальчишка?! Вот результат вашей гордыни, вот к чему приводит излишняя самоуверенность, так что лежи и помалкивай. Я ему всё равно сейчас ничем не смогу помочь. А в тебе крови — меньше чем в Яке. Или ты думаешь, старик сделает то, с чем не справились лучшие воины Периферии? Теперь уж спешить не будем: для начала схожу на разведку, тебя вытащу из лап Цоронга, а там посмотрим. Если что, думаю, за Перевал уйти, да отсидеться.

— Нет …нет … Сиена! — захрипел тога. Он попробовал подняться, но из его рта выступила кровь.

— А, ну лежать! — Зоркий Шуму замахнулся рукой, на воина и злобно добавил, — Вот же, упёртые творения Цоронга! Если не попала к сиронгам, заберём с собой твою жрицу. Забытые пещеры дымили пару рассветов. Да, дела! Такое племя вырезали, храни их Цоронг! Эх, Напада! Разворошил ты гнездо, вождь, что и говорить. Как, по-твоему, тога: я в одиночку, с одним глазом и больной рукой, смогу вытащить девчонку? То-то и оно! Видимо это всё — пары палисомы. Не отошел толком. Лежи, говорю!

Зоркий Шуму перевязал раны Тура и, дождавшись, когда тот уснет, отправился на границу к землям сиронгов. Он оставил Яку присматривать за раненным. Толку от него в кочевье будет куда больше.

Ртуп как раз успел до отправки каравана пленных через Пояс Сам-Ру. Терпеливо просидев от рассвета до рассвета в густой кроне дерева, он не ушёл пока не убедился, что Мирт жив. Парень серьёзно ранен и оказался в плену, но это не столь важно. Главное жив, а значит, ещё не всё потеряно!

Вернувшись в кочевье старый воин, рассказал о том, что видел в лагере сиронгов, Туру и, как только кисару стало лучше, они отправились на поиски Сиены. Без поддержки жрецов вряд ли удастся совершить набег на рампа Ситуст-Ры. Продвигались довольно медленно из-за кровоточащих ран тога и нерасторопности гураму, которых Зоркий Шуму не рискнул оставлять в кочевье. Тур по-прежнему мало говорил, лишь тоскливо смотрел на купол, анализируя всё, что с ним произошло за последнее время, да строил планы на будущее. Он отрешенно наблюдал за парящей стаей охносов, разбирая причины поражения. Ящеры присматривались к веренице гураму, бредущих по узкой тропе в сторону Забытых пещер, однако напасть не решались, так как ещё совсем недавно плотно позавтракали. Кто станет рисковать шкурой на полный желудок?!

Несмотря на то, что с момента, как закончилась битва, прошло не так много рассветов запах гари и следы кровавой резни всё ещё присутствовали на территории ртупов. Фаранги унесли тела погибших, но предметы быта, некогда могучего племени, так и остались валяться у подножья Забытых пещер. Согнувшись крючком, Зоркий Шуму обозревал окрестность рубиновым глазом, в надежде отыскать следы выживших сородичей. Мысли суетливо копошились в голове старика, заставляя вздрагивать аруту от нехорошего предчувствия. Это ж, надо, сколько голов, зазря, положили!

Да, надолго Периферия запомнит приход Сабатаранги.

Оставив тога внизу, отшельник поднялся по каменным ступеням на верхние ярусы пещер. Старик осторожно переступал через битые горшки, мятые корзины и обломки стрел. Сердце ртупа учащённо билось. Шуму внимательно прислушивался к малейшему шороху. Мало ли что! Саяк в руках воина слегка подрагивал, однако Шуму знал, что при необходимости меч станет с рукой единым целым и сможет оказать серьёзное сопротивление. Повсюду стоял запах смерти: битые черепки посуды, бурые пятна крови, лоскуты одежды, тянувшиеся до верхнего яруса. В одной из пещер, ртуп наступил на ремень, искусно обшитый бронзовыми бляхами. Он потёр его, счищая грязь, а затем закинул в мешок. Больше ничего ценного ему не попалось.

После того как Шуму, проклиная сиронгов, обошёл все помещения, он спустился вниз и разжёг огонь, чтобы поужинать самому и покормить тога. Яка ответственно охранял гураму, не позволяя им разбредаться. Старый ртуп первым делом обработал раны кисару, а после принялся за приготовление хрустящих ребрышек пойманного молодого кута. Старику ужасно не хватало данака. Охота стала занимать намного больше времени. Шуму осторожно разрезал мясистый ломоть, давясь слюной от дикого желания впиться зубами в ароматную плоть. Изредка единственный глаз отшельника останавливался на лежащем кисару. Отшельник сомневался, что тога выкарабкается — раны заживали слишком медленно для кочевых племен. Очень медленно! Шуму поежился: тога ходил по краю тропы и в любой момент мог оказаться в объятьях Цоронга.

С каждым мгновением свет, проникающий сквозь купол, слабел, уступая место темному покрывалу Сам-Ру.

— Дай, хоть попробовать, — умоляюще простонал Тур. — Сколько я могу пить эту жижу? Шуму!

— Не ворчи. Если бы не эта жижа, как ты выразился, целовал бы сейчас пятки своему Сам-Ру. Чего уставился, словно кут на топориска? Обожди. Сказано тебе — рано ещё!

Зоркий Шуму вытащил кончиком саяка кусок мяса из миски, слил жирный навар в чашу, добавил пучок свежих трав, пошептал молитву Цоронгу и торжественно подал воину. Тур брезгливо посмотрел на мутную жидкость, в которой плавала зелень и несколько мух, сплюнул в сторону, а затем залпом выпил.

— Ух, горяча! Ух! Ох!

— Чего торопишься-то, раздери тебя агато? Да, не хватай ты так, непуть! Легче, легче! Не хватало мне ещё с твоей пастью, потом возиться!

— Как сходил-то? Ничего?

Зоркий Шуму молча, поднялся, подошёл к гураму, небрежно стянул тощий мешок с седла. Хорошего мало! Усевшись поближе к жареным рёбрышкам, он вытащил пояс и бросил тога.

— Ртупы такие не носят.

Аруту кисару взвыло от боли. Тур почувствовал, как сквозь сердце проходят стрелы Сам-Ру. Удар, ещё удар! И вот уже, поток крови толкает ком обиды и злости наружу из горла. Поганые фокуру! Почему не он?! Стараясь справиться с желанием завыть во всё горло, воин бережно развернул пояс старшей жрицы. Сиена!

— Значит, ей не удалось спастись от лап нечестивцев, гореть им на ладонях Сам-Ру?

— Как видишь! — не глядя, буркнул старик.

— Шуму, ты точно не видел её среди пленных, там у Од-Ра? Может она всё же у сиронгов, а? Шуму? — прохрипел пересохшим горлом Тур, обращаясь к угрюмой фигуре товарища.

— Если у меня один глаз — это ещё не значит, что я не смогу отличить девчонку от остальных кисару, немытая скорлупа Цоронга! — ртуп, бросил до конца не обглоданную косточку обратно в миску, — Раз так дорожил своей жрицей, нечего было подвергать её опасности. Какого Цоронга, ты её, вообще, сюда притащил, а? Кисару не ртупы, они не водят своих женщин на войну, так?! Чего насупился?

— А, что ж ты-то не оставил её у себя? Спрятался?! Почему отказался участвовать? Ведь у нас каждый саяк был на счету? Ну? Мальчишка …

— Вот же, немытая скорлупа Цоронга! Да с вашим появлением в землях ртупов, моё кочевье превратилось в лагерь хиза или того хуже… Я не для этого из племени ушёл! Ты только посмотри на него — ожил! Оглянись, — Шуму развёл руками, — Вы этого хотели? Чего ты строишь из себя страдальца? Я ли не говорил вам о последствиях! Я не спорил, не уговаривал? Так нет же!

— Мы сделали всё, что было в наших силах! Всё, что могли, а не прятались по лесам, как некоторые! Думал, отсидеться? А может именно твоего саяка нам и не хватило, а? Хвала Великой Ра-Аам! И не надо так орать, словно одни ртупы пострадали, крови кисару пролито не меньше. Вот она, до сих пор льётся!

Тур рванул повязку на плече, обнажая сильное нагноение.

— Тише, умерь пыл, тога! Прятался, говоришь! Это я-то, прятался, раздери тебя агато? Вот она благодарность! Никогда не доверял кисару! Ваше слово, что храбрость кута, вроде есть, а стоит появиться топориску, так только его и видели!

Старик вскочил на ноги и с грозным видом, выхватил меч. Напряжение между воинами возросло до предела.

Тур ледяным взглядом смерил противника, после чего посмотрел в потемневший глаз ртупа. Нижняя губа старика предательски задрожала. Тяжело, что и говорить! Он швырнул саяк под ноги, развернулся и пошёл к стаду, вокруг которого кружил разволновавшийся Яка. Малыш почувствовал присутствие хищника в зарослях, причём даже раньше гураму. Как только ворчливый самец учуял топориска, он тут же издал предупреждающий крик, после чего стадо пришло в движение. Зоркий Шуму прихватил с собой факел. Отшельник долго бродил среди животных, стараясь утихомирить и себя и стадо. Столько шума не к добру, так и агато накликать не долго.

Внезапно позади ртупа раздалось грозное рычание голодного топориска. Отшельник обернулся, аруту мгновенно покрылось тонкой глазурью льда: прямо напротив лежащего тога стоял крупный ящер, оскалив зубастую пасть. Слюна стекала по мощной челюсти, а в глазах полыхало пламя Сам-Ру. Всё! Шансов, спасти кисару — практически нет. Один прыжок и все старания Шуму пропадут зря. От когтистых лап топориска кисару может спасти только чудо. Самец всем видом показывал, что не собирается покидать кочевье отшельника с пустым желудком.

«Вот же, немытая скорлупа Цоронга! Старый я, фокуру: саяк-то оставил у костра!», — первое, что промелькнуло в голове ртупа»

Яка, не дожидаясь команды Зоркого Шуму, кинулся наперерез топориску. Малыш быстро семенил ножками, стремясь опередить хищника. И то верно — пора действовать! Подхватив сухую корягу, валявшуюся на пути, отшельник поковылял вслед за ним. Тем временем топориск, не решаясь близко подойти к огню, начал обходить перепуганного тога с другой стороны. Он выбирал место, откуда будет безопасно атаковать. Не успел хищник сделать и пары шагов, как был сбит Якой. Малыш, не позволяя ящеру прийти в себя и сориентироваться в ситуации, наносил удар за ударом. Всю злость, на которую был способен, Яка выместил на мощных лапах хищника. Однако, как только топориск сообразил, в чём дело, он тут же вывернулся, отскочил в сторону, а затем отправил Яку в нокаут мощным шлепком когтистых лап.

Не успел хищник переключиться на тога, как о его мощную спину Шуму разломал сучковатую корягу. Куски древесины вошли под шкуру ящера, вызвав приступ неуправляемого гнева. Топориск с силой ударил старика хвостом в живот, а затем запрыгнул на жертву, придавив своим весом воина к земле. Смердящая пасть убийцы оказалась над головой Зоркого Шуму. Ноздри хищника работали, словно кузнечные меха. Обнюхивая потенциальную жертву, ящер готовился нанести решающий удар. Мутная нить слюны упала на лоб отшельника. Шуму замер, соображая, как лучше выпутаться из сложившегося положения, чтобы сохранить жизнь себе, а заодно и Яке с кисару.

Ожидание затянулось. Ну же — смелее!

Раздался глухой удар, словно упало сухое дерево, и ящер отлетел в сторону от костра, сбитый с ног Якой. Малыш не давал топориску подняться: он яростно атаковал, вгоняя свои небольшие рога в жёлтое брюхо противника. Удар, отскок, удар, удар! Послышался хруст ребер хищника, за которым последовал жалобный вой Яки, так как обезумевшему от боли топориску удалось захватить мощными челюстями шею маленького животного. Аруту отшельника сжалась до размеров горошины и покрылась толстой коркой льда. Зоркий Шуму бросился на ящера с голыми руками, но получив мощный удар полосатых лап, тут же отлетел на несколько шагов за костёр. Больно ударившись головой о камень, ртуп потерял сознание.

Он вскоре очнулся, но встать так и не смог. Сил сопротивляться, больше не было! Шуму остался лежать неподвижно у ног топориска, истекая кровью. Легкая добыча, даже для раненного хищника.

Дикий вой Яки вырвал аруту из лап Цоронга и вернул отшельника к реальности. Сколько прошло времени, он не знал. Стараясь не обращать внимания на сильное головокружение, Шуму оторвал лицо от земли. Перед глазами плыли размытые круги, причудливые тени и суетились чёрные мушки. Отшельник потряс головой, поднялся. Шаг за шагом он двинулся к костру. Смекнув, что камни, валявшиеся у подножья пещер, можно использовать в качестве снарядов, он начал их собирать. Однако применить «снаряды» не получилось, так как к тому времени аруту хищника отправилась тропой предков в обитель Сам-Ру. Когда Зоркий Шуму приблизился к кострищу, то обнаружил там лежащего Яку, топориска с перерезанным горлом и Тура, сжимавшего в руках саяк. Ленивые капли тёмной крови стекали с бронзового лезвия прямо на морду маленького ящера.

Лишь размеренное потрескивание костра нарушало тишину. Мотыльки, которых будто магнитом тянуло на пламя, белыми хлопьями кружились вокруг сидящего на коленях ртупа. Тур, лежавший неподалёку, нервно теребил рукоять саяка, виновато поглядывая на убитого горем Зоркого Шуму. Это их совместная вина. Веди они себя тише, наверняка, успели бы заметить приближение топориска. Старик стеклянным глазом уставился на пламя, через которое проглядывали очертания маленького животного. Запах жареного мяса расползался по поляне, приманивая любопытные морды кутов, отчего, то здесь, то там, раздавался хруст веток и шуршание листвы.

— Ну, вот и всё, Яка. Вот и ты покинул меня, немытая скорлупа Цоронга! — Шуму сжал до боли в суставах травмированную руку, — Как же так-то? Неужели, Цоронг, я мало приносил тебе жертв? Где были твои глаза? Куда смотрел, когда отнимал у меня единственное близкое существо?

Ртуп бросил в костёр шепотку ароматных трав, втянул ноздрями пряный запах и вновь обратился к Цоронгу:

— Прошу тебя, прими аруту маленького героя и проводи до Уно. Он позаботиться о нём, так же, как заботился здесь! — Зоркий Шуму кинул ещё шепотку. Затем ещё и ещё. Чихнул и продолжил, — Уно, малыш, прими нашего Яку. Я знаю, теперь тебе будет не так скучно. Волей Цоронга и я скоро присоединюсь к вам. Потерпите. Вот только помогу юному кисару и …

Зоркий Шуму замолчал, не в силах закончить фразу. Боль сдавила горло старика, вытягивая из глаз признание. Сколько рассветов проведённых вместе. Вот этими руками он выкармливал малыша! Тур заскрипел зубами, почувствовав, как от воя ртупа аруту стремиться отправиться вслед за Якой. Воин посмотрел на практически чёрное лицо отшельника, по которому скользили отсветы погребального костра. Он словно ещё больше усох! Тога отчётливо видел, как по тёмно-фиолетовой щеке старца скатилась одинокая слеза. Она застыла на нижней челюсти, боясь решиться на прыжок. Зоркий Шуму вздрогнул, и плод сердечных страданий исчез среди бурого мха, который редкими островками покрывал территорию у подножья Забытых пещер. Растревоженное сердце старика отказывалось принимать реальность.

С наступлением нового рассвета ртуп и тога выехали к реке, над которой развеяли прах маленького Яки. Вместе с прогоревшими частицами друга отшельник распылил последнее воспоминание о прошлой жизни. Больше его здесь ничего не держит. Хватит! В аруту ртупа осталось лишь желание помочь Мирту — выбраться из могущественных лап Сабатаранги. И отправить к Цоронгу как можно больше воинов Ситуст-Ры.

— Ну, что, тога, затачивай саяк! — сказал Шуму, глядя на полосу жёлтого песка за зелёным ковром джунглей, — Пора, напомнить Ситуст-Ре о том, что Периферия жива и пока ещё дышит.

Тур оскалился в зловещей ухмылке, слегка шлёпнул стрекалом гураму. Ящер вздрогнул и медленно двинулся сквозь джунгли, не забыв при этом, как обычно, немного поворчать. За кисару потянулось стадо с ревущими детёнышами и самками. Сзади их подгонял Зоркий Шуму, ехавший верхом на самом мощном гураму из тех, что у него ещё остались после битвы с сиронгами.

Маленькая вопра потревоженная процессией из гураму и кочевников, поднялась высоко над верхушками деревьев. Она наблюдала своими огромными фасеточными глазами, как колонна грузных ящеров пробиралась сквозь зелень джунглей, двигаясь по извилистой, словно тело кари, тропе. Тур уводил стадо старого ртупа в долину Слёз Ра-Аам, где они надеялись повстречать кочевых кисару. Идти вдвоём против Ситуст-Ры было довольно глупо. Они соберут свежую кровь, и направят её против клыкастой пасти таронгов.