Давненько я не брался за перо. Пора бы уже потихоньку выходить из спячки. А просыпаться лучше всего с тем, кого любишь.
Кинга я люблю беззаветно с самых ранних лет. Как и у многих, знакомство с королём ужаса у меня началось с «Мёртвой зоны» — тогда я правда не способен был оценить всю тонкость политической линии романа — продолжилось великолепным «Сиянием» — после фильма Кубрика окончательно понял, что книги лучше читать, чем смотреть — а потом Кинг просто стал частью моей читательской жизни. Крайне весомой, надо сказать, частью.
Сегодня вдруг захотелось поговорить о «Бессоннице» — романе, который в очередной раз доказывает, что Кинг в первую очередь фантаст и лишь потом — где-то очень глубоко внутри — столп хоррор-культуры.
мне вот принесли
Перспектива
пока любовь кончается на здец
две крайности ответчик и истец
выкручивают лампочки в парадном
постой не одевай их в имена
настолько сумасшедшая весна
что можно спорить с фотоаппаратом
они за нас
присяжные за них
попросишь звонаря: перезвони
и колокол замрёт на полуслове
с таблеткой от войны под языком
он будет дожидаться высоко
когда птенец проснётся в птицелове
заглядывая Богу в объектив
порой не различаешь перспектив
но чувствуешь:
наверное успели
а что до них — смеются
дураки
узнав как звонко ранят каблуки
бессмертные щербатые ступени
отцы и дети
птицы и ловцы
необходимость взлётной полосы
предполагает смелость экипажа
у них в запасе белый парашют
и маленький кальян под анашу
и чёрный ящик
так
для эпатажа
Р А С Т Я Ж К А
Свет проталкивал потоки
Через профиль пустоты.
Благодарные потомки
Разевали молча рты.
Было ДО и было ПОСЛЕ;
Непонятное внутри.
Я дотумкал: это козни
Ассиметрии. Смотри
На течение потока
С центром в виде головы:
Честь и совесть как бы, только
Ум отсутствует, увы.
Снизу парк с обломком ЗОО,
В кубе — памятка векам.
Взвесь восторга и позора,
Паутина. Мозг. Веб-кам.
НЕРЖАВЕЙКА
Водосточная труба
проворчала: «Жизнь груба,
сплошь – утробная борьба,
жаждешь пить и есть,
нужен кров, нужна кровать –
не пора ли воровать?»
Дождь ответил: «Жесть!
по-житейски ты права,
ты осмысленно крива,
но сердитый тон
выдал прямоту
Наконец-то я снова доползла до того, чтобы поделиться впечатлениями от недавно-прочитанного. В данном же случае перечитанного. Да да, я таки перечитала это леденящее душу произведение о том, как обычный, простой, средне-статистический идиот становится маньяком. И жуткое в этом всем не то, как он мучает и режет на части свою жертву, а предельно четкое и яркое описание движений души юного серийного убийцы.
Точнее — его превращение в того самого убийцу. Вам никогда не было интересно, как люди становятся чудовищами? Как из ничем не примечательной серой посредственности вдруг вырастает монстр? О чем вообще думают все эти маньяки развлекающиеся тем, что убивают очередную жертву?
Эссе о Венеции «Набережная неисцелимых» — история соприкосновения с нереальным городом, нереально изложенная.
Книга была написана в 1989 г. по заказу «Консорциума Новая Венеция», который регулярно заказывал к Рождеству произведение искусства, воспевающее город: картину, скульптуру или эссе.
Она «вся написана короткими замкнутыми отрывками, где в каждом отрывке описывается одна картинка или одно чувство».
«Медленное движение лодки сквозь ночь напоминало проход связной мысли сквозь бессознательное. По обе стороны, по колено в черной как смоль воде, стояли огромные резные сундуки темных палаццо, полные непостижимых сокровищ – скорее всего, золота, судя по желтому электрическому сиянию слабого накала, пробивавшемуся сквозь щели в ставнях...»
О сюжете и содержании, думаю, нет смысла, не буду отнимать хлеб у Википедии. Поэтому только впечатление.
_________________________________________________________________________________
Впервые я услышал имя Салмана Рушди в 80-е годы – как раз в связи со скандалом, вызванным этим романом, где автор якобы высмеял ислам и пророка Мухаммеда, за что аятолла Хомейни приговорил его к смерти. Шумиха была настолько громкая, что докатилась и до Советского Союза, хотя никаким боком его, в общем-то, не касалась.
Родилась в Иркутске, выросла в Новосибирске. Закончила факультет иностранных языков Новосибирского государственного педагогического университета. Жила и работала в Петербурге и Москве. Редактор, переводчик, консультант по подбору персонала. Сейчас — в Питере.
В конце 90-х годов — лауреат нескольких сибирских и петербургских фестивалей авторской песни — в номинации «автор». Житель Сети с 2000-го года.
Появилась давно уже, но пока не развилась, сейчас развиваем, идея собрать все рецензии нашего блога под одно произведение. Думаю, что самым оптимальным будет сделать это от этого профиля (кто не знает — рабочего профиля ЧЗ).
От вас — нужно согласие на размещение вашей рецензии в этом произведение. Удалять рецензии из блога отзывов не надо в любом случае!!!
Я буду понемногу добавлять рецензии тех, кто дал согласие, остальных буду преследовать в ЛС, позднее, когда с первыми справлюсь. Если не хотите, чтобы ваша рецензия появлялась в произведении Читателя и к вам лезли, то просто скажите, что не хотите. Тут или в ЛС. И я немедленно отстану))
Позднее я еще добавлю в каждой рецензии в блоге ссылку на ту же рецензию в произведении. Если хотите, можете добавить сами. Согласие на небольшую (больше я ничего не сделаю) коррекцию топика вы даете вместе с согласием на размещение рецензии в нашем
Просьба — комментариями только отмечать только забытые новые рецензии на литературные произведения, написанные самостоятельно, а то были нюансы.
Составлено по просьбе Мелоди и для высшего блага.
1.Жукова «Замуж с осложнениями» — Змаевы Алекс и Ангелина.
2.Шиманская наталья «Рождённая из пламяни» — Змаевы Алекс и Ангелина.
3.Ольга Громыко «Профессия — ведьма» Мелоди.
4.У. Ли «Хозяйственные истории» — Змаевы Алекс и Ангелина.
5.Нил Гейман «История с кладбищем» Ксандер Ласточкин.
6.Проект «Девятимечье» — Шатриена.
anistratenko
***
ты знаешь, такие большие и нежные вещи
нельзя беспристрастно, нельзя — без слепого пятна.
воспитывать критикой, делать потверже, порезче
достанет охотников — их-то всегда до хрена.
и автор зачтет тебе пару неловких усилий
прелестным кунштюкам — усталого — переучить.
но если тебя — как тебя — ни о чем не спросили,
молчи. если можешь — люби. остальное — молчи.
молчи, если знаешь хоть как-то хоть что-то о том, что
стоит за фасадом любого большого письма.
не трогай, не делай себе и писателю тошно,
ему не сдались канделябры чужого ума,
в его лабиринтах, в его самовырытых штольнях
капель одиночества точит конечную тьму.
любви не хватает всегда. если можешь, восполни
ему.
Пробегая тернистыми кустами, Удав решил скинуть с кармы часть долгов.))) Так что в ближайшее время я надеюсь выложить несколько отзывов, которые готовятся к этому уже давно, и начинаю с того, что задолжала в рамках Кошкиного проекта по закладыванию частей тела за тексты. Да-да, я позорно проиграла в этом году свои пушистые ушки и обещала написать рецензию на любой случайный законченный роман из списка «на критику».
Война — когда ты больной с распухшей головой бредешь по снегу через вечный понедельник. При этом понимаешь, что вторника может и не случиться.
Эта история начинается светло и безмятежно, даже идиллически. Дачная пастораль: жарким летним днем неугомонный мальчишка-правнук, чихая от чердачной пыли, роется в сундуке со старыми вещами. А ты, сидя рядом среди развешанных сетей, отвечаешь на его бесконечные вопросы, отвечаешь, отвечаешь…
И падаешь в собственные воспоминания.
Давно это было. Очень-очень давно. В телевизоре было две программы, а компьютеры были очень-очень большие. Люди (некоторые) два раза в неделю ходили в кино, раз в неделю ходили в театр, раз в два дня ходили в библиотеку. Ещё выписывали газеты и журналы и писали друг другу письма. Даже телефоны были не у всех, а у очень-очень немногих, в общаге, так вообще был один телефон на пять этажей и полторы тыщи обитателей — ничего, обходились.
Зато все читали книги. Книг было много, хороших и разных. Откуда они брались — никто не знал. Наверное из библиотеки. Хотя может быть некоторые и из книжного магазина, но это вряд ли.
Золя и Гюго, Хемингуэй и Сэлинджер, Астафьев и Распутин, Айтматов и Рытхэу, Маркес и Гессе, Ефремов и Стругацкие, Грин (не Грэм, а Александр) и Бредбери и Лем и…
Про книги разговаривали. В реальной жизни и даже в кино и в театре разговаривали про книги.
И вдруг книга «Маленькие романы» Энна Ветемаа.
Плоский Мир. Диск, покоящийся на спинах четырёх слонов, которые, в свою очередь, стоят на спине черепахи Великого А'Туина. Мир, очень похожий на наш — только страны называются немножко по-другому. Мир, управляемый метафорами, верой и «повествовательной причинностью». Мир, который изобрёл великий — не побоюсь этого слова — писатель современности Терри Пратчетт.
В этом мире вы не найдёте таинственных пророчеств, юных благородных красавцев-Избранных, злобных Тёмных Властелинов, прекрасных эльфов, вредных рыжих дев и прочего, прочего, прочего. Вернее, кое-что из вышеперечисленного там встречается — чтобы обыграться искрометной пародией на фэнтезийные штампы.
А что найдёте?
Найдёте блестящий юмор и сотни действительно смешных шуток на всевозможные темы. Найдёте щемящие сердце драмы и глубокую философию. Найдёте живых персонажей, закрученные сюжеты, потрясающие диалоги, вкусные описания и фантастически отточенное перо.
Впрочем, всё это голословно, так что… возьму первую попавшуюся книжку и загляну на первые страницы.
В рамках неожиданной мести за то, что Володя выжил при чтении моей (неприличное слово) Кучи и более того, помог мне с вычиткой и даже не шарахается, я решила прочитать сюрский абсурд и антиутопию Володиного творчества. То есть то, что не только в трезвой памяти и добровольно не читаю, а совсем наоборот, даже избегаю, старательно и плотно зажмурясь.
Однако Володя меня удивил.
Самая жуткая книга из всего, когда либо прочитанного, а этого прочитанного, честное слово, ох немало. Роман — первая часть семейной саги о Доллангенджерах, но читать продолжение я точно не буду. Потому что тут может быть только два варианта: первый — второй том еще жестче первого, и тогда я просто не выдержу, психану и чего-нибудь разобью, возможно, свою голову; второй вариант — следующий том не такой напряженный как предыдущий, а значит, читать будет уже скучно.
- Голосовать
- Прогрессор
- Голосовать
- Консерватор
Расшифровка:
Прогрессор — читатель, постоянно ищущий что-то новое, охотно идущий на читательские эксперименты, редко возвращающийся туда, где уже побывал.
Консерватор — читатель, отдающий предпочтение уже знакомому, не желающий расставаться с полюбившимися персонажами, авторами или мирами.
Не определившиеся жмякают на «Воздержаться».
Думаю, достаточно.
Просто опрос, ни к чему не обязывающий.
Флуд возможен, только лично от меня его не ждите, возможно, кому-то не отвечу, только улыбнусь)))
Я сейчас на работе работу работать буду, а вечером отдаюсь во власть перевода))))
Гигантский отзыв, извиняйте, но душа попросила!
Эту повесть можно прочитать как «социалку», рассказ о тяжелой жизни подростка из неблагополучной семьи, взрослеющего на крошечном разъезде в российской глубинке. Можно прочитать как рассказ о первой чистой и непреходящей любви. На самом деле, в повести есть и первое, и второе, но также и очень важное третье. Вечный вопрос русской классической литературы, который снова поднимает автор на материале совеременной действительности (эк, как литературовед во мне завернул лихо, а?): определяет ли среда человека? Все ли в этой жизни предопределено с самого начала, записано на звездах или каких-то там скрижалях, или человек сам строитель своей судьбы?
Я читала эту книгу до глубокой ночи, не в силах оторваться. Читала вся в слезах, обложившись салфетками. Эта повесть не входит в школьную программу. Она только значится в списке дополнительного чтения. Я считаю, что в программу ее нужно ввести. Может быть, тогда, если каждый ребенок прочитает ее, мир все-таки станет чуть менее безумным и чуть более человечным. Может быть, тогда люди все-таки смогут просто жить рядом друг с другом, не мучая и не убивая друг друга, как мечтает Колька, один из главных героев, обращаясь к своему мертвому брату. Брату, погибшему страшной смертью в одиннадцать лет.
Аннотация: «В каждом человеке живет чудовище. Этот расхожий штамп к жизни Джона Уэйна Кливера, пятнадцатилетнего жителя американского городка Клейтон, применим в самом буквальном смысле. С детства он ощущает в себе странные наклонности, внутри него прячется зверь, этот зверь жаждет крови и требует, чтобы его выпустили наружу. Волею судьбы в захолустном Клейтоне объявляется серийный убийца, жестокостью своих преступлений наводящий ужас на мирных обитателей городка. И вот тогда-то Джон решает: пора! И выпускает из себя зверя. Теперь он уже не Джон Уэйн Кливер, он — Мистер Монстр, истребитель маньяков-убийц, вышедший на тропу войны…»
Латинские свечи
Илане Эссе©
Над тёмной скворешней Тракая.
Кончается вечер,
Печаль по холмам разливая,
Справляются требы,
И не различается больше
Мой шарик по небу,
Сползающий в сторону Польши.
Рябина поспела,
Дубы и берёзы — всё те же,
И те же омелы
В лощёных садах Паневежа,
И поздние птицы
Щебечут о счастье подстрешном,
Телятам не спится
Под сенью литовской черешни,
И темень литая
Готовит своё одеяло,
Чурлёнис сплетает
Букеты из дымных фиалок,
И ровно полночи
Букеты уносятся в Неман,
На небе грохочет,
И не закрывается небо,
Так сладко и грустно
Доплыть до последней заставы,
До белого хруста,
И шепот… bet a; myliu tave
в Санкт-Петербург
Лада Пузыревская©
Это Питер, mon cher, – здесь снова зима-зима,
но не спится, увы, – сплетая с тенями, стелет
ночь не мягкие знаки… Я верно схожу – с ума
на краю калиюги прицельных твоих мистерий.
Всё белым да бело, да хлёсткий солёный спам
ненадолго накроет проспекты, мосты и скверы,
если завтра проснёмся – отправимся по стопам
дочитавших до первой капели на приступ веры –
затянулся, скажи?.. Но где там – глаза в глаза,
больно вольно с уставшим Богом ведём дебаты
о разменных словах – он в начале одно сказал,
но забыл остальные и стёр нас в конце цитаты.
Мы шагнули на голос – в такую же точно ночь
без просвета, где негры в рифму воруют уголь
с догорающих строчек – не смогут уже помочь
ни чужие подстрочники, ни вездесущий google.
Питер