Глава 8. Девять кругов ада

— Ни одного упоминания. Вообще ни слова! — Я закрыла ноутбук и откинулась на подушку. — Как это вообще делается?

— Ты не того пытаешь. — Глеб пожал плечами. — Я никогда не впускал нали. В атли по этим делам есть другой эксперт.

— Если верить летописям, достаточно произнести заклинание, — продолжала я, пропустив мимо ушей намеки на Влада. — Но в ту ночь я ничего не говорила. Он просто вошел в меня — разве такое возможно? А заклинание это триста раз перечитывала — и ничего.

— Ты — женщина. Я удивлен, что у тебя в первый раз получилось. Женщины никогда...

— Со мной пора забыть это слово, — перебила я.

— Может, тебе нужно разозлиться? Ну, как тогда?

— Я зла, — пробормотала я. — Очень зла на Мишеля. Найду и убью.

— А выглядишь усталой, а не злой. Без обид, но… может, поспишь?

— Некогда спать. Кира там одна. С охотником.

От этой мысли в горле встал ком, а на глазах выступили слезы отчаяния.

— И ей нужна здоровая героиня-мама, которая придет и наваляет древнему, а не упадет на пороге от истощения. — Глеб убрал с моих коленей ноутбук и укрыл пледом. — Поспи. Разбужу тебя через пару часов, обещаю.

Сначала хотелось поспорить, а потом я сдалась. Дрожь в руках постепенно утихала, тело расслаблялось. Я погрузилась в мягкую обволакивающую темноту сна.

В хельзе жарко — даже вода озера настолько горячая, что не спасает от зноя. Воздух влажный, вязкий, оттого тяжело дышать. В груди словно камень, он тянет вниз, угнетает. Как и незнакомец рядом со мной. Сегодня с ним некомфортно, и хочется уйти.

— Ты должна остановиться, — строго говорит он. — Ты не знаешь, к чему это приведет.

— Я не могу иначе. У охотника моя дочь, и только так я пойму, где он ее держит.

Сжимаю кулаки, и теплый песок просыпается сквозь пальцы. Злость и бессилие, бессилие и злость…

— Вампир не дремлет, — обеспокоено говорит Уна. Она садится рядом и поджимает ноги, расправляя широкую шифоновую юбку цвета корицы.

Незнакомец кивает и смотрит вдаль.

— Совсем близко. Нужно думать об этом, а не баловаться нали.

— Я не балуюсь, — возражаю. Почему-то становится обидно, что они говорят со мной, как с ребенком. Ведь у меня настоящая беда, а они… — Моя дочь...

Чья-то ладонь ложится на плечо, и становится по-настоящему страшно. Я медленно поворачиваю голову и встречаюсь взглядом с темно-серыми глазами.

— Беги, — шепчет Мишель. — Прячься, Кастелла.

Я проснулась в поту. Страх, снова страх. А ведь я не бояться должна, а драться. Ненавижу! Ненавижу Мишеля и Тана.

Посмотрела на часы — полчаса прошло. И не отдохнула, и прогресса никакого.

Глеб прав, мне нужно разозлиться.

Его нигде не было — возможно, уехал к атли, а может, вышел в магазин. Уже неделю мы почти безвылазно сидели в квартире на Достоевского, и я пыталась впустить нали. Тщетно. Ни заклинание, ни тщательно поддерживаемая злость не помогали. Возможно, женщина действительно не может пропустить через себя девятерых, и мой план был слишком безумным...

Но ведь в тот раз получилось. И я ничего особо не делала, даже не старалась.

— Ну же. Я хочу покормить тебя кеном, — прошептала я, словно второй нали мог услышать меня. — Особенным кеном сольвейга. Приходи.

Ничего. Даже намека на темную сущность, заполоняющую жилу. И я так же далеко от древнего, как и была.

Щелкнул замок, хлопнула входная дверь, а через минуту в комнату вошел Глеб.

— Ты чего встала? — с укором спросил он.

— Не спится.

— Я пельменей купил, сейчас сварю. А потом посмотрим комедию какую-нибудь, чтобы тебя отвлечь. Нельзя циклиться, Полевая. Киру не только ты хочешь вернуть. Атли на ушах. Влад о тебе спрашивал, но я тебя отмазал.

— И хорошо. Не хочу его видеть. Во всяком случае, пока. — Я вздохнула. — Я обидела его в ту ночь, а ведь, по сути, он не виноват. Что он мог сделать против древнего? Вот если бы я умела контролировать свой кен… Но все равно я настолько зла, что могу сорваться и наговорить гадостей.

— Да, пожалуй, не стоит, — согласился Глеб.

Поужинали мы в полном молчании. Я ковыряла вилкой в тарелке, перекатывая из стороны в сторону сочный пельмень. Кусок в горло не лез, наоборот, к еде было странное отвращение, но я заставила себя проглотить три штуки. Нужно быть сильной, а для этого необходимо есть.

А потом Глеб включил молодежную комедию, одну из тех — полу-пошлых, полу-тупых, которые посмотришь и забудешь. Сначала я пялилась мимо экрана, думая о своем. Мысли о вымышленной хельзе не шли из головы, а слова незнакомца вызывали тревогу. Даже не сами слова — тон, которым они были произнесены. Инстинкты пророчицы шептали, что нужно разузнать побольше, но у кого спрашивать, я не знала. Ведь он выдуманный: и тот мир, и мужчина. Даже образ Уны — а я была уверена, то был лишь образ, воспоминание — только игра моего воображения. Попытка связать меня с матерью, понять, что есть кто-то выше, мудрее меня. Чтобы ответственность так не давила на плечи.

Глеб засмеялся от очередной шутки, и я перевела взгляд на экран. Чисто инстинктивно, не задумываясь. И тут же рассмеялась следом. И опять. И снова.

А потом просто не могла остановиться. Постепенно расслабляясь, выплескивала негатив. Сначала подумала, что начнется истерика, что было бы вполне нормальным — я не давала волю чувствам с той самой ночи. А потом поняла, что это просто смех — живой и сумасшедший. Тело заполнила эйфория, я откинулась на спинку дивана. Чувствовала себя так, как однажды в десятом классе, когда мы с Викой впервые попробовали травку.

Глеб обеспокоенно вглядывался мне в лицо, а я не могла стереть глупую улыбку.

— Обалденная комедия, — пробормотала я и потянулась за печеньем в вазочке. Откусила кусочек. Какое вкусное. Нямочка просто!

Друг покачал головой.

— Вот я идиот!

— В смысле? — Я запихнула в рот вторую половинку печенья и взяла еще одно. Пожалуй, перекусить — не такая уж и плохая идея.

— Второй нали — символ удовольствия. Он же вызывает веселье, забыла? Глупо было пытаться вызвать его яростью.

Я положила печеньку обратно. Попыталась сосредоточиться на словах друга, но вышло плохо.

— Хочешь сказать… — хихикнула я и замолчала.

— У тебя получилось. — Он нервно улыбнулся. Встал, прошелся по квартире. — Ты хоть понимаешь, что это значит? Ты пропустишь через себя всех этих гребаных нали, найдешь охотника и надерешь ему зад!

Через неделю стало понятно, что Глеб переоценил меня.

Третий нали пришел во сне, я даже не призывала его. А вот выгнать не получалось. Никак. Я истратила почти весь кен, что был, а восстановление шло медленно. Есть не хотелось, по ночам мучили обрывочные беспокойные сны.

Чаще всего являлась темноволосая девушка. Она выходила из темной дымки, похожей на туман, и шла навстречу. Лица ее я не видела, но просыпалась, тревожась и интуитивно понимая, что она в опасности. А еще снились танцующие люди у костра, песни и вкусная еда. Спокойствие и счастье. И неизменно — Влад.

Нали пил кен, врастал в жилу, лишал последних сил сопротивляться.

И тогда я впервые испугалась. Подумала, что не смогу. Погибну на полпути от собственной глупости. Умереть от собственного дара — какая ирония.

Умирать не хотелось. Нет, я понимала, что должна жить ради дочери, пропустить девятерых, провести ритуал и найти Киру. Но в тот момент я испугалась именно за себя.

Что если меня не будет? Вообще? И я никогда не увижу атли, Глеба, никогда не смогу стоять под дождем и наслаждаться запахом, ощущениями, впитывать живительную влагу и возрождаться?

Не буду дышать, двигаться, и меня похоронят на заднем дворе дома атли.

От этой мысли стало по-настоящему страшно. До дрожи в коленках.

Не раздумывая, я набрала телефонный номер, который обещала себе не набирать, пока вся эта возня с нали не закончится.

Мы встретились в центре, у автобусной остановки. Меня трясло, как наркомана при ломке. Чувствовала я себя ужасно — все тело болело, постоянно хотелось спать, а во сне приходили видения, от которых потом целый день трещала голова.

— Мне нужно… питаться, — сказала я без лишних приветствий. В глаза не смотрела, от собственных слов было противно. Но я четко понимала: чтобы выжить, необходим ясновидец. Срочно. Иначе погибну. Не смогу выгнать нали, умру от истощения, а Кира...

Влад молчал несколько секунд, затем кивнул и протянул мне ключи.

— Жди в машине.

Как я была рада, что он не задавал вопросов! Нет, я готовилась к ним, конечно, переживала, даже собиралась врать. Но оттого, что ничего не нужно объяснять, испытала немыслимое облегчение. Так проще. Наберусь сил, отдохну, подумаю, а там и разговоры пойдут легче.

Я откинулась на спинку сиденья, закрыла глаза.

Проснулась от громкого гудка. Мы стояли на светофоре, и водитель рядом сигналил синей девятке впереди, замешкавшейся на светофоре.

— Куда мы едем? — спросила я и заерзала на сиденье.

— Адрес тебе ничего не скажет.

Я потупилась. Что действительно я хочу знать? Где живет человек, который из-за меня сойдет с ума?

Отвернувшись к окну, начала считать пешеходов в белом. Вон дама в белой шляпке идет, опираясь на трость. Мужчина в ослепительной рубашке с аляповатым красным галстуком почти бегом мчится в сторону универсама, зажимая под мышкой папку с документами. Девочка с огромным белоснежным бантом на макушке крепко держит маму за руку и любознательно оглядывается по сторонам.

Мы въехали в небольшой тенистый дворик и затормозили у двухэтажного квартирного дома. Уютный. Я поежилась. Для кого-то через несколько минут мир погаснет, и этот кто-то потеряется в собственной тьме. Без права вернуться в жизнь, которой жил. Без шанса для родных до него достучаться.

Сердце билось гулко — у самого подбородка.

Словно почувствовав мое смятение, Влад взял меня за руку и подвел к небольшой скамейке под большим раскидистым абрикосом.

— Мы не войдем? — спросила я тревожно.

— Нет нужды, — спокойно ответил он и присел рядом. Руку мою, к слову, не выпустил. — Она сама выйдет.

— Она? — Я посмотрела на него со страхом. Сразу вспомнилась Таня и ее испуганные огромные глаза.

— Не переживай. Это не та самая.

Не знаю почему, но от сердца отлегло. Словно тот факт, что я раньше не встречала ясновидицу, снимал с меня часть ответственности.

— Ты можешь приказать им выйти? Так просто?

— Чтобы это уметь, нужна практика, — улыбнулся Влад.

Я хмыкнула, но ничего не ответила. С ним было невероятно легко сегодня, и совершенно не хотелось разрушать иллюзию согласия. Влад, похоже, сам не торопился лезть с расспросами, а может, просто обрадовался, что я, наконец, сдалась.

Она вышла из крайнего подъезда — женщина в сарафане в горошек. Сарафан был белым, а горошек — красным, что рождало неприятные ассоциации.

Я инстинктивно сжала ладонь Влада и спросила шепотом:

— Мы будем делать это прямо здесь?

Он покачал головой.

— Не мы. Ты. А в том, чтобы прятаться, я необходимости не вижу. Ты же не собираешься ее убивать.

Не собираюсь. Я сделаю хуже. Превращу ее жизнь в ад.

Женщина неумолимо приближалась. На вид ей было лет пятьдесят, но в реальности, возможно, больше. Ясновидцы, как и мы, живут дольше обычных людей.

Она подошла молча и присела рядом. Глаза смотрели в одну точку, и это выглядело жутко. Словно она под гипнозом. Впрочем, скорее всего так и было.

Рядом с ней проснулась жажда — дикая, неутолимая. Захотелось прикоснуться, поддаться инстинктам. Жажда пьянила, покоряла истощенную нали жилу, а за ней и сознание.

— В этот раз это будет твое решение, — услышала я словно сквозь ватную пелену голос Влада.

Рассеянно кивнула и прикоснулась к ладони ясновидицы...

… Слезы никак не хотели останавливаться. Жалость к себе, смешанная с презрением и чувством вины. Отличный коктейль. Ах да, еще и истощение.

Черт бы побрал дурацкие принципы!

— Ну, хватит. — Влад развернул меня лицом к себе и обнял.

— Я не могу… Как подумаю, что они потом… они же не живут… это хуже… смерти.

Он ничего не сказал, только гладил по голове и обнимал. Как странно, что в такие моменты он мне так нужен, ведь по идее я не должна ему верить. Ни в чем. Откуда это ощущение близости, словно нет человека в мире, который понимал бы меня лучше? Именно сейчас, когда ничего не хочется говорить.

И мне стало легче. Голова кружилась, нали все еще пил мой кен, а угроза истощения жилы никуда не делась. Но отчаяние ушло, уступив место обычной усталости. Если и была какая-то польза от проклятия, то только в этом.

Я и не заметила, как стемнело. Дневная жара спала, пахло плавленым асфальтом и булочками. Из открытого окна доносился едва различимый разговор, из другого — мерное бормотание телевизора.

А мы стояли вдвоем, в обнимку, в чужом дворе, где я так и не смогла пополнить жилу кеном ясновидца.

Влад нашел мою руку и, когда я настороженно отстранилась, произнес:

— Ты же не скажешь, что произошло, верно? — Он покачал головой. — Выглядишь неважно, пророчица. Близко к истощению. Питаться не можешь, а это прямая дорога сама знаешь куда. Сегодня я еще смогу помочь, а завтра будет поздно.

Я сцепила зубы и кивнула. Влад переплел наши пальцы, и я задохнулась. Прислонилась к нему, так как полностью перестала контролировать тело, мысли, эмоции. Сомнения ушли, растворились в сладком ванильном наслаждении. А жила жадно впитывала чужой кен — живительный, сладкий.

Немыслимо хорошо… Сойти с ума можно!

Нельзя, нельзя было этого делать. Теперь будет хуже, сложнее контролировать, противостоять соблазнам...

И пусть! Все равно этот кен, равно как и мой, съест очередной нали. А удовольствие — его так мало. Я не помнила, когда мне в последний раз было так хорошо.

Влад остановился сам. Расцепил наши пальцы, поднял меня на руки и понес к лавочке. Усадил на руки, погладил по волосам.

— Как ты находишь их? Разве они не скрываются? — подавляя зевоту, спросила я. — Неужели за то время, как они возникли, ясновидцы не научились прятаться?

— Научились. Но и мы умеем искать. Особенно одиночек.

— Есть те, которые живут семьями, как хищные?

— Кланами. У таких обычно бывает предводитель и их сложнее выследить. — Влад помолчал немного. — Впрочем, те двое, к которым я привел тебя зимой несколько лет назад — как раз были частью клана. И все равно попались.

— Почему?

— Беспечность. И идиотизм. Ведь ясновидец знал, что я его заприметил. Знал, что буду следить. Но все равно оторвался от клана. И девчонку привел. Ей просто повезло, что ты оказалась такой...

— Какой?

— Мягкой. — Он крепче прижал меня к себе и вздохнул. — Хотя если бы ты не была сольвейгом, питаться все равно пришлось бы.

— Как они выживают? Как прячутся? В мире столько хищных, почему ясновидцы не вымерли, как вид? — спросила я, игнорируя слова Влада о моей слабости.

— Их гораздо больше. И они не умирают, Полина. Выпитый ясновидец все еще способен производить здоровых детей.

— Клан позволяет выпитым заводить детей? — удивилась я.

— Им запрещено прерывать беременность. Глупые законы, пережитки прошлого. Клан заботится о таких детях, если они появляются на свет. Но есть те, кто не хочет жить в клане. Анархисты вроде тебя. — Он усмехнулся и заправил прядь волос мне за ухо. — Поздно уже. Ты измучена. И если продолжишь допытываться, я тоже начну спрашивать. Например, о том, почему ты сегодня в таком состоянии...

Я решила не испытывать судьбу. Влад и так повел себя достойно — помог, вопросов не задавал. Да и если честно, я сама устала. Выдохлась. Нужно было поспать, а затем продолжить нелегкий путь к освобождению Киры.

Я закрыла глаза, уткнулась носом Владу в шею и отключила мысли. Понимала, что скоро придется снова пережить жгучую боль, а затем несколько дней ждать, пока пройдут волдыри на ладонях. Выгнать нали, впустить очередного — обычная схема.

Но не сейчас. Сейчас я сошла с тропы и не жалела об этом.

Наверное, чтобы сохранить силу, нужно поддаться слабости. В последние дни я чувствовала, что схожу с ума, но рядом с Владом это ощущение ушло, вновь появилась уверенность, а его кен избавил мою жилу от агонии. Будь между нами все по-другому, я, наверное, считала бы его лучшим вождем в мире. Заботливым, сильным, справедливым.

Но у нас все так, как есть. Проблемы никуда не делись, и завтра снова будет отчуждение и недоверие. И пусть. Сегодня я вывесила белый флаг. Война — это не только битвы. Дипломатия и переговоры иногда спасали много жизней. Сегодня спасли мою.

Возможно, скоро я верну дочь.

Должно быть, кен Влада и правда обладал особыми свойствами, но через два дня я восстановилась настолько, что смогла выгнать третьего нали без особых увечий. Лежала на кровати, смотрела в потолок и думала о том, сколько мне еще предстоит сделать. Глеб молчал и гладил меня по голове, и, хоть он и был со мной, необъяснимое чувство одиночества поселилось внутри. Словно я одна, и никто никогда не сможет понять меня. А клеймо чокнутой закрепится за мной навсегда.

А тот вечер, как яркая головокружительная вспышка, не шел из головы. Сколько еще будет других — серых, промозглых вечеров, пропитанных тоской, когда я буду вспоминать те мгновения и жалеть, что все так быстро кончилось. Пусть мои чувства и пропитаны проклятием, но других нет. Дружба, верность, любовь к дочери — ничто из этого не кружит голову так, как запретные желания, которые иногда воплощаются в реальность.

Но на то они и запретные, что предполагают некую черту, переходить которую нельзя. А жаль. Наплевать бы на все и...

Четвертый нали не принес мне ничего, кроме разочарования. Флиртовать с малознакомым мужчиной в супермаркете оказалось занимательно, а ночью нали вошел в жилу, но особых изменений я не почувствовала. Возможно, потому что мысли были не о том.

Перед тем, как впустить пятого, я читала учебник по физике. Учеба — не мой конек, и в школе я сидела тихо на задних партах, усиленно все конспектировала и кое-как отвечала на уроках. В общем, на троечку этого хватало, а больше мне и не требовалось.

Через пять минут информация о джоулях, амперах и вольтах перестала восприниматься напрочь, но я заставила себя продержаться еще полчаса. После чего с гордостью мысленно окрестила себя героиней и легла спать.

А утром проснулась с болью в висках. Что только не лезло в голову — и таблица умножения, и устройство гидравлической системы, и сложные логарифмические уравнения. Только вот все это настолько перемешалось, что извлечь мало-мальскую выгоду из сумбурной каши представлялось сомнительным. Не говоря уже о том, чтобы превратить кусок металла в золото. Силу пятого нали явно переоценили.

Я прогнала его быстро — то ли он недостаточно сильно вцепился в жилу, то ли мое восстановление пошло быстрее.

С шестым пришлось повозиться. Я ж сразу стала красоткой. Смотрела на себя в зеркало и поверить не могла, что у меня такая офигенная внешность. Глазищи большие, голубые, как у героинь русских сказок. Аленушка вылитая! Только коса не русая, а пепельно-белая. И волосы необычного оттенка — девушки готовы платить бешеные деньги парикмахерам, чтобы добиться такого. И хорошо, что ростом не вышла — маленьких ведь любят.

— Хватит в зеркало пялиться — счастье свое проглядишь, — проворчал Глеб, отвлекая меня от созерцания собственной безупречности. — Обедать идем.

Я пригладила на удивление мягкие и шелковистые волосы, бросила еще один восхищенный взгляд на ослепительное отражение и поплелась на кухню.

— От шестого толку ноль, но если правда то, что говорят о седьмом — это можно использовать с пользой, — серьезно сказал Глеб, ставя передо мной тарелку с дымящимися пельменями.

Снова пельмени! Ненавижу. Уже поперед горла стоят. Надо взять себя в руки и приготовить нормальную еду. Котлет там накрутить. Хотя не уверена, что у Глеба есть мясорубка.

— Пользу?

— Только не говори, что у тебя нет соблазна узнать, что о тебе думают другие.

— Я и так это знаю. — Пожала плечами. — Хотя...

Соблазн был. Огромный, непреодолимый. Выяснить все для себя раз и навсегда, чтобы больше не мучиться. Ведь когда знаешь точно, обманывать себя труднее.

Но продержать в себе нали лишний день означает вновь подвергнуться опасности истощения.

— Ага, дилемма, — словно прочитав мои мысли, сказал Глеб. — Но ты можешь остановиться, подождать, пока накопишь достаточно, чтобы выдержать лишний день.

— Шутишь? Я и так вожусь слишком долго! Кира у охотника, забыл? Я не буду ждать. Сегодня же прогоню нали и впущу следующего. Интересно, что нужно, чтобы впустить седьмого?

Глеб пожал плечами.

— Возможно, узнать скрытую правду?

— Ага, ну и где я возьму скрытую правду? Вернее, тайн-то полно, только кто мне их расскажет?

— У меня есть секреты, о которых никто не знает. И с кем мне делиться, если не с тобой?

— Если ты имеешь в виду то, что ты поклялся не рассказывать, то лучше не надо.

Интересно, а что на самом деле будет, если нарушить клятву глубинным кеном? Если я нарушу, например? Вряд ли Тан отправит воскрешенных атли обратно на тот свет. Хотя рисковать я не собиралась — хватит мне и насущных проблем. Но в целом, если вдруг? Обрушится ли на мою голову гнев великих Первозданных? Или богов, создавших Первых? Или это просто клятва — слова, растворившиеся в воздухе?

Глеб ошибся. В отличие от остальных, седьмой нали пришел сам, без предварительных ритуалов.

Живот болел постоянно, и вставать с постели не хотелось.

— Ты как, держишься? — заботливо спросил Глеб и взял меня за руку.

А другой голос, похожий на голос друга, но более глухой и тихий произнес: «Только держись, Полевая! Потому что я боюсь за тебя».

Мысли. Это его мысли! Седьмой нали действительно позволяет...

— Ты сейчас там? — Глеб прислонил палец к виску. — В моей голове?

— Извини. — Я скорчила виноватую рожицу.

— Офигеть!

Я села на кровати, преодолевая усталость и нежелание двигаться. Нужно делать, что задумала. До конца осталось не так много. Я смогу.

— Не буду медлить, поеду к атли. Ты со мной?

— Нет. У меня дела в городе. Да и жутко как-то, когда ты у меня в мозгах копаешься.

— Не переживай, долго я нали не выдержу. К тому же я почти у финиша.

— Это меня и пугает, — пробубнил Глеб и крепко сжал мою руку.

У атли было шумно. Суетливо. И громко. Невыносимо громко — от такого количества мыслей вокруг болела голова и сосредоточиться оказалось невозможно.

В выходной в доме всегда много людей. Каждый о чем-то думает, мечтает, сожалеет. И если раньше все это оставалось для меня загадкой, то сегодня я буквально оглохла от чужих мыслей.

Юля — мама Димы — ужасно боялась за сына. Ее тревога растеклась по гостиной, а сама она взглядом коршуна следила за каждым движением мальчика. Заложница обстоятельств — вот кто она. Как и я.

Алина грустила, вытирая пыль с барной стойки. Влад не привык церемониться со своими женщинами. Я должна была чувствовать злорадство, но мне просто стало ее жаль. Ревность растворилась, словно ее и не было. Что толку ревновать того, кто тебе не принадлежит?

Громче всех думала Рита. Обняв себя за плечи, стояла у камина и мечтала о свадьбе. О венчании у очага, в свете ритуальных свечей, когда жених и невеста приносят клятвы хранить эту связь вечно и обмениваются кеном.

От этих мыслей я невольно вспыхнула. Вспомнился вечер у дома ясновидицы, переплетенные ладони и ваниль в моих венах. После венчания можно делать это хоть каждую ночь — проникать друг в друга, сходить с ума от принадлежности и желания...

Ага, конечно! И делить мужа еще с десятком жен. Нет уж спасибо, обойдусь!

— Ты вернулась или зашла в гости? — спросил Филипп, и я вздрогнула. Не слышала, как он подошел. Совсем нервишки шалят, хотя оно и не мудрено.

— Ищу Влада, — нервно улыбнулась я.

— Он был у себя, насколько я знаю, — безразлично ответил Филипп и отвел взгляд.

Только мысли не отведешь… Дикая зависть — бог мой, я даже не знала, что люди на такую способны — жила в его голове. Филипп не сдался, он выжидал. А еще он думал обо мне. Вернее, о нас. Пронзительно, ярко и в подробностях. Мне стало противно, ведь только что у камина моя сестра мечтала о свадьбе.

Нет, плохая идея — прийти в дом атли послушать мысли домочадцев. Нужно было выманить Влада, потому как вряд ли теперь я смогу отмыться от воспоминаний.

— Прекрати думать о глупостях! — прошипела я, оттолкнула Филиппа и почти бегом направилась наверх.

— Осторожнее! — раздраженно произнесла Лара, когда я налетела на нее из-за поворота. — Совсем уже?

— Извини.

«Дура», — подумала Лара.

— Дура, — сказала вслух.

Мысль эта, короткая и яркая, вопреки содержанию, обрадовала. Хоть кого-то я изучила хорошо.

— Я тебя обожаю! — улыбнулась я и постучала в дверь комнаты Влада.

Дистанция пройдена, но уверенности в том, что стоило ее проходить, так и не возникло. Слышать запретное не такое уж большое удовольствие. Иногда неведение — благо.

Иногда, но не в случае с Владом.

Дверь открылась, и недавние воспоминания ожили. В голове зашумело, и мне бы не хотелось, чтобы кто-то в тот момент прочел мои мысли.

— Полина? — Влад удивленно приподнял светлую бровь. — Тебе снова понадобилась помощь?

От невинного вопроса я снова вспыхнула и наверняка покраснела.

— Нужно поговорить, — пробормотала, не глядя ему в глаза. — О Кире.

Он вздохнул и отошел в сторону, впуская меня внутрь.

Странное чувство возникает каждый раз, когда мы остаемся в этой комнате наедине. Словно у нас есть тайна — порочная, неприличная, но только наша — и от этого становится тепло внутри.

Я обняла себя за плечи, стараясь успокоиться. Нужно говорить — неважно о чем — а то утону.

— Я много думала о том, зачем Мишель похитил Киру. И каждое предположение было настолько нелепым и неправдоподобным, что отметалось сразу же.

Влад, казалось, ни о чем не думал. Или же ставил такую защиту от воздействия, что даже нали не мог пробить ее.

— Мишель древний, Полина. Ты убила его. Все очевидно — это месть.

— Тогда он бы просто убил ее в отместку. — Влад отвел глаза, и я прошептала: — Не смей предполагать! Он бы убил ее при нас, иначе какой смысл в мести? Я уверена, Кира жива. Мы должны найти ее.

«Ты себе представить не можешь, как я хочу найти ее. Прикончить охотника и Чернокнижника, а потом решить проблему драугра. И зажить спокойно, наконец!»

— Мы найдем ее, — сказал он мягко. — Ты совершенно вымотана. Может, расскажешь, что происходит?

— Зачем? — с вызовом спросила я. — Ты же со мной не делишься?

Он вздохнул.

— Все сложно… для тебя.

— Ты не знаешь меня! Ты понятия не имеешь, что происходит и что я могу выдержать.

Влад резко посерьезнел, взял за плечи и пристально посмотрел в глаза.

«Это не выдержишь. Сломаешься».

— Не стоит испытывать себя, Полина. Ты — атли, так позволь некоторые вопросы я решу сам. Как вождь. Быть атли — значит доверять.

— У нас вопрос доверия давно не стоит, — прошептала я.

— Тогда почему ты все еще здесь? Приходишь, задаешь вопросы, словно готова ухватиться за любую мелочь, чтобы меня обелить?

— Ты знаешь почему. Проклятие...

Он улыбнулся, погладил меня по щеке.

— Как твоя жизнь усложнилась бы, если бы его не было, не так ли? Труднее было бы себя оправдать.

— Мне незачем себя оправдывать, — прошептала я, задыхаясь от напряжения. — Я ничего плохого не сделала.

«Ты сделала меня слабым!»

— Уверена?

Не нужно было приходить. Не нужно было этого знать. Думала, будет легче, но стало только тяжелей. Душно и нечем дышать. И не оторвать взгляда от гипнотизирующих зеленых глаз.

— Мне нужно… к себе. — Я осторожно высвободилась и быстрыми шагами покинула комнату Влада.

Вошла в свою спальню, села на кровать и попыталась отдышаться. Сердце колотилось, в голове шумело, а мысли в панике разбежались, смешались в кашу, и ничего невозможно было разобрать.

«Ты сделала меня слабым...»

— Я ничего не делала, — строго сказала я и спрятала лицо в ладонях. — Ничего.

Глупый, глупый нали! Никакой от тебя пользы — один вред.

Я закрыла глаза, прижала руки к животу, направила кен прямо в жилу — обжигающий, смертельный для нали.

— Убирайся, — прошептала, едва сдерживая слезы. — Уходи. Не хочу тебя!

Я почти не чувствовала боли. Абстрагировалась от реальности, отключила сознание. Выгнать нали. Освободиться. Совсем чуть-чуть осталось. Соберись, Полина! Не время быть мягкой.

Откинулась на подушки, тяжело дыша. Изуродованные кеном ладони горели, живот разрывало от боли. Показалось, еще один нали — и я просто не выдержу. Не смогу его выгнать.

Устала. Надоело все.

Забыть бы этот день...

— Какого черта ты творишь?! — услышала со стороны двери голос Влада.

Медленно открыла глаза — он смотрел на меня со смесью страха и возмущения.

«Надо же было так глупо спалиться!» — подумала я и с шумом выдохнула.

Влад не сводил взгляда — пронизывающего, пристального. Ждущего ответа. Соврать не получится — придумывать что-то уже нет времени. Нужно было поразмыслить об этом раньше, но в квартире Глеба я чувствовала себя в безопасности. Да и в последнюю нашу встречу Влад не давил и не настаивал, чтобы я с ним откровенничала.

Но совсем другое — быть застуканной на горячем.

Я села на кровати и поморщилась. Аптечка была недалеко, в комоде, нужно промыть раны и наложить повязки. Сил не осталось даже на это.

— Может, ответишь? — тихо спросил Влад и сжал губы в тонкую линию.

— Это сложно… для тебя, — повторила я его слова и заставила себя встать.

Жаль, теперь не могу прочесть его мысли. Но то, что нали ушел, несказанно радовало. Хотя если восьмой придет так же, без предупреждения, не уверена, что выдержу.

Но я должна. Потому что от Киры меня отделяет всего несколько шагов.

— Ничего, я пойму. Объясни.

— Зачем? Чтобы ты сам все решил? Нет уж, спасибо. Обойдусь.

Я сцепила зубы, дезинфицируя раны и перематывая ладони бинтами. Завтра волдыри покроются коркой, а послезавтра и вовсе сойдут. Я уже привыкла.

— Понимаешь, какое дело — ты атли, и обязана сказать. Мое право решать никуда не делось. Могу хоть до завтра ждать, пока ответишь.

— Ненавижу тебя, — совершенно искренне произнесла я и заклеила стыки бинта лейкопластырем. Нужно выпить обезболивающего и поспать. Но вместо этого придется разбираться с Владом Вермундом.

— Зачем ты тратишь кен… на себя? — Он присел рядом, заглянул в лицо.

Я вздохнула. Скрыть не получится, лучше рассказать и, наконец, поспать. Сон — навязчивая идея последних месяцев. Хотя я только и делаю, что сплю.

— Только так можно выгнать их, — тихо ответила я.

— Кого?

— Нали.

— Прости… кого?

— Ты же много знаешь о сольвейгах. Вот и скажи, как так, что я смогла впустить нали.

Влад отвечать не торопился, долго думал о чем-то своем и теперь недоступном. Сложил руки под подбородком и, прищурившись, смотрел перед собой.

— Зачем? — спросил, наконец, спустя несколько минут. — Ты же знаешь, это не дает ничего, кроме… Постой, ты хочешь видеть Первозданных?

— Ты сам сказал, с хищными они не разговаривают.

— С чего ты взяла, что они выдадут местоположение древнего молодому охотнику? — В его голосе прозвучала насмешка.

— Потому что у меня будет то, что им нужно — кен. Много кена. Мне не жалко — пусть берут.

— А дальше? Что будешь делать дальше — истощенная, слабая?

— Не знаю, понятно! Но я делаю что-то. А что делаешь ты? — Я посмотрела на него со злостью. — Тебя просто нет. А ведь Кира и твоя дочь тоже...

Влад кивнул, словно ждал этих слов.

— Это ведь я виноват, верно?

— Я не хотела… Тогда сказала это, не подумав. И вовсе не считаю, что ты виноват. Киру не вернет поиск виноватых.

— Первозданные тоже не вернут, — мрачно произнес он и отвернулся.

— Я верну.

Он снова посмотрел на меня. Мягко и, мне показалось, с нежностью. Одним из тех взглядов, которые я раньше коллекционировала в памяти.

— Я не позволю тебе продолжать. Ты не можешь себе представить, насколько трудно — пропустить девятерых.

— Могу. Потому что семерых я уже изгнала. А сегодня пришла узнать, о чем ты думаешь. Но ты и тут… Да ну его!

— Семерых? За это время? — Влад казался удивленным. Даже пропустил мимо ушей слова о намерениях покопаться у него в голове. Что ж, планы были куда продуктивнее действительности. Зато мысли Филиппа я поняла четко. Ну что за несправедливость?!

— Мне не нужно твое разрешение. Я все равно это сделаю, даже если привяжешь меня к стулу.

— Последние трое приходят без приглашения, Полина, — деловито сказал Влад, подтверждая мои догадки. — Ты не сможешь это контролировать. А найти пророчицу, тем более убедить ее… хм… пойти тебе навстречу не получится.

Я пожала плечами и спросила безразлично:

— Зачем мне кого-то искать? В прошлый раз тебе моя кровь сгодилась. — Посмотрела на светло-розовые шрамы и добавила: — Наметочные швы уже есть, так что...

— Нет! — перебил он. — Даже не думай.

— Почему? Тебе можно, а мне нельзя?

— Потому что это не игры. Потому что ты можешь умереть! — произнес он яростно и замолчал.

— Будто бы тебе не наплевать...

— Мне не наплевать. — Его рука прошлась по моей спине, рождая приятные мурашки, обхватила плечо. — Возможно, когда-нибудь ты поймешь меня.

— Почему не сейчас? — осторожно спросила я и заглянула ему в лицо.

Как же хотелось понять его! Наверное, он прав: я ищу любой повод его оправдать. И себя заодно. Потому что несмотря ни на что, этот противоречивый, скрытный и порой жестокий человек близок мне. Проклятие это или нет, придется с этим жить. Ну, или попытаться убить его, а это мне точно не под силу.

— Потому что сейчас не время, — отмахнулся Влад и сменил тему: — Измайлов живет с тобой?

— Когда я в последний раз отвечала на подобные вопросы, ты чуть меня не убил.

— Теперь ты с этим прекрасно справляешься сама, — раздраженно парировал он. — Восьмой — самый цепкий, кен пьет молниеносно, поэтому и изгонять нужно быстро. Как только войдет, не медли. Девятый придет через трое суток и будет в тебе три дня. Это время для отдыха. Для ритуала понадобятся заклинание и ритуальный нож, каждый надрез нужно сопровождать специальным словом. В общем, там куча молитв, призывов и благодарностей на древне-скандинавском — выучишь, чтоб не сбиваться. Когда совсем ослабнешь, пусть Измайлов сделает перевязку. Выше локтя и крепко, он знает. Когда начнется превращение, пускай уходит — в первые минуты ты не сможешь себя контролировать. Желательно вообще закрыть тебя в квартире, чтобы случайно кого не убила. О слабости беспокоиться не стоит — тебя накроет так, что все потери за время смены нали покажутся мелочью. И восстановишься быстро.

— Спасибо… — прошептала я, пытаясь подавить слезы.

Он помогает мне? Почему?

Действовать сообща было непривычно приятно. Насколько все было бы проще, насколько атли были бы сильнее, если бы сплотились. Если бы не разделялись обидами, завистью, тайнами и ошибками прошлого.

— Ты ведь не остановишься, так что я делаю это для себя. Атли нужна пророчица, и будет глупо, если ты умрешь из-за нали. Нелепая смерть для такой сильной, как ты. — Он аккуратно взял мою руку. — Калечишь себя...

— Волдыри сойдут уже завтра, — дрожащим от волнения голосом ответила я и поймала себя на мысли, что наслаждаюсь его прикосновениями.

— Я ищу ее, Поля.

— Знаю.

— Теперь тебе незачем скрываться. Возвращайся.

Я замотала головой.

— Не хочу, чтобы остальные знали. Пока. Потом, если у меня получится, все это не будет иметь значения. Если Кира вернется...

— Хорошо.

Он прижал меня к себе. Я не сопротивлялась. Положила голову ему на плечо и закрыла глаза. Боль в ладонях постепенно утихала, жутко хотелось спать.

На комоде мерно тикали часы. Как в ту ночь, когда пропала Кира. Я тоже уснула. Почему? Почему я тогда вырубилась? Да, устала. Да, была вымотана. Но знала ведь, что под угрозой жизнь дочери. И буквально выключилась тогда. Вообще в последний год я восстанавливалась безумно медленно. Странный кен сольвейга. Неужели его особенности проявляются только в экстремальных ситуациях?

Я отключилась, так и не найдя ответа ни на один из этих вопросов.

Проснулась поздно — после полудня следующего дня. Чувствовала себя отлично. Ладони почти не болели, я даже сняла повязки. На прикроватной тумбочке нашла старинные рукописи, исписанные рунами и ритуальный нож, а рядом распечатанные расшифровки на русском. Сразу вспомнился вчерашний разговор, и на душе стало тепло.

Я приняла душ, переоделась и вернулась на Достоевского. Глеба не было дома, и я засела за изучение манускриптов. Выговорить слова даже с подсказками было сложно. Заклинания — язык сломаешь.

Как я вообще о них не подумала? Теряю концентрацию, а это прямая дорога к провалу.

Все же хорошо, что Влад все знает — даже на душе легче стало. Проходить испытания и скрывать это от собственного вождя просто невыносимо. Странно, что он снова не стал ругаться. Как тогда, когда я заключила сделку с Таном.

Невольно вернулась к подслушанной мысли — я делаю его слабой? Интересно, каким образом? Подрываю его авторитет? Тогда что мешает наказать меня и восстановить свое доброе имя перед соплеменниками? А может, он имел в виду совсем другое? Может, проклятие действует и на него?

Влад не верит в проклятие и постоянно повторяет это. Интересно, что он думает о том, что между нами происходит? Думает ли вообще?

Я отложила бумаги в сторону и закрыла лицо руками.

К чему мы придем в итоге? Придем ли?

Влад оказался прав: восьмой нали был сильнее остальных. И дело даже не в том, что в конце хищный ослаблен, а в самой темной сущности. Как говорится, последний бой — он трудный самый.

Я пыталась выгнать его несколько раз, и каждый раз он брал надо мной верх. Вспотевшая, усталая, я падала на кровать и готова была плакать от отчаяния. Отдыхала, если можно было назвать отдыхом быструю потерю кена, и пробовала снова. И опять.

Ладони уже даже не болели — я не чувствовала их. Но внутри я не ломалась. Ни единого раза не возникло желания сдаться, отступить. Только большая уверенность и большее упорство. Наверное, мне сорвало крышу от близости победы. И в очередной раз, когда я упорно направила собственный кен себе в живот, нали отступил. Растворился в свете, захлебнулся кеном. Ушел.

Я провалилась в мягкое ватное небытие. Свет был повсюду, он проникал в меня, сливался со мной, я была его частью, и он был частью меня. Рядом со были люди — я не видела их в молочной дымке, но знала, что мы одно целое, и все это правильно.

В белесом тумане слышатся голоса, и один голос совсем близко — голос человека из вымышленной хельзы.

— Тьма совсем близко, — говорит он встревоженно. — Берегись ее.

— Я в курсе, — отвечаю. — Тан. Он колдун. И он вернется скоро.

— Не колдун, — возражает. — Вспомни, что дал тебе седьмой нали? Подумай. — Он возникает прямо передо мной. Теплые карие глаза, легкая седина на висках, слегка курчавые волосы. — Беги, Полина!

Я вздрогнула и проснулась.

— Ты в порядке? — Глеб выглядел обеспокоенным.

— Нормально, — ответила я и потерла виски.

Он улыбнулся.

— Ты сделала это! Прогнала чертовых нали.

Энтузиазм мне бы тоже не помешал. Но он куда-то подевался, а мысли покрылись налетом тревоги.

Слова незнакомца из сна никак не шли из головы. И почему он повторил фразу Мишеля?

Беги, Полина!

Что это значит? Мне стоит волноваться? Причем бояться стоит не Тана… Тогда кого? Больше врагов у меня нет. Ну, если не считать Мишеля, но он-то охотник — не тьма.

И в конце возник весьма логичный вопрос: кто тьма?

— И что теперь? Девятый придет сам, да? — Вопрос Глеба выдернул из размышлений и я кивнула.

— Ты должен будешь помочь мне. Остановить кровь, как в прошлый раз. Только ждать нужно до последнего. Потом уйдешь. Скорее всего, я не смогу контролировать себя после превращения.

— Вермунд сказал?

— У него есть опыт, — безразлично ответила я и встала. — Путь почти пройден. Осталось чуть-чуть. Чуть-чуть — и я узнаю, где Кира...

На балконе было холодно. Небо затянули дождевые тучи — низкие и тяжелые.

Осень.

В то, что я пропустила почти всех нали, не особо верилось. Лето прошло в борьбе, и вот я у финиша. Но готова ли перешагнуть черту? Кем я стану после этого?

Да пофигу! Главное — вернуть Киру.

Слова для ритуала я выучила назубок. Нельзя ошибиться в конце, нужно все сделать правильно.

Глеб стоял рядом, курил и смотрел вдаль.

— Ты действительно сможешь? После того, что было? — мрачно спросил он.

— У меня нет выбора. К тому же… — Я посмотрела на побелевшие от времени шрамы. — Уже не болит. Ни внутри, ни снаружи.

Из своих приключений я вынесла один прекрасный урок: все проходит. И плохое, и хорошее. Мы двигаемся по прямой, и значение имеет лишь цель. Наша с Владом проблема в том, что цели у нас разные. И принципы.

Иногда я завидовала ему. Он так легко принимал решения. Пренебрегал несущественным, по его мнению, ставил главное выше остального. Никогда не сомневался. Не то, что я.

Впрочем, в одном я была уверена твердо: я найду Мишеля.

Шесть дней...

Меньше недели до встречи с Первозданными. Я увижу святая святых.

Хотя мне плевать на них. На самом деле, это все ярлыки, маски, которые мы носим. Пророчица, защитница, воин, охотник. Сольвейг.

Нет, моя сила хоть что-то да значит! И впервые я не жалела о том, кто я есть.

Шесть дней на самом деле очень мало, когда стараешься оттянуть неприятный момент. И так много, когда чего-то ждешь. Чего было во мне больше — страха или нетерпения — я не знаю.

Заветный день начался обычно — хмурым сентябрьским утром и головной болью. Я уже к ней привыкла, как к чему-то злободневному и обычному. Проглотила таблетку, запила водой.

За три дня нали никак себя не проявил, даже кен почти не пил. Слабенький. Почему последний такой?

Хотя я не сожалела, с меня хватило и восьмого.

Глеб почти не говорил со мной, ходил по дому тихий, молчаливый и много курил. Боялся, как пить дать. А я — ни капли. Поражалась собственному безразличию, но скорее всего, я просто устала.

— Пора, — сказала и прикоснулась к рукояти ножа. — Скоро девятый уйдет. Если не провести ритуал, все будет напрасно.

— Я боюсь, — честно признался Глеб. — Если не выживешь, буду пилить себя до смерти.

— Выживу. Главное, будь рядом, хорошо?

Он кивнул.

Я еще раз мысленно вспомнила слова заклинаний. Зажгла свечи, нарисовала красной краской знаки на полу.

Руки дрожали, в ушах шумело, а сердце готово было выпрыгнуть из груди. Молния не бьет в одно место дважды — есть шанс, что не выживу. Но если не попробую, точно не узнаю, на что способна.

Кира — самое дорогое, что у меня есть. Без нее жизнь не имеет смысла. Как парадоксально, что в прошлый раз ради дочери я выкарабкалась после такого ритуала, а сейчас провожу его сама, чтобы спасти ее.

Моя кровь в ней, моя кровь в тазике на полу...

Я шептала заклинания и чуть не плакала. Было больно, но я вела ножом по исковерканным запястьям.

Все проходит, и это пройдет. Я сильная. Смогу.

Кровь — сила. Кровь — жизнь. Жертва богам. Все началось в ночь, когда на гору пришел Гарди. Я ощущала себя на той горе — рядом с ними, с Херсиром и Лив. Как часть древности.

Время потеряло значение, пространство подернулось поволокой тумана — зыбкого и беспросветного. Я одна в этой тьме. Даже нали покинул меня — неслышно вышел, словно его там и не было.

С губ еле слышно срывались слова. Нельзя останавливаться. Даже если очень хочется. Даже если накатила слабость и безумно тянет спать. Это все от потери крови, но это пройдет.

Сколько времени длился ритуал? Минуту? Две? Десять? Я надеялась только, что Глеб сможет вовремя заметить, что пора делать перевязку. Доверяла ему. Никогда не подумала бы, что после всего смогу кому-то вот так доверять.

Последние слова заклинания буквально выплюнула, выдохнула и расслабилась. Жутко хотелось пить, перед глазам плыли темные круги. От запаха собственной крови тошнило.

А потом началось.

Девятый прошел сквозь меня быстро, даже молниеносно. Затем вернулся восьмой — от него болел живот, скрутило кишки. Но он тоже не задержался — уступил дорогу седьмому.

«Только не умирай, Полевая!» — услышала я обрывок мысли Глеба и улыбнулась. У меня получилось.

— Вяжи! — прохрипела, и он метнулся за бинтами.

Они проходили через жилу — все нали, только в обратном порядке. Шестой, пятый, четвертый… Живот горел огнем, огонь лился в вены, заполнял меня, и я словно полыхала изнутри.

На краю сознания констатировала факт, что Глеб перевязал мне руки, обнял и крепко прижал к себе. Я больше не могла себя контролировать — ритуал завладел мной и руководил. Меня словно сшибло огромной волной, и я ушла под воду.

Третий нали показал мне тьму — ту, о которой говорил незнакомец из сна. Жуткую и безликую. А потом я увидела Тана — он улыбался. Колдун знал.

Странно, но вся злость к нему испарилась.

А потом в меня вошел второй, и я забыла о колдуне.

Первый причинил сильнейшую боль. Задержался в жиле, разрывая ее в прямом смысле. Из этих разрывов сочился кен. Вытекал, трансформируясь в небольшие, но уже оформленные щупальца охотника.

— Ты достойна, — произнес голос в моей голове, и меня накрыло.

Откуда-то извне, но в то же время изнутри в меня хлынула сила. Много — казалось, захлебнусь. Меня распирало от кена — горячего, почти кипящего.

— Убей, — шептал все тот же голос, пьяня, кружа голову непреодолимым желанием послушаться. — Уничтожь зверушку.

Я отпрянула от Глеба, отползла в сторону, стараясь не смотреть на него.

Голосу все равно, кто мы друг другу. Голос требует крови.

— Уходи, — прошипела яростно.

— Что? — испуганно спросил Глеб, приближаясь.

— Убирайся!

Щупальца уже оформились и готовы были убивать. Рвать жилы хищных.

Приобретенный кен срывал крышу, и я отчетливо понимала, что могу это сделать. Могу послушать голос и навредить Глебу.

Наверное, сам Глеб тоже это осознал. Вскочил на ноги и резко вышел. Входная дверь хлопнула, а я упала на спину рядом с тазиком, наполненным собственной кровью. Прямо на забрызганный кровью пол.