Глава 8

Бай не спеша поднимался по лестнице, ведущей на его этаж, и прокручивал события, произошедшие сегодня. Ругать себя за то, что сломал преграду, разделяющею его с Дариной, было бессмысленно: сделанного уже не изменить. С другой стороны, в его жизни давно не было таких беззаботных и приятных дней. Бай не испытывал влюбленности, но определенно какие-то теплые чувства к этой девушке начинали зарождаться. Хотя он давно дал себе обещание не обременять себя семьей и обязанностями, которые из этого союза следовали.

*****************************************************

Прошло много лет, прежде чем Бай смог оправиться от предательства любимой. Задолго до знакомства с Лилель, Галенджил заключила союз с дожем горных нокке: их дети должны были вступить в брак, когда вырастут. Но Бай познакомился с суженой, не зная, кто она. В Исале, в вотчине лесных нокке, проходило ежегодное празднование Дня радости. Бай и Хэлл отделились от королевской процессии и первыми прибыли на место. В переливах серебренных и золотистых огней, исходивших от светильников, висевших на деревьях — лесная поляна преобразилась до неузнаваемости. Ночное небо украшали звезды, а лунный свет, пробиваясь сквозь кроны дубов, падал на землю. Вокруг костра уже кружили девушки, чьи головы украшали венки из белого клевера, переплетенные с колокольчиками вьюнка, а мужская часть нокке исполняла для них песню. Бай лишь на секунду отвлекся, а Хэлл успел раствориться в толпе. Вдруг, с боку что-то промелькнуло: фигура, одетая в белое растворилась среди стволов деревьев. Бай, который всегда был настороже: он решил последовать за незнакомцем, но достигнув окраины леса, за которой простиралось озеро замер на месте.

Его взгляду открылась волшебная картина: на песке, у самой кромки воды, стояла ногая девушка. Ее белоснежные волосы, освещаемые лунным светом, словно саван окутали тело. Она сделала шаг, потом второй и в следующую секунду скрылась под водой. Бай тряхнул головой, чтобы избавиться от наваждения, но круги на водной глади говорили, что видение не померещилось. Проходила минута, другая, но она не показывалась. Бай, не мешкая, избавился от верхней жилетки, добежал до озера и прыгнул в воду. Вынырнув в очередной раз, чтобы набрать воздуха в легкие, он услышал смех, напоминавший пение птиц — заливистый и звонкий. Убрав с лица волосы, безвольно липнущие к щекам и закрывавшие глаза, Бай посмотрел на берег. На песке с босыми ногами и мокрыми волосами, лежащими на плече стояла она, облаченная в полупрозрачное серебристое платье. Порывы ветра развевали юбку. Шелковая ткань переливалась в лучах лунного света, превращая незнакомку в эфемерное существо.

Бай мощными гребками приближался к берегу, но когда его ноги коснулись песчаного дна — она покинула берег и растворилась среди поющих свою песнь деревьев. Он чувствовал себя мальчишкой, поражаясь тому, как смог попасться на давно знакомую уловку. И стоя на песке, выжимая рубаху, он рассмеялся. Струйки воды, стекали с волос, устремляясь вниз по спине. Бай повесил рубаху на ближайший сук и надел жилетку. Нагнувшись, он постарался отжать брюки, но попытки были тщетны. Сначала следовало обсохнуть, но тогда он мог пропустить начало торжества, а этого мама бы не простила. А с другой стороны ему очень хотелось увидеть девушку, которая осмелилась подшутить над принцем. Бай знал, что похож на облезлого горка[1], да и Хэлл не упустить возможности поиздеваться, но все же оделся и вернулся на поляну.

На удивленный взгляд матери, он лишь улыбнулся и пожал плечами. Братец уже вовсю потешался, загибаясь от смеха и тыча в него пальцем. Бай встал по правую руку от Галенджил и приготовился слушать ее речь, как взгляд непроизвольно застыл на даме, которая недавно от него сбежала. Больше ни у одной девушки не было серебристого платья из легкого шелка, которое придавало его обладательнице вид предрассветного тумана, стелящегося над землей. Она стояла напротив, в первых рядах и пристально смотрела на него. Ее лицо не выражало эмоций, но яркие песочные глаза светились озорством и весельем. Бай польстился не на ее милое лицо, а на игривый характер и дерзость, которую она проявила при первой встрече. Чуть позже, этим же вечером, мама представила ему будущую невесту. В груди Бая творились невообразимые вещи: сердце поскакало галопом, кровь в жилах стала закипать, приливая к лицу. Впервые, он серьезно задумался о браке.

Шли дни, недели и месяцы, молодые все больше узнавали друг друга. Бай ликовал, когда оказывалось, что они любят одно и то же: ездить на лошадях, путешествовать, даже фехтовать ей нравилось. До свадьбы оставались считанные недели. В один из вечеров Байэлик решил прокатиться на Coacalina, снова почувствовать ветер, бьющий в лицо. Под навесом для лошадей было на удивление оживленно: ржание вперемешку с голосами заставили его замедлить шаг. А в следующую секунду оттуда выехали два всадника и устремились к лесу. В одном из них он узнал Лил: ее зеленый плащ и белоснежные волосы, выбивающиеся из-под капюшона, выдавали невесту. Бай добежал до навеса, сел на скакуна и отправился за таинственной парочкой. Маршрут оказался до боли знакомым: они ехали к тому озеру, где произошла встреча с Лил. Еще на опушке, Байэлик спешился и оставил коня. На ватных ногах он приближался к месту, где, казалось, обрел надежду на счастье. Писклявый голосок внутри кричал: «Не ходи туда. Сделай вид, что ничего не заметил». Но упрямый нрав заставил двигаться дальше. Картина, где Скилан прижимает к себе Лили и целует ее, еще долго стояла перед глазами.

Бая обуяла ярость, которая пеленой накрыла сознание. Он вышел из укрытия. Ошарашенный взгляд Лианы, который резко сменился на вызывающий, стал последней каплей. Байэлик кинулся на соперника, сбивая его с ног. Они боролись, перекатываясь по песку. Скилан не уступал по силе Баю: то один, то другой наносил следующий удар.

— Хватит, — грозный крик нарушил тишину этого таинственного места. — Бай, умей признавать поражение.

В голове Байэлика что-то щелкнуло: он опустил уже занесенную для следующего удара руку и встал на ноги. Скилан сделал то же самое. Лили подбежала к нему и, оторвав кусок платья, стала вытирать кровь с лица любовника. Бай развернулся, ни сказав, ни слова, пошел к месту, где оставил коня. Из рассеченной брови тонкой струйкой стекала кровь, попадая на ресницы, затрудняя обзор. Он вытирал ее тыльной стороной ладони, но не предпринял попытки исцелиться: боль физическая заставляла забыть о душевной. Он скакал вперед, не разбирая дороги. Проходили дни. Жаркие и удушливые сменялись холодными и дождливыми. Байэлик вернулся домой только через неделю, да и то под неусыпным конвоем Ридуса, которому удалось отыскать его в пещере на границе земель горных нокке.

Как обычно, Галенджил все взяла в свои руки. Лилель все ей рассказала, после чего была отослана из Хамина обратно к семье, а Скилана взяли под стражу. Баю было трудно видеть взгляд матери, в котором читалась жалость. Но ее теплые объятья и последующий разговор помог треснуть ледяной корке на сердце. Байэлик долго думал, как поступить с любовником невесты: с одной стороны они оскорбили принца, мужчину, в конце концов, а с другой, возможно он просто не подходил Лилель с самого начала. После нескольких дней терзаний он распорядился организовать свадьбу. В день, когда его холостятская жизнь должна была закончиться, в дубовой роще прошел обряд, связывающий Лил и Скилана. На церемонии бывшая невеста прошептала одними губами:

— Спасибо.

Бай криво усмехнулся и ускакал к любимому месту еще до ее окончания. Перед этим он сказал матери:

— Я никогда не забуду предательства.

— Uuner uman, n’dela no’ta,[2] — вслед произнесла Галенджил.

Его поступок еще больше приблизил лесных и горных нокке к трону. Дожи этих кланов были благодарны принцу за его поступок. Каждый пообещал служить ему и отдать жизнь, если это потребуется.

**************************************************************

Бай пару раз моргнул, прогоняя наваждение, заставившее заныть старую рану. Она давно покрылась коркой, но стоило ковырнуть глубже — кровь снова выступала. Но Дарина другая, она не похожа на Лилель. В ней нет жеманства, притворного кокетства, навящевого флирта. Наоборот, эта особа, всеми доступными средствами, старалась держать его на расстоянии. Бай был уверен: не заговори он с ней в автобусе при первой встречи, девушка вряд ли бы проявила инициативу сама. Но теперь дороги назад нет — их общение продолжится. Возможно, их пути разойдутся навсегда, но последние пять дней путешествия он постарается быть всегда рядом. Бай хотел залечить ее раны, чтобы, вернувшись домой, Дарина начала строить новую жизнь, как и он когда-то.

Утром, когда группа туристов садилась в автобус, Бай решил сменить соседа и присел рядом с Дариной, чем вызвал у нее улыбку.

— Твой «товарищ» тебе не простит смену партнера, — пошутила она.

Вот, именно этой простоты не хватало Байэлику. Ее слова как свежий морской бриз, помогают расслабиться.

— Я думаю, он переживет.

Сегодня Дарина сменила парфюм, от нее пахло свежестью, которую создавала смесь древесной коры и мускуса. Волосы были заплетены в хвост, что вызвало в душе Бая нотку неудовольствия. Так и хотелось сорвать разноцветную резинку и дать густым прядям обрамить лицо. В белой футболке с изображением толстого рыжего кота, она напоминала подростка.

— Это фото домашнего любимца?

Она звонко рассмеялась, но увидев обернувшихся пассажиров автобуса, прикрыла рот рукой.

— Нет, конечно. У бывшего была аллергия, поэтому я была лишена такой радости, — немного помолчав, ответила она и продолжила, — Но в душе я — кошатница.

Дорога к замку Блэр, принадлежащему герцогу Атолл, проходила в обстановке дружеской беседы. Гид уже начал рассказывать о предместьях замка, когда Дарина закончила описывать свой город и вплетать в это подругу Вику. Баю невольно захотелось побывать в Мурманске и познакомится с жизнерадостной особой, которая не боится трудностей.

— Я всегда об этом мечтала, — заворожено сказала Дарина, смотря в окно.

— О чем?

— Побывать в замке, в котором живет герцог.

— Он там не живет, только приезжает на смотр войск. Все остальное время проводит в южной Африке. Ты гида не слушаешь?

— Замолчи. Не порти мои фантазии, — Дарина шикнула, чем вызвала смешок у Бая.

— Ладно, ладно.

— Вон, смотри, — она ткнула пальцем в стекло, оставляя на нем отпечаток, — Ты видишь? — Дарина повернулась, чтобы убедиться: Бай смотрит. — Никогда не видела, чтобы овцы паслись рядом с гусями и лошадьми.

Байэлик делал вид, что наблюдает за происходящим за окном, а сам любовался Дариной. Она была похожа на ребенка, впервые выбравшегося на природу. Ее завораживало абсолютно все. Пару раз она хлопала в ладоши, когда автобус проносился мимо старой церквушки из серого камня и деревни, расположенной вблизи замка. И во всем этом изобилии эмоций не было ни одной фальшивой. Сейчас она была открытой книгой, которую, при желании, мог прочитать каждый и погрузиться в мир чарующих приключений.

Автобус остановился, двери открылись и все, вставая с мест стали продвигаться к выходу. Пару раз Дарина попыталась толкнуть Бая в проход, но тот галантно пропускал путешественников с задних мест.

— Ты что, решил мне весь кайф испортить? Не хочу быть последней и пропустить хоть что-то из рассказа, — на этот раз она была настойчивей.

Байэлик вывалился в проход, падая на соседнее кресло. Дарина не задумываясь, перешагнула через него и быстро пошла к выходу. Он ошарашено смотрел в спину дерзкой девчонке, которая несколько минут назад была барышней, восхищавшейся сельскими видами. Дойдя до конца прохода, когда Бай практически настиг обидчицу, Дарина обернулась и с сожалением выдавила улыбку. Ее глаза говорили: «Прости». И как он мог на нее обидеться после этого?

— Ого, он белый, — было первое, что произнесла она, покинув автобус.

Замок Блэр действительно, в отличие от остальных строений, которые они видели, был белого цвета. Слева от входа, под крышей, покрытой синей черепицей висели часы. К самому замку вела дорожка, вымощенная из камней различной формы, которая сменялась песчаником, утоптанным в землю.

— Ну что ты стоишь? Все уже давно внутри, — сказала Дарина, взяв Байэлика за руку и потянув за собой.

Он оторопело посмотрел на сплетение их пальцев, но не предпринял попытки освободиться от сильной хватки, стремившейся к цели девушки. Тепло ее ладони, бархатистость кожи, ощущаемые всем телом, заставили его сглотнуть, чтобы промочить пересохшее горло. Дарина не отпустила его руку, даже когда они нагнали группу и переходили из одного зала в другой.

Гид тараторил о том, что в этом замке останавливались Мария Стюарт и королева Виктория, а Байэлик только думал о горящем комке, жгущем грудь. «Неужели она этого не чувствует», — проносилось в его голове. Только, когда они вошли в бальный зал, стены которого украшали портреты бывших владельцев герцогской семьи, Дарина отпустила Бай, лишь для того, чтобы он ее сфотографировал на фоне кольчуги. Для большего эффекта она надела на голову корону — единственный предмет, который разрешалось примерить, предварительно распустив волосы. На секунду он представил ее в жемчужном платье из парчи, с золотистой вышивкой виноградной лозы на рукавах, а вместо грамозтской короны, легкий венец, украшенный изумрудом, и застопорился: настолько прекрасно было это видение. Словно Дарина была рождена для того, чтобы носить наряды нокке. Но больше всего его поразила мысль, пронесшаяся в голове: «Она была рождена, чтобы стать его королевой».

— Ну же, Бай. Там уже очередь за короной выстроилась, — эта фраза заставила его нажать на кнопку.

— А я ничего, — рассматривая получившееся фото, констатировала она, а потом подняла взгляд и серьезно сказала, — Если передумаешь быть журналистом, можешь стать фотографом. У тебя получается — поймать момент. Кириллу это никогда не удавалось.

Это имя, слетавшее с ее губ, стало раздражать Байэлика. Еще после вчерашнего разговора ему жутко захотелось познакомиться с мужчиной, который посмел обидеть такую девушку. Но сейчас, гнев был вызван не рыцарским порывом защитить, скорее ревностью. Как бы он не отрицал, но это была именно она.

Остальные два часа они бродили по парку. Зашли в сады Геркулеса, вход в которые открывала статуя этого героя античной истории. Бай останавливался рядом с Дариной когда ей захотелось полюбоваться озером, поросшим кувшинками, а еще возле домика для птиц, которых в этом саду было множество. Небольшое строение, крыша которого была сделана из камыша, находился недалеко от озера. Она присела рядом с ним и сорвала цветок клевера, затем выдернула несколько трубочек и облизала их.

— Сладкий, как в детстве. Хочешь попробовать? — Дарина протянула цветок Байэлику.

— Не стоит.

Она поражалась всему увиденному, но не из-за своей неграмотности или просвещенности, просто окружающая природа делала ее счастливой. Это было заметно по улыбке, не сходившей с лица.

— Я в восторге, — плюхнувшись в кресло, Дарина блаженно закрыла глаза.

— «Ты даже не представляешь», — подумал Бай, присаживаясь рядом.

Туристический автобус увозил их все дальше от прекрасного места уже через час, сельская дорога сменилась автобаном. Прибыв в аэропорт Эдинбурга, пройдя регистрацию на рейс, Бай вместе с Дариной поднялись по трапу в самолет, который должен привести их в Бэлфаст.

После приземления и последующего размещения в гостинице, группа встретилась в холле с гидом, который предложил всем провести свободное время в городе, а экскурсии перенести на завтра. И только Бай собирался сделать Дарине предложение прогуляться по вечернему городу вдвоем, как из ее сумки донесся телефонный звонок. Когда она достала аппарат и посмотрела на экран, между ее бровей пролегла складочка, говорившая о нежелании отвечать. Тем не менее, Дарина нажала кнопку и отошла в сторону. Бай слышал, как менялся тон разговора, но не понимал ни слова — русский ему не довелось выучить. Когда она нажала отбой, о совместной прогулке можно было забыть: не сказав никому ни слова, Дарина ушла по направлению к комнате. Горькое предположение о звонившем, а больше реакция Дарины, заставили Байэлика злиться.

Он с раздражением хлопнул дверью, вдыхая прохладный ирландский воздух. Бай все дальше удалялся от отеля, пытаясь убедить себя, что после окончания путешествия эта девушка покинет его разум и перестанет терзать душу.

[1] Горк — горная кошка, высотой в холке 1,5 метра. Ее характеризуют маленькие, почти незаметные уши и широкая морда.

[2] Uuner uma, n'dela no'ta — еще никому этого не удалось сделать.