30. Седой волк

Елеазар еще не успел покинуть город.

Он проходил по торговой площади и заметил дитя, которое обижали, но все разрешилось благополучно: появилась женщина — мать ребенка — и защитила его. Обидчики сгинули с площади, но дитя все еще плакало, мать успокаивала его. Тогда Елеазар приблизился к семейству и решил успокоить женщину:

— Не плачь, все будет хорошо в жизни твоего ребенка, только надо помнить, что мир не так приветлив к входящему.

— Спасибо тебе, добрый человек, — ответила мать. — Спасибо за слова твои и за участие, но, если мир так жесток к ребенку, что ж, я уничтожу этот мир.

— Но как? — удивился Елеазар. — Да и зачем? В чем смысл такого поступка? Пойми, если ты уничтожишь мир — представь себе это, — то где же будет жить твое дитя?

— Сама создам мир, где моему ребенку будет хорошо.

Елеазар смутился и поэтому ничего не ответил. Речи женщины удивили его, но потом, рассудив, он так сказал в сердце своем: «Что ж, вот ты — женщина, а это — суть твоя». Елеазар отступил от матери, поняв, насколько были его речи глупы.

Рядом же стояли юноши и наблюдали за интересным разговором. Когда он закончился, один из них пошутил:

— Женщина, не говори с ним, ибо он безумен, так как мы были на судилище, и жрецы многое рассказали о нем, о его поступках. То, как он поступил, придя в священное место, поступают лишь безумцы. Поэтому не слушай его. Да и что он может знать о любви?

Елеазар спросил их:

— А вы? Вы, знаете, что такое любовь?

— Что нам в любви? Что ты хочешь сказать этим вопросом?

Елеазар хотел произнести речь, уже были готовы слова слететь с губ, но он остановил себя, вспомнив о храме и чертоге суда. И он сказал в сердце своем: «Воистину люди глупы и недальновидны. Большинство из них, сколько веков бы ни минуло, считают, что любви нет, или она — развлечение. Что вам в любви? Зачем так богохульствовать? Зачем спрашивать и вызнавать? Никогда не спрашивайте, а любите. Я глаголю вам: любите. Вот ты женщина, и вот ты мужчина, что вы хотите друг от друга? Но не думайте об этом. Просто любите».

Порой встречал Елеазар много мужчин и женщин, и дивились глаза его, и смущался ум, ибо не видел он мужчину и женщину, но замечал существо единое. Думал он, что глаза обманывают, а ум изменяет. Ведь тех двоих не мог он разделить, как не старался, ибо каждый был продолжением другого. И если бы спросили: «Где находится центр мира?», Елеазар ответил бы: «Ровно посередине между мужчиной и женщиной».

Елеазар понял, что делать ему в городе нечего. Вряд ли кто готов слушать, да и у него отпало желание беседовать, поэтому, когда солнце дотронулось до линии горизонта, он уже покинул город и шел дорогой поселковой мимо деревень, но устал и решил отдохнуть. Найдя пустую лавку в тени деревьев, Елеазар присел. Вскоре к нему подошел человек, по виду крестьянин, и спросил:

— Позволь, не ошибся ли я? Ты тот самый человек? С площади? И зовут тебя Елеазар? Так? — Елеазар внимательно посмотрел на подошедшего крестьянина. — Да, да, да. Я узнал тебя. Это ты. Но не бойся, я не собираюсь выдать тебя властям. Ничего плохого не задумал. Ты поверь словам моим: я не считаю тебя безумцем, но верю в то, что ты великий мудрец и пророк.

— Что мне в меде речей твоих? — равнодушно вымолвил Елеазар. — Твои слова не приближают меня к богу, да и зачем ты превращаешь меня в камень?

— Я? — удивился крестьянин. — Я не волшебник. Я не умею превращать людей в камни.

— А ты точно был у храма и у чертога суда?

— Да.

— Видел ты камни, которые я держал в руках?

— Да.

Крестьянин всё больше и больше удивлялся, не понимая к чему нужны эти наводящие вопросы.

— Так вот, — продолжил Елеазар. — Не хочу я быть богом. Пусть даже и из вечного камня. Но если ты, представь, камень и бог, то прогоню тебя я с глаз моих прочь и поселю в сердце, чтобы ты пылал в нем. И разрушу кумир твой.

Крестьянин задумался над словами собеседника и решил: «Есть в этих словах своя правда и, кажется, понимаю, на что он намекает. Бог не может быть мертвым камнем, он должен быть живым и теплым, как человеческое сердце».

Крестьянин спросил Елеазара:

— Я устал от жизни. Зло и только зло вижу вокруг. Скажи, что мне делать?

— Делай добро. Ты спросишь, наверно, из чего же его делать? Но если вокруг останется одно зло, то делай добро из зла, ибо не из чего делать.

Крестьянин вновь задумался, но решил больше не донимать Елеазара расспросами. Он покинул его. И Елеазар подумал, что стоит отдохнуть перед дальней дорогой и уснул на лавке, прислонившись к дереву.

И приснился ему странный сон.

Он увидел себя сидящим под дубом, только пустого казана рядом не оказалось, но впереди опять появилось белесое пятно, которое приближалось. Это был волк, только очень необычного вида. В природе таких животных не существовало. Хищник не то чтобы был с белой шерстью, а был он с седыми густыми и длинными волосами. Эта примета резко выделяла волка из всего животного царства, которое знал Елеазар. Было в седине хищника что-то человеческое, что-то животное, что-то неземное, нездешнее и пугающее.

— Здравствуй, друг, — сказал волк, приблизившись.

— Разве мы друзья?

— Да. Почти братья. Ты — брат мой по крови. Ты кровь от крови моей, и плоть от плоти моей. Пойдем со мной.

— Нет, не пойду. Ты не кровь от крови моей, не плоть от плоти моей, ибо мы разные. Ты — мое искушение, но легкой рукой прогоню тебя. Это как паутину смахнуть: раз — и ничего.

Волк не уходил.

Он по-человечьи мотнул головой, не веря в слова, и внимательно посмотрел в глаза Елеазара. Елеазар, изучив голову хищника, отметил про себя, что волос был длинен и, действительно, сед. Густая шапка волос закрывала волчьи уши, и он решил, что животное из-за нее плохо слышит. Тогда Елеазар взял волчью голову и приблизил ее, и шепнул туда, в его спутанные волосы:

— Ты одинок, ибо не любишь людей. А я одинок, ибо люблю их.

Волк высвободил свою голову из ладоней человека и вновь замотал ей, не веря сказанному.

— Нет, Елеазар, ты не такой, как думаешь. Но я еще вернусь. Смотри и слушай в оба.

И хищник убежал. Еще долго Елеазар провожал его взглядом, пока белесое пятно окончательно не растворилось в пространстве сна.

Елеазар очнулся ото сна. И был он светлым и чистым как лучезарное солнце и пошел прочь. И город растворился за его спиной, только не видел он этого.

Елеазар шагал и шагал, стремясь к тому месту, где начался его путь, где взяли его разбойники. Он отыскал пустой казан, пошел на холм и развел на нем костер. К этому времени уже спустилась ночь, и была она тихой, а небо шатром склонялось над миром. Кружение звезд вверху и танец огня внизу. Елеазар видел кружение над головой, слышал шум трав, сидя перед костром. Он закрыл глаза и сделал глубокий вдох и сосредоточился. Слышал Елеазар, как пламя пожирает ветки. Тогда он направил свой слух к огню и выпал из времени и пространства, и зрение его обратилось. Елеазар уснул крепким сном.

***

— Теперь я понял, что вы имели в виду, говоря о волке при первой встрече. — Азарат, улыбнувшись, кивнул. — Но вам что-то известно?

— То, что я знал до тебя, то, что узнал позже… — Азарат задумался. Сомнение тенью пробежало по лицу. — Кажется, то был не седой волк, а Чи.

— Чи? Но обычно оно является в человеческом образе или образе близком к людскому.

— Спроси у Чи.

— Но внутри себя я не нашел ответов.

— Жаль. — Опять долгое молчание Азарата. — В древности у нас было принято, что волк или волчица — символы чего-то хорошего.

— Чего-то хорошего?

— Как хорошая примета.

— Понял.

— Так вот. Могу предположить, что Чи нарядилось в шкуру волка, чтобы войти в доверие к Елеазару, спрятаться за приметой. Но волк — это одинокий хищник, даже если он в стае. Возможно, Чи ближе образ хищника, если не рядится в человека.

— Интересно, как Елеазар почувствовал опасность, если это действительно Чи.

— Например, человек может одеваться в разные наряды, но сути-то он своей не скроет. Она все равно проступит сквозь одежду. Как не рядись, все бесполезно. Видимо, великий пророк понял это. Понял, что нечто опасное прячется под шкурой необычного животного.

— Поэтому Елезар назвал его искушением?

Азарат кивнул.

И всё оказалось на поверхности. Всё ясно. Чи предлагало ему то, что предлагало многим — время, а, значит, бессмертие. Многие захотят жить вечно, но жажда бессмертия не исчерпывается только многими летами. Для человека важно, чтобы эти года были наполнены земным величием и превосходством над всеми. И это Чи могло подарить, только Елеазар не соблазнился. Он ушел недавно от этого, ушел из дома, покинул уют и определенность. Он выбрал путь, который не виден далеко, путь, что скрывается туманом времени. Может, это и есть путь в никуда?

***

— Ваш отец мертв, — начал Сармал. — Теперь вопрос времени…

— Почему вы не обращаетесь ко мне «ваше величество»?

Сармал пристально посмотрел на наследника престола и с удивлением подумал о том, что неужели этот подросток не понимает, что происходит вокруг, что мир изменился, а времени не дать обратный ход?

— Я бы мог сказать «ваше величество», но к этому титулу пришлось бы присовокупить еще несколько слов, которые вам не понравятся. И эти слова «вы низложены».

— Что?

На лице мальчика, именно мальчика, никакой он не мужчина, появилось недоумение, но дело даже не в возрасте, а в понимании происходящего. А случилось так, что никто не сможет поддержать Вертрана XI. Знать разнежена, она превратилась в безликую массу тел, которые только и размышляют над тем, как спасти собственные жизни. На наследника престола им не то чтобы наплевать, они просто не думают в этом направлении. Армия? Армия вышла из-под контроля. Те два офицера, а, возможно, не только они, растлили военный дух. Солдаты не хотят сражаться и умирать за его величество. Сармал это понимал, был рад и не рад этому, потому что слабая армия открывала дорогу врагу — лиргийцам. Странно, что они еще не распробовали вкус легкой победы, не бредят ей и не предвкушают ее. Возможно, слухи оказались правдой и Лиргии мешают ханорцы. Эти южные варвары не дают соседнему королевству сражаться с Вертраном. Никто не хочет вести войну на два фронта.

— Хорошо, — тяжело проговорил Сармал. — Со мной армия. Лучшие ее представители. Простые солдаты не хотят выступать на стороне короля. И я ничего, честно признаюсь, с этим поделать не смогу. — Сармал подошел к окну и развернулся к нему спиной, отчего принц видел лишь темный силуэт старшего посредника. — Со мной все старшие посредники, кроме казненного — Эприна. Пока вы не подписали манифест об отречении от престола, я, так и быть, буду обращаться к вам «ваше величество».

— Но неужели ничего исправить нельзя? — Подросток начал понимать, что случилось.

— Нет, ваше величество. Есть только движение вперед. Обратить назад ничего нельзя.

— Но…

— Могу предложить только два исхода. Поймите, ваше величество, решение принимаю не только я. — Тяжеловесная пауза. — Первое. Вы отрекаетесь от престола и покидаете страну. Вам стоит скрыться в Лиргии. Там правит свой король. Второе. Вы остаетесь на троне формальным правителем. Ваше притязание на абсолютную власть будут ограничены декларацией прав человека.

— Декларацией прав человека? — удивился принц. — Простите, ваше старейшинство, но о правах каких людей вы говорите.

— Всех. В большей степени крестьян и ремесленников.

— Права для черни? Но вы же прекрасно должны понимать, вы же образованный человек, подумайте, права для них это… Это…

— Ваше величество, вы можете рассуждать об этом сколь угодно долго. Я предоставлю вам такую возможность. Дворец окружен солдатами, и вы не покинете его без моего разрешения. Прошу вас сделать выбор в пользу первого или второго варианта.

— Выбор? У меня есть выбор? Но то, что вы предлагаете, является позором для короля в любом случае.

— Словосочетание «позор для короля» теперь не имеет веса и значения, поэтому прошу вас так не думать. Я ведь сказал выше, что времена изменились. Разрешите откланяться.

Сармал отвесил поклон, который уже ничего не значил, и покинул зал приемов.