Глава 23. Дневник учёного

«… Я долго думал, чему посвятить первую страницу моего дневника. И решил провести честный самоанализ. Казалось, так давно я смотрел в зеркало и возвеличивал или судил самого себя. Я не знаю, как относиться к себе. Многие мои коллеги открыто восхищаются моими талантами, называя меня богом науки. А многие за глаза ненавидят, осуждают, крестясь и страшась, что на трон знания взошёл сам дьявол.

Я и сам не знаю, кто я. Поэтому не могу принять ни похвалу, ни порицания. Я в плену у безликой самооценки, стены которого сжимают меня, будто я растение, которому не дано двигаться.

Кто я?...

Находясь в поисках себя я написал книгу «Ангелы и демоны. Погибель и спасение». Сначала я думал, что описывал тайны медицины, но теперь сомневаюсь в этом. Ложа буквы на бумагу, я находился в состоянии поиска. И, кажется, мне так и не удалось его завершить.

Я всегда отрицал такое понятие, как совесть. Моя жена взывала к ней, будто пытаясь пробудить ото сна, но вскоре поняла, что говорит с пустотой. Она лучше всех относилась ко мне, любила меня, а я… я предал её, предав самым мучительным из методов «лечения». Ах, Анабель…»

Стоп. Анабель?

Джеймс откинулся на спинку кресла, чувствуя, как напряжение покидает его. Писатель не назвал её Кэтрин, чего Джеймс подсознательно боялся, и это уже победа и причина для того, чтобы, наконец, немного восторжествовать. Джеймс продолжил читать.

«… Мне удалось добраться до глубин генетики, изучив методы создания клонов. Майкл — это подтверждение моего успеха. Он — точная копия оригинала».

Майкл? Это тот мальчик, который приходил к Кэтрин? Да, он копия Майкла, хотя было трудно признать это, некая боль просыпалась внутри, словно напоминала о прошлом.

«Но я ещё не достиг совершенства. Меня называют бессердечным монстром за то, что я использую живой материал в своих исследованиях. Да, я признаю, что беру биоматериалы у пациентов. Это чертовски неприятно видеть их лица в этот момент! Но если не они, то кто даст мне то, что мне нужно? Я ищу лекарства от самых тяжёлых форм психических расстройств, а также от неизлечимых заболеваний, которыми занимаются медики всего мира. Проблема не в том, что я хочу быть первым, а в том, что я хочу добиться успеха ради спасения человечества, без вакцины от страшных заболеваний оно обречено. Разве это причина той беспощадности, которую мне приписывают?»

В этот момент в комнате появился Эдди. История о посещении музея его немного позабавила, так как Джеймс в своём рассказе попытался передать все свои эмоции, которые в тот момент возникли.

— Я думал об этом музее. Всё-таки этот парень свихнутый, — прервал тишину Эдди.

— Он просто учёный, человек, пытающийся чего-то добиться.

— Неужто ты его защищаешь? — едва не возмутился друг.

— Я не знаю его. И чтобы осуждать его или хвалить, нужно разобраться, кто предмет спора.

Эдди кивнул и присел напротив друга.

— Я бы не хотел думать о возможных вариантах. Таких людей, как Хайлер, сразу видно.

— Ты так говоришь, будто знаешь его, — ответил Джеймс, заметив беспричинное беспокойство со стороны друга.

— Не хватало ещё!

— Тогда откуда возмущения?

— Потому что мне плохо от одной мысли, что за этой ужасной личностью может скрываться мой лучший друг.

Джеймс думал, что Эдди — единственный, кто может помочь ему разобраться в том, кто есть кто. Но, как оказалось, этот парень понятия не имеет, откуда появился этот непонятный двойник, а Джеймса считает своим другом и известным во всём мире футболистом. Что же заставило его усомниться?

— И ты туда же… — со смесью злости и разочарования произнёс Джеймс, пытаясь найти хоть какое-то оправдание прозвучавшим минуту назад словам.

— Я верю в тебя, Джеймс. Но вспомни, когда мы стали друзьями? Я встретил тебя после этой аварии, с которой всё началось.

— Но ты был так уверен, что я это я… Или ты вспомнил что-нибудь подозрительное?

Эдди не торопился отвечать. Его взгляд приковался к одной едва заметной точке, в которой пересекались солнечные лучи. Возможно, эта задумчивость сможет пролить свет на суть данного вопроса. Но Эдди не знал ни одного ответа.

— Прости меня, Джеймс. Я очень хочу помочь тебе разобраться. Но я тут бессилен.

— Я сам не чувствую в себе сил понять, кто я. Но надежда есть…

— Я просто не могу понять, что мы здесь делаем? Ходим на экскурсии в корпус «С» читаем дневники сумасшедших учёных, питаемся просто отвратительным борщом в этой гадкой столовой? В чём смысл нашего пребывания в этой тюрьме?.. Я хочу домой, — резко встав с кресла, заговорил снова Эдди.

— Я понимаю. Это я виноват в том, что ты сейчас здесь. Мне нужно было лететь одному, — печально признался Джеймс.

— Я хотел помочь тебе, так что не вини себя. В Дублине я бы с ума сошёл, представляя, как тебя здесь пытают. Только я не мог даже предположить, во что мы вляпаемся.

— Мы выберемся отсюда, — положив руку на плечо другу, произнёс Джеймс в отчаянной попытке успокоить и себя, и Эдди.

Ещё никогда разговор между ними не обретал такую непостоянную окраску. Эдди старался всегда поддерживать друга, слыл весельчаком и не обращал на неприятности столь пристальное внимание. Джеймс и Эдди были очень похожи в этом друг на друга, но Джеймс был что ни есть лучшим примером в том, как жить легко, доверяясь лишь призыву «Вперёд». Джеймс лидировал в любой компании и знал, что и когда сказать. Будучи любимцем девушек и знакомым известных и богатых людей в Ирландии, Джеймс считал, что достиг всего на этом свете. А сейчас, пропадая в этом заброшенном месте, как стейк в холодильнике, Джеймс не находит себе места. Его выбросило из привычного жизненного ритма, что может оказаться более убийственным для него, чем бурные ледяные волны океана, оккупировавшего этот пустынный Ларн.

— Вот представь, что Кейл Хайлер — это ты. Разве ты бы стал собирать по всему миру диковинные предметы, пытаясь удивить всех? Ты чувствуешь в себе этот интерес? — Эдди спросил, будто правда интересовался.

— Не знаю. К чему этот вопрос?

— Ну… все эти родильные кресла, кольца против эрекции…

— Давай не будем обсуждать мою эрекцию, — усмехнулся Джеймс и продолжил, — а вот кровать для усмирения я бы хотел обсудить. Я, кажется, уже видел её в комнате Кэтрин. И ещё кое-что… На некоторых экспонатах были написаны числа — один, два, три. Ума не приложу, что бы это значило.

— Надеюсь, тебе показалось, — Эдди сухо ответил, словно был уверен в этом, — а вот цифры… это уже интересно.

— Давай перекусим, — бесцветным тоном рявкнул Джеймс, спеша выйти из своей комнаты.

…

Трудно оставаться спокойным, когда в руках ключ к разгадке важной тайны. Таковым Джеймс считал написанное на страницах дневника, похищенного из кабинета учёного. Чёрным по белому в нём записан опыт, сыгравший немалую роль в том, что происходит сейчас в стенах этой клиники. А также заметно, что писатель, по своей воле или под влиянием особого эмоционального состояния, пытался призвать на помощь откровенность.

По пути в «свою» комнату, Джеймс остановился у огромного окна в коридоре. Свет лился оттуда бесконечным ручьём и, казалось, к призрачному теплу можно прикоснуться. Но там, за стеклом, фальш, подделка оригинала светлой красочной картины — шедевра великого художника, некой высшей силы, имеющей в своём арсенале холст размером со вселенную.

Кэтрин сидела на залитой светом площадке и что-то аккуратно выводила карандашом. Джеймс не мог издали уловить образ, но это и не нужно было — он знал, что его жена творит новый шедевр. Её картины были наполнены чувством, словно их рисовали не руки, а душа. Может, за столько лет неблагополучного брака она просто научилась уходить в себя и искать вдохновение где-то глубоко внутри, куда муж никогда не мог заглянуть…

Девушка повернула голову, её локоны блеснули, а глаза наполнились радостью. Она увидела мужа, стоящего на втором этаже за стеклом, в тени коридора и собственных мыслей. Улыбка коснулась её губ и засияла пламенем надежды, что муж смотрит на неё как на любимую женщину, а не объект исследований.

Джеймс улыбнулся в ответ. Этот разговор улыбками был изящнее слов.

Но, заметив кого-то, девушка отвернулась, словно увидела привидение. Её рука сделала широкий взмах, и на холсте появилась новая линия. Он был готов отдать всё на свете только чтобы увидеть её счастливые глаза, но повторного взгляда не удостоился.

— Прости меня, — прошептали губы.

Гредсон не советовал парню поддаваться чувствам. Кэтрин нужен был покой, чтобы она смогла сосредоточиться на картине. А после приёма лекарств она была слишком чувствительна, словно крохотный нежный механизм, провода которого «оголились».

Джеймс продолжал читать. Сейчас это была его обязанность, в первую очередь, перед женой — помочь себе и ей разобраться. Джеймс вспомнил видение… Кэтрин, держа руку на ране, из которой сочилась кровь, трясущимися губами пыталась донести до мужа глубины своей души — она находилась в поиске… Видимо, она также не знала, был ли Джеймс тем самым человеком, который упрятал её в сумасшедший дом.

«Отдельное слово хочу сказать о своём лучшем друге. Эдгар стал не только одним из лучших моих коллег, но и претендентов на награду «исследователь года». Он помогал мне во всём, даже частично в написании статей. А также его взор не обошёл игру слов в моём шедевре «Ангелы и демоны», после написания которого я иссяк, как писатель, но воскрес, как учёный нового уровня. Я знаю, что внутри меня кроется огромный потенциал, способный сломать научную философию нашего мира.

Ни для кого не секрет, что я всегда искал славы. Да, это громкое слово раздаётся эхом в моей голове, оно, словно резиновый мячик, отбившись от одной стены, влетает в другую. Но, в первую очередь, все мои старания направлены на спасение душ. Я не благороден, но моё человеческое призвание не стоять и смотреть, как исчезает население планеты, погибая в плену неизлечимых недугов, а делать всё возможное для его спасения. Если ты понимаешь, что в твоих силах передвинуть горы, зачем сдерживать себя?»

Гредсон позволил себе немного отвлечь Джеймса от чтения. Во-первых, он предложил занять себя ещё и «Ангелами и демонами», а во-вторых… поговорить о делах насущных. Джеймс, как всегда прибегнул к тактике самозащиты, объявив о том, что успел выжать из прочитанного пользу.

— Мою жену зовут не Анабель, и лучшего друга не Эдгар.

— Это ничего не значит, Джеймс, — спокойно отвечал Гредсон, а с губ почти спадали аргументы отрицания услышанного, и он деловито продолжил, — взятый биоматериал у вас двоих совпадает. А это значит, что кто-то из вас — клон.

Джеймс настолько резко встал с кресла, что почти перевернул его.

— Что? Клон? Вы издеваетесь? Сколько ещё вы будете водить меня за нос? Сначала вы говорите, что уверены в том, что я Кейл Хайлер, а теперь проводите какие-то глупые опыты, чтобы это выяснить! Это бред! И вам не удастся объявить меня сумасшедшим, потому что единственный, кто здесь лишился здравого ума — это вы!

Каждая скула на лице доктора сжалась, а улыбка искривила бледные губы. Его реакция на услышанное была чем-то средним между гневом и безразличием. Вспышка гнева со стороны Джеймса сказала о том, что разум его уже давно понял… Клонирование.

Джеймс отрицал обе мысли — быть Кейлом Хайлером или его клоном. Даже неизвестно, что лучше. Картина происходящего приобретает всё более холодные тона. И вера в счастливый финал всей этой истории таяла, как роса при свете яркого солнца. Казалось, неприязнь, холод волн-убийц проникали сквозь стекло, призывая тучи печальных мыслей. Эти мысли были не просто печальными, они становились дикарями в той местности, где всегда обитала надежда на лучшее. И не просто дикарями, а разрушителями тех прекрасных строений, имеющих твёрдый фундамент. Варварами в мирном поселении…

Бежать… Куда бежать? Что же сказать Кэтрин?.. Сказать, что её муж — клон или человек, безжалостно убивший всё лучшее внутри её сердца? Ни та, ни другая новость не заставит её вернуться к нему. И забыть всё…

Джеймс обхватил лицо руками. Они заметно дрожали, словно небо вот-вот прольёт свои слёзы на едва просохшую землю. Голова раскалывалась, будто кинжал, сотканный из слов Гредсона и безжалостно туда вонзённый, медленно разворачивался.

Тонкая нить молнии, озарив двор золотистым светом, расколола небосвод. В коридоре показалось трое докторов, один из них собирался подхватить надумавшего устелить собой пол Джеймса, но… парень видел чётко и ясно. Белоснежный халат врача стал плащом лжеца и предателя, искусно прятавшего своё истинное лицо.

— Эдди! — заорал, словно раненный зверь, Джеймс, и бросился в погоню.

Он понимал, что это злобные видения зачастили, но сдержать себя в руках он не смог. Нужно было остановить призрака и взглянуть ему в лицо.

Дрожь с рук перебросилась на всё тело, словно какая-то зараза, а голова, словно переполненная коробка, в которой всё громче звенели «разноформные» мысли, трезво мыслила только через раз. Не чувствуя дыхания, но всё ярче ощущая собственный пот, Джеймс ворвался в какой-то кабинет. Дверь ещё минуту извивалась в воздухе после тяжёлого удара, прозвучавшего в тон грозному небу. Туман наполнил помещение, словно едкий дым.

— Скажи мне… Скажи мне, кто я! — снова зарычал Джеймс, ощущая собственную беспомощность.

В ответ только завыл ветер. И эти стоны говорили совсем не о том, что парень хотел услышать.

— Ну же, скажи мне, что я и есть Кейл Хайлер! Я готов принять эту ложь!

Белый халат мелькнул перед ним.

— Как раз ты не готов услышать это.

Услышанное заставило Джеймса распознать голос Эдди. Он звучал не так как всегда: весело и твёрдо. Сейчас он был воплощением осторожности и заботы, словно ангел с неба говорил с ним. Наверное, его целью было обличить все моменты жизни футболиста, которые он вычеркнул из неё без малейшего сожаления.

— Ты врал мне столько времени? Ты — засланец Гредсона!

Прежняя чёткость вернулась зрению, и Джеймс поспешил рассмотреть тот образ, который стоял перед ним. Это был не Эдди.

— Вам плохо, присядьте, я принесу вам лекарство.

— Не буду я принимать никаких пилюль! — рыкнул Джеймс и резко убрал руку доктора со своего плеча.

Видение… Снова видение… В этот раз оно похоже на галлюцинации законченного шизофреника. Отказавшись от успокоительного в виде ароматного чая, который поспешила сварить молодая медсестра, часто наблюдавшая состояние незваного гостя, Джеймс побрёл коридорами в столовую, чтобы попросить стакан воды. Чем отличалась вода в столовой от той, которую ему принесёт медсестра, он уже и сам не знал. Везде одно и то же…

Плевать. Надо просто утолить жажду.

Покинув столовую, Джеймс направился к себе (это выражение он бы никогда не использовал, так что оставим возможные варианты на усмотрение его самого). На сегодня и последующее время, которое потребуется, он запланировал чтение дневника. Но ощущение за спиной чьего-то присутствия заставило Джеймса приостановиться, словно призрак сзади его об этом попросил.

— Какая встреча! — воскликнул голос сзади, совершенно незнакомый, словно вырвавшийся из очередного видения.

Джеймс неохотно повернулся к парню, набивающемуся в собеседники. Образ, оказавшийся перед ним, трудно было назвать знакомым, но лицо было довольно неприятным: мелкие глаза казались прищуренными, словно парень что-то высматривал, острый длинный нос выделялся на фоне вытянутого лица, как пятно, портящее внешний вид опрятной рубашки. Невысокая худощавая фигура, одетая по последнему приказу моды, едва стояла на месте. Одна рука поправляла наушник, свисавший из кармана джинсовых брюк, а вторая демонстративно поправила аккуратно уложенные светло-каштановые волосы, которые топорщились, как сухая, непослушная солома.

— Не узнаёшь меня? — слегка вытянув нижнюю губу, произнёс парень, но не дождавшись ответа, продолжил, — я — Кевин Гредсон, сын твоего…

И тут он запнулся.

— В общем, сам знаешь, кого.

— Я так понимаю, мне положено узнать всех членов семьи Гредсонов, — бесцветные слова послышались в ответ.

— Я вижу, ты не рад этому знакомству. Не страшно…, Кейл. Ты никогда не отличался приветливостью, разве что старательно распинался перед заядлыми учеными старикашками, которые протухли за книгами и докладами.

— Очень полезная информация, — насмешливо бросил в ответ Джеймс.

— Как это? Ты же жить без своей генетики не можешь! Ты уже сам превратился в сумасшедшего.

Джеймс почувствовал, как дрожь в пальцах снова начала беспокоить, нарастая и заставляя терять спокойствие. Тон Кевина был невыносим, казалось, он ненавидел того, с кем говорит.

— Думаешь, будешь снова царствовать? Я сломаю твой престол, и ты больше сможешь восседать на троне! — с ярким пренебрежением произнёс Кевин и толкнул парня в грудь, — ты — монстр!

Через секунду воздух запах кровью, а руки упирались в пол, словно блестящий паркет сам упал на беднягу. Снова ощутив равновесие, Кевин не упустил возможности заглянуть в глаза Джеймсу, полные языков пламени. Джеймс сделал шаг навстречу собеседнику и немного наклонился, чтобы прокомментировать произошедшее.

— Ещё раз назовёшь меня так, твоя рука будет поправлять не наушники в штанах, а вставлять себе рёбра!

Кевин не моргнул и не сказал ни слова на такое заявление, понимая, что имеет дело с самым опасным человеком Ирландии. Аккуратно коснувшись губы салфеткой, он едва заметно вздрогнул от боли, а глаза, полные отпечатков прошлого, красноречиво проводили Джеймса к лестнице.

Попытавшись забыть инцидент возле столовой, Джеймс уселся поудобней, чтобы продолжить начатое…