Глава 18. Кто сеет ветер - пожнёт бурю

— Вы кисло выглядите, — подметил Гредсон, приближаясь к расстроенному парню, оказавшему оперативно выведенным из комнаты его жены.

Взгляд Джеймса остановился на монетке, которую подкидывали и ловили.

— Что вы делаете? — раздражённо буркнул парень.

— Пытаюсь привести вас в чувство.

Нервный смешок прорвался сквозь обиду и бессилие.

— Боюсь, это производит на меня совсем обратный эффект.

— Вы считаете меня лжецом, но… Посудите сами, какая мне выгода вам врать? Я жутко краснею, когда лгу, и сочинитель сказок из меня никакой. Задумайтесь.

Джеймс хотел было рассмеяться, но почувствовав острую колющую боль где-то внутри, был вынужден промолчать и задуматься. Доктор был прав… Зачем ему врать? Но и принять себя другого Джеймс не мог.

— Кто этот мальчик? Это не Майкл, даже не пытайтесь меня в этом уверить!

— Я и не говорю, что он — ваш сын.

— Тогда кто он? — спросил он тоном, не терпящим промедления.

— Он славный, правда? Мне снова придётся признать, что уровень вашего мастерства поднялся до совершенства, Джеймс.

— Опять хотите всё свалить на меня, да? — чувствуя прилив гнева, спросил Джеймс, — хватит обвинять во всём меня! Я понятия не имею, что здесь у вас творится! Отпустите меня, отпустите Кэтрин! В чём она виновата, что вы держите её здесь?

Гредсон кивнул одному из докторов, и тут же трое двинулись на парня. Джеймс «раскусил» их намерения, но бежать было некуда — со всех сторон он был окружён, как жертва. Доктор в последний раз подкинул монетку в воздух, Джеймс поймал её взглядом и… показалось, что время остановилось. Круглый кусочек серебра застыл в воздухе, медленно меняя в нём своё положение. Через минуту монетка беззвучно опустилась на ладонь.

Гредсон сделал выражение лица, будто не получил ответа на свой вопрос, а Джеймса поспешили увести в одно из помещений.

Этого всего не может быть! Это сон!

Увидев, что он оказался внутри чего-то вроде камеры пыток, Джеймс призвал на помощь все свои силы, чтобы освободиться из будущего плена. Гредсон хоть и не сочинитель сказок, но ему всё же удалось превратить реальность в кошмар, который может стать окончанием надежд и началом страданий.

— Пустите меня! — вырывался Джеймс, — вам не удастся сделать это! Вы ещё заплатите за страдания моей жены!

Гредсон показался в помещении и от удивления поднял густую бровь. Джеймса вкинули в кресло, словно ненужный продукт отправили в холодильник, но перед тем, как захлопнуть дверь, задумались — стоит что-то приготовить из этого ингредиента или всё же его выбросить.

— Я не имею ни малейшего отношения к страданиям вашей жены, мистер Баттлер. А сейчас, я полагаю, пришло время кое-что вспомнить…

Понимая, к чему клонит старик, Джеймс резко вскочил с кресла и окинул взглядом кучу пузырьков, стоящих на подносе на столике. Сердце забилось, словно его вот-вот заставят выпить яд.

— Я не собираюсь становиться тем, кого вы хотите видеть!

— Я лишь хочу, чтобы ты стал собой.

Джеймс снова оказался «впечатанным» вглубь кресла. Оно вряд ли было создано для комфортного пребывания в медитации — каждая мышца начинала напрягаться при усилии сесть поудобней. Но проще улететь в космос на венике, чем расслабиться в этом зверином логове.

Джеймс ощутил, как границы свободы сузились, и руки оказались пристёгнутыми к подлокотникам. Он пытался вырваться, а со стороны походил на непослушного ребёнка, которого наказали родители. Ловкие руки медсестры вооружились шприцом, и Джеймс ощутил резкую боль в области предплечья.

— Вы ужасный человек, Филипп. Можете сделать со мной что угодно, но я не буду сотрудничать с вами.

— Посмею усомниться, — проронил Гредсон, излучив мощный поток уверенности в своих словах.

Джеймс хотел было что-то ещё сказать, но слабость одолела каждый кусочек тела…

А лицо Филиппа продолжало оставаться спокойным, морщины разгладились под натиском серьёзности, которая в данный момент стала для него бременем, не позволяющим отпустить бурю эмоций на волю.

Джеймс ощущал лишь небытие, в которое вскоре погрузился, но мысли… они возникали из ниоткуда, будто кто-то поселял их в его голову. Парень с ужасом открыл глаза. Он очнулся в доселе неизвестной ему комнате, которая напомнила ему подвальную клетку. Полумрак стал следствием натянутой на окно плотной ткани цвета спелой сливы, а плотный воздух с примесями медицинских ароматов был неминуемой атмосферой запечатанной коробки, в которой Джеймс проснулся. Какое-то чувство подсказывало ему, что этот мрачный кабинет — часть зловещего корпуса «С». А это неожиданное пробуждение, наверное, часть какого-то кошмара. Внезапно окно распахнулось, и ветер ударился о штору, подняв её под самый потолок, будто она весила столько же, сколько лёгкое покрывало, укрывшее Джеймса.

Парень направился в коридор — длинный и пустой, где звонкое эхо шагов металось между узкими стенами. Он шёл куда-то, сам не зная куда… словно кто-то нашёптывал ему путь. По мере его приближения к одной из двери он слышал, как шум за дверью становился громче. Казалось, там внутри настоящая паника!

Джеймс вошёл внутрь, подхватил падающую жену и вынес из комнаты. Свежий воздух в коридоре наполнил её лёгкие, и она смогла говорить.

— Джеймс…

— Я здесь, милая, — ответил Джеймс, сохраняя спокойствие не смотря на то, что девушка истекала кровью, одна её рука обнимала мужа, а вторая была плотно прижата к области ниже груди.

Джеймс нёс её по коридору, в окнах темнело, и небеса грозились разрыдаться. Тонкие нити молний рассекали сереющее полотно, ветер гладил мокрый песок берегов.

— Опусти меня… Я должна сказать, — простонала девушка, и Джеймс опустил её на пол.

— Прости меня.

— Ты не виноват.

— Я виноват!

— Нет.

Джеймс хотел многое сказать, но слова застыли в нём, словно кусочки льда.

— Не суди меня строго… Я… я просто хотела знать.

— Что знать?

— Знать, что ты не при чём…

Джеймс почти ничего не понимал, его рука гладила её живот, собирая слой крови. На заднем фоне замаячило белое пятно, а приблизившись, разделилось на пару безликих докторов.

— Эта участь постигнет нас всех, — лепетала она, будто в бреду, — рождение через смерть.

Джеймс гладил её волосы, жалость разрывала его, просилась наружу, хотела проявиться в каком-то виде помощи, в чуде, способном поднять девушку на ноги.

— Но не смирив себя, нельзя облечься в новую личность…

Веки её глаз порхали, словно крылья раненой бабочки, и образ мужа, нависший над ней, на миг приобрёл чёткие очертания.

— Я люблю тебя, — было самым главным, что она должна была сказать, и её губы сомкнулись в безмолвии.

— Нет! Кэт! Не умирай! — кричал во весь голос Джеймс, а потом прозвучало запоздалое признание, — я тоже тебя люблю…

Парень почувствовал, как по щекам потекли горячие слёзы, внутри всё перевернулось, он почти ничего не слышал вокруг, кроме одной прозвучавшей фразы: «Она дышит». Джеймс поднял жену на руки, и звук упавшего предмета заставил его остановиться. На полу лежала маленькая блестящая монетка. Она выпала из кармана Кэтрин.

Джеймс поднял предмет и быстро закинул в карман. Да… это была именно та самая монетка, которая раздражала Джеймса больше самого её обладателя…

Откуда она у Кэтрин?

— Это ты убил её, — услышал он собственный голос.

Небо заволокло тучами, и вот-вот прольёт дождь гнева и боли. Казалось, Джеймс обвинял сам себя в том, что боль завладела им. Мир, который он пытался установить внутри себя, разрушен, а сокровища — надежда и вера — разграблены. Город спокойствия пал.

— Я просил тебя не делать этого, одуматься, начать нормальную жизнь… Но ты не послушался.

Джеймс не мог разобраться, источник звука существует или слова звучат в его голове. Его взор пленил пейзаж на одинокой картине, висящей над его головой. Мутная бессмыслица застыла перед глазами, и Джеймс понял, что окружён со всех сторон тем, что неподвластно неподготовленному разуму.

— Это ты… — обронил Джеймс, чувствуя, что одна его часть осведомлена в том, с кем разговаривает, а вторая остаётся в неведении.

— Я простил тебя давно. Но простишь ли ты себя за то, что сделал?

— Если бы я помнил…

— Ты вспомнишь… когда увидишь меня. Я — твоё наказание и спасение.

Задуматься о том, в чём может быть наказание, а в чём спасение, не было времени. В другом конце коридора показалась фигура парня. Он был невысокого роста, спортивного телосложения, глаза его горели голубым огнём.

— Что с ней?

Джеймс окинул взглядом друга, он был в добром здравии, симпатичен и бодр… Будто того Дика, с которым он познакомился в подвале и вовсе никогда не существовало. Может быть, это призрак из прошлого? Но его голос отличался от того, что говорил.

Впереди им преградил путь появившийся из ниоткуда Филипп Гредсон. Как всегда, он был спокоен, его глаза не выражали ничего, кроме насмешки. А руки, как подобает серьёзной задумчивой позе, были сцеплены замком за спиной.

— Хочешь собственными глазами увидеть плоды своего труда? — провозгласил он, словно с трибуны.

— Я не знал, что всё этим обернётся!

— Зато она знала. И она не простит этого никому из нас… Страшно видеть именно такой финал. А ведь поначалу всё кажется забавой. Но когда сеешь ветер — пожинаешь бурю.

Джеймс пытался не обращать внимания на нравоучения доктора. Порой они были слишком остроумными, и Джеймс старался не принимать их близко к сердцу. Парень продолжал свой путь, искоса наблюдая за тем, как меняется выражение лица стоящего в конце коридора доктора.

Но оно не менялось.

Видимо, ему ужасно хотелось досмотреть до конца эту душещипательную драму, и Джеймса это завидное терпение выводило из себя.

— Ей срочно нужна помощь, — пытался услышать свой голос в шумной толпе Джеймс.

Высокий крепкий доктор с таким же каменным лицом, как у Гредсона, выхватил девушку из его рук, чтобы отнести в палату для оказания помощи. Джеймс взглянул на свои ладони — они были цвета вишнёвого сока, капли крови лениво спадали вниз. На ум приходили только слова мольбы… мольбы за её жизнь… Но так как он почти не знал никаких молитв, то боль сочиняла всё за него.

— Мистер Баттлер, что с вами? — прокричал кто-то над ухом у парня, но он уже ничего не слышал.

— Мистер Баттлер!...