Глава 39. Бессилие

Солнце спешило спрятаться за чертой воды, словно проваливалось в пучину океанских волн. Джеймс всмотрелся в даль: надвигающаяся тьма и воющий дикий ветер пророчили шторм. И перед тем, как цунами накроет задание со всех сторон, Джеймс бы хотел повидаться с женой. Успеть, пока молнии не разорвали хрупкое небо и не вонзили своё копьё в самое уязвимое место где-то в голове…

Все бегали туда-сюда, сегодня произошло много неприятных событий. Гредсон помрачнел, как туча.

— И каким ветром её только туда понесло! Боже правый… — воскликнул доктор, — узнав, что случилось с Дженнифер.

Как оказалось, Филипп успел оценить её способности. И ему было жаль расставаться с таким специалистом. У Гредсона, наверное, всё-таки было сердце, и оно умело чувствовать боль… Боль утраты. Он знал все детали этого назойливого чувства, он жил с ним с тех времён, как жена ушла от него.

…

Кэтрин лежала без движения, словно ангел, упавший с небес. Её белые щёки и розовые губы придали чертам её лица поразительной чёткости, словно каждый изгиб был нарисован искусным художником. Чтобы разрушить первое впечатление о том, что он стоит перед каменной неживой фигурой, Джеймс дотронулся до руки, лежащей вдоль тела. Тепло её ладони согрело его мысли…

— Даже в таком состоянии, после того, что ей пришлось пережить, она выглядит прекрасно, — послышалось сзади.

Джеймс незаметно вздохнул, желая предаться одиночеству. И в мыслях уже выталкивал Гредсона за дверь.

— Вы меня преследуете.

— Так случилось, что вы с Кэтрин стали для меня самыми родными людьми. Вы — всё, что у меня осталось…

— Не драматизируйте. В ваших руках спасение своей семьи.

— Я давно забыл, что это такое, семья, — продолжал Гредсон, подходя к девушке, — для меня она всегда была приятным дополнением к работе. А ведь должно быть наоборот. Поэтому Сара и покинула меня. Нет смысла начинать всё сначала, когда знаешь, что ничего не изменится.

— Всё можно изменить, если захотеть.

— Начинать нужно с себя. Если ты сам до сих пор прежний, то и всё вокруг будет таким, каким ты его представляешь, — ответил он и резко сменил тему, — её состояние ухудшилось. Теперь твоя жена должна быть под строгим медицинским надзором. Иначе может случиться непоправимое.

Джеймс ощутил, как безысходность обнимает его всё сильнее, почти душит. Продолжение лечения не входило в его планы. За последние несколько дней всё изменилось, сам Джеймс изменился. Казалось, внутри вопил о помощи Джеймс Баттлер, а снаружи его облик принял черты Кейла.

— Бедная девочка… Она так хотела вернуться домой. А теперь… теперь она должна, наконец, понять, кто её муж и что для него значит его дело.

— Она всегда знала, что я не Джеймс.

Важный звонок отвлёк доктора от разговора. Джеймс, наконец, остался один на один со спящей женой, и собирался насладиться моментом этой скромной близости. Может быть, сквозь дымку бессознательности она ощутит его заботу, его любовь…

— Ты пришёл… — проскрипела она, распахнув веки всего на половину.

— Как я мог не прийти, — обрадовался Джеймс, не надеясь, что сможет побеседовать с женой и, усевшись на стул, не выпускал её руку из своей, — как ты себя чувствуешь?

— Мне уже лучше. Я помню… помню, как рисовала картину. Мне осталась всего пара штрихов. Помню свежий ветер, — вдохновение просачивалось сквозь дымку задумчивости, а потом она сухо произнесла, — помню её лицо.

Кэтрин всё помнила, и от этого Джеймсу едва не стало плохо. Что он может сказать, чтобы изменить реальность? Ничего…

— Кэт, я должен был сказать тебе… Сказать, как я виноват перед тобой.

Девушка повернула голову в сторону. Джеймс почувствовал стыд и обнял свою голову руками, понимая, что не сбежать от прошлого, не уйти от того, что сделано.

— Прости меня, если когда-нибудь сможешь.

— Я догадывалась, что ты только пытаешься быть примерным мужем. Да ты и не пытался, тебе нравилась свободная жизнь. Меня в ней не было.

Слова, словно камни, падали на его голову. И боль от угрызений совести казалась сильнее, чем от любой другой проблемы. Джеймс сжал её ладошку в своей и гладил другой рукой, словно пытаясь каким-то невидимым способом оправдаться.

— Я был идиотом. После аварии она пришла ко мне и всё рассказала. И я повёлся. А должен был отвергнуть раз и навсегда. Я не могу оправдать себя, могу лишь пообещать то, что когда мы окажемся дома, этого не повторится никогда и ни с кем. Дженнифер заплатила за свой грех. И я тоже заплачу. Я уже плачу…

Тонкая едва заметная ниточка слезы скатилась на подушку. Кэтрин боролась с обидой, но та побеждала её. Если бы не слабость в теле, она смогла бы подавить в себе эти чувства.

— Я не могу ненавидеть тебя. Я заставляла себя, уговаривала, зная, что ты — чудовище и бестолковый муж. Но так и не смогла взрастить в себе это чувство… Любовь всё равно побеждала…

От этих слов у Джеймса по коже пробежали мурашки. Откровение его жены было чем-то бесценным, словно он долго работал на поле и нашёл алмаз, и теперь любуется им, гордится тем, что он удостоился чего-то особенного.

— Я бы понял тебя, если бы ненавидела. Если я, и правда, Кейл Хайлер, то есть за что. Я был полным дураком, искал что-то… А ведь рядом со мной была самая лучшая женщина на свете. Я не умел ценить, не умел любить. Я был чёрствым недоумком, которому нет прощения за его проступки. Прости меня, если сможешь!

Джеймс опустил своё лицо на её ладонь. Девушка ощутила горячие капли на ней и поспешила забрать руку назад.

— Не нужно. Скажи, ты видел своего брата?

— Да. Но я вряд ли узнал в нём даже человека.

— Бедный Джеймс. Он больше никогда не сможет играть, а Марин никогда не вернёт себе мужа…

— Марин? Это его жена?

Кэтрин кивнула.

— Мы с ней дружили. Хорошая девушка. Я учила её рисовать. Она так хотела стать художником.

— А монетка?.. Откуда она у тебя?

— У меня её никогда не было. Доктор Гредсон сбоил меня с толку, он хотел, чтобы я сомневалась в том, кто ты. Потому что сомневался сам.

Дверь открылась, и в кабинете показался высокий крепкого телосложения доктор.

— Миссис Баттлер нужен отдых.

— Я зайду позже, — сказал парень, поцеловал жену в лоб и покинул помещение.

Покинув палату, Джеймс помчал что было сил к картине, вызвавшей внутри сомнения и переживания. Безумцы словно восстали, воплотились в реальные тела и угрожали Джеймсу. Эти несколько букв… Они, серые и неприметные, будто были написаны в спешке и не олицетворяли почерк его жены. Как разгадать эту тайну?

В этот момент Джеймс ощутил себя более сумасшедшим, чем безумцы на картине.

…

Гредсон оказался в своём кабинете, решая какие-то важные вопросы. Угрюмо уставившись на Джеймса, он указал ему на кресло, а сам на минуту отлучился.

— Завтра у нас будет заседание профессоров. Будет решён вопрос о том, что делать с тобой дальше.

— Как трогательно.

— Я уже говорил тебе, что у меня не остаётся выбора. На твою память надежд мало, а дела должны делаться. Поэтому…

— Поэтому вы внедрите мне чип, который создал Кейл, — перебил его Джеймс, — думаете, я когда-нибудь соглашусь на это безумие?

— Ты не прав. Дело не в чипе. Мы вернём тебе память путём сложного, но действенного медицинского метода. Чип это всего лишь хранилище информации, и он не меняет личность, не помогает вспомнить. Эта технология полностью не изведана. Кейл пытался собрать воедино свои знания и наработки, но метода внедрить их не придумал. Мне нужен ты настоящий.

— Я должен знать, на что я соглашаюсь.

— Мне не объяснить тебе всего. Это операция на мозге. сложнейшая из всех, которые я когда-либо делал.

Джеймс резко вскочил с кресла, словно его кто-то подкинул вверх.

— Вы издеваетесь? Вы же даже гарантию того, что я выживу, дать не можете! Верно?

— Успокойся. Я опытный специалист. Я сделаю всё, как нужно. Я знаю, что тебе не легко. Мне тоже.

— Я не даю своего согласия. Этому не бывать!

Гредсон встал и подошёл к парню.

— Хорошо. Ты уедешь домой, будешь всю жизнь считать себя Джеймсом Баттлером, а твоя жена будет называть тебя Кейлом и считать убийцей, а теперь ещё и предателем! Такое будущее ты подготовил для своей семьи?

— Я должен подумать, — неохотно бросил в ответ Джеймс.

— Конечно. Я дам тебе время. До завтра.

Джеймс остановился у двери.

— У вас завтра двойной праздник. Убьёте и Дика, и меня.

Гредсон насупил брови, словно услышал что-то нечленораздельное.

— Дика никто убивать не собирается. Я же говорил, в этой клинике все фантазёры и мечтатели, а также глубокие пессимисты, которые думают, что они здесь находятся в ожидании своей казни.

— Дик сказал, что вы забираете на исследования его костный мозг. И всё ради той куклы под колпаком, да? Хотите убить человека, чтобы оживить чудовище?

— Это не так. Я помогаю ему, и он этого ещё не понял.

— Вы уже многим так помогли. Меня вам не обмануть! Когда у него операция? Завтра? Видимо, какая-то знаменательная дата?

Гредсон оказался перед лицом вызова. Гость оказался, не на удивление, строптивым и своенравным. И это выражение лица ему было до боли знакомым. Кейл никогда не отличался терпимостью и смирением, не уставая доказывать свою «правоту».

— Джеймс, лучше не вмешивайся в это дело. У тебя достаточно проблем, — сказал доктор, словно проронил угрозу, и скрылся за дверью.

…

Ночь для Джеймса была мрачной, как никогда, и казалась вечностью. Луна выливала свой свет в окно, словно жидкое зелье, отравляющее желание спать. И как не призывал Джеймс сон, он отказывался приходить.

Завтра всё решится… И судьба Дика, и Кэтрин, и судьба его самого. Как нелепо вышло. Джеймс никогда не желал никому зла, он любил свою жену и переживал утрату сына. А оказалось, что причина всех страданий кроется в нём самом. Как он мог всё это сделать? Джеймс удивлялся тому революционному перевороту, который внезапно в нём произошёл.

Вся жизнь, которую он помнил, пронеслась перед глазами, словно его вот-вот казнят. Если ничего нельзя изменить, то нужно смириться. Но как? Может быть, когда память вернётся к нему, он снова изменится. Только вряд ли в лучшую сторону.

Утро внесло свои коррективы в блуждающие мысли. Джеймс очнулся на краю кровати и понял, что почти не спал. За последние два часа ему успело присниться несколько бессвязных кошмаров, которые, к счастью, ему не запомнились.

Солнечный свет «дал лёгкую пощёчину» парню, пока Джеймс не спешил покидать пристанище своих страданий. Но парень сразился со слабостью и победил её. Он сорвался с места и, словно молния, ворвался в корпус «С».

Отыскать Дика не удалось — доктора сказали, что его увели на важные процедуры. Джеймс требовал показать кабинет, но врачи воздержались. Видимо, Гредсон дал всем указания молчать, как рыба, даже если их будут пытать.

Взявшись за голову, Джеймс пытался призвать все умные мысли. Но они не спешили награждать его озарением. Сжалившись над парнем, доктор Фрединг, тот ещё занудный тип, показал Джеймсу дорогу к металлическим дверям, служившим последней безнадёжной преградой между ложью и справедливостью… Видимо, старик оказался не таким уж и бессердечным мешком прочных, но ржавых деталей, составляющих механизм безумия.

Джеймса никто не слышал… Он опоздал. Боль снова приняла облик привидения-убийцы, которое мучило его изнутри. Что теперь?.. Как теперь верить самому себе? Джеймс обещал Дику, что придёт вовремя и остановит это сумасшествие… Но не пришёл. Эта ночь не хотела впускать в себя и отпускать от себя. Она едва не убила остатки силы и надежды, зато утро доделало её работу.

Джеймс казнил себя… Филипп знал, что парень не заставит себя ждать, поэтому подготовился к утреннему мероприятию самым детальным образом. Джеймс понимал, что может больше не увидеть Дика, и эти мысли превращали его в комок одиночества. В этой клинике он потерял лучших друзей…

Джеймс медленно опустился у двери на корточки и задумался. Работа его мыслей походила на перестрелку — кровавую и беспощадную, а подкрепление не заставляло себя ждать. Война внутри не стихала, хотя и казалась более, чем бессмысленной…

Осознав своё бессилие что-либо изменить, Джеймс вышел из корпуса и поплёлся по саду. Несмотря на дыхание зимы, погода была тёплая и солнечная, контрастируя с состоянием в душе. Там внутри не хватало солнца, не хватало сил… Снега и льды покрыли надежды и ожидания.

— Ты так похож на Кейла перед его отъездом. Такое же озадаченное мировыми проблемами лицо.

— Спасибо за комплимент, — не без усмешки ответил парень, начиная привыкать к своему новому образу.

Саймон Фрединг обошёл своего собеседника и стал напротив него, пытаясь всмотреться в его глаза.

— Я что музейный экспонат?

— Пытаюсь найти в вас черты сходства. Филипп говорит, что ты — его точная копия, не только внешне, а в поведении и даже взгляде. Я считаю иначе. Вы абсолютно не похожи. Но я не отрицаю, что Кейл мог настолько измениться.

— Я уже ничего не отрицаю… Кажется, в миг исчезло всё, на что надеялся.

— Такое бывает. В жизни, если ты активно участвуешь в ней, может произойти целая революция. Мы существуем за счёт перемен, друг мой, — сказал Саймон.

— Что будет с Диком? — перевёл тему Джеймс.

Кашлянув, словно собравшись с мыслями таким образом, старик продолжил:

— Ты взвинченный, словно тебя вот-вот посадят на электрический стул.

— Я на нём сижу уже пару недель точно, — поспешил ответить парень, а потом сделал паузу перед тем как сказать, — даже если я — Кейл Хайлер, я не смогу стать таким бессердечным, каким был раньше.

— Что ж, — обречённо вздохнул доктор, — возможно, перемены всё же неизбежны… Это будет новый этап в современной науке.

Джеймс почувствовал в себе силы действовать дальше, когда вспомнил, что ему не мешало бы встретиться с Кевином. Но Фрединг опередил его поиски словами и сослался на нездоровое состояние капризного сына Филиппа. В итоге парень получил свою дозу лечения и отправился наказанным домой. Теперь не узнать значение тех странных слов, которые прозвучали при их последней встрече. Но возникла одна идея…

Джеймс воспользовался ноутбуком Кейла и попытался отыскать электронный адрес Кевина Гредсона. В хаосе писем было трудно найти нужный электронный адрес, но Джеймсу всё же удалось. Одно сухое малословное письмо всё же завалялось в архиве. Стоит рискнуть.