Часть 3 глава 8

ГЛАВА 8

Ловчиц молчал. Переварить все это так, слету, было непросто, но во всем этом имелся и безспорный плюс: многое из его непростого прошлого, наконец, начинало проясняться. Впрочем, и вопросов в голове командира Базы не стало меньше.

— Великий Гой? — выпадая из глубокомыслия, спросил вдруг Ловчиц.

— Что «Великий Гой»? — не поняла Радмила.

— Ты говорила, что тебе на Роду написано быть берегиней Великого Гоя. Он, этот гой… Даже не знаю, как спросить. Он родился? Что это за человек? Какие у него функции?

— Зачем тебе это? — спросила девушка. — Это же мой Урок.

— Нужно, — ответил Ловчиц и коротко, словно сомневаясь в чем-то, поднял и опустил плечи, — понимаешь, нужно. Хочется хоть как-то очертить силуэт своего будущего, определить цели. Сейчас попытаюсь объяснить: вот смотри, Атей говорил, что все религии ведут в тупик, так? А что делать людям, да и мне, когда в голове все это будто столетиями уже уложено, как рельсы на БАМе? Ведь двигаться можно только по ним.

А еще он говорил, что отношение с Богами и к Богам не должно опираться ни на какую религиозную основу, оно должно быть иным. Но как же тогда жить дальше? Людей ведь не изменишь. Они привыкли перекладывать ответственность за свои грехи и поступки на Христа, на Отца его, на начальников своих, царей, президентов, наконец. Они верят и слепо опираются даже на очевидно глупых, несправедливых, на тех, которые полное ничтожество, но которые стоят у власти. Такая вот психология — пусть хоть полная сволочь, зато за всех отвечает.

Вот взять хоть нас — устроили подполье, сопротивляемся, воюем, а для чего? Понимаю, вопрос не по адресу, у тебя, как ты говоришь, другой Урок, но и спросить-то мне больше не у кого. Я во всем согласен с Атеем, прекрасно знаю о губительности опоры экономики страны на банки и проценты, читал сотни дел о преступлениях в сфере различных религиозных конфессий, но нам-то что теперь делать?

Я далек от малодушия, но вчера меня посетила одна нехорошая мысль: «а для кого мы все это делаем»? И Орислав, и Атей правы: кто-то в очередной раз так искусно замутил здесь воду, что мы с одной стороны, а наши недруги с другой просто уничтожаем друг друга, губим свой народ.

В Украине прошло все проще — продались все и вся, а после сговорились между бандами — не творить недоброго Евросоюзу, чтобы не дай бог не выгнали, и не обижать друг друга. Так и живут, как кот на овощехранилище: и не обожрешься репы от пуза, и воняет, и в грязи с гнилью, но и мышки порой забегают, и от сторожей собойка каждое утро остается.

Но то они, у них всегда так «пусть у нас хоть понос случится, зато всем остальным аппетит испортим». А я про нас хочу знать. Раз Судьба именно так все обустраивает, значит, неспроста? Значит важно? Значит, надо продолжать? Но продолжать что? В угоду кому-то славянам убивать славян? Вот я и спрашиваю: Великий Гой, кто это? Сколько их? Какая их задача?

— Хм, — тихо чему-то улыбнулась Радмила, — правду говоришь, страж. Ты на самом деле мыслишь, как по рельсам. «Задача»? — повторила она за Ловчицем. — Скажи, а что будет, если я возьму сейчас коробок спичек и чиркну «серкой» спички о черную полоску коробка?

— Загорится, — неуверенно ответил Иван Сергеевич.

— Верно, — подтвердила девушка, — а почему?

Иван Сергеевич непонимающе пожал плечами:

— Потому, что в воздухе есть кислород, он поддерживает реакцию горения.

— Во-от, — снова улыбнулась Радмила, — но ты же не станешь утверждать, что весь воздух и кислород создан только для того, чтобы горели спички? Так и Великие Гои, они приходят для того, чтобы могли: «гореть спички», лететь птицы, дышать животные, люди, лететь облака, идти благодатный дождь. Можно сказать, они — катализатор. Рождаются редко, но не всегда лишь для того, чтобы стать героем войны или вести за собой кого-то. Тут ты не совсем верно понимаешь их предназначение.

— А тот, который…, которого предстоит оберегать тебе?

— Этот? — Радмила задумалась. — Этот-то, наверное, как раз твой случай.

— То есть, — не понял Иван Сергеевич, — ему дано вести за собой?

— Я же сказала «наверное». Это сразу и «не совсем так» и «совсем так».

Ловчиц озадачился:

— Очень сложно, — признался он, — можешь сказать проще?

— Рок этого гоя, — медленно начала Радмила, — …стать на пути Темных колдунов, повернуть все вспять. Могу сказать больше, но только тебе, дальше этого не пускай — он должен стать во главе страны.

— Президентом?

— Такой должности больше не будет. И слово, и дела «президента» порочны и вредны той земле, что под ним. Были же цари, Князья, Императоры. Если убрать с этих определений лживый литературный налет и вскрыть правду, окажется, что нет в делах их никакого: «хочешь — пирожное, хочешь — мороженное». Сколько на дела этого Гоя не отпустят времени, будет он правдой своей будить народ, а за светом сиим и соседи станут пробуждаться. Снова грянет война Света и Тьмы…

— Грянет? — не понял Ловчиц. — А сейчас тогда что происходит?

— Сейчас еще только «громницы» перед бурей.

— Громницы? Ну, не знаю, — не стал спорить Иван Сергеевич, — то есть, «буря» начнется только тогда, когда ты найдешь своего Великого…

— Нашла уж, — просто ответила Радмила, — потому и хожу здесь.

— Не понял, — скорчил кислую физиономию Ловчиц, — он…, здесь? У нас?

— Да, под твоим началом.

— Веня? — произнес командир Базы и сам не поверил в сказанное.

— Мне не ведомо его нынешнее имя, — смутившись, призналась девушка, — знаю только, что при прошлом его воплощении его звали Чабор…

— Как? — морщась, словно от сильной зубной боли, переспросил Ловчиц.

— Это было давно, — ничуть не проясняя ситуации, добавила гостья, — сейчас у него может быть любое имя. Одно знаю, он «той, хто панясе Перуноў Перст».

После этих слов Ловчиц остановился. Даже в теплый, майский день у него вдруг похолодели кисти рук. Он тут же вспомнил слова Вени: «она не признала Волкова, смотрела на него, говорила о нем и …хоть бы какая реакция».

— Знаешь, — не решаясь сразу полностью озвучить свои выводы, осторожно произнес Ловчиц, — а ты ведь видела его, стояла рядом и не почувствовала? Прости, — добавил Иван Сергеевич, — я… просто хочу разобраться. Повторяю, ты была рядом с ним, но не распознала. Ты — совсем не простая девушка, представляющая силы, влияние которых находится вне пределов нашего понимания! А ведь на него указал лично Атей. Вот и выходит, что исчезать и появляться из поля зрения, это один фокус, а соответствовать сценарию вашей сказки совсем другое.

— Нет никакой сказки, — спокойно ответила на прямой упрек девушка, — «сказка — ложь», а ложь — это то, что лежит сверху, общедоступно — оно «положено». Радоваться надо, что ни я, ни ты, ни колдуны Темные не могут распознать сего витязя, пока он «спит». Хотя колдуны могут его чувствовать или предполагать место его нахождения. Это только Авеги и Хранители знают его наверняка, зрят суть человека.

— Пусть так, — согласился Иван Сергеевич, — тогда выходит, что кто-то должен его разбудить?

— Он проснется сам, — уверенно заявила Радмила. — Проснется и только тогда начнется настоящая схватка.

— С КВООН? С НАТО?

— С колдунами. Ты должен понять, что без чар Темных колдунов не будет сил драться у всех этих НАТО. В тот час даже многие из них станут просыпаться.

— Как? — не мог понять Ловчиц. — Объясни мне, как это будет происходить? К чему готовиться?

— К этому нельзя подготовиться, а происходит это обыденно и просто: люди в какой-то момент начинают на самом деле понимать то, что происходит вокруг них. С тобой же такое уже произошло, верно?

Иван Сергеевич кивнул.

— Вот, — подтвердила Радмила, продолжая прекратившуюся было лесную прогулку, — они, как и ты, станут все четко видеть и понимать.

— Все?

— Нет, не все. Некоторые сами не захотят просыпаться, им удобнее жить во сне морока со всеми этими телевидения и СМИ. Будут и те, кто открыто перейдет на сторону колдунов…

— Но ведь ты сказала, что твой Великий Гой всех колдунов перебьет?

— Это не так просто, — горько вздохнула девушка, — если убить гадюку, ее детеныши от этого не сдохнут.

— Постой, — вдруг озадачился Ловчиц, — если этот витязь будет как-то воевать с колдунами, выходит, что он и сам тогда должен обладать какими-то …экстрасенсорными способностями?

— Не обязательно, — улыбнулась в ответ девушка, — вернее ему не обязательно обладать ими в той степени, в которой этим обладают все кощеи.

— А они обладают?

— О! И еще как!

— Чшерт! — не сдержался Ловчиц. — Значит, голыми руками их не возьмешь. Тогда совсем дело плохо…

— Плохо? — не поняла Радмила. — Отчего плохо?

Иван Сергеевич тяжко вздохнул. Говорить ему было не просто:

— Дело в том, что…, тот, кого вы называете «Витязь» или «Той, хто панясе Перуноў Перст», на мой взгляд, не совсем подходит на эту роль. Парень он хороший, это безпорно, но полагающихся такому персонажу свойств характера или способностей за ним не замечалось, а я ведь давно за ним наблюдаю, с того дня, как дед на него указал. Если судить по нашему парню, то у меня целая База таких «Витязей», што панясуць Перуноў Перст...

— Ну-у-у уж нет, — возразила Радмила.

— Почему «нет»?

— Вся закавыка в том, что Перуноў Перст может нести только один человек на всей Земле. Так что эта задача не про твоих молодцов…

— Скажи на милость, — притворно взмолился Ловчиц, — что ж это такое тогда: «Пяруноў Перст»?

— Об этом как-нибудь потом, — ловко увильнула от вопроса гостья, — у нас с тобой, страж, еще есть дела. Я ведь пришла сюда не только для того, чтобы ко мне привыкли и не пугались, когда стану появляться. Я по делу и, к тому же, с подарком…

Иван Сергеевич понял, что отвечать на давно интересующий его вопрос о «Пяруновам Пярце» даже эта словоохотливая девушка почему-то не желает. Он оценивающе смерил ее взглядом и, вспоминая о том, с чьей подачи попал к ним на Базу в качестве «подарка» американский журналист, ответил:

— Ох, не люблю я, Радмила, подарков.

— Ты по какой-то причине подозреваешь, что подарок своеобразный? — чувствуя настороженный тон в голосе собеседника, спросила девушка.

— Честно? — грустно улыбнулся Иван Сергеевич. — Думаю, что «уши» и у этой «своеобразности» слегка торчат.

— Хм, — озадачилась Радмила, и тут же добавила, — скажи, ты ведь обещал помочь Атею?

— Освободить его внучку? Да.

— Тогда второй вопрос: поквитаться с теми железяками, что ползают по лесам и стреляют по твоим ребятам, хочешь?

— А что, между всем этим есть связь?

— И не только между этим, — заметила Радмила, — здесь еще и колдуны замешаны, о которых я говорила.

— Продолжай…

— Ты что-нибудь слышал о военно-техническом центре «Аврора»?

Иван Сергеевич сосредоточенно сдвинул брови:

— …Возможно, что-то слышал.

— Хм, — привычно улыбнулась Радмила, — у тебя и на лице написано, что слышал и, есть у меня подозрение, что и контакт какой-то с ними был?

— Радость моя, — не удержался Ловчиц, — да ты работаешь по лучшим лекалам разведки. Ох и не простая ты девица.

— Работа такая, — отшутилась гостья. — Так что? Есть контакт?

— Есть, — не стал упираться командир Базы, — случайный, слабый, но есть. Мы ведь не знали, что этот центр имеет отношение к управлению «клопами»?

— Не просто «имеет отношение», — уточнила девушка, — именно они и управляют железками, они же и служба по их ремонту. А что до «случайного и слабого контакта», то мы ведь с тобой знаем, что случайностей не бывает…

— Мы, — ответил Ловчиц, — определенным образом связаны с командиром «Авроры». Представь, искали с ним контакта, а нас сама Судьба с ним свела, правда, с другой стороны. Сейчас наш человек работает рядом с ним, держит «на привязи».

— Женщина, — без тени сомнения догадалась Радмила, поправляя легкий берет, из-под которого, словно кусок каната свисала темно-русая коса, — и женщина непростая, — добавила она, — и эта отказалась от Силы своих косм.

— Женщина, — согласился Иван Сергеевич, невольно начиная анализировать про себя полученную информацию. — Все верно, стриженная, с «каре»…

— Каре? — заинтересовалась Радмила, а у Ивана Сергеевича тут в голове сложилась мозаика — «каре — Карна — обкорнать».

Ловчиц на миг задумался, едва не уйдя от темы разговора:

— Но она не вхожа к ним в центр, — продолжил он. — Даже где находится сама база «Авроры» мы пока не знаем. Работают их орелики профессионально, не подступиться. Да и надобности особой для этого пока не было. Конечно, можно нажать на этого мужичка, но мы считаем пока не надо — «засветимся». Нам этого никак нельзя, слишком многие ищут. Вот и держим пока руководителя этой «Авроры» на длинном поводке, а точнее строго на личном интересе. Выходит, теперь придется как-то активизировать работу с ним? Светлана у них?

— Да, — выдохнула с сожалением девушка, — и колдуны там. Мне, страж, без вас в то место никак нельзя. Света для них даже не человек, она носитель канала, или …сам канал. Если говорить современным языком — «мегаскоростной интернет», связанный с космосом, причем «интернет», на который должен клюнуть нужный человек — Атей, Орислав …или я…

Феликс сидел в тени здания особняка в Ля Вушер и смотрел на синеющее вдали зеркало Женевского озера. Прохладный весенний ветерок доносил с Набережной Бельжик едва различимые ароматы кухонь приозерных закусочных и кафе. Желязны не был голоден, но запахи дразнили его. Так дразнят мелькнувшие вдалеке стройные ножки прекрасной незнакомки. Образно говоря, ему не хотелось обладать ей, а хотелось просто смотреть. Так и в данном случае: ему не хотелось есть, ему хотелось …нюхать, вдыхать этот воздух.

Юрген, хозяин этого великолепного особняка, затерявшегося среди парковых аллей близ Лозанны, задерживался. Встреча была назначена на четырнадцать ноль-ноль, а появился швейцарец уже в половине четвертого, в час, когда его лощеный, как крыло «Роллс-Ройса» слуга Бернар уже в четвертый раз справлялся у гостя о том, не желает ли он выпить или перекусить.

Юрген Рудер был великаном. Феликс не знал точных данных его антропометрии, но предполагал, что рост партнера никак не меньше двух метров с хвостиком. Белокурые волосы, зачесанные назад, открытое лицо, в общем, этакий «истинный ариец». Даже глаза голубые, хотя, если говорить откровенно, как раз глаза немного и портили общее впечатление. Русские называют это «свинячьи глазки».

Была у Юргена еще одна странная особенность — руки. Глядя на их кисти, можно было подумать, что обладатель их молодая, миниатюрная девушка. Пальцы, запястья и ногти на фоне его гигантского роста были просто несоразмерно малы. Даже не шахтерская кисть Феликса выглядела намного массивнее и крепче. Наверное, именно по этой причине Желязному всегда становилось весело во время их рукопожатия. Странно было ощущать себя тем, кто превосходит этого Гуливера хоть в чем-то.

— Фе-е-еликс, дружище, — с обычным натянутым радушием, протянул Рудер, который называл «дружище» едва ли всех своих знакомых. Порой он так заигрывался, что также легко, словно на охоте, говорил «дружище» даже швейцарскому премьеру или другим видным политикам. Самое странное, что все они воспринимали эти панибратские выпады вполне спокойно. Разумеется, ведь Юрген был не просто хозяин шикарного особняка.

Желязны встал. Они долго трясли друг другу руки и натянуто улыбались. Жизнь приучила этих людей «так» улыбаться и «так» проявлять свое показное расположение даже в дни траура. Люди их полета всегда должны были выглядеть улыбающимися, как полоумные апологеты «Положительного мышления».

— Я опоздал, — сказал, наконец, Рудер, — прошу меня простить. Представляете (в разрез с «дружище» этот швейцарский немец даже к близким людям обращался на «вы»), на пересечении проспекта Элизе и улицы Бо-Риваж какие-то люди устроили манифестацию? Да, Феликс, …сами. — Юрген рассмеялся. — Я и поверить не мог, что в наше время может состояться стихийная манифестация. Мы так неудачно застряли в ней, что нашу машину стали раскачивать. Представляете, я открыл дверь и вышел. Моя голова оказалась на уровне их транспарантов! Нашу машину тут же отпустили. Нас увидел Шеф полиции и лично сопроводил через людскую колонну. Это он мне и рассказал, что шествие это несанкционированное, стихийное. «Самое ужасное, — подмигнув, шепнул он мне, — вот уже час я не могу даже приблизительно понять, чего же они все-таки хотят?»

— Кто знает, кто знает, — слегка искривив рот подобием улыбки, прокомментировал услышанное Желязны, — возможно, они и хотят — просто устроить манифестацию.

— В том смысле, чтобы на них обратили внимание?

— Да, — ответил Феликс, про себя подумав «попробовал бы ты так выйти из машины на манифестации где-нибудь в Киеве, Минске, Москве или Каире».

— Скорее всего, мой друг (или все-таки «дружище»?), вы правы. В любом случае, прошу меня простить за опоздание. Что ж, у нас много дел. Бернар сказал, что вы не пожелали ни кушать, ни пить…

— Я не голоден, Юрген, благодарю. И вы правы — дела прежде всего. Впрочем, знаете, пусть Бернар все же организует ужин, а мы с вами пойдем нагуливать аппетит в парк. У вас чудный парк, месье Рудер.

— Прекрасная идея, Феликс, только не называйте меня «месье». Хоть мы и в Швейцарии, а я — этнический немец. Для меня это все одно, что обращаться к вам «товарищ Желязны».