"Облачный полк" Эдуарда Веркина

Война — когда ты больной с распухшей головой бредешь по снегу через вечный понедельник. При этом понимаешь, что вторника может и не случиться.

Эта история начинается светло и безмятежно, даже идиллически. Дачная пастораль: жарким летним днем неугомонный мальчишка-правнук, чихая от чердачной пыли, роется в сундуке со старыми вещами. А ты, сидя рядом среди развешанных сетей, отвечаешь на его бесконечные вопросы, отвечаешь, отвечаешь…

И падаешь в собственные воспоминания.

 

Двое подростков: сам повествователь — из городской семьи, когда-то всерьез увлекавшийся фотографией, и его старший приятель-покровитель, семнадцатилетний Саныч с картонной фабрики. Этот Саныч, дерзкий, болтливый и чертовски обаятельный, и есть центральный герой повести.

Саныч сыплет байками и остротами, неудачно ухаживает за строгой девушкой Алевтиной, жестоко насмехается над более счастливым соперником. Выросший в деревне, он прекрасно разбирается в лесных тропках, знает птичьи и звериные повадки, без ума от рыбалки. Он пускает пыль в глаза заезжему корреспонденту, сочиняя с три короба о своих мнимых геройствах. Но он и в самом деле очертя голову лезет в самые рискованные вылазки и умело, профессионально, безжалостно убивает.

Время и место действия — осень-зима сорок второго года, партизанский отряд где-то на Псковщине.

 

В 2012 году «Облачный полк» стал лауреатом конкурса детской и подростковой литературы «Книгуру», где победители выбираются прямым читательским голосованием. Я давно была наслышана об этой книге, но все никак не решалась ее прочитать. С одной стороны, боялась, что окажется какая-нибудь псевдопатриотическая лажа вроде послеперестроечных фильмов о ВОВ, с другой стороны, чтение книг о войне во взрослом возрасте — не самое простое дело, чтобы на него решиться, хочется чего-нибудь более легкого и жизнеутверждающего. И только уже задолго после выхода книги как-то неожиданно для себя прочитала.

 

Книга очень сильная, эмоционально тяжелая и, пожалуй, спорная. О языке, проработке персонажей и прочих художественных достоинствах говорить не буду — здесь все на высоте. Вообще, радостно за ребят, которые голосовали именно за эту книгу, и радостно за современную детско-подростковую литературу. Хотя «Полк», несмотря на полное отсутствие постельной аморалки, все-таки находится на верхней возрастной планке.

 

Дальше скажу только о том, что особенно зацепило.

 

Первое — это тема войны как болезни. Повествование идет от лица еще толком не оправившегося после контузии подростка, к тому же с мощным блоком на воспоминания о первых днях и даже месяцах войны, и здорово передано восприятие им мира — плывущее, лихорадочное, словно сотканное из ярких вспышек-фрагментов. Вечное горячечное настоящее без прошлого и без будущего, больной, перекошенный мир — и больное, надломленное сознание.

 

Я никак не мог понять эту свою жизнь, пытаться бросил. А первое время все старался. Вот ты живешь в городе, на втором этаже с балконом, ходишь в фотографический кружок, а вечером подтягиваешься на косяке, и уже семь раз, почти ГТО, и отец уезжает каждое утро на свой завод, а мать печет голландские пирожки на один укус, и сестра… а потом раз – мельтешенье какое-то, грохот, сирены, огонь, и я уже иду через лес, и прячусь в канаве, в руке нож, и никакого промежутка, все другое.

Второе — элементы мистики. Их очень мало, и они только глубже подчеркивают ужас происходящего: страшная сказка соседствует с жестокой былью. Не мешает даже некоторый, совершенно, впрочем, апокрифический религиозный оттенок этой мистики: то, что комсомолец, безбожник и оторва Саныч на картине полубезумного художника-визионера оказывается в рядах небесного воинства выглядит, может быть, неправильно с точки зрения официальных канонов, но зато кажется как раз-таки единственно верным с точки зрения того христианства, каким его хотелось бы видеть в идеале.

 

Наконец, третье — это ненависть к врагу, яростная и бескомпромиссная. Вообще, книга Веркина в этом отношении лишена какой бы то ни было политкорректности. Ненависть здесь дистиллированная, а враги в восприятии героев лишены чего бы то ни было человеческого. Рассказчик удивляется, что немцы могут махать руками — совсем как люди. Норма, обыденность — для войны.

 

Только и через два десятка после победы давно взрослый герой говорит:

– Я считаю, что все еще не закончено, – сказал я. – У нас с немцами. И никогда не будет закончено. Каждый немец, пусть он через сто родится даже, каждый немец нам должен.

– Ну да, за то, что они у нас тут сделали…

Совсем нет. Они нам должны не за то, что они у нас сделали. Они должны за то, что мы у них не сделали.

Яд войны так и остался в искалеченном ею подростке — уже навсегда.

 

П. С. Да, а Саныч, оказывается, должен быть знаком тем, кто хотя бы школьником застал застал советские времена. Я удивилась, когда узнала, кто это, ближе к финалу. Цепь забвенья бесконечна, ага.