Глава 31. Вершина Тефриана

— Сьерина Илэн, а что сегодня вы расскажете?

— Леди Илэн, мы же не будем снова решать задачки всё время?

— Сьерина, а когда мы поедем в деревню? Вы нам обещали!

Илэн Феррел не впервые пожалела о том, что добровольно взяла на себя ещё и эту обязанность — вести уроки у маленьких принцев и принцесс, будущей Вершины. Экономистов, от чьих точных расчётов зависело процветание их страны — не меньше, чем от Поля и загадочной силы Чар.

Вообще-то преподавание ей нравилось. Дети оказались умненькие и любознательные — поначалу она не ожидала такого уровня от десятилетних ребятишек. Хотя чему удивляться — тех, кто к науке Вершины не был предназначен от природы, уже перевели в другие классы: осваивать историю, математику, торговлю, устройство машин… занятия полегче экономики. Дети короля, доверенные ему как Главе Семьи, в любом случае станут теми, кто управляет страной, обеспечивает благоденствие и порядок. И хотя всех их учили на совесть, заботясь о том, чтобы образование у них было наилучшее и развивало способности каждого — но всем им с раннего детства внушали: только усердие и знания определяют, как высоко вы окажетесь. Вам многое дано с рождения, но это ещё не значит, что вы уже достигли вершины и заслужили почёт. Чтобы заслужить — надо трудиться. И быть благодарными. Принц и принцесса — лишь слова, обозначающие вашу семью, статус вашего Главы, второго отца. И эти слова вовсе не значат, что вы уже обладаете особыми достоинствами и имеете право на какие-то почести. Нерадивый принц столь же легко может оказаться простым мастером или селянином, как и умный, усердный сын селянина — лордом Вершины. Тем более, что среди вас и так немало сыновей селян, мастеров и служителей.

Но всего этого ей говорить уже не пришлось: детишки прекрасно усвоили свой первый урок ещё до встречи с Илэн, их новой наставницей — не просто сьериной Вершины, а высокой леди из Малого Совета. И первое, с чем ей пришлось столкнуться, — множество любопытных глаз и общий вопрос: сьерина, но зачем же вам Совет? Разве вам там не скучно? Вы не устаёте от решения всяких сложных дел, которыми могли бы заниматься мужчины, они же сильные, им легче?

Илэн и сама иной раз думала, что переложить свои обязанности советника на широкие мужские плечи было бы легче. И вести куда более спокойную и приятную жизнь спутницы своего избранника, заботясь о хозяйстве всего одного дома, а не целой страны, и воспитывая не два десятка детишек, а всего одну дочку.

Судя по тому, что сьерин в Малом Совете было всего три, считая королеву, а в Большом — восемь, две из которых, по прогнозу Илэн, должны были исчезнуть оттуда, едва выберут достойных отцов своим детям, — так считали не только десятилетние ребятишки, но и практически все нормальные женщины Тефриана.

Она вздохнула, смиряясь с тем, что нормальной никак не является, и постучала резной указкой красного дерева по доске, призывая будущих экономистов к порядку. Ученики не сразу, но всё же утихли, расселись по партам, полукружием расставленным вокруг её стола, и с интересом воззрились на наставницу.

— А что вы сами хотели бы узнать у меня?

Этот внезапный вопрос в начале урока явно застал ребятишек врасплох — чего Илэн и добивалась. Ей нравилось заставлять их думать. Потому, собственно, она и напросилась на преподавание, впридачу к множеству прочих дел, не считая этого затянувшегося и похожего на трясину расследования… Когда она видела, как малыши начинают думать, задавать вопросы — не только ей, но главное, себе, — она ощущала словно порыв свежего ветра. И как всегда, стало невыносимо жаль и обидно, что среди этих детишек нет её собственной дочурки… но они ведь всё обсудили и решили, что для ребёнка так лучше. Безопаснее.

Ребята смотрели на неё удивлённо и заинтересованно. Некоторые тихонечко перешёптывались, и это ей тоже нравилось: они её не боялись, они вообще никого не боялись, эти дети Короны, приёмные дочери и сыновья короля. Дети, привыкшие к любви и свободе — и к роскоши дворцов, но в то же время наученные понимать, что всякая свобода даётся ценой труда. А хорошая погода — не повод сбегать с урока.

— Леди Илэн, — вежливо сказал один из мальчиков, Рой, явно выпихнутый выразителем общего мнения в ходе жаркого шёпота в самой оживлённой кучке, сидевшей дальше всего от неё. Она и прежде замечала, что примерные и послушные — далеко не всегда те, кому приходят хорошие мысли, а задиры и нарушители покоя с последних парт зачастую и заставляют учителя гордиться собою… и ими, конечно. Да она и сама когда-то была такой — хулиганистая отчаянная девчонка, драчунья и насмешница, каждой своей повадкой и каждым днём опровергающая глубокое тефрианское убеждение: «Женщины — хрупкие создания, созданные для нежности и красоты, уюта и тепла, чьи души подобны лепесткам арилии и потому нуждаются в защите надёжных сильных мужчин, от природы ни хрупкостью, ни особо тонкой красотой не наделённых».

— Леди Илэн, а вы расскажете о Чар-вэй? Мы знаем, конечно, про Поле, и что они лечат и следят за погодой, но ведь это не всё? Если бы это было всё, то, наверное, они бы не значили так много? А они… ведь главнее нас? Вершины?

— Вы так считаете, сьер Ройен? — мягко спросила Илэн, внимательно глядя мальчику в лицо. Он казался смущённым, но глаз не отвёл.

— Ну… да. Его величество, наш отец, король, он подписывает указы, и новые лорды Звезды и Вершины дают ему клятву верности, но… он слушает Звезду. Верховного магистра и других. Ну, советников из Вершины тоже… только ведь они предлагают. И вправду — советуют. А вэй-лорды говорят уверенно.

— У них есть основания говорить уверенно, не так ли? Они делают реальным то, что мы предлагаем. Не будь вэй-лордов, все наши планы и расчёты оставались бы строчками на листках бумаги, не больше.

В ответ класс негромко загалдел с явно сердитыми интонациями — от удивления до протеста.

— Как же так? — негодующе спросил Рой. — Мы же, ну, экономисты, не просто для себя считаем! Вершина приказывает людям — посадить столько зерна, заготовить столько мяса, заплатить налог… Они же нам обязаны подчиняться. И без всяких вэй-лордов.

Илэн усмехнулась. Вот было бы всё так просто.

— Скажи — вот ветер, к примеру, обязан ли подчиняться тебе? Или дождь? Нет его, а тебе он очень нужен. И не тебе лично, а допустим, нужен урожаю на полях?

Детишки притихли. И на растерявшегося Роя смотрели почти сочувственно.

Но мальчик, к её тайной радости, был орешек крепкий и сдаваться не собирался.

— Не мне, — он упрямо тряхнул головой. — Миледи, но это главное. Ветер и дождь не слушаются каждого, кому для себя что-то там нужно. Но мы же не для себя решаем. И урожай — не для какого-то одного человека. Ведь над одним полем или садом дождик не проливается. Мы — Вершина, экономисты — решаем, как лучше будет для всех. Ну, не мы, — поправился он, слегка краснея: кое-кто из девочек обидно захихикал в ладошки, да и некоторые ребята от них не отставали. — Но мы будем теми, кто решает. Не из головы, не по причуде, а по расчётам. Как правильно. Хорошо для всех. Ведь так?

Илэн кивнула. Заинтересованно ожидая, к чему он клонит.

— Ну вот. — Маленький принц решительно кивнул тоже, явно довольный своими умозаключениями. — И дело не только в вэй-лордах, а в нас всех. Они делают не то, что хотят сами, а правильное и хорошее. И все мы так делаем. Кто что может. Вершина умеет рассчитывать и строить планы, Звезда умеет делать погоду, которая нужна для урожаев, и лечить людей, а ещё они устраивают так, что мы видим других людей, которые далеко от нас, и можем с ними поговорить… если это важно. Я прав, леди Илэн?

— Да, и что же отсюда следует?

— Люди рождаются разными, — морща лоб, сказал мальчик. — И все полезны для чего-то. Так получается само… не потому, что приказал отец… король, — поправился он. — И не потому, что Звезда так захотела. Ведь не все же умеют делать расчёты. И не все люди становятся Вэй. И я слышал, ну, Ордин говорил, что Вэй тоже разные. У каждого своя способность. И груши вырастить или еду приготовить не всякий человек сумеет. Вэй-лордам нужны те, кто растит и готовит еду, шьёт одежду, строит дома. А им нужны мы. А нам — вэй-лорды. Все — всем. И выходит, что никто не главный. Но на самом-то деле — нет.

— На самом деле всё сложнее, сьер Ройен, — мягко сказала Илэн: мальчик был умненький и симпатичный, и что важнее, его мысли были сходны с её собственными когда-то… из-за таких вот мыслей она и решила в своё время войти в Совет. Для того, кто является принцем и может однажды стать избранником трона, совсем неплохо.

— Вы правы в том, что нет ненужных талантов. И незначащих дел. Но тем не менее, без вэй-лордов мы не могли бы жить так — сытно, спокойно, в достатке. И хотя селяне всё так же растили бы зерно и животных, а после делали колбасы и сыр, и одежда бы шилась, и блюда готовились, и строились дома — но не было бы смысла в наших расчётах. Просто потому, что никто бы не мог сказать точно — что и в каком количестве вырастет в той или иной деревне. Мы не могли бы ждать от селян рассчитанных нами урожаев, яиц, масла, сметаны, окороков и кругов сыра — ведь и сами селяне не могли бы знать, сбудутся ли наши ожидания. Они бы просто делали, что могли. Но каждая буря, каждый особенно жаркий день летнего знака рушили бы все планы. Да и зёрна не все прорастали бы. И животные могли бы болеть. Не говоря о том, что куда больше болели бы люди. И умирали бы.

— Почему? — тихонько спросила девочка по имени Джейя. И она, и все прочие ученики смотрели на Илэн растерянно и перепуганно.

— Потому хотя бы, что им пришлось бы куда больше трудиться. Напрягать все силы. Доводить себя до изнеможения тяжким трудом. А получать в награду — куда меньше.

— Да почему же так?! — в голосе Роя протест мешался с отчаянным желанием понять.

— Ведь природа сама по себе не слушается людских указаний. Мы привыкли, что все болезни лечатся — не только болезни людей, но и животных, и почвы, и семян, и деревьев. Вэй лечат их. Они указывают нам, какие поля здоровы и готовы для сева, а какие стоит поберечь. Они следят, чтобы из всех зёрен росли здоровые сильные побеги. И если что-то не так с курами, коровами, лошадьми — со всем живым вокруг нас — Вэй вовремя исцеляют недуги. Солнце не выжигает посевы, ураганы не рушат дома. Засуха не губит сады и поля, а зимой реки не разливаются потопами. Люди каждый миг окружены заботами Вэй. И в сейрах, и в деревнях, и в городах. У нас гладкие дороги, которые не портят копыт лошадям. В домах вечерами светло, как солнечным днём, от света кристаллов. Летом мы не страдаем от жары и недостатка воды, как в диких землях. Но если бы не Вэй — весь Тефриан был бы сплошными дикими землями. А вы же знаете, что это?

— Люди там не живут, — робко сказала Джейя. — Там бы они болели. Туда вообще ходить опасно.

— Правильно. А если бы так было повсюду?

— Ну… все бы заболели и умерли, — Рой выглядел растерянным: о чём вообще тут говорить?

— Когда-то было именно так. До создания Поля. Болели и умирали не все, но многие. А тем, кто выживал, жилось намного труднее. Люди ничего не знали о завтрашнем дне наверняка — они могли лишь стараться изо всех сил и полагаться на милость добрых богов и на удачу. И все их труды в один миг могла погубить причуда природы — засуха, буря, неурожай, мор скота… Они не знали, насколько хорош будет урожай и будет ли вообще. И даже — выживут ли их дети. Каждая поездка из деревни в город могла обернуться бедой — от дикого зверя, от рухнувшего дерева, пересохшего колодца, вышедшей из берегов реки… от солнца, что сжигает в человеке силу жить, принося смертельную лихорадку. От злых людей, жадных до чужого добра — зачастую потому, что сами они всё потеряли, а помочь им было некому.

— Но почему? — непонимающе переспросил другой мальчик, серьёзный и молчаливый Брисс. — Как же некому помочь? Пусть вэй-лордов и Поля не было, но сьеры-то были! И вейлины! И король с Вершиной!

— А что толку?

Илэн присела на край низкого подоконника: многие из детишек часто поглядывали в окно, явно стремясь поскорее вырваться со скучного и непонятного урока на летнее солнышко. А теперь они могли видеть только свою наставницу, а это ей казалось лучше, чем погружать класс в предвечернюю полутьму, опуская синеватые тонкие шторы.

— До того, как Единство Звезды стало частью народа Тефриана, а в Совет вошли пять магистров, которые зовутся Лучами, сьерам и Вершине было не до бед простых людей. В те времена люди были иными. Кто беднее — голодал, а кто обладал силой и властью, те, напротив, жили в излишней роскоши. Богатство, роскошь, власть — это ценилось людьми. Они боролись за всё это. И если сейчас быть сьером или лордом Вершины означает трудиться, делать многое для остальных людей, — то тогда сьеры и лорды не трудились вовсе.

— Но тогда другие люди не должны были их кормить! — протестующе воскликнул Рой. Ребята согласно загалдели.

— Так ведь у них была сила. Оружие и воины, владеющие оружием.

— А Орден? — недоумевая, спросила Джейя. — Как же их Орден не останавливал? Потом-то остановил! У нас же никаких таких людей с оружием нету! А тут Вэй ни при чём, у них самих оружие не принято!

— Звезде, сьерина Джейя, не надобно оружия. Их таланты сами по себе — замена и оружию, и защите от него. Если человек может, не касаясь, причинить врагу боль, затенить его зрение, помутить разум — да просто вызвать такой страх, что тот закричит и побежит без оглядки, — зачем же тут мечи, ножи и луки со стрелами?

Девочка наморщила лоб и медленно кивнула. Но Рой так легко сдаваться не собирался.

— А Ордин говорил, что Верховный ему сказал, что Вэй мысли не читают. И если кто замыслил зло, но таит при себе, то даже магистр его не вычислит, пока тот человек не ударит! А тогда уж поздно.

Брисс решительно затряс головой, соглашаясь:

— Верно, и мне матушка то же говорила про вейлинов! Их убить можно запросто, как любого. Взял лук и выстрелил — и ничего вейлин не сделает, если рана плохая. Сам себя не всякий вылечит. А того, кто стрелял, только потом и отыщут. Да и то не всегда.

— И ещё, — осторожно, но с видом весьма целеустремлённым, заметила Джейя, — леди Илэн, вы же о том говорили, как было в давние времена. Это теперь у нас много повсюду вейлинов. А прежде их не было. Вы нам сами рассказывали — их даже ловили тогда и убивали… боялись. Как бешеных биров все боятся и стреляют сразу, а больной он, здоровый, не разбирают.

— И что же, сьерина? — ласково подбодрила Илэн, радуясь возможности уклониться от скользкой темы: обсуждать с десятилетками способы, принятые у Звезды для борьбы с преступностью, было по меньшей мере рановато. А по правде сказать, о тех способах до сих пор спорили и они — советники, люди вполне взрослые. Да и между Вэй, насколько она знала, тут не было единогласия.

— А как эти недобрые люди с оружием согласились его отдать и слушаться вейлинов?

Вопрос был на высший балл. Илэн задумчиво обвела взглядом выжидательно примолкших ребятишек. Её не просто спрашивали — ей тоже ставили отметку. Уж это она усвоила в первый же день преподавания. И иной раз почти завидовала магистрам, чьи ученики, по слухам, рта раскрыть не смели, не дождавшись разрешения учителя, да и тогда вели себя тихонечко, почтительно и послушно. Поди-ка погляди на учителя дерзким взором, когда наготове Ступени Боли.

Правда, Илэн была уверена, что Ступени — вовсе не то, чем кажутся обычным людям… неслышащим, усмехаясь про себя, вспомнила она. Обычными они считают Чар-вэй, а нас — неслышащих — хорошо, если не калеками, убогими от природы… И всё-таки Ступеней многие боятся. Даже из «слышащих», обладающих даром Чар, непробуждённых. Отсюда её мысли легко перескочили на принца Ордина, юного наследника, избранного преемника короля. Ордин, который владеет Даром и хочет учиться Чар… вот только учить его никто не станет, раз уж Верховный не взялся. Какой же магистр решится на пробуждение Дара, если сам Верховный назвал этот дар слабым, а обучение — смертельно опасным? Кому нужна «честь» рисковать жизнью принца-наследника?

— В те стародавние дни после многолетней войны люди были обессилены и жаждали мира и покоя. Тогда не осталось богатых и бедных — только бедные и умирающие от нищеты и голода. Людям уже нечего было отнимать у других, всё отняла война. Да и людей-то тех, с оружием, мало осталось. И тут появились первые магистры, которые создали Поле. Они же и образовали Единство Звезды — гильдию для Вэй, по примеру гильдий ткачей, кузнецов, сапожников… И в то же время был создан Орден. И создали его воины Вершины, так говорят. Уцелевшие командиры почти уничтоженной нашей армии. Те, кто так устал от войны, кто навидался столько горя и ран, сумрачных и душевных, и столько смертей от оружия, что дали клятву никогда больше это оружие не применять для убийства. Оттачивать мастерство — на случай, если в стране образуется какое-то зло, с которым безоружные Вэй не справятся. Но это мастерство не выпускать наружу, из стен Замков. Не обращать против сестёр и братьев, детей своей страны. Только поклялись-то они, говорят, не сразу. Сперва и для их оружия нашлось дело: Вэй тогда было мало, а вот воинов — куда больше. И не все из них разделяли выбор Ордена. И вэй-лордов многие из них не любили.

— И теперь не любят, — заметил Брисс. Прочие оживлённо закивали: уж об этом-то всем было известно.

— Теперь вэй-лордов много, — вставил Рой. — Выходит, потому Орден с ними и не враждует открыто, что те сильнее?

Ой-ой-ой, подумала Илэн, едва сдержав желание прикрыть губы ладонью: в эту сторону она уж точно не собиралась заводить разговор.

— Не враждуем мы, сьер Ройен, не оттого, что одни сильнее других и правят страхом, — строго сказала она. — О чём я и пытаюсь говорить вам с начала урока, да только не все тут внимательно слушают. Распри между теми давними воинами и прародителями наших Вэй — это дела старые, из дней до Поля. Люди тогда были жестокие и легко применяли насилие — так они считали правильным, так был устроен их мир. Мир, где властвует сила, где многие говорят не то, что думают, и поступают против желания и совести, потому что боятся. В основе того мира находились две вещи: сила и нищета. Если ты голоден, лишён крова и плохо одет — куда тебе деться, чего желать? Ты хочешь лишь пищи и прочной крыши над головой. И не думаешь о чести и справедливости — не говоря уж о разнице меж добрыми и дурными поступками. Были и тогда хорошие, честные люди, которые стремились трудиться и жить по совести. Но сама жизнь нередко мешала им. Если они рождены были в бедности, то более богатые помыкали ими, так как имели на то законное право. Селянин или мастер просто не мог стать богат — ему приходилось тяжко трудиться от зари до заката, а все плоды его труда у него отбирали сильные, стоящие у власти. Только рождение определяло, станешь ты бедным тружеником, воином, лордом Вершины или правителем. И стать кем-то другим человек не мог.

Детишки глядели на неё во все глаза — поражённые настолько, что кажется, и не дышали.

— А мы же… — Рой сглотнул. — Мы тут все родились в разных семьях… мой папа механик, а мама вышивальщица, Джейя из деревни, Брисс сын сьера, Аллен из экономистов… но мы же все — дети Вершины. Принцессы и принцы. Раз король — наш Глава Семьи. У нас только из Ордена никого нет, но они сами не хотят...

— Не все, — негромко сказала ещё одна девочка, Мэль. — Я из Тени. Мой папа фермер, мама в Замке бельё стирает.

— Ты не рассказывала! — изумился Рой.

— Не хотела. Какая разница. Вот леди Илэн тоже говорит — раньше было важно, кто где родился, теперь не так.

Ребята (к облегчению наставницы) позабыли о сомнительной теме отношений Звезды и Ордена и сгрудились вокруг сестрёнки. Та выглядела слегка смущённой, но не расстроенной, и кажется, спасать её было рановато.

— Значит, у вас не запрещают выбирать Главу Обета не из Тени? — с интересом принялся расспрашивать Рой. — И твоих папу и маму не ругали за это?

— Конечно, нет! — девочка даже чуть обиделась и вздёрнула носик. — Глупости, кто ж их станет ругать. Они сами в Тени поселились, их там силой не держат. Им нравится жить по Заповедям. Но им хотелось, чтоб я выбрала сама. Сравнила. Вот и отдали меня сюда.

— А в Замке ты бывала? — оживлённо спросил Брисс. — Там тебя не задирают, что ты теперь из Вершины?

— Вовсе нет. В Замке ребята хорошие, им интересно, как мы тут живём. Кое-кто и сам собирается в Совет, когда вырастет. Вот среди наших, ну, на фермах… — Мэль помялась. — Есть те, кто дразнится неумёхой-принцессой. Но они глупые же. Не понимают. Может, и завидуют. Будто мы тут только спим да играем, а работы не делаем никакой.

Ребятишки из селян (примерно половина) — согласно загудели; кое-кто из семей горожан-мастеров тоже отзывался с пониманием. Дети сьеров и Вершины помалкивали в явном недоумении.

— Замки мы пока обсуждать не будем, — решительно заявила Илэн. — Тут разговор не на час и не на день, а урок завершается. Продолжим о Звезде, раз уж начали. Кто представляет разницу между вейлином и магистром?

Ученики переглянулись. Судя по смущённым мордашкам, представляли они весьма смутно.

— Вейлины, — осторожно заговорила Джейя, — они послабее, наверно? Они не лорды… не Вершина. Простые, среди людей живут. И небогатые, и занятия у них понятные — исцелять болезни, разбирать ссоры, назначать штрафы тем, кто виноват. За порядком и миром следить.

— И ребятишек они учат, — перебил Рой, — и советуют, кому каким делом заниматься подходит.

— А ещё, — продолжила Джейя, поглядывая на мальчика укоризненно, — они помогают людям в разных местах говорить между собою через Поле. Соединяют.

— Но значит, — как всегда осторожно, заметил Брисс, — они не очень-то и слабые? И устраивать людям разговоры через Поле они умеют, и заметить чувства могут, когда человек сильно переживает. И преступника вейлин может арестовать, хоть и безоружный. Мне мама рассказывала. Леди Илэн, я ведь прав? Они не слабее магистров? Просто другие?

— Верно, сьер Брисс, — она кивнула. — Просто другие. И по талантам, и по обязанностям вейлины и магистры различаются, однако по силе — не всегда. Но об этом — в следующий раз. Благодарю, достойные сьерины и сьеры. До завтра все свободны.

___

Она неторопливо прошелестела несколькими слоями причудливо вышитого шёлка по коридорам и лестницам, оставляя за собою лёгкий шлейф аромата земляники — духи с запахом цветов никогда ей не нравились. С нею здоровались, ей улыбались. Всё это было хорошо, поскольку сейчас для Илэн было важно вести себя естественно, как всегда, быть совершенно обычной, чтобы ни у кого не возникло подозрения, что нечто тяжёлое и укрытое тёмной тайной волнует её, — ни у кого, включая тех, кто видит не только глазами. Особенно у них. Но даже опыт всей её жизни, начиная с рождения, более тридцати лет бок о бок с Вэй, не мог гарантировать ей такой защищённости. Она слишком хорошо знала, на что способны Вэй… а точнее — знала, как мало правды в том, что известно неслышащим о их реальных способностях.

И она совершенно точно знала, что о способностях одного конкретного вэй-лорда кое-что известно только ей. Поскольку будь не так — кто-то начал бы говорить, хотя бы шёпотом, за пределами Зала Советов и дворцовых апартаментов… а тогда бы она услышала. Она ведь умела это: слышать и подмечать всё, ловить намёки, взгляды, выражения лиц. Этому быстро обучались немногие дети не-вэй, которым довелось взрослеть в окружении владеющих Чар. Неслышащие, которые выбрали неспокойную жизнь правителей, чья ответственность не ограничивается заботой о самих себе и процветании своего семейства, а касается нужд и благоденствия всего королевства. Участь Вершины. Илэн всегда была в числе первых. И это значило — пусть не для Вэй, но для всех остальных, — что её проницательности и умению ловить полутона вполне можно доверять.

Но сейчас Илэн не вполне доверяла себе. Намеренно создавала вокруг мыслей облако сомнений, заставляла себя спорить с собою — всё для того, чтобы тот человек не выследил её. Она почти не сомневалась, что где-то выдала себя — а значит, в любой момент он способен её остановить. Как — раздумывать не хотелось. Илэн не была столь наивна, чтобы надеяться на лучшее. Факты, что легли в основу её подозрений, не оставляли места для наивности.

Однажды, пару лет назад, ей довелось познакомиться с одним человеком, обычным молодым сьером из тех, что весь год живут в своём крае, озабоченные лишь проблемами сейра и входящих в его попечение деревень, и лишь изредка вылезают на Совет в столицу. А там, как правило, за пределы нужд пресловутого сейра не высовываются. Но тот юноша обладал чуть более широкими взглядами — судя по тому, как внимательно он слушал прочих советников. Включая Верховного магистра. И не просто слушал — он задавал вопросы. И записывал ответы. Илэн это заметила, поскольку молодой человек заинтересовал её, и она (в общем, от скуки) стала за ним наблюдать. А потом заметила и то, что юный сьер не воспринимает каждое слово Верховного как незыблемую мудрость — в его вопросах сквозит сомнение, а то и несогласие. Это уже было весьма занимательно — хотя после Илэн честно признавалась себе, что не обратила бы на юношу внимания, не будь он красив. А в самом начале она и того не заметила, пока не услышала названий знакомых мест, где жил её возлюбленный с её малышкой...

В общем, как выяснила она затем в ходе очень, очень осторожных расспросов, остальные советники даже не запомнили того молодого сьера — ни его слов, ни имени. Так вышло само собой? А она запомнила лишь по тем прозаичным причинам, которые сама для себя отыскала? Но ведь его слова были совсем не глупы, а смелость в споре с Верховным — не то, мимо чего легко пройти и отмахнуться… Сейчас Илэн уже вовсе не была уверена, что всеобщая потеря памяти и слепота столь невинно и естественно объяснялись.

И тем более не была она уверена, что, возвращаясь в свой сейр после Совета, юноша потерял управление двуколкой и погиб — случайно.

Собственно, именно с этого эпизода она и начала приглядываться к случайностям, так или иначе затрагивающим интересы Верховного магистра.

Надо отдать ему должное, думала Илэн, он был осторожен. Настолько, что полной, абсолютной уверенности у неё не было до сих пор. Ведь сколько ни собирай фактов, вызывающих подозрения, а окончательное доказательство может представить только Звезда — на то у них имеются стражи, чья обязанность следить за законностью дел вейлинов и магистров. И насколько знала Илэн, когда эти люди расследуют возможное преступление, то они могут разобраться во всём крайне просто: «прочитать» в ткани Поля следы, оставленные на месте незаконного деяния, а эти следы указывают на виновного напрямую, без ошибок.

Но все смерти, которые она за два года собрала в список «подозрительных и преступных», — их попросту не стали расследовать. Обычные несчастные случаи. По большому счёту, те люди особо опасными для Верховного не были — скорее, лишь помехой, камешками в сапоге… и если она права, а она не сомневалась, что права, — он и вытряхнул их быстро и спокойно, как камешки. И видимо, какими-то не очень «вэйскими» средствами — раз ни прочие магистры, ни пресловутые стражи не заметили в Поле возмущения, ведущего к виновнику.

Из всего этого Илэн сделала два вывода. Во-первых, Верховный может обладать талантами, не известными даже прочим вэй-лордам, раз уж за всё это время его никто на «случайных» убийствах не заловил, — а значит, он даже более опасный противник, чем ей представлялось вначале. А во-вторых — идти к стражам или кому-то из Лучей тогда смысла нет. Потому что они или ничегошеньки не замечали и поднимут её на смех (с исключительной вежливостью и любезностью, но ей от этого будет не легче), или… кто-то заметил, но помалкивает — а значит, он с Верховным заодно. И как долго она проживёт после такого разговора, определится числом дней — а скорее часов, — надобных для устройства очередного «несчастного случая». И скорее всего, за эти часы поговорить ещё с кем-либо, наделённым властью, у неё уже не будет возможности.

Но теперь у неё имеется нечто большее, чем подозрения. Доказательство. Факты. И на Большом Совете, который состоится без малого знак спустя, будут присутствовать все Лорды Тронов — управители и избранные лидеры каждого из Замков. Рыцари. Единственные, чья власть — превыше власти Верховного. При них она сумеет высказаться без страха — и они её послушают. Рыцари не доверяют вэй-лордам слепо; они видят тьму даже там, где её нет… и довольно слова всего одного Рыцаря, чтобы её обвинения тщательно проверили. А пока будут проверять, её он не тронет — не осмелится. Даже самый неосторожный преступник не решится убрать главного свидетеля после того, как всё уже сказано.

А вот до того… Илэн незаметно свернула в узкий коридор для слуг и заскочила в крохотную каморку для швабр, тряпок и моющих средств, примеченную заранее. А оттуда вышла уже не леди Вершины в роскошных шелках, а скромная уборщица, чьё лицо было почти спрятано обвисшими полями форменного капора — защиты от пыли, а сейчас ещё и такого удобного укрытия от посторонних глаз. Илэн покинула дворец, воспользовавшись выходом для слуг, и степенным шагом пошла по тенистому проулку — мысленно взывая к Деве Давиат и прочим добрым богам, чтобы её преображения никто не увидел и из любопытства не отправился следом. Но она проверяла, иногда останавливаясь и оглядываясь — нет, никто за ней не следил. Следующее изменение состоялось в снятой задолго до этого дня комнате маленькой гостиницы — там исчезла дворцовая служанка, зато появился молодой человек, по виду из сословия мастеров, в потрёпанном, однако весьма не дешёвом дорожном костюме — таких на улицах праздничной столицы было пруд пруди, и покидая гостиницу, Илэн впервые после окончания урока вздохнула спокойно. Её не выследили там, во дворце, а уж теперь и не выследят — ведь тут нет леди Феррел, а кому охота обращать внимание на молодого мастера, спешащего по своим делам и ничем абсолютно для взоров Вэй не примечательного.

Не привлекать внимания «несумрачных взоров» она тренировалась давно — с тех дней, когда сама была такой же, как детишки, которых сегодня обучала. Не все из них заводили друзей среди Вэй, но ей это казалось сперва интересным, а потом — необходимым. Если судьба создала тебя неслышащей, то играть с Вэй на равных можно лишь с помощью знаний. И она с детства собирала знания. Как не быть для Вэй открытой книгой, как не звучать нотами волнения, опасности, лжи… Она умела всё это.

Конечно, при условии, что очень сильный и могущественный Вэй не смотрит в упор именно на неё.

Но если бы он смотрел, то живой она до этого места не добралась бы, верно?

Вейлин, в чей дом она постучалась, был ей незнаком; никто и никогда не связал бы его имя с леди Феррел — а значит, она надеялась, никто не мог предупредить его, что однажды она придёт к нему, чтобы передать сообщение. И никто этого разговора не отследит. Ну пожалуйста, пусть — никто. Тефриан — огромная страна, и каждый день по Полю скользят сотни бесед; не может ведь он следить постоянно за всеми? Да и зачем ему? Откуда ему знать, что такая беседа между нею и кем-то вообще состоится?

Возможно, она и не должна состояться. Или нет? Взять всё на себя, не вовлекая других… разве не сама она, по собственной воле, затеяла это расследование?

«Встречай меня в половине дня пути в том месте, где я обещала всем делиться с тобой. Теперь у меня есть чем поделиться».

Она тщательно продумала слова сообщения: сказать только то, что поймёт лишь её друг, на тот случай, если её всё же подслушают. И уберечь его этим посланием, из которого ясно: он не опасен, ведь пока она не успела ничего ему рассказать.

«Понял. Есть что-то, чего я не знаю?»

«Думаю, я сумею удивить тебя».

Но если за нею шпионят — и если она права, — то опасность не минует никого из тех, с кем она обменяется не только словами, но даже и взглядом. Она не стала бы втягивать других, тем более, друга, но чувство незащищённости всё нарастало по мере того, как Совет приближался. Она буквально ощущала нацеленный в спину колючий взгляд — как стрелу, готовую вот-вот сорваться. Ей надо было с кем-то поделиться своими выводами — а тот, с кем она говорила сейчас через Поле, был мудрым и опытным, куда опытнее её. И он жил в Тени, а значит, был защищён — а ей необходимо на время спрятаться. И вернуться в день Совета, в сопровождении Рыцарей. Так даже сильнейший из Вэй её не достанет. А когда она выступит на Совете, всем страхам и играм в прятки настанет конец.

Вейлин не проявил к её переговорам ровно никакого интереса, равно как и к ней самой — хотя Илэн с опозданием подумала, что надо было сменить одежду дважды: сперва, для визита к вейлину, одеться в женское платье, поскольку своим маскарадом она уже дала основания для любопытства. Но что толку задним числом сожалеть. Она слишком спешила. Ей и теперь больше всего хотелось уйти, убежать отсюда на каретный двор и покинуть столицу на всей скорости, на которую способны самые резвые кони, каких возможно приобрести за деньги. Денег у Илэн хватало. Время, время, время.

Всё-таки она сумела пригасить своё нетерпение — чинно поблагодарила вейлина, проронила пару слов о слишком жаркой погоде и сомнительном преимуществе путешествия в мужской одежде, на что она решилась, последовав совету знакомой из торговцев, но уже сожалеет об этом, — и потом вышла за дверь и двинулась по узкой улочке так неторопливо, словно её поездку спокойно можно было отложить на пару суток.

Не спешить. Не бежать. Не нервничать. Она двигалась по городу, как зверь по чаще, полной других зверей, в любой миг готовых прыгнуть и перервать горло. Впрочем, в зверях Илэн, городская девочка, плохо разбиралась. И всё же ей казалось, что именно так ощущает себя тот, на кого охотятся. Она шла уверенно и непринуждённо; на выбранных ею улицах наряд мастера выглядел уместно, а её стремление держаться в тени, скрывая под шляпой лицо от палящего солнца, и вовсе никого не удивляло: все остальные поступали точно так же. Слабым местом в её плане был выбор каретного двора: ей требовался лучший, и если кто-то успеет заметить её отсутствие во дворце и пустится в погоню, то искать имело смысл именно тут. Но узнать нежную, изысканную сьерину Вершины, всегда в самых утончённых и отвечающих последней моде нарядах, в неброско одетом молодом ремесленнике было невозможно — в этом она убедилась заранее, когда готовила план побега и нарочно попалась в таком виде на глаза парочке дворцовых знакомых. Это было рискованно, но и весь её план, от начала до конца, был воплощением безрассудства и риска.

Но если у неё недостанет смелости и ума — риском станет сама жизнь, и не только её (видимо, её-то жизнь тогда уже прекратится), а каждого жителя Тефриана.

Каждого, кто сознательно или случайно перейдёт дорожку одному вэй-лорду… а дальше, может, и не одному.

Лошадей она наняла заранее — это тоже было не лучшим местом в её плане. Но прийти сюда в надежде, что подходящие животные окажутся под рукой — перед Днём Кораблей и в преддверии Совета, — она бы никогда не решилась. Но как раз многолюдность здешней публики была на её стороне: люди тут буквально толпились, едва не оттаптывая ноги друг другу; одни уезжали, другие — во множестве — загодя прибывали на праздник, и её расчёт среди последних затеряться, похоже, полностью оправдался. Выбор кучера тоже был опасным моментом, но она поступила просто: присмотрела молодого и с виду вполне безобидного парня, который приехал на её глазах и перекусывал за стойкой, даже не успев сменить пыльную с дороги одежду. Хотя особо опытным он не выглядел, но зато — уж точно не ждал именно её все эти дни, и за всё недолгое время, пока Илэн за ним наблюдала, никто с ним не пытался поговорить. А стало быть, и подкупить его было некому.

Спустя час стремительной езды в маленькой, но удобной карете она расслабилась настолько, что задремала на мягких подушках и даже начала получать от побега удовольствие. Вероятно, она всё же слишком преувеличивала внимание того человека к собственной скромной персоне — что великому вэй-лорду до одной из неслышащих? Да он, верно, и знать-то не знает о её расследовании. А если и знает, так убеждён, что опасности ему от Илэн никакой нету. Он горд и самоуверен, хоть и умело скрывает это, а подобные люди недооценивают остальных.

Это произошло, когда солнце уже почти утонуло за горизонтом, на пустынном участке дороги среди скал Бастер-Эджа. Кони фыркнули хором, словно в ужасе, и рванулись вслепую; и не прошло минуты, кучер и пассажирка не успели даже по-настоящему осознать происходящее, а карета уже летела вниз, сопровождаемая треском, криками людей и истошным ржанием лошадей, а дальше тёмные воды озера сомкнулись над нею. И в мире Сумрака для Илэн Феррел-Эйвин, леди Вершины, всё закончилось.