17. Перед походом

Заламу пришлось вернуться в Гезер. Теперь господин краснодеревщик принял его добродушно, как старого знакомого, но также был пьян и на этот раз весел. Когда они сели за стол Яхим предложил вина. Посредник отказался.

— Хотите оставаться трезвым в пути? — спросил отступник.

— Вы что-то знаете? — удивился Залам.

— Я ничего не знаю. Могу догадаться. Думаете, дурак я? Э, нет, господин посредник, шалите. Я пьян, но умом трезв. Зачем вы вернулись? Лесная Купель.

— Тогда мне проще. Мы хотим предпринять поход до того озера.

— Кто это «мы»? — Яхим, встав в задумчивости, молча налил себе вина кружку и сделал глоток. — Доброго здоровья. — Затем сел.

— Его старейшинство. Его знакомый. Два солдата.

— Солдаты? Целая толпа? Это много для одного озера. А можно обойтись без солдат?

— Нет.

— Кстати, я не дал согласия быть проводником.

Залам было открыл рот, но Яхим поднял ладонь и, рассмеявшись, произнес:

— Да пошутил я, пошутил. Если обсуждаю с вами, святой отец, детали похода, значит, принял предложение. Но придется кое-что попросить взамен.

— Что?

Яхим положил руки на стол, опустил голову и стал рассматривать кружку.

— Оленя. Мне надо проверить один случай.

— Оленя?

— Да, святой отец, или вы не знаете такое животное? С рогами. Быстроногое.

Господин краснодеревщик вновь рассмеялся.

— Вы можете говорить серьезно?

— Когда я был молод, и по глупости написал книгу «Три сути», пришлось странствовать и скрываться от властей светских и духовных. В зрелом возрасте все-таки вернулся в родной Гезер. На удивление город не изменился. Он был таким же, как и много-много лет назад. Таким же мертвецом, воображающим себя живым. Так вот. В молодые годы я служил у одного господина. Он был прожорлив до неприличия. А однажды сказал мне, что съел в один прием целого оленя. Я не видел. Видел только обглоданные оленьи кости.

— Он обманул вас.

— Считаете, господин посредник, здесь кроется обман?

— Да, — раздраженно ответил Залам. Ему надоела болтовня Яхима.

— А это истинная правда, святой отец, — произнес краснодеревщик заплетающимся языком. — Вот как на духу. Было такое дело, было. Тот господин уплел один целого оленя.

— Обман. Да и к чему вы мне этот бред несусветный рассказали?

— К тому, что это не больший обман, чем вера в Двуликого.

— Напились и несете всякую околесицу.

Они замолчали. Яхим осушил кружку. Залам глянул в маленькое окошко и подумал с тоской об Эприне, Аркусе и двух солдатах: «Где же они, скорее бы пришли».

Уже темный бархатный полог расстелился над миром. Стало прохладнее. Появились первые звезды. Светила, словно умытые дождем горели ярче и пронзительней. Почудилось, будто пели они в прохладной выси.

Залам шумно втянул ноздрями воздух. Голова звенела, как пустой чугунок. Воздух в комнате Яхима был тяжелым и смрадным. Мелькнула мысль: а не выйти ли на улицу.

— А, может, и нет никакого озера? — спросил вдруг Залам.

Яхим произнес удивленным тоном:

— Я вас не понимаю, святой отец. Сначала просите быть проводником, а теперь… Лесная Купель существует. Я был там. Не помню, зачем. А! Искал, вроде, особую древесину, но нашел кровавое дерево. У него сок, как кровь.

— Это южный тик. И вы вновь врете. Он произрастает у ханорцев.

Яхим, не слушая Залама, продолжил после короткого молчания:

— То озеро не замерзает зимой. Вода теплая. Вот вам и южное дерево. А вдруг то место — обиталище Двуликого? Там же тепло.

Яхим рассмеялся. Ему последняя фраза показалась удачной шуткой: бог, живущий в теплом озере. Он представил купающегося богача в теплом водоеме. Залам не отреагировал на смех. Он устал слушать сбивчивую речь господина краснодеревщика.

В дверь постучали.

Яхим встал и открыл ее. На пороге стояли четыре человека: Эприн впереди, за его спиной Аркус и двое солдат.

— Мы идем к Лесной Купели, — без приветствия начал старший посредник.

— В ночь? Сейчас? Вот прямо… — Язык Яхима заплетался.

— Нет. Я снял комнату в ближайшей ночлежке. Переночуем, а утром в путь.

Яхим, обернувшись, посмотрел на Залама. Залам встал из-за стола и направился к выходу.

— Ничего с собой не брать, — приказал Эприн краснодеревщику. — Я обо всем побеспокоился. Еда. Теплые вещи. — Яхим кивнул. — Тогда на выход. Залам, погоди надо переговорить с глазу на глаз.

— А вино, можно взять? — спросил краснодеревщик.

Эприн, изучающе осмотрев с головы до ног хозяина комнаты, произнес:

— Вы нам нужны в здравом уме.

Яхим вышел на улицу.

Прикрыв дверь, старший посредник, заговорил:

— Я опять спрашиваю, уж извини. Ты точно пойдешь с нами? Ведь хватило бы и четверых: я, два солдата и проводник.

— Вы пытались отговорить и Аркуса? — Догодался Залам. Эприн кивнул. — Нет. Я иду с вами.

— Аркус считает это существо неизвестным животным. Даже где-то лук раздобыл. — Старший посредник грустно улыбнулся. — Вот только умеет ли он метко стрелять? Ладно, пошли.

Они покинули жилье господина краснодеревщика. Всю дорогу молчали, и только Яхим что-то говорил нечленораздельное и один раз обратился к Эприну:

— А там хорошие условия? В ночлежке?

— Да.

— Постель мягкая? А то не усну.

— Мягкая.

— Нужно выспаться хорошо перед трудной дорогой.

— Выспимся.

— Рано вставать я не желаю.

— Все будет хорошо.

— А я хотел спросить. Почему вы взяли меня в проводники? Лесная Купель не такое уж дремучее место. Я хочу сказать, не только я знаю, где находится озеро.

— Но не каждый согласиться. Суеверия.

— Ерунда все эти суеверия, — мрачно проговорил Яхим и дальше молчал всю дорогу.

Он зря жаловался на плохой сон. Винный дух впился в сознание, что не отпускал до утра. Краснодеревщик порой ворочался и стонал. Сон его был рваным и беспокойным. Он блуждал по внутреннему миру во власти призраков. Ему снились тени, блуждающие по городу. Одна из них преследовала его, пыталась заговорить с ним, и, кажется, рваный рот ее открывался, но ни слов, ни смысла Яхим не смог понять. Как ни вслушивался, ни напрягал зрение во сне, чтобы уловить артикуляцию рваного рта — всё тщетно. Сосредоточиться мешала головная боль. Будто раскаленными ножами царапали ее изнутри. Наконец, ему с трудом удалось разлепить веки. Лишь тьма повсюду, а глаза горели огнем, словно жгучего перца насыпали. Они слезились. Яхим проморгался и сфокусировал взгляд. Он заметил синее пятно справа, которое ползло вверх, но каждый раз срывалось и возвращалось на место. Краснодеревщика затошнило. Яхим прикрыл веки, борясь с рвотным приступом. Скрип двери привлек внимание. Он повернул голову и стал жадно всматриваться. В проеме появился силуэт мужчины. Нет. Не было никакого мужчины. Скрипы были. Это, возможно, хозяин ночлежки бродил, или другие постояльцы просыпались, перевертывались с боку на бок в постелях. Яхим закрыл глаза. Вновь затошнило. Вопреки его воле воображение не подчинилось ему. Он увидел больших неуклюжих насекомых, копошащихся во влажной почве. Краснодеревщик сильно зажмурился, надеясь, что мерзкий призрак сгинет. И он сгинул. Яхим опять увидел ночной Гезер, понял, что блуждает по неосвещенным улицам и встречает на пути теней. Они пытались заговорить с ним, но он ничего не понимал. Один из призраков взял его за плечо и отчетливо произнес: «Пора».

— Пора, Яхим. Вставайте, — сказал Эприн, тряся краснодеревщика за плечо. — Мы собираемся в путь.

Яхим открыл глаза, увидел стоящего перед постелью старшего посредника и сонно проговорил:

— Давно хотел спросить. Что мне за это будет?

— Я заплачу. — И в подтверждении слов Эприн снял с пояса мешочек с монетами и положил на грудь Яхиму.

Яхим, не поднимаясь, расшнуровал его и, вытащил одну монету.

— Ого! Вы заплатили золотом. — Он вернул монету и стянул шнурки мешочка. — Это достойно круга Двуликого. — Яхим сел на постель. — А можно себе оставить?

— Да. Только зачем? В лесу вином не торгуют.

— Понимаете, опасно тащится вглубь леса, к Лесной Купели, а золотишко душу греть будет и не так страшно.

Эприн ничего не ответил. Он собирался уйти, но Яхим спросил:

— Еще вопрос, ваше старейшинство. Можно? Зачем вам, именно вам, туда?

— Историю о крестьянине Барре слышали?

— Нет.

— Тогда не важно. Собирайтесь.

— А другие? Тоже по той же причине?

Эприн устало посмотрел на Яхима и ответил:

— Приведите себя в порядок и выходите на улицу.

Краснодеревщик задумался. Сидя на кровати, он взял в левую руку мешочек с золотыми монетами и рассмотрел его. «Вот это ирония судьбы, — решил он, — я написал книгу “Три сути”, в которой боролся с суевериями и верой в Двуликого, а теперь веду людей к озеру, овеянному суевериями. Смешно». Но было не до смеха. Он заткнул за пояс монеты и встал. Его интересовало, что думал старший посредник, когда молча разглядывал с ног до головы? Сопоставлял Яхима сегодняшнего с книгой «Три сути»? Пытался поверить, что вот этот опустившийся человек и есть автор еретического сочинения? Видимо, он не поверил. Или поверил? Или наплевать Эприну на Яхима? Он ему нужен в качестве проводника, а дальше, как выберутся они из леса, время покажет.

Краснодеревщик вышел на улицу. Все были в сборе. Никто не поприветствовал его, только Аркус произнес:

— Доброе утро.

— Доброе.

Они отправились вдоль улицы, ведущей прочь из города.

— Мне интересно стало, — вновь заговорил Аркус. — Вы — краснодеревщик. Вино не мешает работе?

— Когда работаю, я не пью. Когда не работаю, то пью на деньги, которые заработал. А вот вы, э… Как вас?

— Аркус.

— Зачем вам Лесная Купель?

— Я хочу поймать зверя.

Яхим удивленно поднял брови и вымолвил:

— Оно не зверь. Даже не знаю что или кто. Какой оно зверь, если говорит человеческим языком.

— В южных странах есть пестрые птицы, которые болтают осмысленно человеческими языками, но от этого птицы не становятся людьми.