Глава 10

Лиана спешилась с лошади возле входа в родовое гнездо. В отличие от нокке, гланурийцы жили под землей: палящие лучи солнца плохо сказывались на их коже, высушивая ее. Только полукровки могли избегать гибельного влияния небесного светила. Поэтому большая часть знати Гланурии любым способом пыталась заполучить в жены одну из нокке. Отец Лианы не был исключением.

Чадж похитил молодую Рупиэль, когда она покинула территорию клана, чтобы собрать цветов на лугу. Долгие годы Рупиэль предпринимала попытки вернуться домой, за что каждый расплачивалась жестокими побоями. И когда сил сопротивляться не осталось, она просто смирилась со своей участью. Рупиэль не смогла родит для Чаджа долгожданного сына. И когда на свет появилась третья дочь, он отослал ее из столицы. К этому времени Лиана из маленькой девочки превратилась в девушку, способную понимать происходящее вокруг. Но рассказы матери никогда не трогали сердце гланурийки, наоборот, она считала родительницу слабой и недостойной отца.

— Amin dele ten’he[1], — как-то сказала Рупиэль.

— Asha seth'lin ma emma harel[2], — ответилаЛиана.

Это был их последний разговор. Отец запретил произносить имя жены, и никто не осмеливался нарушить этот приказ. Лишь маленькие сестрички принцессы то и дело вспоминали маму. Проходили десятилетия, время — как зелье забвения стерло образ хозяйки дома из памяти дочерей.

Чадж во второй раз женился на гланурийке. В этом союзе родилось четверо сыновей. Но из-за своей природы, они были бесполезны для осуществления плана короля Гланурии, который разрабатывался десятилетиями. Зато дочери, рожденные от нокке и воспитанные как гланурийки, могли достичь успеха.

Лиана отдала поводья выбежавшему из дверей слуге. Она ухмыльнулась, увидев его боязливо сжатые плечи и опущенную голову. Такое поведение прислуги было для нее привычней, чем прямой взгляд челяди во дворце Хэлла. Первым делом Лиана пошла в свою комнату, где сменила ненавистное платье на удобную рубаху, брюки, зауженные к низу. Заправила их в сапоги, доходившие до колен. Она потянулась, как кошка, наслаждаясь прикосновением мягкой ткани и кожи к телу. В Гланурии не было четких рамок в одежде, разделяющих мужчин и женщин, что бесконечно радовало Лиану. Потратив несколько минут на то, чтобы заплести волосы в косу, она взглянула в зеркало и довольная внешним видом отправилась в кабинет отца.

Прохлада, царящая в подземных коридорах, приятно действовала на кожу. Чешуйки на ладонях начали переливаться.

— Вернулась, ноккийская шшш-люха, — раздалось из-за каменной колонны, стоящей позади Лианы.

Она остановилась, узнав обладателя шипящего голоса.

— Время тебя не чему не учит, братец? Видимо, давно никто не надирал тебе задницу?

— Шшто ты знаешь жалкая полукровка? Я….

— То, что тебе никогда не выбраться из ямы пока я тебе этого не позволю, — перебила его Лиана, и, не слушая дальнейших ругательств, пошла дальше.

Она знала, что старший из четырех братьев не станет ее преследовать и не причинит зла, боясь гнева отца. Будучи первым ребенком, Лиана была более искусна в бою, чем неизменно пользовалась при случае. Когда мальчишки подросли и им разрешили присоединиться к сестрам, извечным противником Лианы стал Кидат. Поначалу это были шутливые бои на деревянных мечах, сделанных специально для королевских отпрысков, где принцесса всегда выходила победительницей. Со временем в ладони были вложены рукояти настоящих мечей, выплавленных в копях Гланурии, и поединки приобретали другую окраску. И только, когда лезвие Кидата рассекло ее руку чуть ниже плеча, Лиана поняла, как брат ее презирает. Любого другого бросили бы в яму с кипящей лавой за такой проступок, но Кидат удостоился двух месяцев заточения в клетке, подвешенной в главном зале имения. Неудивительно, что после этого он ее возненавидел и, не имея возможности честно побороть Лиану, стал всячески портить жизнь оставшимся сестрам. Именно желание освободить близких, стало важнейшей причиной того, что в скором времени она выйдет замуж за Хэлла.

— Elen ssila lumen omentilmo[3], — сказала Лиана, входя в кабинет Чаджа.

— Creoso, mellonamin[4], — с улыбкой вымолвил отец Лианы.

До этого строгие черты лица Чаджа разгладились, а в глаза промелькнуло что-то похожее на радость встречи. Лиана знала отца не таким, каким он предстает перед окружающими и остальными детьми. Еще в детстве они проводили вместе много времени за изучением старинных преданий, легенд, в которых Гланурийцу были первыми правителями Исалы и настанет время, когда они вернут себе былое величие. Эта мысль настолько глубоко засела в голове маленькой девочки, что став взрослой Лиана не ставила под сомнение ни одно решение отца. Она слышала, как мачеха жаловалась подругам:

— Он с этой полукровкой больше времени проводит, чем с сыновьями. Когда они вместе, все остальные чувствуют себя оторванными ломтями хлеба.

Может у кого-то такие слова вызвали бы обиду, но Лиана гордилась такой близостью с родителем. И когда прислуга покинула кабинет Чаджа, она подбежала к нему и повисла на его широких плечах. Отец ласково прижал ее к себе и поцеловал в лоб. Только сейчас она поняла, как сильно соскучилась по нему.

— Ну, хватит, вдруг кто-то войдет, — Чадж похлопал ее по плечу, а потом нехотя отодвинул. — Присаживайся и рассказывай.

Лиана взглянула на родителя и заметила, что на лице стали проявляться первые признаки старения: некогда гладкая чешуя потрескалась, яркие глаза потускнели, словно их затянуло легкой туманной дымкой. Еще пара десятков лет и он ослепнет — такова участь всех Гланурийцев в старости.

— Время берет свое, — Чадж нарушил молчание, заметив расстроенный взгляд дочери. — Поэтому тебе нужно как можно быстрее стать королевой Исалы. Фелион — это единственное, что сможет продлить мою жизнь и позволит нашему народу, наконец, выползти из-под земли.

— Я знаю это отец. На пути к трону осталась только одна преграда — Байэлик.

— Его то и стоит бояться. Сильный воин, хороший стратег и мудрый правитель.

— Домой он не вернется, Хэлл об этом позаботился.

— Лиана, дочь моя, польза от этого мальчишки — близость к престолу. Как только ты станешь королевой, от него тоже придется избавиться. Надеюсь, ты не влюбилась в жалкого нокке? — Чадж пристально посмотрел в глаза Лианы, пытаясь разглядеть в них ее истинные чувства.

— Конечно, нет.

Впервые она обманула отца и сама удивилась, как легко ей удалось это сделать. Сначала Хэлл был лишь частью задания. Этого могло и не произойти, не случись со старшим братом любовной драмы, из-за которой он решил сторониться близости. План пришлось быстренько перекраивать, вклинивать в него новые фигуры и привлекать к помощи терберийцев: убрать с поля Галенджил, ее преторианцев и наследника престола глануийцамне удалось бы самостоятельно. Тогда то и появился Хэлл — средство для достижения цели. На том приеме она искусно сыграла роль приличной дамы, чтобы привлечь его внимание. Лиана удивилась, что, не прилагая особых усилий, ей удалось заманить принца в свою постель. Раньше она не оценивала свою внешность, для гланурийцев не существовало понятия красоты.

Семью образовывались лишь для того, чтобы воспроизводить потомство. Каждый искал сильного, волевого партнера, чтобы передать детям его гены. Многие пары после рождения пяти, шести детей разъезжались: муж покупал для жены дом, находящийся далеко от него, а детей оставлял при себе. Гланурийкам разрешалось иметь любовников, но не рожать от них. За такой проступок ее могли изгнать в Шокам, королевство, где песка было больше, чем глины в копях Гланурии выжить было невозможно. Поэтому Лиана не стремилась выйти замуж, хотя претендентов было достаточно.

Со временем, отношение Хэлл заставило ее усомниться в семейных устоях, которые с детства прививал отец. Лиане нравилось проводить время с молодым принцем, его внимание, ласковые слова и прикосновения стали приносить радость. Все чаще она подмечала, как начинает улыбаться и в груди становится теплее, когда Хэлл возвращался домой. Ей удалось убедить доверчивого и влюбленного мужчину, что ее цель теперь стала его. Единственной преградой балы его привязанность к семье. С этой проблемой пришлось бороться не один месяц, день за днем закладывать в его мысли ростки сомнения в матери и брате. И пришло время, когда семена проросли, к этому моменту поменялся сам Хэлл. Из робкого, погрязшего в книгах мальчишки он превратился в мужчину с жаждой власти, который устранит любые преграды на своем пути. Именно тогда Лиана призналась себе, что влюбилась в Хэлла. От этого слова отца, словно лезвие, полоснули по сердцу. Долгие годы, проведенные рядом с Чаджем, умело скрывающим свои эмоции, помогли ей сдержаться.

— Хорошо. Тогда не стоит тебе здесь задерживаться. Пора отправляться обратно, — Чадж встал, давая понять, что разговор закончен. Но когда рука Лианы коснулась дверной ручки, сказал, — И убедись, что Байэлик мертв.

— L’narr en gothrim glinuva nuin l’anor[5], — обернувшись, произнесла Лиана, и вышла из кабинета, закрыв за собой дверь.

Пока она шла к комнате сестер в голове роились мысли. Как неугомонные пчелы они перескакивали с одной на другую. Теперь нужно задуматься над собственным планом, а именно как уберечь Хэлла от неминуемой смерти. Поговорив с сестрами и убедившись, что Кидат не сильно им досаждает, а если и предпринимает попытки, то получает достойный отпор, Лиана переоделась и покинула земли Гланурии.

В это время Хэлл стоял у постели матери и с горечью смотрел на ее мертвенно бледное лицо. Он коснулся ее лба: почувствовав исходившее от кожи тепло, вздохнул с облегчением. Она жива — это самое главное. Еще есть время, чтобы придумать разумное объяснение всем своим поступкам, а пока пусть королева отдохнет.

После отъезда Лианы сомнения все чаще посещали Хэлла. Он приходил к матери и часами разговаривал с ней, сомневаясь, что она может его слышать. Но этот ежедневный ритуал помогал ему собраться перед принятием очередного решения.

— Здравствуй, мама. Сегодня будет первой собрание новых дожей. Надеюсь, я не подведу тебя, — он приподнял полог, загораживающий Галенджил, и взял ее за руку.

В дверь постучали, а потом в проеме показалась голова одного из стражников:

— Все уже прибыли.

— Хорошо, — повернувшись, ответил Хэлл.

Он задержался еще на минуту, поправил выбившийся из прически матери локон, глубоко вдохнул и вышел из комнаты.

В зале уже сидели представители кланов, они оживленно переговаривались, но резко замолчали, когда вошел принц-регент. Хэлл видел вопросительные, изумленные, даже настороженные взгляды, направленные на него. Он испытывал волнение, но не давал этому чувству завладеть его разумом. На этой встречи надо решить насущные проблему и убедить дожей поддержать его право на престол, только их признание сможет подавить начавшиеся восстания.

Хэлл проследовал к стулу, стоящему во главе стола. Он был вырезан из белого дуба, его спинка была выполнена в форме двух лепестков тюльпана, прикрывающих плечи сидящего. Устроившись поудобнее, он положил руки на подлокотники и посмотрел на собравшихся, сказав:

— Начнем. Кто хочет высказаться первым?

— Я ваше величество, — с места поднялся дож озерных нокке, — в наши земли вернулись мятежники. Они грабят и разоряют хозяйства.

Взмахом руки, Хэлл дал понять, что на этом выступление окончено. Он встал и, положив ладони на холодную мраморную поверхность стола, сказал:

— Больше нет мятежников. Они такие же, как и мы все — единый народ нокке. И если бы вы поделились с обездоленными пищей, кровом им бы не пришлось прибегать к насилию.

— Но.., — попытался возразить дож лесного клана.

— Я не потерплю возражений. Или вы хотите последовать за вашим предшественником? — Хэлл из подлобья посмотрел на говорившего, заставив его замолчать и вжаться в спинку стула. — Скоро в наши земли прибудут терберийцы и часть копий с алмазами в их собственность. Предупредите своих людей, чтобы не устраивали стычек. Если кого-то будет не устраивать новый порядок вещей, то они могут убираться из Исалы.

— Ты роешь себе могилу Хэлл. Давно ли нектар на губах не обсох. Или гланурийская девка совсем тебе мозги затуманила, — дож горного клана вскочил с места, заставляя стул с грохотом опрокинуться на пол.

Такого выпада Хэлл не ожидал. Он замешкался на несколько секунд, чем и воспользовался возразивший: запрыгнув на стол, за несколько шагов приодалел разделявшее их расстояние. Перед глазами Хэлла мелькнул серебристый клинок, который дож достал из сапога, а потом раздался хлопок, и тело нападавшего растянулось на столе перед ним. По белому мрамору расползалось кровавое пятно и только когда ладоней Хэлла коснулось что-то теплое и липкое он смог оторвать руки. Он смотрел на окровавленные ладони и не мог поверить, что чудом избежал смерти. Только быстрая реакция дожа клана полевых, всадившего клинок в спину нападавшего, спасла ему жизнь.

Руки предательски дрожали. Первый порыв убежать, растаял как предрассветный туман. Если он так поступит, то сам может бежать из Исалы и не возвращаться сюда никогда. Никто не потерпит на троне трусливого слабака. Взяв себя в руки, успокоив вибрирующее как холодец нутро, Хэлл произнес:

— Есть еще желающих напасть на своего короля?

Ответом была тишина, разбавляемая ударами собственного сердца. Вытерев руки о штанины, Хэлл вышел из-за стола и пошел к выходу из зала. Поравнявшись с дожем, спасшим ему жизнь, склонил голову в знак признательности и покинул комнату. Он отказался от предложения принять ванну и отослал, снующую под ногами прислугу, вон. Ноги сами принесли к покоям матушки. Войдя внутрь, Хэлл пригрозил, что убьет любого, кто посмеет помешать ему.

Он подошел к столу, налил в чашу воды из графина, стоявшего рядом. Намочил тряпку, и остервенело, стирал с кожи остатки засохшей крови. Вода из алой, превратилась в багряную, когда его руки стали чистыми. Только тогда Хэлл присел на краешек кровати, где лежала Галенджил и сказал:

— Я пережил первое покушение. Надеюсь, ты этому рада.

[1] Amin dele ten’hе — я беспокоюсь за тебя.

[2] Asha seth'linmaemmaharel — женщина с жидкой кровью, тебе стоит бояться меня.

[3] Elen ssila lumen omentilmo — звезда сияет в час нашей встречи, отец.

[4] Creoso, mellonamin — добро пожаловать домой, дочь моя.

[5] L’narr en gothrim glinuva nuin l’anor — кости наших врагов будут гореть под солнцем, я обещаю.