Часть 2 глава 9

ГЛАВА 9

Кто бы мог подумать, что вся безудержная горечь, что наполняла жизнь Ловчица последнее время, уместится в его неторопливый рассказ, длиной в какие-то полтора часа? Столько пережито, столько передумано, взвешено, осмыслено, а на выходе — без малого девяносто минут. Впрочем, и хорошо, что так. Начал бы выкладывать все, что накопилось в закрывшемся от внешнего воздействия мозгу, однозначно навел бы на кого-то напраслину. А так, люди, на кого так или иначе указывали векторы его подозрений, связанных с памятной пропажей Президента, состояли в штате Базы и по заверениям Медведева и Лукьянова служили делу сопротивления верой и правдой. Исходя из этого, Ловчиц трезво рассудил, что пока не стоит особенно разглагольствовать самому, куда как полезнее теперь будет послушать.

Час с лишним его былые заместители, а ныне руководство Подполья, обрисовывали Ивану Сергеевичу общую картину их нынешнего существования, а после этого и ситуацию в стране. То, что касалось деятельности Базы и, в особенности то, что уцелела рабочая модель лаплана, вызвало неподдельное одобрение бывшего председателя Госбезопасности, а вот происходящее в Беларуси и рядом с ней...

Тень легла на лицо Ловчица и Лукьянов, истолковав это по-своему, произнес:

— Сергеич, мы, …толком не знаем где твоя Ирина с Игорьком.

— Чадо твое, что дома осталось, малое ныне, взрастет вскоре разума полно. Только не вяжи его ко земле, не давай забывать Огня Небеснаго, что в нем всегда от роду в избытке пребывает»: словно старинный заговор, задумчиво произнес Иван Сергеевич и тут же вразрез этому добавил: — И не узнаете этого без меня. Чего бы я стоил, если бы и во второй раз женился по глупости? Ира баба умная и к тому же проинструктирована на все случаи жизни, в том числе и на тот, если меня опять грохнут. Уже ведь пробовали, помните? Я знал, что все повторится. Как ей ни больно было это выслушивать, а вишь — все-таки пригодилось. Я оставил ей неплохую финансовую подушку безопасности и несколько мест на выбор для того, чтобы, не пересекая границу спрятаться и ни в чем не знать нужды. А как только сложится ситуация, что прыгнуть за рубеж станет легко, тогда ее и вовсе: ищи — свищи!

Медведев и Лукьянов переглянулись.

— Что? — не понял Иван Сергеевич. — Чего вы, ну?

— Шеф, — по старинке обратился к нему Сергей Георгиевич, — уже что-то около полугода граница с Польшей или Украиной вообще не проблема.

— С Евросоюзом, — уточнил Лукьянов.

— Да, — согласился Медведев, — сейчас с этим, особенно если налегке и с нормальными документами, а я так понимаю, что у Иры с ними порядок…

— Найду, — не дал ему закончить Ловчиц, — и за бугром их найду. Дадите, если что, виману, сгонять?

Глаза его бывших замов полезли из орбит, но Иван Сергеевич, заметив это, почесал в русой, густой бороде и устало добавил:

— Да шучу я.

Нужно сказать, что Атей сын Асагостов говорил правду, тысячекилометровый, однодневный «переход прямыми» отнимает у обычного человека массу энергии. Иван был измотан, однако заставил себя встать, медленно прошел между столами к стене, постоял там немного, внутренне собрался и повернулся к своим боевым товарищам:

— Значит так, — привычно сказал он, и его коллеги улыбнулись, как же долго они не слышали от него этих слов. — Чего вы лыбитесь? — кольнул упреком шеф. — Посмотрите, до чего страну довели в мое отсутствие?

Подойдем к делу формально. Меня опять не убили, стало быть, с должности никто не снимал. Ставил на нее Президент Листахов, и снять может только он. Пока ни его самого, ни его могилки никто не видел, я остаюсь Председателем Госбезопасности, кто бы там не сидел в моем кресле. Вас, кстати, с должностей тоже никто не снимал, это я вам, находясь в здравом уме и твердой памяти как ваш начальник говорю. Если заподозришь, Георгич, что я сдвинулся — стреляй тут же в башку и кол осиновый …куда-нибудь! Только вот что, други мои, слушая вас, я просто теряюсь, …с чего начать-то? Вот же ситуация, где ни возьмись — везде задница…

— А, — скромно заметил Лукьянов, — «дед», Атей этот, Асагостов, ничего не подсказал?

— Говорил, — тяжко вздохнул Иван Сергеевич, — и он мне столько всего про сегодняшнюю ситуацию говорил, Леша, что руки опускаются что-то делать.

— Предсказания?

— Да какие предсказания? — отмахнулся Шеф. — Это же не астролог из вечерней газетенки…

— Погоди, Сергеич, — встрял в разговор Медведев, — там же из его родичей кого-то надо было освобождать, причем срочно? Орислав, второй дед, ну мы тебе про него рассказывали, так вот тот говорил, что колдуны украли Свету, внучку Атея.

— Атей в курсе…, — вяло ответил Ловчиц. — «Око Мира» сказало ему об этом. Это было еще до того, как я к вам «постучался…».

— И что? — после недолгой паузы спросил директор Института. — Когда они снова придут, надо же что-то делать?

— А они и не придут больше, — развел руками Председатель Комитета.

— Что значит… не придут? — помертвевшими губами пролепетал Лукьянов, — Георгич?

Медведев только округлил глаза и поджал губы:

— Норма-а-ально, — протянул он. — Леш, может уже время? Ствол у меня с собой, есть где-нибудь кол осиновый? Снимай, Сергеич, штаны…

Лукьянов грохнул по столу ладошкой и с досадой выкрикнул:

— Что ты…! Сергей, шутишь, в самом деле? Нашел время! Иван Сергеич, …как же мы?

— А что ты, Леш, думал, — вместо ответа навалился на него с упреками Ловчиц, — тебе до старости все будут разжевывать? Я в начале пути с Атеем тоже был уверен, что нам все разложат по полочкам. По логике выходило, что так и будет. В самом деле, а для чего тогда меня оттуда вытаскивали? Я шел, подзадоривал «деда» и, тоже, Леш, как и ты, чуть ли не со щенячьей радостью, мол, мы с вами сейчас ка-а-ак развернемся, эх!..

Видел бы ты Атеево лицо после этого. Это я — парень из тюрьмы, могу и ругнуться запросто, а «дедушки» обходятся без этого, но знаешь, что скажу? Лучше бы он меня обложил в три этажа.

Запомните, ребята, нет ничего в жизни хуже, чем неоправданные надежды. Атей тогда на меня смотрел, ей богу, как на придурка, но говорил мягко, с разъяснениями, будто с ребенком. В общем, ситуация рисуется совсем не так, как вы и, что греха таить, и я это себе про это измышляли.

Нам нужно уяснить одно: никто нам ничем не обязан. За то, что «дедушки» так или иначе встряли в наши дела, и Атею, и Ориславу придется ответ держать перед какими-то Хранителями, и ответ будет серьезный.

Как я понял, даже пропажа внучки Атея тоже след того, что «дед» далеко отошел от своего Урока. Не прямой, конечно, но след. Если опустить разъяснения старика по этому поводу, то выходит буквально следующее: каждый из нас виноват в том, что творится вокруг. В той, или иной степени, но каждый из нас! Не имеет значения — согласен ты с этим или нет, осознаешь ты это или нет, будешь ты упираться или нет. Ничто из перечисленного не имеет значения, это просто факт, который надо принять.

Если коротко, то все просто: мы вляпались — нам и выбираться. Помню, читал когда-то о Заратустре. Там есть интересный момент, его спросили: «Зороастр, почему Бог не освободит нас от влияния темных сил? Он же Велик, для него это суть — мелочь». А он ответил им: «Да, для Бога это сущая мелочь. Он может прекратить и их существование, и наше в один миг».

Все не так просто в мироздании, ребята. Оказывается, по версии зороастризма, наши предки и мы сами сделали выбор, и выбор каждого Рода был — жить по законам Темных, но победить их влияние и в себе, вокруг нас, развивая в себе свет разума, свет знаний.

В Митраизме и зороастризме четко говорится, что это было именно наше решение — принять к себе и пожить рядом с Темными.

Экстремалы, блин. Кстати, Заратустра растолковал людям ситуацию так: если Бог просто уберет прочь от нас Темных, это будет Его действие, Его решение, Его воля. Нам, де, нужно самим «переварить» это, переболеть этим, как вирусом гриппа. Опять же, есть и другая сторона этой проблемы, тут к месту будет притча о том, как голодные попросили у Христа рыбки покушать, а он посмотрел на них и дал удочки, чтобы не жили под «кайфом» халявы…

— Сергеич, — прогудел Медведев, — все это, конечно, умно и даже интересно, но в мирное время. Так, посидеть вечерком на даче, под шашлык, пофилософствовать. Сейчас, если ты заметил, это не совсем работает. Выходит, мы все впустили сюда эту ситуацию, а боремся с тем, чтобы ее выправить? …Только мы!

Еще год — два сопротивления, и наша борьба для всех станет конкретным проявлением сепаратизма и насилия. Поверь, простым людям в городах и весях все больше начихать на то, что их сознанием манипулируют. «Пусть рулит даже пьяный в дым таксист, главное, чтобы машина ехала». Очень простая, жизненная философия большинства. Все вокруг хотят сидеть по своим норкам и что бы их, не дай бог, никто не трогал. Маленький оклад и душевное спокойствие — опора стабильности.

Да, все изменилось вокруг, и мы с вами тоже изменились. Лично у меня уже нет ни иллюзий, ни желания вернуть все назад, как было. Оно никогда уже и не будет так.

Хотим мы этого или нет, но наверняка каждый из нас уже сделал свою работу над ошибками. Нужно быть честными. И не местами, или как выгодно, а с самого начала и до самого конца. А если подходить к вопросу честно, то наша борьба, в фактическом смысле, это, ребята, тоже насилие!

Люди хотят, чтобы стало спокойнее, и произошло все это быстро. У каждого в голове — «доите нас, как худую коровку, доите, как хотите, обманывайте, манипулируйте, только дайте стабильность. Мы знать не хотим, что может быть как-то иначе! Придет другой президент, царь, генсек со своей новой кодлой. Опять всех вскармливать, пока они не вырастут до вершины власти из агрономов? Но вы-то, господа партизаны! За что боретесь? За освобождение!? Что с того, что вы их отстреливаете, служак нынешнего президента? Скажете они негодяи? Но чем вы тогда лучше их?»

Ох, это вопрос, Сергеич, и еще какой вопрос…

— Да уж, — хмыкнул в бороду Ловчиц, — вы действительно стали другие. Знаешь, Лукьянов, а ведь ты прав. И мы — насилие, и любая власть — это обязательное насилие, иначе просто не бывает. Я согласен с тобой и в том, что хочется все начать заново и как можно честнее, хотя и прекрасно понимаю, что для достижения наших целей снова придется прибегать к насилию, и еще какому! Но лично мной сейчас руководит не столько чувство справедливости, …нет. Страшно в этом признаться, но предательство бывших соратников, продавших за личное материальное благополучие даже не меня, а, как это не прозвучит громко, свою страну! Все это, а плюс ко всему моя смерть и тюрьма вскормили во мне черного дракона мéсти!

Ситуация такая — пришли какие-то ребята на нашу «свадьбу», все разломали, всех родичей разогнали по чуланам и погребам, а сами сели и пьют — гуляют? Думаю, исходя из всего этого, мое желание зайти в хату и навалять этим чужакам вполне естественно. Понятно, что свадьба все равно не удалась, но они же, сволочи, еще и невесту, вернее нет, как раз-таки весту, даже буквально украли. Так что по совокупности они не то, что по соплям должны получить, наша задача выкатить их пинками за наше «село» и как можно дальше.

Нет, хлопцы, «дедушки» поступили с нами справедливо. Я же говорил, Атей много мне чего интересного, важного, по пути поведал, просто нет времени все это вам пересказывать. Повторяю, сами они больше не придут, но, …не надо вздыхать, без внимания нас тоже не оставят. Одно было сказано ясно, будет еще у нас ходок от них. Этот «кто-то» своеобразный катализатор. Благодаря его действиям ситуация снова станет на рельсы Судьбы.

Образно говоря, наш вагон загнали в глухой тупик, и он зарастает бурьяном, пока какие-то торгаши, «стрелочники», таскают из него наш «Леснин». Этот «ходок» отбывал какое-то наказание. Все потому, что не выполнил какой-то урок, в нашем понимании — задание. Из-за него многие Судьбы пошли вкривь и вкось.

Теперь ему поставили новую задачу — разбудить нашего Волкова, «таго, хто панясе Перуноў перст». Так что ждите гостя от «дедушек» и поднимайте на ноги этого «раненого на колчаковских фронтах». Это ж надо было додуматься до такой глупости — влезть в шкуру кабана! Хорошо не свиньей дикой обрядили в гон, другое «ранение» пришлось бы лечить.

Глядя, как недоуменно переглядываются Медведев и Лукьянов, Ловчиц продолжил:

— Вот чего никак понять не могу, так это чем руководствуются там, наверху? Леша, конечно, парень неплохой, но вверять в его руки нашу «железнодорожную ветку» Судьбы, это, как минимум, рискованно. Однако, кто я такой — обсуждать подобные решения? И вам, кстати, не советую. Мне четко было сказано, что такие как наш Волков «несуны» или люди Рока имеют высшее право на то, что ты, Сергей, называешь насилием. Это, как скальпель хирурга, как удар молотка по шляпке гвоздя, как вода, что крутит генератор на электростанции. Такое вот — необходимое насилие, если хотите — волшебный пендель охреневшему обществу…

Ф-фух! — тяжко выдохнул Ловчиц. — В общем, ребята, нет, други, други мои, дел предстоит много, но …можно мне вас попросить, давайте начнем их не сегодня. Я так понимаю, что время наверху идет к ночи? Бросаем все вопросы на утро, хорошо? Я хочу помыться и выспаться…

— …Рада, Рада, Радочка, приди и помоги! Услышь меня, Рада, Рада, Радочка! Приди и помоги…, — Светлана шепотом повторяла полные отчаяния слова, украдкой смахивая катившиеся по щекам слезы. Она выглядела слабой и подавленной. Знала, что дед за ней не придет потому, что это слишком опасно.

Те, кто захватил ее, наверняка рассчитывали на то, что зов крови вынудит Атея броситься на спасение внучки. Собственно, потому ее и захватили. Пока не делали с ней ничего страшного. Как видно ждали: ждали реакции деда и приезда кого-то еще. Она различала слабый фон энергии «затянутого времени. Что ей оставалось? Тоже ждать. Ждать и звать того, кто, в отличие от ее деда, сможет пройти, сможет помочь, чей это, в конце концов, новый Урок.

«Око мира» молчало. Здесь его почти не было слышно. Только слабые сполохи чьих-то мыслей, фон «ожидания» и, висящая, словно грозовая туча, тяжелая, непроглядная кисея Тьмы. И вдруг! Обрывки фраз и, слава Богам, голос Рады, да это ее голос. Ничего не понятно! Ни слова, но и просто ее «голоса» весте было достаточно. Она поняла, что Рада услышала ее и теперь точно найдет, главное, чтобы это не случилось слишком поздно.

Вне стен бродили какие-то темные тени, ее мягко «прощупывали» через толстый бетон, но без нажима. Даже конвоиры в балаклавах и в черной, под цвет их мыслей, униформе, когда отводили ее в туалет, держались на расстоянии, стараясь ни в кое случае к ней не прикасаться. Каждые часа три-четыре не говоря ни слова, переводят из одного кабинета в другой, оставляют что-то перекусить и уходят. Коридоры чистые, недавно отстроенные, много дверей, словно какие-то лаборатории вокруг. Слышно, как за стенками работают какие-то автоматы или роботы, пахло смолистым дымком, словно что-то там паяют, слышны негромкие разговоры, но слова разобрать невозможно…

Желязны прибыл в расположение конторы полковника Штасевича ближе к обеду. Откушать отказался, сразу же прошел в жилой блок к квартирующим у технарей коллегам. Двенадцать, как было сказано Евгению Николаевичу, «научных сотрудников» и сам Феликс Желязны спешно собрались в актовом зале и что-то около получаса обсуждали что-то там за закрытыми дверями. На научных сотрудников эти иностранные гости, конечно, не тянули. Выглядели как-то странно, держались замкнуто, обособленно и практически не вступали в контакт с руководством Военно-технического Центра «Аврора», сокращенно «ВТЦ — Аврора». Даже столовую посещали на час позже всех сотрудников. По словам поваров и персонала, ели молча, и даже между собой во время трапезы не разговаривали. Штасевичу было достаточно и того, что за все недолгое время их проживания, жалоб с их стороны на бытовые условия (а они, кстати, были ничуть не хуже гостиничных) и качество пищи не было.

Из актового зала Желязны сразу же отправился к пленнице (так доложила охрана). Полковник Штасевич в это время принимал на «рамке» прибывший из гомельской области груз: еще три вышедших по разным причинам из строя «Bedbug-2» и один «Bedbug-3М», который просто «нахлебался воды», застряв в каком-то болоте. На его вопрос: «мистер Желязны что-то спросил передать?», ему ответили: «Нет. Просил не беспокоить, если что-то будет надо — он с вами свяжется».

Светлана почти выковыряла на деревянной крышке стола барельеф лица какого-то смешного человечка. Дверь в ее очередную «тюрьму» внезапно распахнулась, и в комнату вошел неприятный мужчина в коричневой, шерстяной «тройке», чем-то схожей с костюмом доктора Уотсона из фильма «Приключения Шерлока Холмса». Эта странная ассоциация заставила девушку улыбнуться. Пришлый отметил ее настроение и, задержавшись на миг у порога, почесал где-то в засаленных и редких кудрях, и только после этого закрыл за собой дверь.

Медленно, будто пребывая в глубокой задумчивости, он достал старинные роговые очки, протер их огромным носовым платком и торжественно водрузив их на переносицу, тут же вперился в ее лицо таким жестким взглядом, что по спине Светланы пробежали мурашки.

— Так вот какая вы, — непонятно к чему тихо сказал он, — на самом деле красивая. Хорошая кровь. …Черт, ничего не выйдет, зря приехал.

Выглядело это так, будто этот гость ветеринар и осматривает приболевшее животное.

— Что же вы голубушка…, — вдруг навалился он на девушку с обвинениями, — наш разговор и все последующие мероприятия придется пока перенести…