Леськина тайна

1.

Петька чувствовал себя бывалым путешественником. Ведь он только вчера приехал с моря. И не с какого-нибудь, а с самого настоящего — Чёрного! В памяти ещё жили яркие воспоминания о ласковых тёплых волнах, набегающих на мокрый песок, о белых чайках, с криками летающих над морской синью… О белом пароходе, на котором ему, Петьке, разрешили постоять на капитанском мостике. Правда, совсем недолго, пять минут… О загорелом дочерна Викторе с яхты «Надежда», о рыбалке с ним и ночёвке в лесу…

Но самое главное, он привёз морские камни и раковины, и теперь горел желанием показать их Леське. Что она видела тут интересного, в этой глухомани? Он покажет ей свои сокровища и расскажет такие истории… Девчонка рот откроет от удивления!..

Пока родители разбирали вещи, он быстро надел новую футболку с якорями и, сунув под мышку заветную коробку, торопливо пошёл к Леськиному дому.

Дом стоял на самом краю Вышек: деревянный, приземистый, с фасадом в три окошка. Да и окна имел не пластиковые, а самые обыкновенные, с деревянным переплётом, со ставнями, на которых облупилась голубая краска. Серый шифер на крыше, резной деревянный козырёк над крыльцом… И не сочтёшь, сколько раз Петьке доводилось здесь бывать.

Он знал Леську почти всю свою школьную жизнь. С того самого дня, когда их посадили за одну парту… Хотя нет, тогда он считал её всего лишь одной из девчонок своего класса, не больше.

Это потом Петька узнал Леську поближе, когда увидел её рисунки. Вполне себе обычные, если не рассматривать пристально. А тогда словно видишь другой мир, со своими законами и историей. Кому ещё могло прийти в голову рисовать пушистые одуванчики… с забавными мордочками ёжиков?.. Или маленького дракончика, похожего на слетевший с дерева осенний листок?.. А она рисовала… Могла нарисовать цветок среди космического пространства, и на стебле цветка, как на дорожке, изобразить целый мир: горы, мельницу, замок, лес и дорогу, а ниже — морскую гладь, и на ней — великанскую каменную ладонь. А на ладони — собаку… Это было как приглашение в иной мир. По крайней мере, так это понимал Петька.

Вообще-то Леська на вид — самая обычная девчонка. Две тёмные косички, большие серые глаза, немного угловатая худенькая фигурка… И взгляд такой открытый, доверчивый, а улыбка немного застенчивая. Так-то она молчаливая, но начнёт болтать — не остановишь. И всё-таки не болтушка, меру знает, и уж свои тайны при себе держит.

О том, что у неё есть тайны, он сначала не знал. А делиться она не торопилась. Одна из этих тайн открылась случайно…

Пришёл к ней однажды попросить дать списать задачу. Вообще-то он и раньше у Леськи бывал, то на день рождения, то просто в гости… Но в тот раз пришёл сам, без приглашения.

… Дверь открыла Леськина бабушка. Сухонькая, невысокая старушка. «Проходи, скорей, — сказала торопливо. — А то у меня в кухне всё сгорит!.. Леся там...»

Сняв ботинки и осторожно ступая по половицам, Петька пошёл к Лесиной комнате — и остановился в дверях. Леся стояла у стола, спиной к двери… Только не рисовала, и не решала задачу. Все учебники и книжки сиротливо ждали, сдвинутые к дальнему краю. Справа лежал толстый альбом, тоже закрытый. А Леська водила руками, передвигая что-то по поверхности стола, и при этом негромко бубнила себе под нос.

Ему стало интересно, и он шагнул в комнату.

Девочка услышала — и обернулась, раскидывая руки по краю стола, словно защищая собой.

Он подошёл ближе, мол, здравствуй, Леся, я тут насчёт задачи… И любопытно глянул на стол. И увидел разложенные на нём бумажные фигурки. Не куклы с набором одежды, какие продают в книжном магазине, а совсем другие. Тут имелись рогатые лошади и крылатые собаки, разноцветные диковинные птицы и нарядные человечки… Словом, всё, ею самой нарисованное и любовно вырезанное. Деревья, цветы, солнце и облака, домики, исполненные в её любимой манере…

— Ух, ты!.. — не сдержавшись, проговорил он. — Целый мир!

Леська встрепенулась, забеспокоилась.

— Это… Это так… Не трогай, пожалуйста!

Ну, будто наседка над цыплятами, подумалось тогда ему. Впрочем, он понимал: такую красоту и вправду жалко, если порвётся. Бумага-то тонкая…

— Можно посмотреть поближе? — тихо попросил он.

Леська кивнула, всё ещё глядя с недоверием, волновалась, глупая.

Петька бережно взял на ладонь бумажного всадника с тонким, грозившим смяться мечом. Близоруко рассмотрел. Подышал на него… И вдруг спросил:

— А почему они у тебя все плоские? Почему не стоят?

Леська удивилась:

— Так бумажные же!

— Ну и что — бумажные?.. Подставку им сделать. Из картона.

— Так они всё равно стоять не смогут, слишком тонкие, — возразила она.

Но он уже загорелся идеей.

— А их тоже подклеить на картон! И спины нарисовать. Получатся двусторонние объёмные… Как настоящие.

Леська наморщила нос.

— Возни много… А мне хочется быстро.

— Да это недолго. Хочешь, я сделаю? Сейчас сбегаю за картоном, у меня всякий есть…

Он уже собрался бежать. И взглянул на Леську: ждал, вдруг не захочет?

Она посмотрела нерешительно. И проговорила:

— Ладно, Петь. Только… Обещай никому не говорить, хорошо? Это же моя тайна…

Да, Петька её вполне понимал. Такой мир следовало беречь от посторонних глаз. Не все одноклассники станут восторгаться, как он. Скорее всего, на смех поднимут или «бумажницей» задразнят… Леську и так в школе фантазёркой звали.

И было отчего. Она вечно придумывала, жила своим миром, в самом обычном видела чудесное. И не замечала, как ребята потихоньку перешёптывались, крутя пальцем у виска…

И никогда не проходила мимо бездомного котенка или щенка. Если не могла взять себе, то понемногу подкармливала. Зимой даже делала кормушки для птиц. И голубей семечками угощала…

2.

В этот раз Леськина бабушка встретила Петьку неожиданно радушно: повесила сушить его мокрую куртку и, шаркая растоптанными тапками, повела на кухню поить чаем.

На кухне пахло чем-то сладковатым, но Петька знал: это не печенье. Так пахнут сердечные капли. Его тётка тоже пила такие…

А в остальном всё оставалось так, как он запомнил, приходя сюда делать уроки или поболтать ни о чём. Голубенькие занавески, клеёнка в клеточку. Обои в синий цветочек и старенькое радио… Только вот Леськи не хватало.

Где же она? Вышла в магазин на углу?.. Или побежала на почту, опустить письмо матери? Леськина мать жила где-то в Подмосковье, и Леська вечно писала ей длинные письма…

Петька прихлебывал сладкий чай из старой чашки с белочкой и всё ждал: вот сейчас откроется дверь — и подружка впорхнет, защебечет о чём-то своём, непонятном обычным людям. Будет пить чай с вареньем, и улыбаться ему, Петьке. Шутливо подталкивать ногой, неожиданно фыркая от подступившего смеха…

Да где же она, наконец?!

Тихо звякала ложечка о чашку. Леськина бабушка молча помешивала чай, отстранённо глядя в окно.

Не выдержав давящей тишины, он заговорил.

— Раиса Егоровна… А где Леся?

В ответ та как-то странно не то вздохнула, не то всхлипнула. Сморгнула слезу и, достав носовой платок, высморкалась. Потом посмотрела на Петьку выцветшими, усталыми глазами.

— Нет больше Леси. Пропала она.

— Как — пропала? Леська — и пропала?!.. Что с ней случилось? Где она?

Старушка горестно покачала головой.

— Откуда я знаю… Пошла, как всегда, гулять… И не вернулась. Три дня уже прошло.

— Почему же вы в полицию не звоните? Объявление не дадите?

Леськина бабушка, безнадёжно махнув рукой, поправила платок.

— А то станут они искать! Я уж ходила туда, говорят, мол, ждите, может, вернётся, загостилась у кого. А у кого ей гостить-то?!.. А один так прямо и брякнул, когда я свои опасения ему высказала: «У нынешней молодёжи мозги кривые, курят всякую дрянь. Вот и ваша, небось, такая же дурочка, сиганула где-нибудь с обрыва.»

— Как — дурочка? — возмутился Петька. — Это она-то дурочка?!.. Да кого тогда умным считать надо? Нормальная она девчонка, ещё получше многих!

Леськина бабушка, вздохнув, покачала головой..

— У тебя, Петя, сердце доброе. А другие и вправду подумают, будто у неё с головой не всё в порядке. Странная она, да сам знаешь. То весёлая, а то вдруг грустить начинает… Говорить начнёт — и не поймёшь, о чём.

— Я её всегда понимаю, — Петьке отчаянно захотелось защищать Леську, её право на свой, особенный мир. — Леся не такая, как все… не банальная. У других на языке одни сплетни да тряпки, а она… С ней обо всём поговорить можно. Она всё поймёт.

— Верно, — согласилась старушка. — Я то и говорю. И ведь трудно ей одной жить. Ни подружек, ни матери. Только со мной да с тобой и поговорит, а больше не с кем. Родная мать — и та уехала. Несмышленой девчушкой мне Лесю оставила. Семья у неё появилась, видишь ли, а родной дочери там и места нет…

Леськина бабушка снова высморкалась. И, подперев щеку, горестно продолжала:

— А в энто лето Леся днём куда-то уходить стала. Я, старая, мне за ней не угнаться. А ей, понятно, тошно одной в избе сидеть да бумажки энти перебирать. Уйдёт, погуляет — и воротится. Ровно коза, прости Господи!.. Я уж и привыкла к энтим отлучкам. Места тут у нас пустынные, воздух чистый. Только на пользу пойдет девке, думала. Да вот… Не так вышло…

Петька насторожился, понимая: сейчас услышит самое важное.

Но Леськина бабушка, покивав каким-то своим мыслям, замолчала.

Чувствуя себя неприятно, словно тешит праздное любопытство, он спросил:

— А как она… пропала?

Раиса Егоровна строго посмотрела на Петьку.

— А вот так!.. Ушла погулять — и сгинула! Чего тебе ещё надо?.. Сидит — и душу из меня тянет!

Петьке стало неловко. Он быстро встал и, торопливо попрощавшись, ушёл.

Бродил по мокрым улицам. Хорошо, дождь кончился, и в просветах между облаками появилось лазурное, словно умытое, небо. Глядя на него, никак не верилось, что Леськи — нету. Только глаза время от времени отчего то щипало. И приходили воспоминания…

С Леськой было одинаково хорошо и говорить, и молчать. Молчит-молчит — да и ляпнет что-нибудь неожиданное!.. За это она ему ещё больше нравилась. За необычность.

Вспомнилось, как в последнюю встречу они сидели вдвоём на скамейке. Хорошая такая скамейка, возле старого куста сирени. Молчали долго. А потом она возьми и скажи, мол, знаешь, я во сне Лунного короля видела, меня в гости звал.

У Петьки глаза на лоб полезли. Всякое слышал от Леськи, но это…

— Какой ещё Лунный король?!

— Обыкновенный, — пожала плечами она, как будто говорила о чём-то обыденном. — Правитель Луны. У него там королевство…

— Леська! На Луне люди не живут.

Она посмотрела на него, как на ребёнка.

— На нашей Луне не живут. А на сказочной Луне — запросто. Луна у них знаешь, какая жёлтая? Они так и зовут её — Медовая… Лунный король на следующей неделе бал даёт, по случаю дня рождения, и меня пригласил.

Петька не удержался и хмыкнул.

— Ну да… А чей день рождения-то? Его?

— Почему — его? Его мира.

Он удивился.

— Разве у мира может быть день рождения?

Она в ответ приподняла брови.

— А почему нет? Ведь каждый мир тоже когда-то рождается.

3.

«Да, Леська умеет фантазировать! — думал Петька, шагая по улицам. — Только где ж она?.. Бабка считает Леську насовсем пропавшей. Только я так не хочу!.. Не хочу!»

Это он понял со всей ясностью: без Леськи жизнь станет серой и скучной. Исчезнет радость встреч и звонкий Леськин смех… Как если бы кто-то взял — и навсегда закрыл солнце.

Леську надо срочно искать!.. Но где?

Он перебрал несколько мест, где они часто бывали вместе, и остановился на одном. Самом её любимом.

Место это находилось недалеко от посёлка, но он так торопился, что весь взмок, пока взобрался.

Тут ничего не было необычного. Просто высокий обрыв, с которого открывалась широкая панорама: слева вдали посёлок Вышки, а если смотреть прямо — зелёное лесное море, вершины прямо как волны колышутся… А если заглянуть вниз, за край, можно увидеть мелкую безымянную речку, коричневую и серую гальку, кое-где — островки травы… Только всё это далеко внизу, у подножия каменной стены; а стена — неровная, временем и ветрами выщербленная. Так и кажется, будто её когда-то начинал вытесывать великан, да бросил дело на полдороге.

Петька присел, вытянув шею, заглянул через край… Внизу, как и всегда, шумела о камни говорливая речка.

В то, будто Леська «сиганула с обрыва» ему не верилось. Но всякое бывает. А ну, как и вправду свалилась по неосторожности? Она ведь любила сидеть на самом краю, свесив ноги вниз… Ведь сколько раз он предупреждал: так можно упасть!

Поймав себя на мысли, что думает о девочке в прошедшем времени, Петька зло выругался. Нет уж, он не отдаст её так просто… Он найдет её!

Его взгляд зацепился за розовый шелковый бант, привязанный к ветке куста над самым краем обрыва. Ну кто мог его оставить здесь, кроме бесстрашной Леськи?!.. Это же надо придумать: рисковать сломать себе шею из-за прихоти повязать на куст бантик!

А это что?

Ниже, на каменном выступе, лежала кем-то забытая голубая бейсболка. Не Леськина, бейсболок она не носила, предпочитая панамки.

Кто же мог потерять здесь эту бейсболку?

Скорее всего, мальчишка. Но связан ли он как-то с Леськой? Почему-то в Петьке жила уверенность, что — да. Хотя мальчишек в округе много, любой мог здесь побывать…

Петька сел, обхватив колени руками.

Почему-то вспомнил, как Виктор рассказывал о своём друге Славке. Как однажды тот заблудился в двух шагах от лагеря: спустился в овраг за водой, а обратно поднялся по другой тропе. Запаниковал, заметался по лесу — и незаметно ушёл ещё дальше… А нашли его только случайно, через пару дней.

«Может, и она заблудилась вот так? Даром, что эти места чуть не с рожденья знает...»

Пройдясь вдоль обрыва, он походил по холму. Под большим валуном, как под навесом, лежал кожаный чехол от цифровой фотокамеры. Фирменный. Ошибки быть не могло, у него дома хранился точно такой же.

Кто мог забыть его здесь?

Только не Леська, у неё имелась лишь старая «мыльница», да и то подержанная… Может, эту вещь оставил случайный человек, и никакого отношения к исчезновению она не имеет?.. Но Петька нутром чуял: это не так.

А может, у неё есть друг или знакомый, о котором он не знает?.. Всё может быть… Она ведь такая скрытница!

4.

Домой он вернулся хмурый. Молча поставил на стол коробку с камнями и ракушками, так же молча поужинал — и ушёл к себе. Даже не ответил на подтрунивание отца, мол, устал, путешественник?

Ничто не радовало. Хотелось лишь завернуться в одеяло — и спать, спать, спать…

Разумеется, Петьке приснилась Леська. Почему-то в длинном белом платье. Она сидела на краю обрыва, по обыкновению свесив босые ноги. Ветер трепал распущенные волосы, и она убрала их рукой. Потом посмотрела на Петьку, внимательно так, словно изучая… Губы её шевельнулись, произнеся какое-то слово, но он не услышал ни звука, как будто в немом кино. Леся снова пристально взглянула на него — и начала… таять. И вскоре исчезла, как исчезает, рассеивается в небе дымок.

Петька остался один.

— Ле-есь-ка! — закричал он изо всех сил.

И проснулся.

В окно светило солнце, под окном чирикали птицы на ветках яблони… Чистая голубизна неба вызывала в душе восторг и умиление.

В квартире стояла уютная тишина. Родители, как водится, уже уехали на работу. Он позавтракал чаем с бутербродами и вышел на улицу. Ноги сами понесли его к Леськиному дому.

5.

На Петькин стук выглянула Раиса Егоровна, с веником в руке.

— Чего надо? — пробурчала она неприветливо.

Петька замялся.

— Здрассти, Раиса Егоровна… Мне бы… Из Лесиных рисунков что-нибудь… На память.

Леськина бабушка некоторое время буравила его взглядом, видимо, раздумывая. Потом неожиданно подобрев, кивнула в сторону комнат:

— Ладно уж. Ступай, только ноги вытри. Я пол только-только помыла.

Она провела Петьку в дальнюю комнатку, где ему раньше не приходилось бывать. У окна, между старой этажеркой и платяным шкафом стоял маленький столик. Наверно, за ним Леська читала книжки, а, может, и рисовала здесь?.. Этажерка была битком набита книгами, из которых учебники — самая малая часть, а больше всего — приключенческие романы.

Странно так: девчонка, должна бы о любви читать, а она — то про море и пиратов, то про индейцев… Но этим-то она Петьке и нравилась, своей непохожестью на остальных девчонок, и даже некоторой загадочностью. Посреди разговора вдруг задумается о чём-то, взглядом куда-то уйдёт — и в глазах появляется такое странное выражение… Как будто видит нечто, недоступное ему, Петьке. Другой мир, что ли?.. Он спрашивал об этом Леську, но она только молча улыбалась, и в самой Леськиной улыбке, и в глазах сияла неведомая ему тайна…

Старый платяной шкаф имел зеркальную дверцу, и Петька, увидев в нём своё отражение, отвернулся. Этот мальчишка в зеркале ему не очень-то нравился. Тёмная челка, падающая на глаза, карие, как у теленка. Синяя курточка-ветровка на угловатых плечах, руки спрятал в карманы. Потёртые джинсы с пятнами на коленях… Хоть пыльные сандалии в зеркале не видно.

Недалеко от шкафа помещалась аккуратно заправленная кровать, на железной спинке торчали забавные шишечки. Ему представилось, как подружка по вечерам забиралась на кровать с ногами — и долго мечтала, обхватив колени и устремив взгляд на темнеющее небо за окном… О чём мечтала? Кто занимал её мысли? Ничего-то он толком о ней не знал. А чтобы искать человека, надо знать о нём если не всё, то многое.

В общем-то, с этой целью Петька и пришёл сюда: понять, чем жила и дышала Леська в эти месяцы без него.

Пока он раздумывал и оглядывался, Раиса Егоровна распахнула шкаф и сняла с верхней полки несколько папок-скоросшивателей.

— Вот, — проговорила она, шлепнув папки на столик. — Смотри сам. Тут все её бумажки, и рисунки, и писанина. Сам выбирай.

И села на табурет в углу: наблюдать. Или следить за ним? Небось, боится, как бы шустрый мальчишка чего не спёр…

Петька заставил себя не думать о Леськиной бабушке, вплотную занявшись папками. Папок было четыре. В трёх лежали рисунки, причём в одной — неоконченные наброски. В четвёртой же оказались… стихи. И ещё — вырезки из областной детской газеты. Тоже стихи, только напечатанные.

Почему же она никогда не заикалась ему, что пишет стихи? Стеснялась? Не доверяла?.. Вот скрытная…

Внимание Петьки привлёк заголовок, и он стал читать.

Как часто просим мы защиты

У бога и небесных сил.

В тиши возносим мы молитвы,

Чтоб бог услышал, защитил.

В печали горькой ждём подмоги:

Придёт, поможет и спасёт!

Мы просто люди, мы — не боги,

Но тайна есть, что в нас живёт.

Ведь каждый — сам себе хранитель,

И выбор делает в судьбе.

И каждый — сам себе спаситель,

И может сам помочь себе.

Да, это выглядит нелепо,

Привычней клянчить чудеса.

В ответ однажды скажет небо:

«А помоги себе ты сам!

И в час беды, и в час решенья

Умей-ка думать головой.

Сомненья — что ж, у всех сомненья.

Но выбор — твой, и только твой!

И что ты выберешь, однажды

Определит и весь твой век.

Умей-ка жить не только жаждой,

А сердцем, честью, человек!»

Стихи звучали довольно наивно и по-детски, но Петьке понравилось. Напомнило любимого фантаста Головачёва.

Он взял другую вырезку.

Мне снился странный сон: ночь и Луна в полнеба.

Мне снилось, что умею я в вышине летать.

И что лечу я к звёздам, к неведомым планетам,

И на Луну спускаюсь, чтоб в масках танцевать.

Вот лунный бал начался, гостей танцуют пары.

На танец приглашает меня король Луны.

Король танцует в маске, одет в костюм корсара,

И карие глаза мне из прорезей видны.

В сиянье зал, и в блеске, мы мчимся круг за кругом,

А музыка играет, приятна и легка.

Король снимает маску, и вижу… Лицо друга,

Знакомую улыбку мальчишки Мотылька.

И взгляд, и все движенья до боли мне знакомы…

Но сон вдруг оборвался — и я проснулась вдруг.

Уехал Петька к морю, а я скучаю дома.

Когда же ты вернёшься, мой самый лучший друг?

Это оказалось так неожиданно, прочесть стихи о себе самом. Нет, нужно обязательно найти Леську, и сказать ей спасибо!..

Вспомнив, зачем пришёл сюда, он подвинул к себе папки с рисунками. На каждой стояла аккуратная надпись зелёным фломастером: «Старые альбомы», «Рабочие наброски», «Рисунки на листах, прошлого и этого года». Отложив в сторону все остальные, Петька раскрыл папку с самыми последними рисунками.

Чаще всего она рисовала цветными карандашами, краски и гуашь использовала редко. Каждый рисунок лежал отдельно, в последнее время ей нравилось рисовать на офисной бумаге. Он сам как-то принёс ей целую пачку «Снегурочки».

Рисунков оказалось много, штук сорок. Но почти все носили сказочный, нездешний характер: придуманный город, фонтаны, лесные феи с крылышками… Но вот пошли портреты, и Петька насторожился. Именно ради них-то он и пришёл сюда. У Леськи года два назад появилось обыкновение рисовать портреты всех знакомых и друзей. Поначалу схожесть с оригиналом оставляла желать лучшего, но вскоре художница наловчилась. И теперь её работы отличала почти фотографическая точность.

Петька перебирал портреты. Вот он сам, вот Леськина бабушка. Вот опять он, вот Леськин автопортрет… Вот это они вместе, рисовано с фотографии. А это… Это кто?

На листе цветными карандашами был изображен рыжий, слегка растрепанный мальчишка в полосатой футболке. Лицо его украшали веснушки, а голову — бейсболка цвета неба. Вероятно, та самая, которую видел там, на обрыве. Он перевернул лист. На обороте стояла дата: июнь нынешнего лета, и незнакомое имя — Коля Векшин.

— Можно этот взять?

— Бери, бери, всё едино, — отмахнулась Леськина бабушка. — Больше ничего не возьмёшь? Тогда ступай себе, мне тут работы по горло…

6.

Держа портрет в руке, он помчался к Максиму. Кто ещё может помочь в этом деле, как не старый друг?

Максим Рыбкин был старше его года на два. Дом его стоял через улицу от дома Мотыльковых. Мальчики дружили с детства, считая друг друга почти братьями. Если напроказил один, другой неизменно старался его выручить, даже ценой собственного наказания. С годами дружба только окрепла, и теперь, шагая вдоль низкого зелёного штакетника, Петька не сомневался, что найдёт у друга и помощь, и поддержку.

Открыв калитку, он зашёл во двор. Навстречу немедленно бросился чёрный, как уголь, пёс. Радостно лая, он прыгал, повизгивая и норовя лизнуть в лицо… Петька, загораживаясь рукой, понемногу продвигался к крыльцу.

В доме ухнула дверь, и наружу выскочил Максим в шортах и клетчатой рубашке с короткими рукавами. Долговязый и скуластый, он славился среди ребят как лучший бегун и футболист, но только близкие друзья знали о его увлечении моделями самолётов и кораблей…

Увидев Петьку, он приветливо махнул рукой и побежал навстречу.

— Цыц, Шарик!.. Здорово, Мотылёк!

— Здорово, Рыба!

Мальчики обнялись, хлопая друг друга по спине.

— Давно не заходил. Ездил куда?

— С предками на море ездил.

— О! Расскажешь, чего видел? Как там?

— Там обалденно. Потом расскажу… Слушай, Макся, мне нужна твоя помощь.

Тот весь подобрался, посерьёзнел.

— Давай, выкладывай.

Петька, как мог, коротко обрисовал ситуацию.

— … Исчезла, понимаешь? И вот — портрет какого-то парня. Векшин. Ты такого не знаешь?

— Погодь, — Максим повертел листок в руках. — Векшин… Векшин… Кажись, такая фамилия есть. Только не у нас, а в Макаровке.

Макаровка находилась километрах в пяти от Вышек.

— А ты никого там не знаешь? — с надеждой спросил Петька.

Максим задумался, почесывая нос.

— Это самое… Есть одна девчонка. Она в тамошней футбольной команде, многих парней в лицо знает.

— Так давай к ней, — нетерпеливо сказал Петька. — Как её зовут?

— Оксанка Снегирёва.

7.

Путь до Макаровки предстоял неблизкий, и Максим выкатил из сарая велосипед. Петька сбегал за своим.

Ехали не торопясь, по просёлочной дороге, и друг на ходу потребовал рассказ про Петькины приключения на море.

Описывая Виктора и его яхту, тот неожиданно поймал себя на том, будто говорит о чём-то давно прошедшем. И вовсе не важном. С тех пор, как он узнал про исчезновение Леськи, всё остальное отодвинулось куда-то на задний план. Он удивлялся другу: как можно интересоваться каким-то морем, когда у них в посёлке невесть куда пропал человек?.. Но он не высказал это вслух, и продолжал говорить… Про пароход, про капитана, про то, как нашёл на берегу в отлив особенный полосатый камень…

— Рули сюда, — неожиданно перебил его Максим. — Она здесь живёт.

Проехав по одной из улиц Макаровки, они свернули к красивому дому с зелёно-голубыми ставнями и резными наличниками.

Оксана оказалась Максимовой ровесницей, высокой голубоглазой девчонкой в очках. Светлая чёлка падала ей на глаза, мешая смотреть, и девочке постоянно приходилось убирать её рукой. Длинные белобрысые волосы, собранные на затылке в роскошный «конский хвост», мотались при каждом энергичном движении своей хозяйки. Вместо платья она носила синюю футболку (с красным сердечком на груди) и красные шорты. На крепких загорелых ногах виднелись свежие царапины.

По словам друга, Оксана считалась одним из лучших игроков в своей команде, умела лихо ездить на велосипеде и даже… драться. И при всём том производила впечатление спокойной и уравновешенной девчонки, улыбчивой и доброжелательной.

Когда они пришли, она ходила по огороду, собирая спелые помидоры в оцинкованное ведро.

— Привет, ребята! — сказала она весело. — Проходите, гостями будете.

Максим отчего-то покраснел и произнес с заметной запинкой:

— Мы… это… Оксан… не поможешь в одном деле?

И покраснел ещё больше, так, что уши зарделись, как два спелых помидора.

«Да он же втюренный в неё, — сообразил тут Петька. — Ну и дела!»

— Отчего не помочь. — Оксана улыбалась, явно заметив Максимово смущение, — А в чём проблема, пацаны?

Петька выдвинулся вперёд — и начал заново рассказывать Леськину историю. Потом показал рисунок.

— Знаешь такого парня?

Оксана взглянула.

— Знаю. — сказала она спокойно. — Это наш Емеля.

— Какой Емеля?! — возразил Петька. — Тут написано — «Коля Векшин».

— Ну да, Векшин, — кивнула Оксана. — Это он теперь Векшин, а раньше был Емелин. Это все знают.

— А где он живёт? Здесь, в Макаровке?

— Здесь, да не здесь. Колька — сын лесника, до его дома ещё ехать надо. Показать вам, где это?

— Конечно, покажи, чего ждать? — нетерпеливо сказал Петька.

— Ладно. Я сейчас…

Оксана ушла за постройки, и вскоре вернулась, тоже с велосипедом.

Теперь они ехали уже втроём. Лесная дорога виляла то вправо, то влево, по обоим сторонам тянулись зелёные стены деревьев. Низ стволов сплошь закрывали густые папоротники.

Оксана с Максимом болтали, как ни в чём ни бывало, а у Петьки почему-то отчаянно колотилось в груди.

«А вдруг они ошиблись, и это не тот парень?.. А вдруг он и не знает ничего?.. А вдруг...»

8.

Пока ехали, Оксана рассказывала про Колю.

— Он учится в нашей школе, мы его привыкли Емелей звать. Мать его одна растила, без отца. Работящая тётка!.. И Колька весь в неё, вечно мастерит из дерева… Не поверите, хоть что возьмётся сделать, хоть скамейку, хоть табуретку!.. А недавно в Макаровке выставка проходила, местных мастеров. Так там Колькины поделки очень хвалили. Я сама смотрела. Шахматы из дерева, хоть и не как фабричные, но всё равно красивые. Фигурки животных всякие… Олени, лошади, белки, зайцы… Это его отчим научил, дядя Алексей. Так папа говорит, а он уж точно знает… Они с дядей Алексеем друзья.

Возле деревянного моста через речку Оксана остановилась и слезла с велосипеда.

— Вон, видите дом стоит? Это Колькин.

Максим и Петька вытянули шеи, пытаясь разглядеть, куда указывает девочка.

— Никакого дома не вижу, — разочарованно сказал Петька.

— Я тоже, — отозвался Максим.

— Не туда глядите. — сердито воскликнула Оксана. — Глаза откройте, вон в той стороне, видите зелёные ставни?.. Там ещё кусты черёмухи. И тополь высокий. Увидели?

— Ага. — Петька слез с велосипеда и пошёл с ним к мосту. Максим и Оксана двинулись следом.

За деревьями открылся ладный, красивый дом с высоким крыльцом. Пластиковые окна сияли на солнце, и сквозь них розовели полузадёрнутые шторы. На подоконниках стояли горшки с сенполиями и геранью. Под окнами, на аккуратных прямоугольных клумбах, цвели астры, флоксы и львиный зев…

Две огромные овчарки (хорошо, хоть в вольере!) при виде ребят залились басовитым низким лаем. И на этот лай на крыльцо вышел рыжий мальчик — точная копия портрета, лежавшего в кармане у Петьки. Он спустился вниз, прыгая через ступеньку, и, обведя взглядом всех по очереди, остановился на Оксане.

— Привет, Оксан. Это твои друзья?

— Привет, Коль! Познакомься, это Максим Рыба, а это Петька Мотылёк… Петь, вот это и есть Коля Векшин.

— Мотылёк? — оживился Коля. — Я слышал о тебе… От одного человека.

И с улыбкой протянул Петьке руку.

Тот пожал её, изучающе вглядываясь в это веснушчатое лицо. Мальчишка как мальчишка, ростом чуть пониже. Глаза зеленоватые, в крапинку, нос с горбинкой, а зубы редкие. Это видно, когда Коля улыбается, а улыбается он, сразу видно, легко. Да и вообще, парень с виду открытый, на злодея не тянет. Теперь бы спросить, откуда он знает Леську…

Начать оказалось нелегко.

— Послушай, ты это… Знаешь Олесю Сорокину? — проговорил он после минутного молчания.

Коля, улыбнувшись, кивнул.

— Конечно, знаю. Хорошая девчонка. А что?

— Понимаешь, она пропала… Исчезла, и никто не в курсе, где её искать.

В зеленоватых Колиных глазах мелькнули чёртики.

— Никто, говоришь, не в курсе?.. А я могу сказать, где она.

У Петьки моментально перехватило дыхание.

— Где?!

Коля преспокойно кивнул в сторону дома.

— Да там. У нас.

— Как это?!.. У тебя?.. — почти одновременно воскликнули и Максим, и Петька.

— Не может быть! — прижав ладонь во рту, ахнула Оксана.

— Почему она у тебя?.. А ну, колись! — потребовал Петька.

Коля развёл руками и оглянулся на всё ещё надрывающих глотки псов.

— Так получилось… Давайте уйдём в огород, а то я тут сам себя не слышу.

В огороде все расселись на земле под старой ранеткой.

Коля задумчиво пощекотал себя по лицу травинкой.

— В общем, так… — начал он. — Я сам во всём виноват. Надо бы предвидеть, что погода испортится…

— Постой… А откуда ты знаешь Леську? — перебил Петька. — Расскажи с самого начала.

— Ну, с самого начала… Шибко длинно получится. Я познакомился с ней случайно. Хотя теперь вот думаю, мы всё равно бы встретились… Это судьба.

Впервые я увидел её в Вышках, на детском празднике. День защиты детей, и всё такое прочее… У нас в Макаровке тоже проводят, но в тот раз я поехал с отцом по одному делу… Ну, и зашёл на площадь. А там как раз рисовали мелками. Смотрю, одна девчонка так красиво рисует, просто дух захватывает! Я и решил к ней подойти познакомиться. Люблю, когда человек талантливый, выделяется из серой массы. Разговорились, я ей свои фотки показал, попросил рисунок на память сделать… Ну, в общем… Это… Привела она меня к себе, рисунки дала посмотреть, и даже мой портрет набросала. А я её сфотал возле дерева…

Но самое интересное оказалось, когда я домой вернулся и отцу про Олесю рассказал. Он посмотрел на её фотку, переспросил, как фамилия… Да вдруг и говорит, я аж подскочил от неожиданности: «Знаешь, сын, а ведь это твоя сестра.»

9.

— Как — сестра?! — изумлённо выдохнул Петька. Ведь Леську никогда, даже фантазируя, ни про какого брата не говорила!.. А впрочем, она любит всякие тайны… С неё сталось бы скрывать и родство.

— Обалдеть! — присвистнула Оксана. — А ты, Колька, тот ещё скрытник… Столько времени молчал, что у тебя есть сестра!

— Родная сестра?.. — поднял брови по-взрослому Максим. — Или отцова дочь? Это ж разные вещи…

Коля смущённо махнул рукой:

— Вы это… Послушайте сначала, история-то непростая… Короче, — продолжил он, когда все замолчали, — отец рассказал мне, как в юности собирался жениться на одной красивой девушке, Гале. И женился бы, если б не её мать. Чем ей не понравился мой отец, ума не приложу. Такого человека ещё поискать, на все руки мастер. Правда, он тогда только-только из армии пришёл, и нигде не учился. Всё раздумывал, куда поступить… Властная и строгая, мать запретила дочке за него выходить, да и вообще больше встречаться не разрешила. И Галя эта её послушалась…

— Фу! — не выдержала Оксана. — Гадость какая!.. Я бы на её месте на всё наплевала, раз любовь…

— Ну, это ты так сейчас говоришь… А до дела дойдёт, ещё посмотрим, как обернётся, — проворчал Максим. — Короче, как говорят, не зарекайся. Валяй продолжай, Коль.

— … Ну, раз такое дело, мой отец взял да уехал. Учиться решил, на лесничего, и потом тут работать. Но его, как нарочно, в другое место определили. Поработал он там сколько-то времени, в отпуск на родину приехал… И узнал: Гали уже нет в Вышках. Уехала, а куда, мать её сообщить отказалась. Так след Гали потерялся… Через несколько лет моего отца наконец перевели в наши места, и здесь кто-то ему рассказал, будто Галя приезжала, оставила у матери дочку, а сама снова уехала. Мой отец решился пойти к Галиной матери и обо всём расспросить. И добился от неё, что Галина девочка — это его родная дочь. Но адреса Гали она всё равно ему не дала, и вообще, пригрозила: «Больше не приходи. А не то уеду с внучкой — и ищи ветра в поле»… Вот такая закавыка у них получилась.

— Мда… — протянул Максим. — Целая мелодрама.

— А эта Галина мать, она кто? — спросил Петька. — Неужели бабушка Леси?.. Раиса Егоровна?

— Она самая, — кивнул Коля. — Она и меня почему-то невзлюбила. Наверно, из-за фамилии. Вспомнила, небось, моего отца. Потому нам с Олесей приходилось общаться тайно, чаще всего — на обрыве…

— Ага!.. — воскликнул тот, торжествуя. — Значит, это всё же твоя бейсболка на кусте висела!.. А чехол от фотокамеры, который там валялся, он тоже твой?

— Мой, — подтвердил тот. — Это я недавно закат фоткал. Темно уже стало, мы заторопились по домам, и я возьми и забудь этот проклятый чехол!.. Мы с Олесей так всё лето встречались, иногда я её сюда в гости привозил, на велике.

Слово «встречались» Петьке не очень понравилось. Да и вообще, он чувствовал к Коле некоторую неприязнь. Да и как можно хорошо относиться к парню, который дружит с твоей девочкой?.. Нет уж, извините-подвиньтесь, Леська — она только его, Петькина!

— Слушай, Коль, — вдруг решительно произнесла Оксана. — Ты это… Хватит в прятки играть. Давай, зови сюда Олесю. Всё равно мы теперь вашу тайну знаем.

Коля замялся и весь как-то сник.

— Понимаете, это… Олеся не может выйти. Она хворая.

10.

Петька вскочил на ноги.

— Хворая?.. И ты говоришь об этом только сейчас?! Убить тебя мало!

Коля вжал голову в плечи.

— Я же говорю, это я виноват… Мы с ней решили поехать на велике до Зубца…

— Куда?! — перебил Максим. — Ну, ты и впрямь с панталыки съехал! Это ж пропасть как далеко!

— Что за Зубец? — не понял Петька.

— Скала такая вертикальная, на зуб похожа, — пояснила Оксана. — Я там была как-то раз, с предками на машине ехали, и нарочно остановились поглядеть. Коричневый такой камень, шершавый на ощупь, стоит на вершине холма. Кто его там поставил — потёмки. Но это и вправду далековато, километров двенадцать только от Макаровки. А от ваших Вышек — так и ещё дальше. На машине — раз плюнуть, а на велике пока доберёшься…

— Зачем же вы попёрлись в такую даль?

Коля вздохнул.

— Олесе очень хотелось увидеть этот Зубец. Она так меня просила туда поехать! Если б знали, чем это обернётся… Вообще-то с утра припекало… Олеся ещё смеялась, зачем я куртку беру. Сама-то надела сарафанчик в цветочек и белую панамку. Фоткаться думала на фоне Зубца. Пока ехали, солнце просто поджаривало, и кобылки трещали, как ошалевшие. Пару раз мы останавливались попить воды из фляжки… В общем, добрались не скоро.

Уже подъезжая к холму, на котором Зубец, увидели ползущую с запада тёмную тучу. Я предложил вернуться, но Олеся — ни в какую! «Обидно, — говорит, — столько отмахали — и на тебе, всё впустую!» Уговорила проехать ещё немного. Мы обогнули Зубец и свернули с дороги. Я очень хотел показать Олесе обрыв, с которого всё как на ладони: и лес там, и дальние холмы, издали — будто синие, и речка сверкает, а внизу, у самого подножия, тополя шумят…

Ну, пока фоткал я эту красоту, Олеся её срисовывала в блокнот. А тут туча подошла, и нас накрыло дождём!.. Струи холодные, прям ледяные, хлещут, ветер шквальный… Куда бежать?.. Спрятаться негде, местность открытая. Добежали до Зубца, поднялись к нему — и встали с южной стороны, хоть какая-то защита от ветра… Олеся дрожит, я уж и куртку свою отдал, а она всё никак не согреется. Прижал её к себе, прямо слышу, как у ней зуб на зуб не попадает…

Всего себя я изругал за эту несчастную поездку!

Ну, стали мы уносить ноги от проклятого Зубца. Сели снова на велик — и кое-как поехали по грязи обратно… Долго рассказывать, как добирались, как падали вместе с великом в грязь, как попали под град, хорошо, некрупный… Короче, под вечер уже, доползли сюда. Переоделись в сухое. Бабка Марьяна нас сразу горячим чаем отпаивать стала, тёплым пледом укутала обоих. Не помогло… То есть я-то закалённый, мне ничего не сделалось. А вот Олеся слегла. Сразу, в тот же вечер.

Температура у неё поднялась — ого-го!.. Три дня металась в жару, горела вся…

— А почему вы скорую не вызвали?

— Или в больницу не отвезли, машина же есть?!

— Отец хотел, да бабка Марьяна не велела. Сказала, сама девчонку на ноги поставит. Она ведь травница, целительница потомственная. Олесю по-своему лечит, растираньями да отварами. А в больнице, говорит, пока оформят, пока анализы возьмут, определят, от чего хворь… А время то уйдёт, не воротишь.

— А как она сейчас?

— Вроде получше. Бабка мне в ту комнату заходить не велит, но ходит уже не хмурая. Стало быть, Олесе полегче.

— А давайте, пойдём спросим? — предложила Оксана. — Может, и зайти к ней уже разрешит…

— Это вряд ли… — засомневался Коля. — Бабка у меня строгая. Но спросить можно. Пошли.

11.

Поднявшись по крутым ступенькам крыльца, ребята по одному прошли в сени и дальше — в светлую кухню, наполненную вкусными запахами.

У стола, покрытого клетчатой клеёнкой, хлопотала высокая худая женщина. Из-под белой косынки её выбивались рыжие волосы, поверх домашнего сиреневого платья был надет фартук. Она споро и ладно раскатывала тесто для пельменей, вырезала рюмкой из него кружок, и, зачерпнув ложкой мясо, клала в середину. Привычные пальцы быстро и ловко защипывали пельмень, опускали на лист — и тотчас повторяли всю операцию… Мельком взглянув на вошедших, женщина кивнула в знак приветствия, ни на миг не прерывая своего занятия.

— Здрассте… — вразнобой поздоровались ребята.

— Мама, — обратился к ней Коля, — а где бабка Марьяна?

— У Олеси.

Коля потянул новых знакомых за собой. Разувшись, они прошли через две комнаты — и оказались перед закрытой дверью.

Максим и Петька переглянулись.

— Если бабушка всех не пустит, то иди хоть ты, — прошептал Максим. — Мы — что… А тебе важнее.

В эту минуту дверь медленно открылась — и в проёме появилась грузная фигура высокой пожилой женщины. Тёмное платье и платок делали бабку Марьяну ещё старше, чем на самом деле. Крупный мясистый нос с бородавкой бросался в глаза. А глаза прятались под нависшими бровями, неожиданно светлые, зоркие не по годам.

— И чего тут собрались, голуби? — голос у бабки Марьяны был под стать своей хозяйке: густой и зычный.

— Мы к Олесе, — сказал за всех Коля. — Как она, бабка Марьяна?.. Можно к ней?

Бабка Марьяна усмехнулась.

— Сёдни получше. Только всех скопом не пущу. Пущай один кто-нить войдёт. А остальные — опосля.

Максим подтолкнул Петьку: иди, пока разрешают!

Тот, робея, шагнул через порог.

И сразу узнал рассыпанные по белой подушке тёмные волосы и серые глаза на бледном лице… Леська лежала на кровати у окна, и тонкие бледные пальцы её теребили одеяло.

Петька подошёл ближе. Хотел что-то сказать, но горло сдавил неожиданный комок. Он молча опустился на корточки возле кровати и неуклюже улыбнулся.

— Петя… — проговорила Леся. — Ты вернулся!

— Да, — чужим, хриплым голосом ответил он. — Как ты?

Она улыбнулась.

— Да так. Захандрила немножко. Ты давай, рассказывай, куда ездил.

Петька стал говорить. Тихо и отстранённо. Словно и не о себе, а ком-то другом.

Леськины глаза загорелись, она ловила каждое слово.

Когда он закончил рассказ и замолчал, она задумчиво произнесла:

— Счастливый… А я вот так ни разу не видела моря…

И почему-то отвернулась к окну.

— Зато, как я уехал, у тебя сразу новый друг появился, — не удержался от упрёка Петька. — И чего нашла в этом рыжем? Теперь ему и тайны доверяешь…

Она колюче посмотрела на него.

— Сам хорош! Нечего уезжать на всё лето. Я так по тебе скучала… А ты, небось, обо мне ни разу не вспомнил!

— Я всё время о тебе помнил!.. Как вернулся, сразу к тебе побежал. Знаешь, как тебя искал, как волновался… Боялся, вдруг с тобой случилось нехорошее…

Лицо Леськи просветлело.

— Правда?

— А то ж!

Леся взглянула на него как-то странно.

— Петь, — сказала она жалобно, — Не уезжай от меня больше никогда!.. Обещаешь?

— Обещаю, — сказал он твёрдо.

Леся улыбнулась — так застенчиво и смущённо, что у него защемило душу. А потом вложила свои тонкие пальцы в его ладонь. И Петька почувствовал прилив нежности и восторга, ему захотелось сделать для неё нечто такое, отчего она поймёт, как ему дорога и она сама, и их дружба… В нём росло и вызревало какое-то новое чувство.

Он не знал, как называется это чувство, да и не хотел знать. Только понимал: между ним и Леськой в этот миг возникла новая тайна, на этот раз — общая, на двоих.