Часть 2 глава 9

Кто бы мог подумать, что вся безудержная горечь, что наполняла жизнь Ловчица последнее время, уместится в его неторопливый рассказ, длиной в какие-то полтора часа? Столько пережито, столько передумано, взвешено, осмыслено, а на выходе — без малого девяносто минут. Впрочем, и хорошо, что так.

Начал бы выкладывать все, что накопилось, начиная с анализа покушения на президента в Леснинске, однозначно навел бы на кого-то напраслину. А так, люди, на кого так или иначе указывали векторы его былых подозрений сейчас, по заверениям Медведева и Лукьянова, служили делу сопротивления верой и правдой. Исходя из этого, Ловчиц трезво рассудил, что пока не стоит особенно разглагольствовать самому, куда как полезнее теперь будет послушать.

Еще час с лишним его былые заместители, а ныне руководство Подполья, обрисовывали Ивану Сергеевичу общую картину их нынешнего существования, а после этого и ситуацию в стране.

То, что касалось деятельности Базы и, в особенности то, что уцелела рабочая модель Лаплана, вызвало неподдельное одобрение бывшего председателя Госбезопасности, а вот происходящее в Беларуси и рядом с ней...

Тень легла на лицо Ловчица и Лукьянов, истолковав это по-своему, произнес:

— Сергеич, мы, …толком не знаем где твоя Ирина с Игорьком.

— «Чадо твое, что дома осталось, малое ныне, взрастет вскоре разума полно. Только не вяжи его ко земле, не давай забывать Огня Небеснаго, что в нем всегда от роду в избытке пребывает»: словно старинный заговор, задумчиво произнес Иван Сергеевич и тут же вразрез этому добавил: — И не узнаете этого без меня.

Чего бы я стоил, если бы и во второй раз женился по глупости? Ира баба умная и к тому же проинструктирована на все случаи жизни, в том числе и на тот, если меня опять грохнут. Уже ведь пробовали, помните? Я знал, что все повторится. Как ей ни больно было это выслушивать, а вишь — все-таки пригодилось.

Я оставил ей неплохую финансовую подушку безопасности и несколько мест на выбор для того, чтобы, не пересекая границу, надёжно спрятаться и ни в чем не знать нужды. По инструкции, как только сложится ситуация, что прыгнуть за рубеж станет легко, тогда ее и вовсе: ищи — свищи!

Медведев и Лукьянов переглянулись.

— Что? — не понял Иван Сергеевич. — Чего вы, ну?

— Шеф, — по старинке обратился к нему Сергей Георгиевич, — уже что-то около полугода граница с Польшей или Украиной вообще не проблема.

— С Евросоюзом, — уточнил Лукьянов.

— М-да, — озадачился Медведев. — Налегке и с нормальными документами… У Иры с ними порядок… Я так понимаю?

— Найду, — не дал ему закончить Ловчиц. — И за бугром найду. Дадите, если что, виман, сгонять?

Глаза его бывших замов полезли из орбит, но Иван Сергеевич, заметив это, почесал в русой, густой бороде и устало добавил:

— Да шучу я.

Нужно сказать, что не зря Атей сын Асагостов предупреждал. Тысячекилометровый, однодневный «переход прямыми» отнимает у обычного человека массу энергии. Иван был сильно измотан. Он встал, медленно прошел между столами к стене, постоял там немного, внутренне собрался и повернулся к своим боевым товарищам:

— Значит так. — Сказал он, и его коллеги улыбнулись, как же долго они не слышали от него этих слов. — Чего вы лыбитесь? — Кольнул упреком шеф. — Посмотрите, до чего страну довели в мое отсутствие?

Уф, — добавил он устало. — Подойдем к делу формально. Меня опять не убили, стало быть, с должности никто не снимал. Правильно? Ставил меня на нее президент Листахов, стало быть и снять может только он.

Пока ни его самого, ни его могилки никто не видел, я остаюсь Председателем комитета Государственной безопасности, кто бы там не сидел сейчас в моем кресле.

Вас, кстати, с должностей тоже никто не снимал, это я вам, находясь в здравом уме и твердой памяти как ваш начальник говорю. Если подозреваешь, Георгич, что я сдвинулся — стреляй тут же в башку и кол осиновый …куда-нибудь! Только вот что, други мои. Слушая вас, я просто теряюсь, …с чего начать-то? Вот же ситуация, где ни возьмись — везде задница…

— А дед, — скромно заметил Лукьянов. — Атей этот, Асагостов, ничего не подсказал?

— Говорил, — тяжко вздохнул Иван Сергеевич. — Он мне столько всего про всё это загрузил, Леша, что руки опускаются что-то делать.

— Предсказания?

— Да какие предсказания? — отмахнулся Шеф. — Это же не астролог из вечерней газетенки…

— Погоди, Сергеич, — встрял в разговор Медведев, — там же из его родичей кого-то надо было освобождать, причем срочно? Орислав, ну, мы говорили тебе — второй дед, так вот он сказал, что колдуны украли Свету — внучку Атея.

— Атей в курсе…, — вяло ответил Ловчиц. — «Око Мира» сказало ему об этом. Посмотреть бы на это «Око». Это было еще до того, как я к вам «постучался…

— И что? — после недолгой паузы спросил директор Института. — Когда они снова придут? Надо же что-то делать?

— А они и не придут больше, — развел руками Председатель Комитета.

— Что значит… не придут? — помертвевшими губами пролепетал Лукьянов, — Георгич?

Медведев только округлил глаза и поджал губы:

— Норма-а-ально, — протянул он. — Леш, может уже время? Ствол у меня с собой, есть где-нибудь кол осиновый? Снимай, Сергеич, штаны…

Лукьянов грохнул по столу ладошкой и с досадой выкрикнул:

— Что ты…! Сергей, шутишь, в самом деле? Нашел время! Иван Сергеич, …как же мы?

— А что ты, Леш, думал, тебе до старости все будут всякие «дедушки» разжевывать? — Вместо ответа навалился на него с упреками Ловчиц. — Да что там ты? И я был уверен, что нам все разложат по полочкам. Для чего-то же они меня оттуда вытаскивали? Я ведь шел, Лёш, и подзадоривал по пути «деда». Чуть ли не со щенячьей радостью, мол, мы с вами сейчас ка-а-ак развернемся, эх!.. Видел бы ты Атеево лицо после этого.

Запомните, ребята, нет ничего в жизни хуже, чем неоправданные надежды. Атей тогда на меня смотрел, ей богу, как на придурка, но говорил мягко, с разъяснениями, будто с ребенком. В общем, ситуация рисуется совсем не так, как вы и, что греха таить, и я это себе про это измышляли.

Нам нужно уяснить одно: никто нам ничем не обязан. За то, что «дедушки» так или иначе встряли в наши дела, и Атею, и Ориславу придется ответ держать перед какими-то Хранителями, и ответ будет серьезный.

Как я понял, даже пропажа внучки Атея тоже след того, что «дед» далеко отошел от своего Урока. Не прямой, конечно, но след. Если опустить разъяснения старика по этому поводу, то выходит буквально следующее — каждый из нас виноват в том, что творится вокруг. В той, или иной степени, но каждый! Не имеет значения — согласен ты с этим или нет, осознаешь — нет, будешь ты упираться или сдашься на милость обстоятельств. Ничто из перечисленного не имеет значения, это просто факт, который надо принять. Но, если коротко, то всё просто: мы вляпались — нам и выбираться.

Помню, читал когда-то о Заратустре. Там есть интересный момент, его спросили: «Зороастр, почему Бог не освободит нас от влияния темных сил? Он же Велик, для него это суть — мелочь». А он ответил им: «Да, для Бога это сущая мелочь. Он равно может прекратить и существование Темных сил, и Светлых, в один миг». Короче, для их Ахурамазды и то, и другое одинаковый геморрой.

По версии зороастризма, наши предки, считай мы, сами сделали выбор, и выбор каждого Рода был — жить по законам Темных, но победить их влияние и в себе, вокруг нас, развивая в себе свет разума, свет знаний. В Митраизме и зороастризме четко говорится, что это было именно наше решение — принять эту хрень к себе и пожить рядом. Изжив в себе темное, мы сможем прировнять себя к богам.

Экстремалы, блин, — безцветно заключил Ловчиц. — Кстати, Заратустра растолковал людям эту ситуацию так: если Бог просто уберет прочь от нас Темных, это будет Его действие, Его решение, Его воля. Нам, де, нужно самим «переварить» это, переболеть этим, как вирусом.

Но есть и другая сторона этой проблемы. Тут к месту будет притча о том, как голодные попросили у Христа рыбки покушать, а он посмотрел на них и дал удочки, чтобы не жили под «кайфом» халявы…

— Сергеич, — прогудел Медведев, — все это, конечно, умно и даже интересно, но вся эта философия хороша в мирное время, когда людям заняться больше нечем. Так, посидеть вечерком на даче, под шашлык, поговорить о вечном. Сейчас ситуация другая. Впустили сюда это зло все, а боремся с тем, чтобы ее выправить только мы?

Еще год — два сопротивления, и наша борьба для всего народа станет конкретным проявлением сепаратизма и насилия. Поверь, простым людям в городах и весях все больше начихать на то, что их сознанием манипулируют. «Пусть рулит даже пьяный в дым таксист, главное, чтобы машина ехала». Очень простая, жизненная философия большинства. Все вокруг хотят сидеть по своим норкам и что бы их, не дай бог, никто не трогал. Маленький оклад и душевное спокойствие — опора стабильности.

Да, все изменилось вокруг, и мы с вами тоже изменились. Лично у меня уже нет ни иллюзий, ни желания вернуть все назад, как было. Оно никогда уже и не будет так.

Хотим мы этого или нет, но наверняка каждый из нас уже сделал свою работу над ошибками. Нужно быть честными. И не местами, или как выгодно, а с самого начала и до самого конца. А если подходить к вопросу честно, то наша борьба, в фактическом смысле, это, ребята, тоже насилие!

Люди хотят, чтобы стало спокойнее, и произошло все это быстро. У каждого в голове — «доите нас, как худую коровку, обманывайте, манипулируйте, только дайте стабильность. Мы знать не хотим, что может быть как-то иначе! Пусть даже нас ждет рай на земле, не нужно нам ничего менять. Придет другой президент, царь, генсек со своей новой кодлой. Опять всех кормить, пока они не вырастут до вершины власти? Так за что вы боретесь, господа партизаны? За освобождение!? Освобождение от чего? Вы отстреливаете служак нынешнего президента. Говорите нам, что они негодяи… Но чем вы лучше их?» Ох, это вопрос, Сергеич, и еще какой вопрос…

— Да уж, — хмыкнул в бороду Ловчиц, — вы действительно стали другие. Знаешь, Георгич, а ведь ты прав. И мы — насилие. Любая власть — это обязательное насилие, иначе просто не бывает.

Я согласен с тобой и в том, что хочется все начать заново и как можно честнее, хотя и прекрасно понимаю, что для достижения наших целей снова придется прибегать к насилию, и еще какому! Но… Не знаю, как вами, а лично мной движет сейчас даже не чувство справедливости. Меня заедает …предательство. Бывших чинуш, наших с вами соратников, продавших за личное материальное благополучие даже не меня, а, как это не громко прозвучит — свою страну! Моя смерть и тюрьма вскормили во мне черного дракона мéсти!

Так что, возвращаясь к разговору о помощи дедушек, скажу вам так — они поступили справедливо. Нам надо надеяться только на себя. Но, …не надо вздыхать. Без внимания нас тоже не оставят. Одно было сказано ясно, будет еще у нас ходок от них. Этот «кто-то» …как катализатор. Благодаря его действиям ситуация снова станет на рельсы Судьбы.

Образно говоря, наш вагон загнали в глухой тупик, и он зарастает бурьяном, пока какие-то торгаши, «стрелочники», таскают из него «Леснин». Этот «ходок» отбывал какое-то наказание. Все потому, что не выполнил какой-то урок, в нашем понимании — задание. Из-за него многие Судьбы пошли вкривь и вкось.

Теперь ему поставили новую задачу — разбудить нашего Волкова, «таго, хто панясе Перуноў перст». Так что ждите гостя от «дедушек» и поднимайте на ноги этого «раненого на колчаковских фронтах». Это ж надо было додуматься до такой глупости — влезть в шкуру кабана!

Глядя, как недоуменно переглядываются Медведев и Лукьянов, Ловчиц продолжил:

— Вот чего никак понять не могу, так это чем руководствуются там, наверху? Леша, конечно, парень неплохой, но вверять в его руки столько, как минимум, рискованно. Но, — махнул рукой Ловчиц, — кто я такой, чтобы обсуждать подобные решения? И вам, кстати, не советую.

Атей отвечал мне на это, что такие как наш Волков — люди Рока. Они, кстати, имеют право на то, что ты, Сергей, называл насилием. Это, как скальпель хирурга, как удар молотка по шляпке гвоздя, как вода, что крутит генератор на электростанции. Такое вот — необходимое насилие. Если хотите — волшебный пендель охреневшему обществу…

Ф-фух! — Снова тяжко выдохнул Иван Сергеевич. — В общем, ребята, нет, други, други мои! Дел нам предстоит много, но …можно мне вас попросить, давайте начнем их не сегодня. Я так понимаю, что время наверху идет к ночи? Бросаем все вопросы на утро, хорошо? Я хочу помыться и выспаться…

— …Рада, Рада, Радочка, приди и помоги! Услышь меня, Рада, Рада, Радочка! Приди и помоги…, — Светлана шепотом повторяла полные отчаяния слова, украдкой смахивая катившиеся по щекам слезы.

Те, кто захватил ее, наверняка рассчитывали на то, что зов крови вынудит Атея броситься на спасение внучки. Собственно, потому ее и захватили. С ней пока не делали ничего страшного. Как видно, чего-то ждали. Она различала слабый фон энергии «затянутого времени.

Что ей оставалось? Тоже ждать. Ждать и звать того, кто, в отличие от ее деда, сможет пройти, сможет помочь.

«Око мира» молчало. Здесь его почти не было слышно. Только слабые сполохи чьих-то мыслей, фон «ожидания» и, висящая, словно грозовая туча, тяжелая, непроглядная кисея Тьмы. И вот вдруг! Обрывки фраз и, слава Богам, голос Рады. Да это был ее голос. Ничего не понятно! Ни слова, но и просто ее «голоса» страдающей в заточении весте было достаточно. Она поняла, что Рада услышала ее и теперь точно найдет, главное, чтобы это не случилось слишком поздно.

Светлана продолжала вслушиваться… Вне стен все так же бродили какие-то темные тени, которые постоянно ее мягко «прощупывали» через толстый бетон. Даже конвоиры в балаклавах и в черной, под цвет их мыслей, униформе, когда отводили весту в туалет, держались на расстоянии, стараясь ни в кое случае к ней не прикасаться.

Каждые три-четыре часа, не говоря ни слова, переводят ее из этого кабинета в соседний, оставляют что-то перекусить и уходят. Коридоры чистые, недавно отстроенные, много дверей. Такое ощущение, что в них какие-то лаборатории. Слышно, как за стенками работают какие-то автоматы или роботы, пахнет смолистым дымком, словно что-то там паяют. Иногда до ушей девушки долетали и негромкие разговоры, но слова разобрать было невозможно…

Желязны прибыл в расположение конторы полковника Штасевича ближе к обеду. Зайти в столовую отказался. Сразу же прошел в жилой блок к квартирующим у технарей коллегам. Двенадцать, как характеризовали их Евгению Николаевичу «научных сотрудников» и сам Феликс Желязны спешно собрались в актовом зале и что-то около получаса обсуждали что-то за закрытыми дверями.

На научных сотрудников эти иностранные гости, конечно же, похожи не были. Выглядели как-то странно, держались замкнуто, обособленно и практически не вступали в контакт с руководством Военно-технического Центра «Аврора» (сокращенно ВТЦ «Аврора»). Даже столовую, это было оговорено сразу, они посещали на час позже всех сотрудников. По словам поваров и персонала, ели молча, и даже между собой во время трапезы не разговаривали. Но полковнику Штасевичу было достаточно и того, что за все недолгое время их проживания здесь, жалоб с их стороны на бытовые условия и качество пищи не было.

Из актового зала Желязны сразу же отправился к пленнице (так доложила охрана). Полковник Штасевич в это время принимал на «рамке» прибывший из гомельской области груз: еще три вышедших по разным причинам из строя «Bedbug-2» и один «Bedbug-3М», который просто «нахлебался воды», застряв в каком-то болоте. На его вопрос: «мистер Желязны что-то спросил передать?», ему ответили: «Нет. Настоятельно просил не беспокоить. Если что-то будет надо — он с вами свяжется».

Светлана почти выковыряла на деревянной крышке стола барельеф лица какого-то смешного человечка. Дверь в ее очередную «тюрьму» внезапно распахнулась, и в комнату вошел неприятный мужчина в коричневой, шерстяной «тройке», чем-то схожей с костюмом доктора Уотсона из фильма «Приключения Шерлока Холмса». Эта странная ассоциация заставила девушку улыбнуться. Пришлый отметил ее настроение и, задержавшись на миг у порога, почесал где-то в засаленных, редких кудрях, и только после этого закрыл за собой дверь.

Медленно, будто пребывая в глубокой задумчивости, он достал старинные роговые очки, протер их огромным носовым платком и торжественно водрузив их на переносицу, тут же вперился в ее лицо таким жестким взглядом, что по спине Светланы пробежали мурашки.

— Так вот вы какая… На самом деле хорошая кровь, — непонятно к чему тихо сказал он и, вдруг, громче продолжил: — Черт! Ничего не выйдет. Зря сегодня приехал.

Выглядело это так, будто этот гость ветеринар и осматривает приболевшее животное.

— Что же вы, голубушка, так не вовремя? — Накинулся он на девушку с непонятными обвинениями. — Наш разговор и все запланированные мероприятия придется пока перенести…