Глава 36. Вспомнить всё

Мелкие снежинки, словно крупа, спускались на землю тяжело и быстро. Джеймс ощущал их удары, словно небеса карали его за тот образ, в который он перевоплотился. Он не принял его, не понял, не прочувствовал, но уже начал жить в нём, словно в новом костюме, который хотелось поскорее скинуть.

Дик пытался задать взглядом как можно больше вопросов, но ответы на них застывали в воздухе как нечто непостигаемое. Джеймс сделал несколько шагов вперёд, словно пытался раструсить негативные мысли, оккупировавшие любые попытки найти выход из сложившейся ситуации. Дик понял, что шоу не будет, Джеймс отступил, боясь чего-то или предвкушая свою собственную победу. Но время играть по чужим правилам окончено, Дик с горечью отвёл взгляд от Джеймса, когда тот дал знак, аннулирующий их договор.

Земля сотряслась, когда Дик разорвал сковывающие его цепи. Металлически кольца ударили по выступающим твёрдым мускулам, и до того израненным, но сегодня он не чувствовал боли. Он уже забыл определение этого слова, она казалась ему воплощением бытия, продолжением чувств и эмоций, слабостью, переросшей в силу. Тающие снежинки оставляли мокрые следы на кровяных пятнах и глубоких царапинах. По двору раздался рык, похожий на стон дикого зверя, которого ранили и оставили в лесу умирать.

Звон от соприкосновения оков с землёй раздался грозовым громом, Дик, не обращая внимания на шок окружающих, помчался на помощь «шаману» и остальным. Он твёрдо решил осуществить придуманный Джеймсом план, и ничто не могло помешать этому. Хватит искать оправдания плену, который поглотил его.

—

На улицу выбежал растерянный Филипп. Не ожидая такого зрелища, он не знал, что сделать в первую очередь. Один Джеймс стоял на месте, спокойно наблюдая и где-то в глубине торжествуя, что, наконец, слаженная система работы клиники дала трещину.

Среди кустов, деревьев, куч осенней безжизненной листвы воцарился хаос. Пятна из белых халатов бегали туда-сюда, пытаясь собрать рассеявшихся по газону пациентов, словно пастухи своих овец. Джеймс, глядя на это сумасшествие, слегка улыбнулся, осознавая свою неспособность вмешаться. Он не мог сдвинуться и с места, казалось, земля заледенела под ногами… Впервые за всё время ему хотелось стоять и смотреть…

Через минуту Джеймс ощутил на себе взгляд Гредсона, прожигающий насквозь. Чего он ждал? Ожидал, что Джеймс, а точнее, теперь Кейл, будет руководить усмирительным процессом? Ему этого меньше всего хотелось. Раз уж время распорядилось освободить всех от лжи, пусть заканчивает своё дело. Дик и многие другие достойны освобождения. Может быть, это лучшее лекарство от оставшихся проблем.

Но было одно препятствие — «стражники» Филиппа стоять на месте не собирались. Но пока что особой активности с их стороны не наблюдалось, они просто созерцали происходящее, и для полного кино не хватало только покорна. Джеймс окинул взором всех вокруг. Внутри нарастал ком какого-то чувства безысходности, от которой он устал и которая его по-прежнему преследует. Будущее явило себя, внесло конкретность в обстоятельства, и осталось только принять её и понять, что делать дальше.

Внутренняя борьба была на этапе завершения. Бороться скоро будет не с чем, враги победили его… Страшно ощущать себя тем, кем ты быть не хочешь.

Анабель это Кэтрин… Джеймс Баттлер — футболист, который превратился в монстра по воле любящего братца… Какие ещё нужны доказательства, что он, её муж, просто безжалостное чудовище, разрушившее собственную семью?

Мысли боролись друг с другом, и кровопролитие этой войны погружало в мрак… Он столько времени боролся на то, что оказалось ошибкой, ложью, пустотой… Как жить с этим дальше? Восседать в кресле учёного, доктора, снова ставить опыты на пациентах, растить монстра в изоляторе и убивать жену? На это он не способен…

Как теперь жить с мыслью о том, кто он на самом деле? Как решиться принять самого себя? Растерянная охрана смотрела то на Джеймса, то на Филиппа в ожидании приказа. Джеймс не хотел вообще ничего приказывать, а Филипп, пытаясь разобраться, что происходит вообще, был слишком занят, чтобы что-то ещё предпринимать.

На площадке у ворот показалась машина Кевина. Джеймс никогда не видел её, но внутри что-то подсказало, кто приехал. Взволнованный не меньше остальных, парень ворвался на территорию клиники и первое, что сделал, решил вызвать Джеймса на откровенный разговор. Джеймс не воспринял его идею, как нечто уместное в данный момент, но был готов выслушать парня в силу своего бездонного безразличия к происходящему…

Лишь одно его волновало сейчас.

— Пусть они уходят! — крикнул Джеймс, и все вокруг обернулись, — это моё последнее слово. Больше никаких зверств.

Гредсон сморщил лицо, и оно покрылось мелкими складками, похожими на жалюзи. Видимо, не это он хотел услышать. И что-то внутри побуждало его восстать против этого решения. «Ненужный» разговор не состоялся, «лишние» слова не прозвучали. Кевин и Джеймс одновременно почувствовали, как чьи-то грубые руки пробрались сзади к их рукам.

— Что происходит, отец? — взвизгнул недовольный Кевин, пытаясь освободиться от оков охраны.

Гредсон стал в круг, словно собирался проводить какой-то ритуал. Его глаза наполнились сожалением, когда он бросил взгляд на сына: ничего родственного, ничего доброго и ни намёка на компромисс. Веяло лишь одержимостью идеей возродить империю жестокости, в которой не было места междоусобным войнам. А от посягателей на благополучие и жизнеспособность данной империи избавляться стоит сразу.

— Ты же знаешь, что это не он, — проронил Кевин, тяжело дыша от того, что тяжеловесный стражник сзади почти «скрутил» ему руки, — хватит изводить себя и остальных.

Гредсон ответил взглядом. «Ты всегда был дураком» просочилось сквозь слова «Не лезь не в своё дело». Горячей отцовской любовью он пылал только к Кейлу, и этот факт неумолимо рушил остатки призрачной семьи.

— Мама просила передать, что ты — худшее, что было в её жизни! — выкрикнул Кевин, стремясь задеть отца за живое.

И у него получилось. Он знал это. Даже когда глаза Филиппа яростно блеснули, замаскировать горечь не вышло. Маска, в которую доктор облёкся, казалась неприступной ледяной крепостью, а внутри всё плавилось от обиды и несбывшихся ожиданий. Сара была для него самым близким и дорогим человеком. Как и Кевин. И оба от него отвернулись. Значит, всё-таки есть за что…

— Что ж, папочка, ты ничего не смог спасти: ни своё дело, ни свою семью, — укорял его дальше сын, — ты панически цепляешься за прошлое, пытаясь превратить его в будущее, которое принесёт всем только страдания. Ты держишься за пустоту, отец… Ты безумнее своих пациентов…

Правда становилась той пулей, которая способная пробить «чугунную» броню, накопленную годами… Казалось, найти в неё брешь невозможно, нечеловеческая выдержка и погружение в науку ограждали мир доктора от эмоциональных вторжений, растлевающих его «сильную» личность.

— Отведите Кевина в мой кабинет, — скомандовал Филипп и перевёл взгляд на Джеймса.

Растерянность взяла верх над определённостью.

— Вы не можете отрицать, что являетесь ужасным отцом, — не смог удержаться от комментариев Джеймс.

— Я не жертвую практичностью ради сентиментальности, мистер Баттлер, — слегка прищурившись, ответил доктор, и тонкие полоски губ изобразили жалкое подобие улыбки, — первым делом работа.

Джеймс прокомментировал его слова в мыслях, но его взгляд выразил даже больше, чем могли передать слова. Гредсон понял всё, что мог услышать в ответ.

— В изолятор! — скомандовал Филипп и удалился, таким образом избежав возможных угрызений совести.

Пока парней вели по нужным местам, их пути неслучайно пересеклись на дороге в корпус «С». Джеймс хотел понять, чего добивается Кевин, а Кевин — сказать то, что не успел.

— Я выполнил уговор, — сказал он так, словно скинул груз с плеч, который нёс долгое время.