— Он жив? — разорвал тишину мужской голос.
— Жив, — с безразличным видом ответил Гредсон.
Его глаза были пусты, как и всё внутри. Что-то серьёзно тревожило его, будто некая неведомая болезнь крала силы.
— Вы думаете, это он? — снова прозвучало от того же парня.
Гредсон не спешил с ответом. Ему казалось, что от этих слов может зависеть судьба всех, кто связан правилами беспощадной игры. А точнее, он не знал ответа на этот вопрос. Достав монетку из кармана, словно это была неотъемлемая часть его самого, Гредсон усмехнулся, заметив, как переливается цветами её гладкая поверхность.
— Я пытался понять, но Джеймс ведёт себя слишком противоречиво. Я теряюсь в догадках.
Парень, который являлся гостем доктора, поник. Видимо, ему тоже нужны были ответы. Его взгляд впился в стену напротив, словно там было нечто, способное привлечь внимание. Но это была стена со старинным шкафом — любимой деталью интерьера Гредсона.
Голова повернулась влево — его внимание привлекла небольшая коллекция фотографий из спортивного прошлого хозяина этого кабинета, а также замысловатая картина на самом видном месте, смысл которой, похоже, понятен был только доктору. Парень криво улыбнулся, осознавая своё бессилие перед гнетущей атмосферой интерьера.
— Я так понимаю, ещё долго ждать…
— Терпение всегда даёт свои плоды. Вопрос только в том — те, что нужно или в корне новые.
Парень почувствовал на себе изучающий взгляд.
— Что-то не так?
— Вы так похожи…
Сентиментальная нота была омрачена резким появлением серьёзности на поле битвы правды и лжи. Третье лицо вовсе не внушало доверия: в глазах играла подозрительная радость, но тело было во власти резкости и невыдержанности. Строгий вытянутый нос плохо сочетался с широкими пластинами губ, которые то и дело норовили открыться и прервать и до того неприятную беседу.
— Я не помешал? — разведя руками, произнёс парень лет тридцати, перебрасывая взгляд с незнакомца на Гредсона.
Гредсон не ответил, понимая, что этот язвительный тон был направлен исключительно на привлечение внимания. И продолжил общение с первым собеседником, которого через десять минут и отпустил.
— Порой ты приходишь не вовремя и в образе совершенно невыносимого болвана.
— Я привык к твоим изощрённым замечаниям. Но так как я — твой отпрыск, то тебе стоит задуматься, откуда у меня столь непривлекательные черты характера.
Гредсон нахмурил брови, словно он понятия не имел, откуда такая дерзость, и вопреки законам генетики ей не могло быть места в этом образе.
— Но есть и кое-что хорошее! Так как я твой сын, я унаследовал твой ум и твою проницательность. Ведь Джеймс Баттлер так и не смог ничего вспомнить! Верно?
— Вот теперь ты точно невыносим.
Из горла парня вырвался довольный смешок.
— Ты же знаешь, я переживаю за твоё дело не меньше, чем ты. И я очень хочу, что твой любимчик, Кейл, наконец, объявился.
— Всё ещё злишься?
— На то, что его ты любил больше, чем меня? — произнесла задетая гордость, — ничуть.
А потом он наклонился над столом, и глаза его сверкнули.
— Ты прекрасно знаешь, кто он. Он предатель своей семьи и убийца своего сына. Будешь дальше его выгораживать?
— Имей совесть! — крикнул Гредсон, резко поднявшись с кресла, — если бы не Кейл…
— Что? Если бы не твой дорогой Кейл, то что?
— Мы бы сейчас с тобой не разговаривали, — спокойным тоном ответил доктор и снова опустился в кресло.
…
Полотно света аккуратно ложилось на высохший асфальт. Воздух пронзала тяжёлая свежесть, но Джеймс жадно глотал её, словно странник воду в пустыне. Джеймс поднял глаза к небу, но солнца в нём не было — жёлтое горящее пятно каталось между облаками, словно пряталось от разоблачения.
Парень шёл по дорожке, выложенной камнем и обрамлённой густой травой. Если осмотреться, то можно предположить, что она находилась на заднем дворе за высоким зданием перед самыми скалами. Джеймс неумолимо двигался вперёд, хоть и не знал, куда направляется.
Приятное ощущение не покинуло его даже тогда, когда в душе зародилась тревога. Её словно призвали из царства тьмы, чтобы испортить летнее настроение. И у неё получалось. Джеймс ощущал, как спокойствие улетучивается подобно сказочному эфиру, и внутри поселяется страх. Но чего бояться в прекрасном летнем саду?.. Но было предчувствие непогоды.
Джеймс шагнул дальше. Впереди показалась женская фигура, монотонно взмахивающая кистью в направлении холста.
Кэтрин…
Джеймс хотел помчать быстрее, обнять её, прижать к груди, заверить в том, что скоро всё закончится, но… По всей видимости, ей было не так уж плохо здесь. Она сияла пуще всех цветков в саду, и аромат её тела благоухал сильнее всех запахов.
Джеймс всмотрелся в рождающийся образ на картине. Кучу непонятных линий трудно было назвать частью чего-то целого. Казалось, Кэтрин рисовала просто так, чтобы отвлечься от тревожных мыслей.
— Что это будет? — тихо спросил Джеймс.
Девушка, увидев мужа, улыбнулась.
— Я… я не знаю, что это, — радостно возвестила она, а потом продолжила менее эмоционально, — я столько лет пыталась что-то нарисовать. И всё тщетно.
Джеймс не понял этих слов и, присев рядом с женой, задал ей новый вопрос.
— О чём ты? Ты всегда рисовала прекрасные картины!
— Ты так считаешь?
— Конечно!
Грустный выдох опустошил её грудь.
— Ты редко делал комплименты моим работам. Спасибо. Я пыталась нарисовать что-то общее между нами… Нашу совместную жизнь. Но пустота побеждает.
Джеймс резко вонзил взгляд в рисунок. Пара чёрных линий выстроилась в круг, а внутри стояла жирная чёрная точка. Никакой логики в нарисованном он не увидел, и это вызвало немало подозрений. Что она хотела сказать этим наброском?
— Кэт, я не совсем тебя понимаю…
Девушка встала и сделала несколько шагов вперёд к кусту роз.
— Всё это время я пыталась создать новый мир для нашей семьи — райский уголок для всех, чтобы ты, наконец, изменился и ощутил истинное счастье, — повышенный тон придал разговору неприятный оттенок, казалось, она отгораживается от порывов искренности, — эти линии, эта пустота… Это отражение мира, в котором жила я, будучи с тобой. Я в центре, а вокруг — проблемы и твоё безразличие.
— Это неправда. Я пытался заботиться о тебе.
— Пытался, — перебила она, — может быть.
Джеймс увидел, как краски потекли ручьями по холсту, размазывая очертания аккуратных линий. Дождь ворвался в сад, большие капли опускались на длинное белое платье Кэтрин, «прихлопывая» его к очертаниям тела.
— Нашей семье не суждено увидеть лучшее будущее, — молвила она.
Джеймс только открыл рот, чтобы заверить её в обратном, но образ девушки, как и её стул и мольберт, растворились, превратились в пепел… Молния ударила в дерево, превратив его в горящее пятно. Джеймс шагнул назад, всё ещё ища взором жену, а потом… резкий удар, тело завибрировало, словно пружина, и свалилось без памяти на камни.
…
Джеймс ощутил твёрдость поверхности, к которой «приклеилась» его спина, и попытался пошевелиться. Это было непросто, ведь он пролежал в таком положении довольно долго, и тело совершенно отказывалось повиноваться. Первая мысль, которая пришла ему в голову была о том, что с ним случилось. И ответ был сокрыт в содержимом одного из пузырьков, которое наполнило шприц, вонзившийся в его тело.
Сделав над собой усилие, он всё же поднял себя с кровати. Белые стены вокруг отражали яркий солнечный свет, от которому ему почти пришлось защищаться. Часы показали десять часов утра.
Как ни странно, вокруг было тихо. Ни одна живая душа не слонялась по коридору, и посторонние звуки не тревожили парня. Его нынешнее состояние походило на проявление какого-то странного недуга: голова гудела, как мартеновская печь, плавящая мысли в одну густую массу без формы и смысла, желудок неистово «возмущался такому непристойному обращению», а слабое тело передвигало ноги, словно детали повреждённого механизма.
Он вспомнил, что видел свою жену… Она была прекрасна, как всегда… А потом… Её бледное лицо, ослабевшие руки, туманный взгляд… Он бы отдал полжизни, чтобы снова увидеть её. А потом — ещё половину своего бытия для того, чтобы она была здорова, красива и счастлива, как во втором видении. Только она никуда не должна исчезать… Две противоположности её образа сбили его с толку. Казалось, кровь застыла на его руках, проникла внутрь, смешалась с его внутренностями, отобрала трезвый разум. Он должен выстоять в этом испытании, иначе все дальнейшие усилия не имеют смысла.
В палату парня вошла медсестра. В руках её был поднос с едой: на обед был ароматный овощной суп и гречневая каша с рыбой. Джеймс ощутил явное нежелание принимать какую-либо пищу. Бунта своего желудка он боялся больше, чем голода.
— Вам нужно поесть. Доктор Гредсон позаботился о том, чтобы у вас был лучший рацион.
Джеймс закатил глаза к потолку.
— Скажите его высочеству, что я пресыщен его заботой в край. Другими словами, мне плевать на неё.
Лёгок на помине Филипп появился в дверях, словно шагнул из портала. Но Джеймс даже был рад тому, что, возможно, он услышал о себе много «лестных» слов. В лучах солнечного света его снежно белый халат напоминал одеяние ангела. Джеймс даже усомнился в своём воскрешении — было ли оно? Может быть, он уже на небесах и ждёт суда, который и покажет, кем он был в прошлом на самом деле? Но судя по серьёзному строгому лицу «ангела» можно было сделать вывод, что это самый «ангел», скорее всего «павший».
— Ничего не говорите. Я знаю, зачем вы пришли, — поспешил вставить Джеймс.
Лицо Гредсона не изменилось. Только слегка приподнялась бровь.
— Я не стану на вас давить.
Джеймс не поверил в благие намерения доктора и снова прервал его на полуслове.
— На меня жутко «надавило» одно из ваших якобы лекарств. Сожалею, что вас это расстроило.
— Прекратите язвить, как школьник! — не выдержал доктор и шагнул вперёд.
На лице Гредсона проступило неприкрытое беспокойство. Что же повлияло на доктора, что он потерял привычное спокойствие? Джеймс не мог совладать с собой — всё внутри него ликовало от такого поворота.
— Скажите мне, что я выпил? Комплекс галлюцинаций? Эликсир, отправляющий в прошлое? — спокойней продолжил парень, — мне нужны ответы также, как и вам. И Кэтрин. Ей ведь тоже нужны были ответы?
Напряжение ещё сильнее стиснуло лёгкие. Доктор замер, а глазах заиграл огонёк любопытства.
— Вы поможете ей отыскать их?
— Если вы предоставите мне полную свободу действий. Мне нужен доступ к корпусу «С». Но без вашей помощи я не разберусь в загадках, которые пленили меня.
— Я выполню вашу просьбу.
…
Снова мрачные стены, навевающие мысли о кошмарах, уходящие в бесконечность коридоры, бессонные обитатели подвала… Джеймс уже не реагировал на эту атмосферу, как на нечто, призванное пугать, опустошать, угнетать. Теперь Джеймс врывался в этот мир без особого приглашения, без страха за свою жизнь. С какого-то момента жизнь перестала быть для него чем-то бесценным. Он был уверен — есть цена, которую стоит заплатить жизнью. Например, погибнуть ради спасения невинных… Ради того, чтобы, в конце концов, хотя его жена поняла, что у этой истории есть конец. Перевоплощение озадачило Джеймса. Раньше всё было иначе, он играл, зарабатывал деньги, ездил в отпуск, собирался с друзьями и никогда не задумывался о более высоких ценностях. Это была жизнь, самая обыкновенная во всех её проявлениях, само воплощение эгоизма и желаний получать от жизни только удовольствие.
Эдди посетил друга, спрашивал о Кэтрин. Но Джеймс не знал, что отвечать. Он не знал, что с ней, и как ему вести себя рядом с женой.
— Она обязательно поправится, — произнёс Эдди, и, казалось, он верит в эти слова больше, чем собеседник.
— Рядом с Гредсоном вряд ли. Если только каким-то фантастическим способом я заберу её домой.
— Скоро всё закончится, и мы все отсюда уедем… Что теперь думаешь делать?
— Навещу Дика.
…
Дик Воррен задумчиво всматривался в тусклые страницы книги. Мелкие чёрные буквы были почти не видны со стороны Джеймса, но любопытство брало верх. Каким жанром увлеклась, казалось бы, ничуть не чувственная натура?
Джеймс поздоровался. Дик безразлично взглянул на парня, словно на пустое место. Невидящий взгляд проскользнул мимо и снова спрятался в кипе страниц.
— Не хочешь говорить? Понимаю…
— О чём? — процедил собеседник, — ты ведь уже приходил. И утром твои эмоции казались посдержанней.
Джеймс не скрыл своего удивления.
— Утром я валялся в кровати с жутким отравлением, а в обед едва шевелил ногами!
Дик не реагировал.
— И что же я сказал утром?
Дик оторвался от книги, громко захлопнул её половинки и переключился на непонятный ему разговор. Он не мог понять, откуда такие острые проявления склероза.
— Ты сказал что… — на этом он остановился и почесал затылок, — в общем ты находился в странном состоянии недоумения, спрашивал разное…
— Что именно?
— О нашей прошлой дружбе.
— Тебе явно это причудилось.
— Да я видел тебя также же ясно, как сейчас!
Джеймс выдержал паузу, каждый занялся обдумыванием нелепой ситуации. Джеймс был твёрдо уверен в том, что не мог был в двух местах сразу, а Дик — что старые лекарства произвели новый эффект.
— Хотел спросить, как ты?… Ну и как остальные после того вечера?
— Нормально. Живы, как видишь.
В его голосе не было ни одной нотки сарказма. Джеймс не ожидал такого лёгкого разговора, хотя сам предпочитал откровенность скрытности. Возможно, он и был здесь сегодня утром… Джеймс поверит во что угодно, так как, к своему сожалению, осознал, что всё, что творится в этом месте — сплошная загадка для человеческого разума. Поэтому спорить с Диком более чем бессмысленно.
— Как ты попал сюда? Надрал задницы бездельникам-охранникам? — не удержался от усмешки Дик.
Джеймс набрал в грудь больше воздуха, чтобы произнести то, во что сам с трудом верил.
— У нас договор с Гредсоном.
— Это неудивительно. Между вами всегда существовала связь из бумажек, общих мнений и интересов, — не без попытки укола произнёс парень.
— Он решил, что мне проще будет «узнать себя», заполучив хотя бы часть свободы. Будем считать, это мой шанс. Шанс понять, что же здесь происходит…
— Эй, дружище, ты, правда, думаешь, что тебя здесь обманывают? Что ты хочешь узнать? Ты считаешь, что все вокруг сговорились против тебя, бедняги! А что на самом деле? По правде говоря, ты и так тот, кто ты есть, тебе не нужно ничего знать больше. Люди не меняются. Я в это не верю, — выговорился Дик и присел на холодный сырой пол.
Казалось, его большое крепкое тело не ощущало жгучей прохлады, способной заморозить с головы до ног. По его расслабленной позе можно было заключить, что он сидел на тёплом морском песке и вдыхал свежий воздух.
— Люди меняются.
— Только когда теряют память, — поправил его умозаключения Дик, — но стоит им вспомнить всё, и тогда колесо истории возвращается в своё первоначальное положение.
Джеймс понимал, что обида зарыта глубоко внутри, она управляет его мыслями и словами, и ей не покинуть свою обитель, пока правда не откроет себя. Он присел на корточки у решётки, чтобы чётче видеть лицо собеседника.
— Я знаю, ты ненавидишь меня, но… Я же видел в тебе попытки понять меня. Ты держишь свой гнев на цепи, хотя прекрасно понимаешь, что можешь расправиться со мной прямо сейчас… Что же мешает?
Дик бросил в сторону Джеймса ледяной взгляд. Молчание послужило ответом.
— Я отвечу за тебя, — взял на себя смелость Джеймс, — монстр сумел уберечь человеческое сердце, хоть и потерял былую красоту тела. Может ты и прав, люди не меняются. Ты тому пример.
Дик продолжал молчать. В этом случае молчание не было «знаком согласия». На лице была заметна работа мысли, которая поднимала в нём самые скверные воспоминания. Каждый день о прошлом ему напоминали шрамы, но лицо Джеймса Баттлера напоминало ему о большем.
— Если бы я стал тем монстром, которого из меня старательно делали, ты прав, я бы поступил иначе. Я всего лишь хочу доказать себе, что это не так, — признался Дик, понимая, что не стоило быть столь откровенным с человеком, который может использовать любое слово против него же.
— Я поговорю с Гредсоном, и тебя переведут в палату. Ты не должен сидеть в этой собачьей конуре.
Дик вонзил свой взгляд в Джеймса, словно кинжал, который болезненно поворачивался внутри. Ему явно не пришлась по духу эта идея.
— Мне не нужны подачки! Я останусь здесь, и не нужно говорить о какой-то там заботе!
Джеймс понял, что спорить бесполезно, нужно просто действовать. Дик явно не хотел быть зависимым от «милости» самого безрассудного человека на свете. Он не хотел иметь ничего общего с человеком, убившим своего сына.
— Что случилось с Майклом?
— Он болел менингитом, возникли осложнения, ты пытался найти лекарство от этой болезни, но… твои эксперименты не закончились добром, как сам знаешь.
— Значит, это правда… — без эмоций произнёс Джеймс, едва удерживая горечь внутри.
— И Кэтрин здесь не по своей воле. Я никогда не думал, что ты можешь пожертвовать семьёй ради работы.
— Почему пожертвовать? Я же хотел спасти сына! — возразил Джеймс, тяжело выговорив слово «я».
— Да. Но твои методы были заранее опасными, и спорными в достижении успеха. Ты жил экспериментами, и готов был жертвовать самым дорогим ради новых достижений!
Джеймс не желал продолжать весь этот спор. Но докопаться до истины было важнее душевных переживаний.
— А что случилось с Кэт?
— Я думаю, ты сам это узнаешь, если Гредсон до сих пор не поведал.
Джеймс отрицательно покачал головой. Дик понял, что всё нужно рассказывать с самого начала, но слова застряли в горле. Это была неприятная история.
— Гредсон играет со мной в игру, он не хочет сразу раскрыть мне карты. Пожалуйста, расскажи мне. Это спасёт нас всех, если я буду обладать большим количеством информации.
Дик нехотя продолжил.
— Кэтрин узнала о том, чем ты занимаешься и не одобрила твои методы врачевания. А самым печальным было то, что ты боялся огласки и заточил её в стенах клиники Гредсона. Она была не в себе после смерти сына, и это послужило хорошим предлогом. А там… сам знаешь, что с ней происходит сейчас.
— Она ведь не больна, верно? — боясь ответа спросил парень.
— После смерти Майкла её одолела депрессия, и с тех пор доктора захаживают к ней в палату каждый день. Мне жаль, Джеймс. Я не хотел оказаться тем, кто поведает тебе об этом первым.
— Ты всё правильно сделал. Я должен был знать.
Дик помедлил, но всё же сказал.
— Проследи, если будет возможность, за лекарствами, которыми «пичкают» твою жену. Если тебе это важно.
— Конечно!
— Если среди разноцветных пузырьков будет голубой с серым оттенком… Это может быть опасно.
Джеймс поднялся на второй этаж, его интерьер нисколько не походил на интерьер того места, где он только что был. Коридор, куда он попал походил на длинную комнату — по бокам стояли диваны, а над блестящим белым полом гордо нависали две чудаковатые люстры в виде трёх веток, сплетённых между собой, на концах которых белели ослепительно яркие светящиеся шары. Ветки безвкусно плелись по потолку, вызывая ощущение неухоженного виноградника. И в сочетании со светло-зелёным потолком и желтоватыми стенами, а также двумя высокими растениями у окон люстры казались частью скромного незатейливого сада.
За одной из дверей находилась Кэт… Но Гредсон настоятельно не рекомендовал наносить ей визит, так как для начала ей нужно было немного успокоиться. Пытаясь удержать себя от соблазнительной возможности, Джеймс решил устроить себе экскурсию по зданию. Но для начала всё-таки заглянул в приоткрытую дверь.
Кэтрин восседала на стуле перед окном, свет вливался в комнату и двумя потоками обнимал её стройную талию, визуально делая её ещё тоньше. На холсте был чётко виден чей-то незаконченный портрет: маленькое лицо мальчика. Смех и топот доносились из комнаты. Так называемый Майкл перемещался из одного угла в другой, а Кэтрин уговаривала его успокоиться и сесть, чтобы она могла спокойно продолжить работу над портретом.
Джеймс невольно улыбнулся. Эта сцена тронула его, он даже не ожидал, что появление этого мальчика так повлияет на неё. И это пугает. Этот ребёнок не был тем, кем она его считала, и когда-то разочарование разрушит её влшебный мир.
Филипп вмешался в эти грустные мысли, пытаясь увлечь парня за собой.
— Не стоит себя изводить. И отвлекать её тоже не следует.
Джеймс подчинился и последовал за доктором. Он понимал, что есть шанс увидеть хотя бы чать самого интересного, устрашающего, зловещего… Возможно, они проникнут за кулисы происходящего, чтобы увидеть истинную причину всех страхов и боли.
Гредсон принялся за ответственную работу — помочь Джеймсу понять, где он находится.
— Это лаборатория. Их две: одна на первом этаже, другая здесь. И эта особенная — здесь рождаются самые невероятные открытия и безумные идеи!
Дверь перед ними распахнулась. Такого гостеприимства парень не ожидал, внутри кипела работа, атмосфера напоминала заседание каких-то чиновников — тихая и напряжённая. Гредсону не нужно было утруждаться, чтобы представить публике гостя, по выражениям их лиц можно было сразу догадаться, что они в этом не нуждались. Джеймс почувствовал, что его одолело ощущение неловкости, словно он задолжал этой толпе миллион долларов и забыл, что должен отдать.
— Добрый день, мистер… — и тут один из говорящих запнулся, словно он резко потерял дар речи.
Джеймс неохотно кивнул. Ни одного воспоминания, ни одной ассоциации — ничего не напоминало ему о прошлом. Он был уверен, что видит это место впервые. Гредсон что-то ещё сказал по поводу того, чем заняты его коллеги, и вскоре увёл парня дальше по коридору.
— А это центр хранения биоданных — одно из самых важных отделов клиники. Здесь хранятся извлечённые материалы из ДНК, их мы отправляем в лабораторию, а там мои специалисты трудятся над тем, чтобы выяснить причину заболевания или смастерить вакцину.
— Насколько я помню, это клиника для лечения психических расстройств.
— Верно! — воскликнул собеседник, — но есть одна деталь, о которой ты не помнишь. Это не совсем третий корпус моей клиники, это что-то новое! Это здание для новых исследований, для того, чтобы творить историю в мире медицины!
Неприятный запах «ударил в нос», и парень едва не закачался на месте. Ощущение того, что он был знаком гостю, восстало из мёртвых воспоминаний. Джеймс посмотрел в лицо Гредсону — глаза горели, ликовали, словно он уже представил вниманию парня один из самых невероятных результатов своей работы.
— Мне очень жаль, но я вас не понимаю.
— Это не страшно. Я думаю после того, что ты сегодня увидишь, многое прояснится!
Джеймса пронзила мелкая опустошающая дрожь. Что же он сегодня увидит? Монстров? Зомби? Кентавров? Наверняка, Гредсон подобрал самую шокирующую программу для своего почётного гостя. Самой страшной мыслью оказалась та, в которой Гредсон покажет ему самого безжалостного мутанта и переведёт всю ответственность и вину на парня. Он окажется виновником появления на свет невиданного до этого момента зла и будет мучиться всю оставшуюся жизнь угрызениями совести.
Гредсон свернул и открыл маленький, но обставленный с каким-то необыкновенным вкусом кабинет. Два шкафа окружили небольшой стеклянный столик, на котором лежали шахматы.
— Вы играете? — полюбопытствовал гость.
— Я забыл те времена, когда прикасался к шахматной доске в последний раз, — грустно прокряхтел доктор и закрыл ящик стола, — но Кейл обожал эту игру. Он и был моей компанией.
— Дайте угадаю, Кейл объявил вам мат?
— Он обыграл меня в большем смысле этих слов. Он ушёл.
Джеймс остановил взгляд на лакерованном дереве. Изучающий взор скользил по фигуркам, а в мыслях складывались различные варианты их движения. Он не считал себя любителем этой игры, но в другой ситуации мог бы пропустить партию.
Гредсон сдвинул фигурку с места и поставил на одну из клеток ближе к середине поля. Казалось, вместе с фигуркой двигались его тревожные мысли, словно плыли по реке воспоминаний. Те редкие моменты, когда в нерабочее время они сидели с Кейлом за этим столиком, мерялись опытом в игре и обсуждали важные дела… Это время ушло и оставило только отголоски привычного распорядка, о котором в клинике ещё не позабыто.
— Вы неважно выглядите, — заметил Джеймс, ощутив грустные нотки в голосе доктора, и передвинул фигуру со своей стороны.
— Он был для меня как сын, — Джеймс услышал комментарий в тон новому движению, — мат, мистер Баттлер.
Джеймс оценил свой проигрыш: на последней горизонтали стояла запирающая ладья, а другая поставила мат королю, что в игре носит название линейного мата.
— Ты не сосредоточился на игре, — сказал Гредсон, — но в другой раз мы продолжим.
«Другой раз?» — безмолвно спросил Джеймс. Видимо, Филипп строил далёкие планы на пребывание парня в своей клинике. Они вышли и по просьбе Джеймса направились в помещение, где хранились лекарства, в том числе и те, которые принимала Кэтрин. Сейчас самое время принимать нужные препараты. Гредсон позволил гостю поверить в его благие намерения и честность.
Джеймс посетил склад. Но в отличие от представлений парня оно было больше похоже не на коморку, пропитанную противными запахами, а на ритуальный зал с благовониями. Масса коробочек заполняла полки в таком же количестве, как и пузырьки. Казалось, Джеймс попал в крупнейшую аптеку мира. Свет солнца проникал через тонкие стенки баночек, открывая перламутр содержимого, напоминающего колдовское зелье.
— Эти препараты принимает твоя жена. Успокоительное, трифтазин, снимает бредовые симптомы, бенперидол, как основное лекарственное средство, азалептин, он снимает двигательную активность. Кэтрин часто не может уснуть до самого утра, поэтому я приписал ей этот препарат.
— А что в синем флаконе?
— Это успокоительное. Но другое. Оно снижает активность мозга и позволяет полностью расслабиться. Когда действие препарата проходит, то на смену негативу приходят позитивные мысли. Твоя жена — художник. Я не хотел бы, чтобы болезнь мешала её таланту развиваться. Как сказал Роберт Бертон, спокойный разум излечивает всё. Талант попадает в цель, в которую никто не может попасть, а гений попадает в цель, которую никто не видит. Искусство способно излечить.
— Отлично, моя жена способна в самоизлечению. Теперь мы договоримся? — произнёс парень, переставляя бутылочки на подносе.
— Джеймс, твоя жена должна находиться под наблюдением опытных докторов. А поездка домой только усугубит положение.
— Мат! — воскликнул Джеймс, забрав с подноса один из пузырьков.
Это был тот самый «синий» пузырёк, о котором предупреждал Дик. Джеймс даже не удивился, что он фигурировал среди остальных препаратов. Видимо, во всей этой лечебной композиции было нечто подозрительное.
Гредсон улыбнулся и повелел медсестре отнести лекарства Кэтрин.
— Идёмте, мистер Баттлер, я покажу вам лабораторию по исследованию центральной нервной системы.
— Учёные говорят, что мы используем наш мозг менее, чем на пять процентов. Можете ли вы похвастаться исследованиями нашего чудо-путеводителя?
— Если бы работа мозга была доступна для нашего понимания, мы были бы слишком глупы, чтобы понять, — сказал Филипп, — знаешь, кто сказал эти слова?
— С чего бы мне знать?
— Лайелл Уотсон, биолог и антрополог. Кейл выделял его среди остальных, как одного из мудрейших.
— Я здесь точно ничего не добавлю, — небрежно ответил Джеймс, понимая, что «тарелка», в которой он находится, уж совсем «не та».
Джеймс шёл дальше, точнее ноги сами его несли вперёд. По пути Гредсон презентовал ему названия помещений, некоторых медицинских препаратов, ещё о чём-то болтал. Джеймс слышал его через слово, погружаясь в странную задумчивость.
Вдруг по коридору пронеслась волна громкого крика. Гредсон не стал ничего объяснять, он открыл дверь, и Джеймс смог сам всё увидеть: на кушетке в центре маленькой комнаты безудержно двигалось в разные стороны тело мужчины, его держали за руки и ноги четверо докторов, а пятый проводил какой-то медицинский ритуал. Эти манипуляции оказались довольно простыми: одна рука держала шприц, а вторая крутила рукоятку на аппарате, пытаясь добиться какого-то определённого значения.
— Что с ним? — поинтересовался Джеймс.
— У него болезнь Кройтфельдта-Якоба, поражающая центральную нервную систему. Это, пожалуй, одна из самых редких заболеваний, но и самых тяжёлых. У этого бедняги сильно пострадало зрение, а тело отказалось подчиняться. Это ужасно, не контролировать свои действия. От этой болезни нет лекарства. И это самое печальное.
— Дайте угадаю, вы его ищете?
— Именно. Сейчас мы можем только облегчить симптомы болезни. Но времени осталось мало. Мы даём ему клетриоцептон. Кейл разработал это средство для снижения уровня боли в организме.
Смотреть на беднягу было труднее с каждой минутой, особенно, понимая, что помочь ему невозможно. Джеймс вышел вслед за доктором в коридор.
— А это… это особое изобретение Кейла.
Джеймс остановил взгляд на крепкой мужской фигуре. Она находилась в капсуле, заполненной прозрачной бурлящей жидкостью.
— Кто это?
— Это клон одного из пациентов, который умер от заболевания, которое мы только что обсуждали. В добавок, он болен лейкозом, и ему нудна пересадка костного мозга. Кейл — экспериментатор, поэтому для инъекций использует биоматериал, основанный на модифицированном костном мозге.
— Значит, это уже не костный мозг?
— Нет. Кейлу удалось синтезировать вещество, которое явилось ему достойной заменой. Это лекарство, которое способствует выздоровлению всех систем организма.
— Ничего себе, — подытожил Джеймс.
— Проблема только в том, что запасы этого лекарства приходится постоянно пополнять. Организм использует это вещество в своих целях.
— По-моему, это безумие красть костный мозг у пациентов. Это жестоко! — последовало возмущение.
— Зато скольких людей мы сможем спасти, имея такой чудо-препарат! — воскликнул доктор.
О одной мысли, что раз в какой-то определённый промежуток времени кто-то лишается возможности быть здоровым.
— Для исследований его требуется совсем чуть-чуть. А для инъекций доноры находятся. Не думайте, что я убийца.
Джеймс не стал допрашивать собеседника. Хотя верилось во всё с трудом.
— Дик утверждает, что я навещал его утром, — сменил тему парень, ожидая реакции собеседника.
— Дик много чего утверждает, — послужило ответом, — я бы не воспринимал его бред всерьёз. Он принимает экспериментальное лекарство, возможны побочные эффекты. Полклиники страдает галлюцинациями, Джеймс. Так что это не повод для беспокойств.
Джеймс ограничился только одним вопросом до того момента, как они попали в огромный зал с четырьмя колоннами, которые откололи кусочек интерьера и заключили в нём отражения от мониторов, непрерывно демонстрирующих последние достижения медицинской науки, родившиеся в стенах знаменитой клиники. Джеймс подошёл к одному из мониторов ближе.
— Наши достижения. Кейл хотел, чтобы они творили историю… — прозвучало сзади.
Джеймс неожиданно замер. На одном из мониторов воспроизводилась одна интересная сцена: шприц с огромной иглой входит в грудную область находящегося в сознании человека и вытягивает из грудной кости костный мозг. Джеймс не знал точно, но он догадался, что это не кровь, это костный мозг, так как ничто больше не подходило под описание.
Гредсон заметил заинтересованность парня и решил помочь в познаниях.
— Эндоваскулярная хирургия. Рентгенохирургия, кардиология, — произнёс он и покосился на Джеймса, видимо, в надежде, что тот вспомнить хоть что-нибудь связанное с этими названиями.
Но никаких ассоциаций.
— И что же это означает?
— То, что ты видишь, это пункция грудины — прокол на коже. К шприцу приделана игла Кассирского, она вводится в кость грудной клетки и высасывает костный мозг.
— Зачем?
— Для исследований. Это помогает успешно диагностировать заболевания, а также помогает своевременно их предотвращать, — разъяснил Гредсон, а потом извинился и отошёл ответить на телефонный звонок, — что? Зачем он здесь? Вы сказали ему, что ему нельзя сюда сегодня? Ладно, ждите меня. Я спускаюсь.
Филипп коротко кивнул Джеймсу в знак того, что ему срочно нужно оставить парня и отложить разговор, а после — двинулся в сторону лестницы. Джемс стоял на месте и размышлял над словами доктора. Он понятия не имел, что такое пункция, игла Касперского…. Нет, Каспирского… нет, забыл.
Пока парень вспоминал едва выговариваемые названия, его внимание привлекли большие металлические двери, охарактеризовавшие помещение за ними как мощную неприступную крепость.
— Как мы соскучились за вашими лекциями, мистер Хайлер, — прозвучал голос словно из ниоткуда, и Джеймс резко обернулся.
Заметив на себе удивлённый взгляд, мужчина лет сорока, с короткой смолянистой бородой, затараторил снова:
— Вы меня, наверное, не помните. Я Брендон Колл, работаю здесь всего два года. Слышал, что с вами случилось. Рад, что вам намного лучше.
— И что вы слышали? — задал вопрос Джеймс.
— Что вы попали в аварию. Ходят слухи, что вы потеряли память…
— Это не слухи, — утвердительно произнёс Джеймс.
— Жаль, что вы… — тут он запнулся, — многого не помните. А то вам было бы любопытно увидеть плоды своих последних трудов.
Джеймс приподнял брови.
— Почему же я ничего не помню? Вас помню.
В глазах парня зажёгся огонёк, будто ему была оказана честь каким-то образом приблизиться к своему кумиру. Да, хозяин клиники и впрямь был для него неким подобием кумира. Для человека, который серьёзно устремляет свои взгляды в какую-либо область науки, всегда сравнивает себя с одним из известных учёных. И лишь для одной цели — превзойти его в мастерстве.
— П…помните? — возбуждённо спросил Брендон, — значит, вы снова вернётесь за работу?
— Нуу… возможно. Вы мне покажите то, что я должен увидеть.
Брендон увлёк парня за собой. Они вошли в огромный конференц-зал, где собралось уже немало народу. Видимо, все ждали только Филиппа. Стены зала были окрашены в спокойный светло-розовый цвет, большие окна выходили прямо в сад, который находился за зданием. Плотные красные портьеры придавали немного королевского вида, а огромные люстры снова имели вид разросшихся ветвей виноградника. Смешанный стиль помещения вызвал у парня едва заметную улыбку, видимо, этот интерьер был призван навеять нестандартное мышление. А камин, множество фотографий на стене, две пальмы по бокам напоминали какой-то магический уголок, где собравшиеся призывают бессмертный дух медицинской науки.
Брендону не пришлось рассыпаться в объяснениях, все, словно завороженные, воззрились на появившегося гостя. Некоторые даже приоткрыли рты, а кто-то ожидал, что воскресший из мёртвых Джеймс Баттлер, которого Брендон почему-то назвал мистером Хайлером, скажет что-нибудь по поводу своего возвращения.
Только никто никуда ещё не вернулся.
— Мистер Хайлер, мы рады вас видеть, — женский писклявый голос разрядил обстановку.
— Я тоже рад вас всех видеть, — подыграл толпе Джеймс, — я бы хотел увидеть что-нибудь…. Так сказать, из своих последних работ.
Все молчали, и Брендон решил ответить сам.
— Мы не можем без согласия мистера Гредсона.
— Я думаю, Филипп будет не против, если я смогу вспомнить что-нибудь ещё, — ответил парень тоном, не терпящим возражений.
Брендон что-то едва заметно кивнул толпе, а потом направился куда-то и поманил парня за собой.
— Если мистер Гредсон не станет возражать…
— Это я могу возражать, а не он, — тем же тоном отвечал Джеймс.
Ловушка сработала. Через минуту он был уже внутри таинственного помещения. Снежно белые стены держали в себе прохладу, словно замыкали магическое кольцо льда, внутри которого существовала «параллельная» жизнь.
Пустая комната была заполнена стеклянными контейнерами с человеческими телами. Один из таких контейнеров окружала свита из четырёх колб, в которых медленно искрился светло-зелёный газ. Кто знает, возможно, он служил воздухом для этих существ. В центральном контейнере находился кто-то уже мало похожий на человека: высокий крепкий с буграми мускулов, словно вылепленный скульптором с неким извращёнными вкусом, превращающим любое творение в подобие монстра. Его тело пронизывали вены, выпирающие сильнее, пульсирующие, словно кровь вот-вот хлынет из их тесного вместилища. И только каменное лицо возвращало в реальность — он был не более, чем «моделью» из неживой материи. Обойдя со всех сторон эту «модель», Джеймс осознал мощь современной науки.
— Это экспериментальная модель сверхчеловека. Доктор Гредсон ещё не пробовал управлять им.
— Управлять? — переспросил Джеймс с недоумением, не отрывая взгляда от контейнера.
— Разум — штука неуправляемая, мистер Хайлер. Но вам удалось обхитрить законы природы!
Брендон не говорил, а каждый раз провозглашал свои речи. Если бы Джеймс только что увидел его впервые, то сразу бы сослался на его очевидное помешательство ума.
— Что это? — резко буркнул Брендон, услышал приближающийся с нижних этажей шум, а после вышедший в коридор, чтобы проверить.
Джеймс уловил те же звуки, но выйти не успел. Шум перерос в звуки яростного столкновения, что-то тяжёлое пролетело над головой пригнувшегося Джеймса, и, не успев приземлиться, протаранило одну из стеклянных колб с газом. Словно водяная гладь, газ покрыл пол, а потом медленно стал прилипать к потолку. Джеймс был уже у выхода, когда ноги начали подкашиваться, а глаза стал заполнять туман. Его подхватила чья-та сильная рука, и он, почувствовав опору, принял помощь и вскоре оказался в холле.
…
Глоток холодной воды освежил горло и мысли. Джеймс открыл глаза. Перед собой он увидел Дика: умиротворение на его лице слегка натянуло шрам на лбу, а огонёк в глазах сообщил о хороших мыслях.
— Пей ещё, — настойчиво протянул стакан с водой «шаман».
Джеймс не мог не улыбнуться. Сам от себя не ожидая, он радовался появлению этих людей.
— Я рад, что тебе лучше, — в голосе Дика сквозило воодушевление, — но оставаться здесь опасно. Скоро сюда прибудет Гредсон и объявит эвакуацию.
— А что, собственно, произошло?
— Я снова не удержался и сломал эти грёбанные цепи! — воскликнул Дик и, заметив удивлённый взгляд Джеймса, прибавил, — ну… Я отжимался, и решётка не выдержала напряжения в камере.
«Шаман» тихо усмехнулся. Казалось, что-то не позволяло ему посмеяться вдоволь, видимо, всему была виной его прошлая работа. Это была не просто работа, это был способ жизни.
Настроение Дика подвергало сомнениям его личную трагедию. Либо это экспериментальные лекарства, либо нечто иное, что сам Дик не спешит разглашать. Джеймс всё же рискнул спросить.
— Не зелёные ли пары повлияли на тебя столь позитивно?
— Я не могу пока сказать, — ответил парень, а потом приблизился к нему и почти выдохнул ему в ухо, — но поговорить нужно будет.
Джеймс кивнул, а потом перевёл взгляд на стакан с водой. «Шаман» бессловесно пытался уговорить парня поглотить жидкость.
— «Шаман» колдовал над стаканом ровно три минуты, так что не обижай его, — подтолкнул он парня к тому, чтобы глотнуть снова.
— Не колдовал, а наговаривал.
— Какая разница! — фыркнул Дик, не имея ни малейшего желания вникать в эти «потусторонние» штучки.
— Надо уходить, — произнёс Джеймс, обернувшись.
Помимо шума, который воцарился на этаже и, похоже, во всём корпусе, было ещё кое что, что, по мнению Джеймса, должно привлечь внимание. На этаже показался Гредсон, который также вонзил взгляд в наполовину синее тело, находящееся в контейнере. Жидкость в нём стала бурлить, словно закипать, а веки и пальцы на руках активно зашевелились. На лице Филиппа можно было прочесть, что ему безумно жаль, что всё именно так заканчивается, так как управляемая модель в любую минуту может стать неуправляемой. Только если абстрагироваться от вымыслов и фантастики…
— Ты должен видеть то, что происходит на первом этаже. Скорее! — воскликнул Дик.
Джеймс воспользовался моментом и шмыгнул к лестнице. Дик и «шаман» оказались снова в плену у «стражников», и пока все были заняты своим делом, Джеймс, пропуская под собой пару ступенек, оказался внизу.
Переполох в здании сделал парня почти невидимым, он быстро оказался у самой двери на улицу. Ещё пару шагов — и он окажется на свежем воздухе, то, что нужно сейчас, чтобы окончательно прийти в себя. Туман в глазах начал рассеиваться, солнечный свет, проникающий сквозь окна, забирал напряжение. И тут, словно отражение в зеркале, появилась высокая крепкая фигура с каштановыми волосами, которые окаймляли выразительные черты лица, до боли знакомые нашему герою.
Он замер, словно ведро с ледяной водой опрокинулось ему на голову.
— Ну, привет, — услышал он и наполнил зал ответным молчанием.
Только зарегистрированные и авторизованные пользователи могут оставлять комментарии.
Если вы используете ВКонтакте, Facebook, Twitter, Google или Яндекс, то регистрация займет у вас несколько секунд, а никаких дополнительных логинов и паролей запоминать не потребуется.