В среду обещали дождь

— Скучная ты, Инка. Жуть какая скучная, — сказала Алла и отхлебнула ещё из высокого стакана, украшенного аляповатым зонтиком. — Не куришь, не пьёшь… Что за интерес так жить?

— Мне нравится.

— Да ладно? — Коктейль был не первым и не вторым, так что Алла не подбирала выражения. — У тебя ж кроме меня и нет никого. Когда ты наконец мужика найдешь?

— Отстань, а? — поморщилась Инна. Этот разговор повторялся вновь и вновь, но ссориться с подругой ей не хотелось — она же и впрямь одна.

— Не отстану… Не отстану! — На столик выплеснулась яркая жидкость — Алла всегда много жестикулировала, но пьяненькой и вовсе напоминала мельницу. — Пошли знакомиться… Глянь-ка, какие симпатичные дяденьки...

Девушка неловко сползла с высокого табурета, оправила платье и потянула вниз Инну. Та неохотно подчинилась: лучше сейчас уступить, чем затем выслушивать сердитое шипение.

Компания мужчин, сидевшая у стены, встретила их радостным гомоном. Алла, как и бывало прежде, сразу же влилась в разговор, защебетала, захохотала, картинно отбрасывая волосы. Она любила внимание, вот и наслаждалась им в полной мере.

— Меня Игорь зовут, — улыбнулся сосед.

Инна поежилась и спряталась за бокалом.

— Я, вообще-то, не люблю шумных застолий, но сегодня… Правда-правда! — отреагировал он на ее недоверчивый взгляд. — Редко куда выбираюсь, но сегодня повод есть… У Димки, у того, — кивнул он на рыжего и конопатого толстячка, — юбилей. Грех не выпить.

— Поздравляю, — Инна улыбнулась и, помолчав, добавила. — Я Инна.

— Красивое имя. И вам к лицу.

***

От школы до дома два пути: короткий и длинный. Если долго идти по аллее, а потом свернуть у магазина, обойти по широкой дуге сквер, то к общежитию подходишь через минут тридцать, а если выскочить из школы, перебежать стадион, а потом воспользоваться прорехой в сетчатом заборе и пройти через гаражи — минут десять. Ну или пятнадцать.

Обычно Инна ходила длинной дорогой, всячески откладывая тот момент, когда придется нырнуть в низкий подъезд, из которого тянуло вареной капустой, позавчерашним перегаром и равнодушием. Они переехали в тесную комнатушку, когда родители развелись, и отец выгнал их из своей квартиры. Вот и пришлось маме идти работать на завод, потому что там давали жилье.

А сегодня пошел дождь. Зарядил с утра — тускло-свинцовый, тяжелый — ясно, что это надолго. Из окон школы виднелась размокшая земля, разбитая неутомимым физруком и несчастными парнями, что бегали кросс. Не повезло им.

Когда потоком нетерпеливых школьников её вынесло на крыльцо, дождь ещё и не думал прекращаться. С козырька вниз струйками стекала мутная вода, унося залежавшийся мусор; в лужах, даже на вид глубоких и холодных, всплывали пузыри, лопались и снова появлялись; вдали талыми сугробами собирались тучи — ноздреватые, грязные. Инна поправила лямку рюкзака и, выдохнув, спустилась вниз.

Быстрее, ещё быстрее! Ноги мелькают, как спицы в колесе, грязь летит во все стороны. Быстрее! Мимо забора, мимо запертых гаражей, мимо пустоты. Быстрее! Вверх по лестнице, стуча сильнее, чем обычно, чтоб очистить подошвы, а потом налево, мимо распахнутой двери в кухню, и сразу же вставить ключ в скважину, заскрипеть раздолбанным замком.

— О, Инка. А я думаю, кто ж это так топает?

Не успела. Плечи заломило от невидимой тяжести, навалившейся сзади.

— Извините, дядь Гриша, я просто… — Она не оборачивалась, чтобы не встретиться с ним взглядом. — Просто там дождь.

— Эх, торопыга. — Под ногой скрипнула доска. — Как школа?

Легко, почти неощутимо волос коснулась рука, погладила влажную косу. Инна обернулась, отступила назад.

— Все хорошо. Мне пора, извините, много уроков.

— Ну иди, иди. Еще свидимся.

Невысокий, коренастый мужчина прошел мимо к своей двери. Белая майка, спортивные штаны, из кармана торчит неизменная газета, на ногах резиновые тапочки. Ничего страшного, но от его присутствия ее всегда пробирала дрожь.

***

В коридоре, ведущем в туалет, где под стенкой томились дамы, Алла принялась за допрос.

— Ну? — пахнула она алкоголем, сигаретным дымом и духами. И совсем немного — чем-то кислым.

— Что?

Инна осоловела от съеденного и выпитого: их то и дело угощали различными закусками, вот и позабыла о диете. Теперь она ощущала себя неповоротливой и грузной. Мысли вяло ворочались под покровом дурмана.

— Как он тебе?

— Кто?

Алла сжала губы, на которых нелепыми пятнами лежала стершаяся помада. Инна хотела растереть остатки, даже руку подняла, но передумала. Лучше не трогать подругу, когда у нее вот так раздуваются ноздри.

— Что ты тупишь? Игорь — он тебе нравится?

— Не знаю. Ну… Он ничего, — ответила Инна. — Симпатичный.

— Слава тебе, господи! — закатила глаза Алла. — Прогресс!.. Кстати, не женат. Так что ты не тормози, зови его в гости.

— Зачем?

— За надом. Не теряйся, а то помрешь одна… От жажды, потому что воды никто не подаст.

Виски сдавила резкая боль. Инна поморщилась — это надолго, за первым приступом последует следующий, что заставит глаза слезиться от света.

— Не кривись, не корчи рожу. Я тебе говорю, как лучшая подруга — хватай Игорька и тащи в пещеру. Посмотришь на него поближе, оценишь, а утром и накормишь, если заработает, — хохотнула подруга.

Инна не ответила. Надо бы уйти сейчас, но Алла не поверит, скажет, что она вновь придумывает отговорки, а потом будет долго обижаться и дуться, так что ей придется мириться с ее плохим настроением.

— Я тут мальчиков расспросила — твой Игорь отличный кандидат. Себе взяла б, но тебе нужнее, — кажется, в ее голосе промелькнуло сожаление, — так что не вздумай его упустить.

— Хорошо.

— Умничка моя, — подобрела Алла. — Заметила, как Дима, ну, рыженький, на меня смотрит?..

***

Когда о стену начинали стучать — сначала медленно, а потом все быстрее и быстрее, — мама краснела и делала звук погромче. Инна же зарывалась поглубже в тетради, делая вид, что ничего не слышит. Ничего не вижу, ничего не знаю — мама предпочитала защищаться неведением, вот и не поверила, когда дочь сказала ей, что дядь Гриша её… пугает. Ну и что? Что он делает? Ведь ничего страшного не происходит, просто сосед-доброхот иногда уделяет внимание ребенку. Своих ведь нет.

Так что мама забыла о разговоре, отмахнувшись от слабых возражений, а Инна старалась реже выходить из комнаты. Иногда она сидела, вслушиваясь в то, что происходит совсем рядом, и не решалась даже выйти в туалет, потому что сосед сновал туда-сюда по коридору. О, однажды она сделала глупость — не смогла дотерпеть до его ухода — и больше не хотела повторения. Не хотела видеть, как мягко ходит дверь от слабых толчков, а шпингалет вот-вот поддастся и тогда… Когда она вышла, дядь Гриша попенял, что она тут не одна, остальным тоже хочется, так что нельзя столько времени занимать общую уборную. Вроде все верно, но почему у нее колотилось сердце?

В обычные дни она возвращалась из школы достаточно поздно, чтоб не сталкиваться с соседом. Инна научилась чуять его каким-то необъяснимым чувством — интуция ли, предвидение — неважно; главное, что это позволяло ей избегать лишних встреч.

А сегодня пошёл дождь. Зонт был лишь один — старый, со сломанной спицей, что торчала вывихнутым пальцем, — и его взяла мама. В библиотеке Инна остаться не смогла, вот и пришлось вернуться раньше обычного. Наверное, непогода и соседу не по нраву — он будто и не собирался уходить. Шастал по коридору, курил в общей кухне, протяжно вздыхал и, зевая, то ли стонал, то ли охал. Его жена, тихая, незаметная, гостила у сестры вторую неделю, так что мама — добрая душа — иногда подкармливала дядь Гришу.

Инна смотрела телевизор, увлеченно следя за приключениями придуманной героини, когда в дверь постучали. Страх тут же скользнул за шиворот змейкой.

— Инка! Это я, дядь Гриша, — сказал знакомый голос. — Открой, а?

Она помедлила.

— Что такое?

— Открой, не орать же мне на всю округу. Мамка твоя звонила.

У них не было телефона, поэтому мама иногда звонила с работы соседям. Инна решилась и отперла замок.

Сосед прошелся внимательным взглядом по комнате, словно раньше не видел никогда. Потом осмотрел и ее — снизу доверху.

— Задержится она на работе, так что просила с тобой посидеть. Присмотреть.

— Спасибо, но не надо. Я… Мне не страшно одной, рядом же люди.

— Не выдумывай, — нахмурился он. — Сколько тебе? Четырнадцать? Мала еще одна сидеть.

— Двенадцать. Да я справлюсь, честно.

Он отодвинул ее с дороги и вошел внутрь.

— А так и не скажешь. Ох и дети сейчас вымахали. Акселераты, во.

***

Чистый воздух сбил ее с ног. Свежий, прохладный — не чета душной атмосфере бара, где все пропитано надеждой, пьяной бравадой и лихорадочным весельем, что в любой момент сменяется печалью.

— Иночка, пупсик, — шептала на ухо Алла, обжигая горячим дыханием, — ты у меня такая хорошая… Хоть и дура. Езжай с ним.

— А ты?

Она поддержала нетрезвую подружку, которая едва стояла. Поодаль, у стены, курили и негромко переговаривались их новые знакомые. Инна видела, как холодный свет вывески играл в волосах Игоря. Он оказался очень высоким, даже на каблуках она была не выше его плеча.

— Меня Димуля подвезет, — хихикнула Алла. — Не бойся, я у тебя уже большая девочка… И не звони мне, зараза!

— Вообще или пока не пройдет похмелье?

Алла прищурила глаз, став похожей на сонную сову, и пригрозила ей пальцем:

— Не умничай! Шли письма.

Все разъехались, оставив Инну вдвоем с Игорем. Она молчала, не желая ничего говорить, а он курил. Тишина была неуютной — гудела от напряжения, заставляла волоски на шее вставать дыбом. Еще немного — и протянется дуга электрическая от руки к руке.

Окурок полетел вниз, разбросал искры. Игорь прошел мимо него к темной машине, завозился с ключами, а она все еще стояла на месте, не зная, как поступить. В гудящей голове не осталось места для мыслей, потому когда он позвал, она с облегчением приняла чужое решение и села впереди.

— Любишь классику?

Инна согласно кивнула. Мягкое сиденье расслабило ее, позволило хоть на несколько минут забыть о боли. В салоне приятно пахло: чем-то смоляным, древесным, напоминающим запах леса.

— Ты где живешь?

— На Ленина, в центре.

Разговор увял. Инна смотрела в окно, на мелькающие фонари и здания, что сливались в пеструю ленту, стоило лишь смежить ресницы. Негромко пели скрипки. Она почти уснула, убаюканная ночным путешествием, когда на бедро легла рука.

Инна опустила голову: юбка поднялась вверх, почти полностью обнажив ноги, и тяжелая ладонь покоилась у самой границы. От руки исходило тепло, но ей стало холодно. И гадко.

Наверное, надо было что-то сказать… что-то сделать. Но она так устала от тишины, а еще проклятая боль впридачу с алочкиной нотацией — я же говорила! Пусть все будет как будет. Игорь повернулся к ней — тонкие губы, тяжелый подбородок — и улыбнулся.

***

Она учила уроки, а дядь Гриша сновал по комнате, рассматривая всё, до чего дотягивался его руки. Даже шкаф открыл, перебрал вешалки с небогатым гардеробом. Инна пыталась сказать, что это нехорошо, невежливо, но он ее не слушал и не слышал. Ходил хозяином, оставлял везде свой след, будто метил.

— Ишь ты, какие духи… Дорогие, наверно, такие самой себе не купишь. — Гремел шкатулкой с бижутерией, рылся на полке с книгами.

— Прекратите, это не ваше! — пискнула она.

Сосед мазнул по ней взглядом — словно ценник навесил — и подошел к столу, на котором громоздились учебники.

— И как учеба? — Он снова гладил ее волосы. Проводил ладонью медленно, тихо, держа руку на весу, так что она почти не ощущала давления.

К горлу подкатила тошнота. Она дернула головой, уворачиваясь от прикосновений, а потом развернулась на стуле — уж лучше видеть его, чем гадать, что он делает.

— Хорошо.

— Что читаешь? — спросил он, ничуть не смущенный.

— Историю.

— Хочешь историком стать?

— Нет.

Он помолчал, а затем навалился ей на плечо, заглядывая в тетрадку. Инна высвободилась, вскочив на ноги, отступила. Комната маленькая, куда не отступи — не спрячешься.

— Уйдите, пожалуйста, я спать буду ложиться, — голос не дрожал, что удивило ее безмерно.

Дядь Гриша направился к ее кровати — на стене постер, подушка в мультяшной наволочке — и уселся на пледе.

— Иди, ложись, я тут побуду, пока не заснешь.

Она помялась и решила, что сделает вид, будто уснула, а когда он уйдёт — закроется и больше никому не отопрет. Так что Инна прилегла на край — в той же одежде, что и была, — и постаралась сжаться в комок.

— Так и будешь спать? Одетая? — сосед дернул ее за носок.

— Да, я мерзну.

— Так я укрою. — Он подхватил с маминой постели одеяло и набросил на Инну. Странно, но ей стало легче. Безопаснее. Она словно спряталась от монстра в уютном гнездышке, теплом и надежном, где никто и никогда не сможет ее обидеть.

— Спасибо.

— Спи, а я пока посмотрю, что там по телеку показывают.

По экрану бегали крохотные фигурки, крича что-то неразборчивое, но наверняка важное, грохотали выстрелы, а Инна боролась со сном. Иногда она задремывала, но вскидывала голову и просыпалась — вялая, безвольная. Ей казалось, что по ногам бегают мурашки: холод поднимался все выше и выше, щекоча нежную кожу. А потом была духота, ужасная, невыносимая духота, от которой у неё болела голова и даже кости; она была вся мокрая, вспотевшая от жары, от которой у неё заложило уши — она ничего не слышала, кроме прерывистого стука сердца.

***

Инна едва успела добежать до унитаза. Потом, умываясь, она рассматривала себя в зеркале и думала, что Алла дурно на нее влияет. Хмурая женщина в отражении — под глазами синяки, у рта залегли складки — согласно кивала в такт мыслям. Мало ей мигрени, незнакомого мужика в постели, так ещё и снится… всякое. Она плеснула в лицо холодной водой, смывая остатки макияжа и дурного сна, протерла глаза.

— Доброе утро, — буркнули сзади.

Инна неловко обернулась — сейчас Игорь казался ей более незнакомым, чем вчера. Да и в утреннем свете он показался ей пугающим. Чужой страшный человек в её доме. Чужак, могущий сделать все, что взбредет ему на ум.

— Доброе.

Он может её ограбить. Или убить. Мозг хохотнул и вычеркнул пункт об изнасиловании. Инна словно очнулась от наваждения — нечего переживать, теперь она может сказать "нет" и он уйдет. Обязательно уйдет.

— У тебя нет запасной щетки? Извини, что спрашиваю, я не думаю, что ты часто водишь домой гостей, но вдруг случайно — случайно! — завалялась одна?

— Нет. Но можешь взять мою, если хочешь.

Инна оставила его и вышла. Телефон нашелся под кроватью, в самом темном углу.

Алла ответила только с третьего раза:

— Сволочь ты, Инка, — голос в трубке скрипел и сухо кашлял.

— И я тебя.

— Ты чего хочешь?

— Можно я к тебе приеду?

— Зачем? — оживилась подруга. — Игорек оказался маньяком? Мучил тебя всю ночь, а теперь ты едешь ко мне залечивать раны?

— Нет, он нормальный. Просто я не хочу его видеть.

Инна не понижала голос. Стояла у шкафа, выбирала одежду и ощущала, как гость старается неслышно одеться.

— Ты там стукнулась от счастья? Ночью, значит, хотела видеть, а сейчас нет?

— Я была не в себе.

Дверь он закрыл тихо-тихо, стараясь не щелкнуть замком. А она-то уже приготовилась к грохоту.

— Инна, это ты сейчас не в себе, если говоришь такое. Иди приготовь завтрак и накорми несчастного парня.

— Извини, я позже перезвоню.

Она заперлась на замок и набросила цепочку, дернула ручку, проверяя, крепка ли преграда, и лишь тогда выдохнула. Вместе с напряжением ее покинули и последние силы. Снова замутило.

Инна знала, что будет потом — не первый опыт. Стыд, гнев, сожаления. Замкнутый круг, по которому она бредет. Ее путь так долог, что дорога превратилась в колею, и выбраться сама она просто не сможет. Так и идет без остановки и перемены: стыдясь себя, гневаясь на них, сожалея о чувствах. Идет, идет, идет...