31. Вечное возвращение

Не открывая глаз, Елеазар смотрел на звезды, но нет, это были другие звезды. Видел он темный шатер неба, но нет, это иное небо и иной шатер, ибо все это находилось в сердце его, потому что весь мир, что вокруг, жил внутри. Сердце Елеазара плясало от радости. Не было ни звезд, ни неба, ничего. Ушли они. Все прошло сквозь его сердце. Мир жил в нем. И, несмотря на это, душа оказалось легкой, как облако.

Тогда Елеазар встал и ощутил легкость, будто усталость навсегда покинула тело. Он сказал в сердце своем: «Вот это вся воздушность моя, и те, кто хочет быть невесомым, пусть отрывает ноги от земли, выше ноги от земли».

Елеазар начал танцевать.

Чувствовал он степного волка в сердце, одинокого, но единого с миром этим. Алый бутон костра плясал вместе с ним. И вот, когда ритмы пламени, мира этого и сердца Елеазара слились воедино, обрели они рисунок единый, то оглушен был он. Ни звуков ночных — ничего. Всё отошло. Слышался дух музыки, и человек вверялся ему. Что за мелодия у ночного мира? Откуда знать об этом простому человеческому уму, да и уму возвышенному и острому, как пики гор, откуда? Мелодия протекла сквозь сердце в разум и завладела ногами. Кружился и плясал Елеазар, а над ним танцующий бог этого мира колдовал и являл вселенную свою.

Один, ночь опустилась на мир!

Два, великий ночной господин пришел в сердце твое!

Три, Елеазар, ты — степной волк!

Четыре, бутон огня сердце твое!

Пять, звезды в небе зажглись!

Шесть, млечный путь — река молока!

Семь, танцуй, Елеазар!

Восемь, слушай сердце мое!

Девять, новый день — новый бог!

Десять, всё — новое возрожденье!

Одиннадцать, Я — любовь для тебя!

Двенадцать, Я — танцующий бог!

Так дошел счет до двенадцати и увидел Елеазар, что полночь опустилась на мир. Он понял, что танцевал много часов, не чувствуя усталости. Удивился он этому. Затихла музыка в сердце, и вдруг почувствовал он усталость в ногах, но не было для души усталости. Тогда Елеазар сел перед костром, и глядел на него и созерцал суть его. Костер все еще танцевал. «Удивительно, кто же бросал ветки в огонь, чтоб он не погас?» — спросил себя Елеазар, но смог ответить на вопрос.

И было явлено ему второе видение.

Зола и уголь, уголь и зола холодны, подобны они льду, ибо дух вышел из них. Тогда свершилось первое подношение богу. И слышал Елеазар голос, вещавший ему: «Смотри, камни, высекающие искры огня в руках твоих, эти камни — первое подношение богу».

Наносив травы сухой и хворосту, и веток, зажег Елеазар огонь, ибо ночь была холодна и беспредельна.

Смотри, Бог, это первый кумир тебе.

Смотри, вот горит огонь во славу твою.

Смотри, это ты живешь в языках пламени.

Гори, не угасай, ибо ты вечен, костер.

Гори, ибо ты подобен этому миру.

Пляши на ветках сухих.

Сжигай эти ветки сухие,

Ибо смысл мира в огне.

Ветки пылают, но не сгорают.

Ветки горят, но угли тлеют,

Стынут угли твои.

Угли зароем мы в землю.

Угли в земле не теряют силы,

Ибо из земли растут деревья,

Новые деревья растут из земли.

Они станут ветками костра твоего.

Так пляши, гори, мерцай и радуйся,

Ибо ты вечен, огонь.

Так было явлено второе видение.

Елеазар стоял на вершине холма, и начал возноситься в небесный эфир, и зрение ширилось.

Третье видение в эту божественную ночь спустилось к нему.

В видении Елеазар узрел степного волка, который говорил ему, но не словами. Слух уловил лишь дух музыки, вечно витавший в мире.

Слушай то, что я скажу,

Слушай то, что скажу я тебе.

Будет это слово мое

О вечном возвращении.

Говорю я к тебе:

Человек рождается и не знает он,

Что рождался уже.

Говорю я к тебе:

Человек живет и не знает он,

Что жил он уже.

Говорю я к тебе:

Человек умирает и не знает он,

Что умирал он уже.

Говорю я к тебе:

Огонь не рождается и не умирает,

Ибо вечен огонь.

Говорю я к тебе:

Человек не знает, что он — огонь,

Ибо он вечен.

Говорю я к тебе:

Человек рождается, а, значит,

Он уже умер где-то.

Говорю я к тебе:

Человек умирает, а, значит,

Он рождается где-то.

Говорю я к тебе:

Человек живет здесь, а, значит,

Он где-то жил, но там его нет.

Говорю я к тебе:

Человек — огонь мерцающий,

Ибо меркнет он здесь,

Чтобы вспыхнуть там.

Говорю я к тебе:

Читай для себя ты из слов моих,

Что не будет тебя здесь, но

Будешь ты в мире ином,

Ибо мы языки одного

Пламени, что мерцают во Вселенной.

Говорю я к тебе:

И так будет всегда, и тогда

Я к вам вернусь.

Говорю я к тебе:

Вот слова все мои

О вечном возвращении.

Говорю я к тебе:

Не говори, что не увижу я мир,

Но говори, что вернусь.

Говорю я к тебе:

Вот слова все мои

О вечном возвращении,

Прими же дар мой

Из моих мягких лап.

Так сказал степной волк, и Елеазар принял дар из его мягких лап, и слова были будто музыка в ушах, будто дух ее витал везде. Узрел Елеазар, что мириады звезды обратили взоры на него, и обратили взоры на него и луна, и солнце, что были сейчас за горизонтом. С тех самых пор были три видения у Елеазара: Танцующий бог, Вечный огонь и Степной волк.

Много лет странствовал он по миру, храня в сердце эти видения. Был Елезар в городах, и в храмах. Храмы оказывались разными, но что-то общее в них имелось и, путешествуя, он понял, что общего в них. Елеазар заходил в храм и слышал, что шаги гулко отдаются в сводах, и страх нападал на него. Тогда хотел он бежать из храма. Очень трудно справиться с этими страхами. Казался ужас беспричинным, но Елеазар старался его побеждать, ибо хотел понять: «Откуда источник страха?» Источник его был в том, что нет бога. Елеазар заходил в храм и называл имя бога, но не являлся ответ, эхо умирало — вот что его всегда пугало.

Тогда Елеазар сказал в сердце своем: «Бог умер, ибо веха его прошла, но оказалась ложь в речах и в голове моей. Не умер бог. Что же это за бог такой, который может умереть? Лишь мы можем умереть для него. Отсюда ошибка. Поэтому нет бога в ваших храмах. И если был бы я строителем, то пришел бы к вам с киркой увесистой и разрушил храм. И не имелось бы в руках моих святотатства, ибо, что есть в камне холодном? Ничего. Так и в храмах нет бога, он не умер, но его нет здесь. Чего ради беречь камень? Храм ваш — могила для бога. Храм ваш — тризна о нем».

Так Елеазар понял одинаковость храмов, которые строились на земле. Он захотел проповедовать об этом, но удержался, ибо многие и многие любят, чтобы лили им в уши теплый елей, а не кипящее масло.

«Вы, изнеженные ушки, готовы ли обжечься кипящим маслом речей моих? Но молчите, я знаю, какие слова вы зажали в зубах. Ничего я вам говорить не буду. Кто дрожит — прячется в тень, расступитесь непосвященные, — так говорил Елеазар. — Тем же, кто решится на проповедь любую, вот слово мое. Бегите с базарных площадей, ибо нет вам смысла в проповедях на базаре, если даже вы родились там. Нет отечества у проповедников, но есть для него вечная дорога. Вижу в вашем взгляде жажду сказать новь, но остережемся впредь говорить ее сразу. Вернее быть с плющом ядовитым, чем на базаре тщеславия, ибо дух степного волка гонит меня по дорогам. Вернее было бы уснуть сном вечным и видеть сны, и видеть мир этот как сон, но какие сны, если плоть примет могила и покровы чувств земных будут забыты, но дух вечен, ибо дух степного волка гонит меня по дорогам».

Так говорил Елеазар в сердце своем: «Вам стоит бежать с площадей базарных и шагать по путям разным. Там, на дорогах, будете вы встречать людей и будите их, говорите им, проповедуя. Вот что я хотел сказать вам о жажде говорить новь, так говорю вам, желающие проповедовать».

Елеазар прожил во сне своем если не целую жизнь, то несколько полноценных жизней точно. Сны удивительны и гибки для любого ума. Они бывают краткими, бывают длинными. Так что удивительного в том, что в одно сне за несколько часов можно прожить целую жизни, пропитанную духовными свершениями? Не является лишь наша жизнь чьим-то сном? А если не сном, то взглядом, охватывающим пространство и время?

Наступил предутренний час. Новый сон, как победоносный воин, сразил Елеазара. На этот раз он спал сном глубоким настолько, что не было в нем сновидений, а, проснувшись, почувствовал Елеазар легкость в душе и теле.

Пока он спал, костер потух. Словно цветок, закрывающий бутон свой, потух костер. Но Елеазар, что удивительно, не замерз. Возможно, предутренний туман, будто одеялом укрыл его?

Настал день.

Солнце торжествовало высоко, в зените стояло оно.

Так начинался полдень Елеазара: с пробуждения.

Но ждет нас всех земля полуденная, где солнце не ведает закатов и рассветов, ибо полдень есть вечное рождение.

Елеазар осмотрелся и увидел, что всё так же на вершине горы он спал и сказал сам себе не без растерянности и удивления: «Пожалуй, чудо посетило, пока спал, и не одно чудо было, а было их великое множество. Стоит назвать эту гору горой чудес. И раз такое случилось со мной, значит, стоит здесь остаться».

Елеазар долгое время жил рядом с горой чудес.

Когда печаль одиночества заволакивала душу, он нес свое тело на гору чудес, и отпускала печаль.

Когда радость приходила в сердце, то нес он тело на гору чудес, и радость приносила облегчение.

Когда тело и душа хотели большего, то нес он их на гору чудес. И не знал он, кто несет его? Тело ли? Душа ли? Но уходило желание большего на горе чудес. Ибо слово «больше» происходит от слова «боль». Это Елеазар понял в один из дней, когда поднимался на гору чудес.

Кто жаждет больше, чем сам осилит, тот падает в бездну под тяжестью этой.

Когда проповедовать хотел Елеазар, то нес тело на гору чудес и там вещал, голос его звенел и гремел, словно бурный поток воды водопада.

Когда ненавидел Елеазар людей и себя, то нес тело на гору чудес, и тогда смеялся над ненавистью смехом тихим и божественным.

Так много лет Елеазар ходил на гору, и являлась она горой для тела и равниной для души его.

Только там обретал он успокоение, как море находит блаженство свое в штиль после бури. Как гладь морская тогда была душа Елеазара. Отражала она небо.

Так и душа любая, нашедшая успокоение, не прельщается штормами жизни более. Она блаженна, и небо в такой душе видится нам без искажений.

Однажды, гуляя в лесу, Елеазар нашел рядом с горой чудес озерцо. Одним прыжком одолеть можно было его. Он так и поступил: встал у края и прыгнул, и оказался на том берегу. Одним духом и стопой преодолел он озеро. Оно оказалось за спиной. Елеазар обернулся и увидел отражение свое и спросил в сердце своем: «Что же, я — бог, если смог перепрыгнуть озеро? Чтоб одолеть его, не шел по воде, но был над зыбью. Я есть бог? Нет. Я — человек. Но если есть человек, то есть ли не человек? Да. Есть богочеловек. Но кто он? Возможно, я и есть богочеловек? Нет, не богочеловек я. Но тогда кто он? Если бы я назвал себя богочеловеком, то рассмеялся над таким утверждением, потому что в нем только ложь. Человек, говорящий, что он бог — есть детская забава. Смех и шутка, шутка и смех, пустая погремушка в руках ребенка. Но что же есть богочеловек? Богочеловек — есть лед и пламень. Лед разума и пламень души в нем. Богочеловек — есть соль земли. Земля живет им. Богочеловек — есть капля росы и солнце. Ибо он существует в обоих явлениях сразу. Поэтому я не богочеловек. Нет меня в стане его. Есть богочеловек, а я — тетива лука, что натягивает стрелу души к богочеловеку. Я могу быть лишь тетивой тоски по иному берегу, по миру горнему, по заоблачным вершинам, по всему тому, что непостижимо человеческим телом, душой и умом. Поэтому, что остается человеку? Тосковать на этом берегу и ждать. Будьте как натянутая тетива лука, устремляйте стрелу души к богочеловеку».

***

— Это какой-то водопад из грез и гордости.

— Знаешь, Аркус, пророк должен быть гордым, как вершина скалы, иначе, кто его слушать будет?

— Отчасти вы правы. Но я не понял одного. Что есть жизнь человека? Он утверждает, что она чей-то сон. Сон Колыбели?

— Пойми, сон — это тоже метафора. Не стоит понимать слова Елеазар буквально. А если понял буквально, то это только твоя ошибка. Ну, сам рассуди. Кто-то спит, и ему снимся мы. Получается, если он просыпается, сон заканчивается, и мы умираем. Даже не умираем, а исчезаем. Нас не будет существовать ни в какой форме. Я думаю, Елеазар имел в виду другое. Колыбель не грезит нами, она живет нами. Она проживает каждую жизнь, пропускает ее через себя, а для человека прожить множество жизней возможно только во сне. Отсюда и метафора.