Глава 11. Истощение

— Надо было послушать охотника, — поучительно говорит незнакомец из сна и хмурится.

Мне хочется обнять его. Обнять и смеяться. У меня получилось!

Но вместо этого я танцую на песке. Перебираю ногами, и шифон кружится вокруг меня воздушной вуалью. Я счастлива.

— Ты истощена, — возражает мужчина. — И сейчас при смерти. Боги решают, жить тебе или умереть. Древние не умеют вовремя останавливаться.

— Если умру, останусь здесь?

— Вероятно.

— Это хорошо. Мне здесь нравится.

— Не смей сдаваться!

Его голос меняется, внешность расплывается, перестает быть четкой, как и картинка вокруг — ясно-синее небо становится бордовым, отливает золотым и тяготит.

— Слышишь, пророчица, не смей! — Кто-то касается виска, и приятное тепло растекается по телу. Поцелуй. Это был поцелуй. И шепот в самое ухо: — Живи, Полина.

Я снова проваливаюсь в сон, снова танцую. Со мной рядом кружится рыжая девушка в зеленых одеждах. Ее длинные волосы развеваются на ветру, путаются, но ей, похоже и дела нет. Она смотрит на меня и смеется — заразительно, звонко. И я не могу удержаться — смеюсь в ответ.

А потом что-то происходит. Мир преображается, темнеет. Небо заволакивают черные грозовые тучи. Дождь. Это должно радовать меня. Рыжая пугается, и ее страх передается мне. Тонкие пальцы цепляются за мое запястье, тянут вдаль от воды.

— Она совсем близко! — кричит девушка, но слова теряются в раскате грома и шуме штормящего озера.

Я громко выдыхаю, она дергает меня, прижимает к себе.

— Проснись, — говорит голосом Глеба. — Прошу тебя, Полевая.

Но я не могу проснуться — повсюду темнота, она глушит звуки, стирает пейзаж. Мне страшно. Рыжая исчезает, и я одна.

И скоро придет смерть. Я знаю точно.

Скоро ничего не будет...

Кто-то берет меня за руку, переплетает пальцы и шепчет в самое ухо:

— И не надо...

Я проваливаюсь под воду, судорожно вдыхаю. Легкие горят огнем, я захлебываюсь, пытаюсь вынырнуть, но ноги опутывают водоросли и тянут вниз. Вокруг вода — холодная, мутная. И голос:

— Не нужно бороться. Иди ко мне.

Опускаюсь на дно. Мягкий песок сминается пальцами ног, темнота обволакивает, успокаивает. Сил почти нет, да и не нужны они. Зачем? Все равно в конце нас забирает тьма...

— Живи!

Чьи-то руки хватают за плечи, тянут вверх, к воздуху.

Я прихожу в себя, начинаю судорожно грести, выпутываться из плена, наконец вырываюсь и громко вдыхаю воздух.

Солнечный свет слепит, свобода пьянит.

Я жива, жива!

Свет и правда слепил. Пробивался сквозь не до конца задернутую штору и бил в глаза. Я зажмурилась. Поморгала, постепенно привыкая к освещению. И тут же натолкнулась на пристальный взгляд Лары.

— Планируешь убить меня во сне? — спросила я пересохшими губами. Очень хотелось пить.

— Гляди-ка, пришла в себя! — Защитница встала и расправила несуществующие складки на юбке. — Позову Кирилла. Наконец-то все выдохнут с облегчением и перестанут мысленно тебя хоронить.

Она вышла, а я повернулась к окну. Живот все еще болел, но уже терпимо. А еще была слабость — шевелиться не хотелось, думать тоже. Я с трудом поняла, что нахожусь в комнате Влада, на огромной кровати. Высокие стойки увенчаны складками балдахина — роскошными и подавляющими.

Как и хозяин комнаты.

Он появился почти бесшумно, словно лишним звуком боялся сделать больно. Больно не было. Хотелось спать.

— Вот почему нельзя играться с нали, — строго сказал Влад и присел рядом. Положил руку мне на живот. — Болит?

Я кивнула — еле-еле, на сколько хватило сил.

— Пить хочу.

Он налил воды в стакан, помог подняться. Близко. От знакомого запаха защипали глаза. К слову сказать, после нескольких глотков мне стало легче. Я расслабилась, прижавшись спиной к груди Влада, и мысленно пожелала, чтобы он не отпускал меня. Никогда.

— Ты напугала меня. Очень, — серьезно сказал он.

— Альрик хорошо постарался вчера.

— Альрик — редкостная сволочь, но я могу его понять. Кен сольвейга иногда сносит крышу. Только это было не вчера, а на прошлой неделе.

Я обернулась, недоверчиво заглянула ему в лицо.

— Ты шесть дней без сознания, Поля.

— Так долго… — Я нахмурилась.

Шесть дней. Да за это время Тан уже успел все понять и подготовиться.

— Чернокнижник в городе. У него Кира. — Попыталась подняться, не сработало. Тело не слушалось совершенно. — Нужно найти его.

— Все, что тебе сейчас нужно — лежать. — Влад уложил меня обратно и укрыл одеялом под самый подбородок. Я ощутила легкое разочарование оттого, что он больше не обнимает меня. Проклятие вернулось вместе с силами, что уж поделаешь. — Я запрещаю тебе вставать. Как вождь.

Я хотела ответить, но его указательный палец лег мне на губы.

— Ты уже достаточно сделала. Позволь теперь мне.

С каждым разом он все ближе, и все сложнее помнить прошлые обиды.

— Почему ты не помог мне? — тихо спросила я. — Ну, как тогда, после ясновидицы?

— Ты бы умерла. Сразу на месте. Нельзя вливать кен истощенным.

Я замолчала. Не знала, что сказать, но сказать хотелось. Почувствовать себя вновь атли — частью целого. Не врагом. Самые сложные дни моей жизни — то время, когда я была охотницей.

Как же я устала! А ведь это только полпути — скоро надо будет разбираться с колдуном, но в таком состоянии я точно не смогу. После Альрика, наверное, год придется восстанавливаться.

Чертовы охотники! Одного взгляда на Бена хватило, чтобы понять: некоторые неисправимы.

Я нахмурилась.

— Охотники, похоже, обустроились в Липецке, — сказала и посмотрела на Влада. — Не к добру это.

Влад ничего не ответил. Опустил глаза, словно обдумывал сказанное, затем кивнул. Показалось, он догадывался о чем-то таком, ну или хотя бы предполагал.

Если честно, меньше всего мне хотелось говорить об охотниках, а о Тане Влад, похоже, говорить был не настроен.

Нужно восстановиться. Дать себе несколько дней, а потом никто не остановит меня, не удержит от поисков колдуна. Каким-то внутренним чувством я понимала — Тан заплатит.

У каждого из нас своя цена. Я не отступлю, Влад не отступит — теперь я не была уверена, кто из нас ненавидит Чернокнижника сильнее. На войне не помнят обид — на войне заключаются альянсы даже между потенциальными врагами. Мы с Владом врагами не были. К тому же он уже понял, на что я способна, и обязательно использует это.

Я научусь контролировать свои способности. А когда научусь, Тану придется принять это.

Я еще раз посмотрела на Влада — украдкой, из полуопущенных ресниц. Все же я рада, что теперь не одна — в атли гораздо легче переносить тяготы, чем в не обустроенной квартире Глеба. Далеко от племени на меня нападала тоска и безысходность.

Дверь распахнулась настежь, и вошла Лара, а за ней Глеб и Рита. Сестра, как всегда, бледнела и прижимала руки в груди. Хоть не причитает, и то хорошо. Влад поднялся, и на его место уселся Глеб. Взял меня за руку и заботливо всмотрелся в лицо.

Лара поставила на тумбочку у кровати чашку с дымящейся жижей, от которой исходил тошнотворный запах.

— Это карое — восстанавливающий отвар, — пояснила защитница. — Выпить лучше сразу. На вкус гадость еще та.

— Ты как? — спросил Глеб и сжал мою ладонь. — Я серьезно испугался, Полевая.

— Постоянно хочу спать, в остальном нормально, — вымученно улыбнулась я и проводила взглядом Влада. Он вышел молча, и в комнате резко стало пусто. Даже несмотря на Лару, Глеба и жалостливую Риту.

— Ты действительно без крыши, — безэмоционально произнесла защитница и подошла к окну. — Ты видела их? Первозданных?

— Как сейчас тебя. А еще двадцать древних охотников на чертовом заседании.

Она покачала головой и ничего не ответила. Рита, наконец, вынырнула из полу-испуганного состояния и кинулась меня обнимать. Скоро моя майка была полностью мокрая от ее слез.

По мере того, как я приходила в себя, начинала ощущать дикую необходимость сходить в душ. Рита тут же сунула мне под нос чашку с карое, и меня передернуло от отвращения. Вкус у напитка был еще противнее, чем запах, но я заставила себя выпить до конца. Чем быстрее восстановлюсь, тем лучше.

Рита еще долго причитала, а потом ей позвонил Филипп, и она вышла. Лара тоже покинула комнату, оставляя нас с Глебом вдвоем.

— Рад, что ты снова с нами, — произнес он, хмурясь. — Быть охотником стремно.

— Это точно. Особенно если учесть мероприятия, которые должен посещать. А еще они устроили пыточную в одном из зданий в центре. Как думаешь, зачем?

— Фига се!

— Похоже, кое-кто из них задержится тут надолго. — Мне вспомнились полные бессильной злости глаза Мишеля. Его слова на приеме у охотников. — Слушай, а ты знаешь что-нибудь о драуграх? Ну, помимо легенд. Думаешь, они существуют?

— С чего ты взяла? — осторожно поинтересовался он.

Слишком осторожно. Глеб совершенно не умел хитрить.

Осознание хлынуло на голову, как ведро холодной воды. Пальцы на ногах тут же заледенели, мороз поднялся вверх к коленям, заставляя поежиться.

— Ты знаешь… То есть это правда, и они среди нас...

— Никто никогда не видел драугра. Я-то уж точно.

— А Влад?

— Почему не спросишь у него?

— А почему ты юлишь?

Он громко выдохнул и отвернулся.

— Не можешь говорить, — поняла я. — Тайна. Та, которую ты поклялся хранить. Та, что связана с ритуалом, да?

Глеб не ответил, но мне и не нужно было.

Внезапно сделалось душно, словно кто-то перекрыл кислород. Ладони вспотели, а в груди полыхнул жар.

Мишель предупреждал меня не зря. Древний знал, что говорит. Теперь вот и Глеб… Я вспомнила его безумный взгляд в день, когда пришел Рихар. И слова: «Мы все умрем». Головоломка начала складываться причудливым образом, меняя представления о событиях.

От навязчивых мыслей разболелась голова, и еще больше потянуло в сон, но я запретила тебе быть слабой.

— Ритуал… ослабил меня, верно? Но самое главное — это хорошо? — Глеб открыл рот, но я вытянула руку вперед, призывая к молчанию. — Нет, не говори. Даже Мишель не признался, а ведь он древний. Значит, верит в кару за нарушение клятвы.

Глеб промолчал, только крепче сжал мою руку.

В принципе, мне и не нужно было, чтобы он объяснял. Кусочки мозаики удивительным образом сложились в некую картину, пусть неполную, но понятную. Более или менее.

Драугру нужен кен сольвейга. Чем больше кена я соберу, тем лучше. Ритуал изгнания Девяти — самое страшное событие моей жизни — ослабил меня. И тем самым избавил от смерти. А еще дал возможность Владу стать сильнее. Хороший ход. Циничный, бесчеловечный, но хороший. Только зачем он был нужен, если можно заставить меня отречься. Или изгнать из племени? Зачем спасать меня ценой опасности для атли?

Я не узнаю точно, пока не спрошу Влада. Вернее, пока он не ответит. А он не ответит — продолжит прятаться за мнимыми опасениями, полностью уверенный в собственной правоте. Интересно, что он думает, я предприму? Заболею паранойей и начну высматривать в каждом незнакомце драугра? Или доведу себя до истощения, чтобы мой кен ему не достался? Впрочем, в последнем я преуспела.

Внезапно я поняла, куда деваются сольвейги в конце концов. Они просто умирают. А еще умирают те, кто с ними рядом. Из-за их треклятого кена!

Да, бесспорно, самый лучший выход для атли — чтобы я отреклась. Ведь тогда племя потеряет для драугра всякий интерес. Самое странное, что я сама хотела отречься. Черт, да я бы отреклась — еще в самом начале, когда узнала, что Влад — вождь атли. Но он не позволил. Почему?

Незаметно для себя я провалилась в сон. Мне снова снилась рыжая. Костер, танцы, радость. Словно я была дома — там, где должна быть.

Проснулась в полной темноте. Совершенно потерявшись в днях, не могла понять, сколько проспала. На тумбочке у кровати стояла заботливо приготовленная Кириллом чашка с карое. Я вновь заставила себя проглотить противный напиток. Хотя все же не следует увлекаться им, если не хочу восстановиться быстро. Теперь нужно обдумывать каждый шаг, постоянно оглядываться и бояться. Может, и лучше было, когда я не знала...

Я откинулась на подушки, вдохнула знакомый запах, погладила простыни. Так странно ощущать себя в этой комнате — слабой и беспомощной. И неожиданно… приятно. Как бы там ни было, я — атли. Семья, кажущаяся иногда жестокой и несправедливой, на самом деле заботилась обо мне.

Интересно, почему я здесь? Не в знакомой мне пастельной спальне, в обществе давно покинутых совят, а здесь? В его комнате? Почему он так решил? И где сейчас ночует он сам?

От навязчивых логичных мыслей стало больно. Я уже отвыкла от этого ощущения — удушающей ревности вперемешку с сожалением. И вот она вернулась. И как я ни пыталась, не могла ее подавить.

Небо за окном постепенно светлело, ночь уступала новому дню, приближая меня к восстановлению. Как же одолеть Тана, если мне нельзя накапливать кен? И как долго драугр будет ждать, пока его терпение не лопнет, и он не прибьет меня, а заодно и половину атли? Возможно ли защититься от древнего создания, о котором известно всего ничего?

Я смотрела на зарождающийся рассвет и думала, думала… Пока не заболела голова, и я не уснула.

Когда проснулась в следующий раз, чувствовала себя лучше. Почти здоровой. Проглотила очередную порцию карое и даже смогла сесть в кровати. Снова была ночь — через открытые шторы просматривались крупные звезды и тонкий ободок месяца. Новолуние. Время начинаний.

Немного привыкнув к головокружению, попыталась встать. Штормило жутко, но я удержалась, вцепившись до побелевших костяшек в стойку балдахина. Как же невыносимо ощущать себя слабой!

Шаг. Еще один. Вот я уже опираюсь о стену. Дойти до душа, смыть с себя прошлое — это стало почти навязчивой идеей.

Наверное, стоило поберечься, дать себе восстановиться больше, но я не могла просто лежать без дела. Понимание, что Тан где-то совсем рядом, за стенами дома, и у него Кира, изводило. Мысли, словно адские червоточины, проедали мозг. Нужно было что-то делать, чтобы отвлечься. Душ в данном случае выглядел заманчиво.

Я дошла до двери в ванную и долго стояла, пытаясь отдышаться. Затем потянула дверь на себя.

Поход в душ показался мне эпической битвой. В первую очередь моего упрямства со слабостью. Упрямство победило. Я завернулась в махровый халат, который висел на привычном месте — темно-зеленый, длинный, доходящий мне до пят. Непроизвольно улыбнулась собственным ощущениям — некой смеси надежности и тепла. А еще чего-то запретного, в первую очередь для себя самой.

Я это заслужила — немного удовольствия. Пусть оно странным образом заключается в простом махровом халате и бордовой постели. Завтра я встану на ноги — уверенно, без поддержки. А сегодня позволю себе расслабиться.

Я снова улеглась и посмотрела в потолок. Сон никак не шел, но тревожные мысли немного поутихли. Тишина — это хорошо. Восстановление. Созидание.

Мою тишину разрушил мягкий звук открывающейся двери. В комнату неслышно скользнула знакомая фигура, и сердце забилось быстро-быстро, разгоняя кровь и заполняя жаром грудную клетку. Фигура приблизилась и слегка склонилась, вглядываясь мне в лицо.

— Не спишь? — спросил Влад и присел рядом. Я покачала головой. — Ты ужасно непослушная. Зачем вставала?

— Ходила в душ, — сдавленно ответила я и замолчала. В его присутствии стало не комфортно, душно и совершенно неспокойно.

Он вздохнул, но ругаться не стал. Только спросил:

— Как себя чувствуешь?

— Если не считать, что совершенно потерялась во времени, нормально. Есть новости о колдуне?

— Тан не будет прятаться вечно. Мы найдем его, — уверил Влад. — Будешь изводить себя, восстановление будет долгим.

— Но ведь это нам на руку, не так ли? — Я отвела взгляд. — Чтобы я как можно дольше была истощена?

— Почему ты так говоришь? — насторожился он.

Я глубоко вдохнула, посмотрела на него и сказала:

— Я знаю о драугре.

Влад опустил глаза. По его лицу трудно было что-то понять, тем более в темноте. Показалось, он совсем не готов отвечать и, как всегда, отделается молчанием. Но он спросил:

— Глеб?

Я покачала головой.

— Мишель.

— Не знал, что древним разрешено нарушать клятву глубинным кеном.

— Он не нарушал. Лишь намекнул, а остальное я додумала сама. Драугр ведь хочет кен сольвейга, верно?

Влад поднял глаза, и я на секунду испугалась — такой у него был взгляд. Почти дикий. По позвоночнику пробежал холодок страха.

— Не лезь в это, Полина, — очень серьезно произнес он. — Понимаю, что не могу запретить, так что считай это простым предупреждением.

— Или угрозой? — неожиданно смело спросила я.

— Нет. Предупреждением. Ты все равно ничего не изменишь, только испортишь все. — Он помолчал немного, вглядываясь мне в лицо, потом взял за руку. — Прошу тебя, не стоит вмешиваться.

— Не рискуй атли, — прошептала я еле слышно, но он положил палец мне на губы, и совершенно расхотелось продолжать говорить. Во всяком случае, о колдунах и драуграх.

Его рука погладила по щеке, прошлась по волосам, пропуская между пальцев несколько прядей. Мое дыхание превратилось в свистящие звуки, я уже не могла да и не хотела скрывать, насколько мне приятны прикосновения. Бунтарка во мне призывала ненавидеть, но на миг даже она замолчала, сбитая с толку неожиданной лаской.

Неожиданной? А разве не об этом ты мечтала тайно, лежа в чужой кровати, Полина?

От близости отделяло несколько мгновений — последних для того, чтобы что-то решить...

Я громко выдохнула и отстранила его руку.

— Не нужно.

— Кому ты отказываешь — себе или мне? — с насмешкой спросил Влад.

— Ты должен был сказать мне. Тогда. Предательство нельзя отменить причинами. Не затереть благими намерениями. Оно было. Как и кровь. Моя кровь. И шрамы на запястьях не дадут забыть.

— Подмена понятий. Себе гораздо проще простить, не так ли? Ведь решаешь ты. Только вот ты подставляла атли, когда впускала нали. Деторожденная никогда не заменит сильную пророчицу. Но ты рисковала всем ради мифического результата. Не спрашивала себя, почему я не противился?

— И почему же?

Мне правда было интересно, что он скажет. Ведь от него я ждала иной реакции — злости, непонимания, даже наказания. Да любой, кроме потакания.

— Потому что я кое-что понял. — Влад слегка улыбнулся, отчего его лицо стало невероятно обаятельным и милым. — Ты ведь готова почти на все, чтобы уберечь тех, кого любишь, не так ли?

Я промолчала, и он продолжил:

— Сделка с Таном, нали, Первозданные. Даже общение с древним охотником, который, по сути, должен ненавидеть тебя. Не думаешь о последствиях, потому как нужно спасти тех, кто тебе дорог. — Он прошелся пальцами по коже моего предплечья — снизу вверх, рождая неправильные, порочные мысли. Плавя мозг. Включая режим проклятия. — И ты не остановишься, верно? Пока не используешь все, что у тебя есть? Никогда не задумывалась, насколько мы похожи?

— Мы не похожи, — запротестовала я, но тут же замолчала. Его взгляд гипнотизировал, срывал последние маски. Напрасно я пряталась — от него никогда не получалось укрыться.

Влад приблизил свое лицо к моему. Улыбнулся. Недобро, хищно. И прошептал:

— А теперь спроси себя, что бы ты сделала, если бы на пути стоял я? Моя жизнь? Мои чувства?

И снова отстранился. Глаза горели, а я едва сдерживала слезы. Ком в горле жег огнем, грудь сдавило, и мне с трудом удавалось дышать.

Он неправ! Я бы никогда… никогда...

— Это мне в тебе и нравится, Полина. Ты — борец. Ты не остановишься. Будешь драться до последнего. И когда приходит беда, всегда знаешь, кого в первую очередь будешь защищать.