Глава 31. Новый порядок / Я - хищная. Трудный ребенок / Ангел Ксения
 

Глава 31. Новый порядок

0.00
 
Глава 31. Новый порядок

— Нет, моя юбка. Красная! — кричала Рита со второго этажа, опасно перевалившись через перила. — Я ее тебе давала, помнишь? На прошлой неделе.

— Наверное, упаковала уже. Дома отдам, — откликнулась Лина и толкнула через порог массивный черный чемодан. Он сопротивлялся всего долю секунды, затем скользнул колесиками через небольшой уступ и исчез за порогом. Следом за ним исчезла Лина — выбежала во двор, словно дом был огромной липкой паутиной, которая не выпускала ее на свет. Я ее понимала. Каким бы безопасным ни было изгнание, свобода выбирать, где жить, ни с чем не сравнится.

Домой.

Сладкое, головокружительное слово. В нем и запах свежеприготовленных на завтрак гренок, и звон посуды, и шелест листьев на ветвях, бьющихся о крышу крыльца. И запах жасмина, что в июне разливается по лужайке на заднем дворе, где сиротливо жмутся друг к другу брошенные времянки альва.

Мы это заслужили. Каждый из нас — скитальцев, потерявших что-то на этой войне. Покой, нервные клетки, родных...

Я хорошо помнила серый, заштрихованный липким снегом январский день, когда мы узнали, что митаки больше нет. Напряженное лицо Иры и горячие слезы в глубине вишневого сада, заплывшего сугробами. Она рыдала, опустившись в снег, а я обнимала ее, и теплые капли оседали на моей куртке, мгновенно превращаясь в льдинки, запечатлевая боль наследницы митаки.

Она потеряла все. Прошлая жизнь захлопнула дверь за ее спиной, и остались лишь воспоминания — безжизненные, полупрозрачные тени, которые нельзя ухватить, потрогать, прижаться.

А потом мы шли, спотыкаясь, в дом, упали где-то в районе крыльца и почему-то смеялись. И она сказала одно слово:

— Спасибо.

И она, и я знали, что не нужно в таких случаях благодарить, но это было единственное, что она вообще сказала за тот день. Я была рада и тому.

Она оправилась, бесспорно. Но не забыла. Такое не забывается.

— Я надеть ее хотела вообще-то, — обиженно произнесла Рита в пустоту, возвращая меня в реальность.

— Ради кого наряжаешься, сестренка? — лукаво спросил Глеб, ловко обходя ее и спускаясь с тяжелыми сумками вниз. — Охотники вряд ли оценят.

При виде друга я невольно расплылась в улыбке. Казалось, он единственный, кого никак не заботило изгнание. Он был здесь, как рыба в воде.

Его дом.

Я думала, нам с Глебом будет сложно, особенно если учитывать прошлое. Но проблема неожиданно резко сошла на «нет», сдулась и схлопнулась, будто ее и не было никогда. А в марте я застукала Глеба и Катю Горину на кухне, целующихся за холодильником. Романтике и война не помеха.

Но я была рада. Одной проблемой меньше, а их у меня слишком много, чтобы заниматься исследованиями каждой.

Моя сумка была давно внизу. В багажнике серого «Форда» под грудой других вещей. Я курила и расслабленно пялилась в окно.

Прощалась с домом.

Мне кажется, у каждого жилища есть душа. Красивая женщина, привыкшая к вниманию и роскоши, одевающаяся в шелка и меха — особняк атли, стоящий обособленно на моей оценочной доске домов, в которых я бывала. К надменной женщине сиротливо жались приемные дети — с виду опрятные, но внутри — беспризорники. Постройки на заднем дворе. Вынужденные пасынки, женщина отворачивалась от них и презрительно улыбалась. Она не хотела их и с радостью бы избавилась, но не могла.

Еще была квартира на Достоевского — гордая и независимая, отрешившаяся от мира и живущая собственной жизнью. Она не доверяла никому, кроме того, кому принадлежала и кто жил в ней. Избирательная, подозрительная и надежная.

Румяная старушка, угощающая свежеиспеченными пирогами — квартира Андрея. Рюши на занавесках в теплой кухне ассоциировались у меня с пестрым передником, пропахшим ванилью и сдобой.

Жилище Влада в центре — строгий, жесткий мужчина. Иногда жестокий, как его хозяин, но глубокий и неожиданно теплый. Временами. Когда никто не видит. И не со всеми.

И родительский дом… Нечто чужое и темное. Даже не человек — призрак. Прошлого, которое хотелось забыть, и будущего, которое так и не состоялось.

Но сегодня все они казались мне привлекательнее этого дома — суетливого, пропитанного тревогой и ненужными воспоминаниями. Откуда невольно хотелось сбежать.

Альва уехали еще вчера. А до этого был общий совет. Собрались в гостиной, постукивая ложками о чашки, перешептываясь и шурша обувью.

Влад говорил по скайпу с подругой из Лондона. Война окончилась полным поражением хищных, что было ожидаемо. Охотники успокоились, наиболее старые из них заняли теплые кресла, попивали кофе с коньяком и командовали хищными. Впрочем, если бы только командовали, смириться можно было, но охотники хотели всего и сразу — повиновения, денег, ежемесячных унизительных визитов с отчетами. И воздержания от охоты на контролируемой территории.

Мыслимо ли? Как тогда должны питаться хищные? Думаю, сильные мира сего были убеждены, что это позволит им еще сильнее влиять на нас. Поймался на горячем — умри. Хочешь жить — предложи что-то ценнее, чем просто удовольствие наблюдать твою агонию.

Но все же тот мир был лучше изгнания. Лучше, чем постоянно скрываться и бояться, что найдут. Потому что тот мир был иллюзией свободы, о которой нам пришлось забыть почти на год.

Липецк обрушился на нас шумными улицами, яркими витринами, знакомыми до одури вывесками, перекрестками и магазинами. Впился в мозг дикой тоской, что наконец, выплеснулась наружу облегчением и счастьем.

Мы медленно скользили по заляпанному мелким дождем асфальту, останавливались на светофорах и жадно глазели по сторонам. Люди — те самые, которых мы оставили тут много месяцев назад — не заметили нашего возвращения, спешили по своим делам суетливо и буднично.

А я вдыхала воздух, пахнущий домом, щурилась и улыбалась в открытое окно.

Дом атли дышал пустотой. Брошенный впопыхах, лишенный души, звуков, всякого движения, замер, как спящая красавица, и вот, наконец, пробудился. Двери распахнулись, и внутрь ворвался гомон, шарканье ног, радостные и облегченные вздохи вернувшихся обитателей.

— Как хорошо дома! — радостно воскликнула Лара, озвучивая мои мысли. По-киношному красиво упала на диван и раскинула руки. — И что теперь?

— Выспимся, — небрежно ответил Влад. — Завтра приедут охотники. Как они там называют себя? Смотрители.

— Твой любимчик небось пожалует, — пробормотала защитница, кивнув в мою сторону.

— Несомненно, — согласился Влад. — Этот будет точно.

Моим любимчиком они, не сговариваясь, окрестили Мишеля. Хотя, по сути, это я была его любимицей. В кавычках. Такую «любовь» и врагу не пожелаешь.

Я пожала плечами.

— Мне все равно. Если нас не убили по дороге, значит, оставят жить. Да и слишком непредусмотрительно со стороны охотников уничтожать атли. Нам же еще оброк платить. Или как это называется? Вообще в девяностые название таким вещам давали весьма определенное.

— Рэкет, ага, — согласилась Лара. — Я всегда знала, что охотники бессовестные.

— Продуманные, — возразил Влад. — Зачем работать, если со своего дара можно что-то поиметь?

— Да брось, тебе что, жалко? — иронично спросил Глеб и грузно уронил две большие сумки прямо у моих ног.

— Какой дом… огромный! — восхищенно выдохнула Катя, любопытно осматриваясь.

Альфред произнес что-то по-немецки, обращаясь к Владу, тот небрежно ответил и указал в сторону лестницы.

Ну надо же! Я даже не знала, что он по-немецки говорит. Наверное, и мне пора учить — раз у нас уже мультинародное племя. Впрочем, пусть Альфред учит русский — нас все же больше.

Жрец едва заметно кивнул и поднялся по лестнице. Рита вбежала вслед за ним, и я заметила, что сестра не может скрыть радости. Мы все были рады. Дом есть дом, ничто его не заменит.

Я тоже поднялась к себе.

Все комнаты содержались в идеальном порядке — наверняка позаботился Тимофей. И все же спальня встретила меня неприветливо чужим запахом нового полироля, незнакомым покрывалом на кровати и задернутыми шторами. Совята кучкой ютились в кресле у окна, смотрели сиротливо и обижено — наверное, расстроились, что я их бросила.

Первым делом я привычно разместила их на подоконнике. А затем вышла на балкон. Ночь ворвалась в легкие свежим апрельским воздухом, остудила щеки и раскинулась великолепной панорамой. Подъездной путь витиевато удалялся к воротам, освещаясь сиреневыми фонарями, около крыльца собрался народ и что-то оживленно обсуждал.

А я не могла поверить, что война, наконец, закончилась, и жизнь снова стала цветной, а не черно-белой. Что я могу спокойно ходить по улицам, не боясь встретить охотника-анархиста или, еще чего хуже, получить известие о смерти того, кого люблю.

Новые порядки, бесспорно, угнетали, но большая часть проблем ляжет все же на вождей, а для нас, простых смертных, по сути ничего не изменится. Во всяком случае, для меня — мне совершенно не нужно питаться.

Страха не было, только надежда. На будущее, которое я знала, как построю. На счастье. На любовь.

Иногда надеждам не суждено сбыться...

Мы поужинали все вместе — как раньше. А затем атли разошлись по комнатам. Я слышала шорох и шаги в коридоре, гомон и смех. Дом жил, дом дышал, дом принял нас снова в свои теплые объятия. И постепенно в воздухе снова ощущалось оно — единство, которого я часто не замечала ранее, но которое, бесспорно, существовало всегда. Иногда, чтобы увидеть что-то, нужно просто посмотреть под другим углом.

Мне не хватало шумных альва — за все это время я очень привязалась к Мирославу и его племени, но охотники запретили нам жить вместе. Не знаю, чего боялись — то ли бунта, то ли заговора. Скорее всего, Альрик так страховался от непредвиденных попыток свергнуть новую власть. А может, придумал именно нам такое наказание за то, что лихо сбежали у него из-под носа.

В любом случае, альва приходилось ютиться в гостиницах и на съемных квартирах, а нам — скучать. Селя ви, как говорится. Такова реальность.

Уснула я далеко за полночь, укутавшись в любимый плед, в обнимку с серым совенком. Мне снилась хельза. Я плыла на лодке, озеро мерно раскачивало ее, и мне было хорошо. Так хорошо, как давно уже не было. Словно я была там, где должна быть, на своем месте. Рядом сидел Влад и гладил меня по волосам. Меня окутывало тепло и счастье, и я даже не делала попыток убрать его руку, возразить. Все равно это лишь сон, а во сне можно позволить себе слабость.

Показалось, ночью, я открывала глаза и действительно видела Влада рядом, но скорее всего, мне просто почудилось.

А утром, едва рассвело, меня разбудила Лара. Лицо у защитницы было взволнованное, даже испуганное.

Я приподнялась на локтях и сонным голосом спросила:

— Что случилось?

— Новая власть случилась! — резко ответила Лара и подошла к двери. — Вставай. Собираемся в гостиной.

Я наспех оделась, причесалась и вышла из комнаты. Умываться не пошла — велика честь, пусть наблюдают заспанные лица, раз уж принесло их в такую рань. Я готовилась увидеть ироничную улыбку Альрика и хмурое лицо Мишеля. Наверняка придут ткнуть нас носом в бессмысленность побега. Впрочем, мы живы, в отличие от митаки, которые окопались у себя в доме.

Но я ошиблась.

В гостиной стояла гробовая тишина.

Глеб стоял, облокотившись о каминную полку, пялился в потолок с видом скучающего обывателя, которого неизвестно зачем позвали на это собрание психов. Казалось, я даже могу прочесть его мысли.

Альфред листал книгу в кресле, Кирилл чинно сидел в соседнем, Лара и Катя заняли позицию у окна и о чем-то неслышно перешептывались. Оля и Лина охраняли вход в коридор, ведущий на кухню. У меня промелькнула мысль, что они готовят себе пути отступления, но, конечно же, она была ложной.

Майя прижималась к Еве, и защитница гладила девочку по голове. Нахмурившись и засунув руки в карманы в позе разгильдяя у двери обосновался Дима. Ира держалась прямо, высоко вздернула подбородок и с ненавистью смотрела на охотников.

Влад невозмутимо взирал на гостей, сложив руки на груди. Когда я спустилась, остановил и удержал около себя, словно Мишель мог наброситься на меня, как Серый Волк на Красную Шапочку, и съесть. От внезапной близости стало тепло, даже душно, и попыталась отвлечься от ненужных мыслей.

Отвлечься было чем.

На диване, небрежно закинув ногу на ногу, сидел Мишель. Одет древний был в серый с отливом костюм, отчего его глаза казались стальными. Он задержался на мне взглядом, но тут же равнодушно отвел его. Злится, бесспорно. Что ж, нечего придумывать себе всякие небылицы со мной в главной роли.

Позади него, слегка склонив голову набок, стоял Андрей.

Вернее, даже то был не Андрей — его оболочка. Глаза же, как и новая морщинка на лбу, скованные движения, напряженная поза — все это было чужим, незнакомым, и от этого стало почему-то обидно, почти до слез. Он не взглянул на меня ни разу. Тоска усилилась, кровь прилила к щекам, и я невольно подвинулась ближе к Владу. Рита же и вовсе спряталась у него за спиной.

В воздухе сгустилось напряжение. Оно подбиралось ближе, обволакивало густым туманом, и жила реагировала на него неоднозначно.

Я снова посмотрела на Мишеля. Сидит, развалившись, на нашем диване. Как еще кофе не затребовал. Злость поднялась, душа взбунтовалась против такой бесцеремонности. Ладони зачесались, а в голове родилась неожиданная мысль. Неожиданно приятная.

Я могу убить его. Прямо здесь превратить в кучку белесого пепла, который мы сметем веником и похороним на заднем дворе. Или — что еще приятнее — развеем по ветру, и о нем никто не вспомнит. Совсем. Уверена, у Мишеля нет тех, кто ждет дома. Не потому ли он так лелеет воспоминания о давно погибшей девушке, которая никогда ему не принадлежала? Не потому ли переносит на меня свои нездоровые эмоции? Одиночество — болезнь, и древний болен неизлечимо.

Я решительно шагнула к Ире и взяла ее за руку. Она отвлеклась — лишь на секунду — и снова впилась в Мишеля ненавистным взглядом.

— Что ж, если все в сборе, можно начинать, — насмешливо произнес древний. Голос его показался мне до мурашек скрипучим и противным. Он окинул атли взглядом и пренебрежительно уточнил: — Что с твоим жрецом, атли?

— В племени теперь новый жрец, — уклончиво ответил Влад.

— Ну-ну. А девчонка где?

— Не думал, что ты сюда пересчитывать нас приехал. Давай по существу — неси просвещение в массы. Тебе ведь это Альрик завещал, не так ли?

Мишель снисходительно улыбнулся, и эта улыбка была недоброй.

— Дерзость никогда до добра не доводила, попомни мои слова.

— Со своим добром я сам разберусь. Что у тебя по существу?

— У тебя в племени новые люди, — констатировал факт Мишель.

— Жрец и защитница. Ничего особенного, — пожал плечами Влад.

— Две защитницы, — уточнил Андрей. — И девочка.

Охотник странно посмотрел на меня и перевел взгляд на Майю, отчего та еще сильнее вжалась в мать. Я невольно дернулась — хотелось подойти, заслонить собой, защитить. Но Ира с силой сжала мою ладонь, не позволяя сдвинуться с места.

Правильно. Охотники пришли посмотреть, утвердить свою власть, не более. Убивать никого не станут. Почему же ледяным потоком за шиворот вылился страх?

— Верно, — спокойно согласился Влад. Даже глазом не моргнул. Вот это выдержка, иногда мне даже завидно.

— У нее есть способности, о которых я должен знать? — поинтересовался Мишель.

— Кроме тех, что ты наблюдал — нет.

Древний помолчал пару секунд, а затем кивнул.

— Мы здесь для того, чтоб донести до вас информацию, которую на сегодняшний день должен знать каждый хищный, — официальным тоном заявил он. — Первое — хищные не имеют права вступать в альянсы с другими племенами. Поэтому альва не будут жить с вами больше.

— Кто бы сомневался, — вырвалось у меня, Мишель сверкнул на меня взглядом, а Ира стиснула руку так, что показалось, она отвалится. Я поморщилась от боли, но взгляд древнего выдержала.

— Второе, — снова обращаясь к Владу, продолжил охотник. — Каждый вновь принятый член племени должен незамедлительно быть представлен смотрителю племени и смотрителю города. Все это касается и всяких ритуалов, которые проводятся у вас, зверей. Венчание, отречение, изгнание. Я должен знать все. Третье — каждое племя вносит ежемесячный взнос в нашу казну. О сумме поговорим индивидуально с каждым вождем на сборах. Наши представители будут допущены к финансовым делам племени беспрекословно. — Он махнул рукой на Андрея. — Ваш смотритель организует эту работу. Четвертое. Никто из хищных не имеет права питаться на территории, подконтрольной охотникам. Способ выжить вам придется находить самим. Отныне ясновидцы, живущие в кланах и вне их на территории городов, где есть штабы охотников, под защитой. Невыполнение этого закона влечет за собой смерть виновного. Обжалованию не подлежит. Способ казни выбирает смотритель города. — Мишель саркастично улыбнулся Владу. — Лучше вам не попадаться.

Вот сволочь! Еще и издевается. Хочет довести хищных до истощения. Слабому студнее бороться.

— Надеюсь, всем все ясно, — доброжелательно улыбаясь, завершил свою речь древний.

Все молчали, а Глеб сказал неожиданно громко:

— Не кушать на улицах — что ж тут непонятного. — И улыбнулся. Хищно. Недобро. У меня похолодело внутри, когда Мишель обратил на него внимание.

— Да ты остряк, атли, — тихо произнес охотник, и я физически почувствовала опасность, которой повеяло от него.

— Бывает, когда вижу охотника, тут же начинаю шутить. — Глеб даже ухом не повел. Стоял все так же расслабленно, на охотников не смотрел. — Ничего не могу с собой поделать. Меня ведь однажды уже убил один из них. Кстати, твой друг, кажется. Как там его звали?

— Глеб! — выдохнула я и замолчала. Желание защитить друга в сотни раз превышало то, что я испытала по отношению к Майе.

— Объяснись, — неестественно спокойно попросил Мишель.

И я вдруг поняла: если сейчас Глеб расскажет, чем закончился приход Рихара мрачной осенью несколько лет назад, то пострадает не он один — пострадаем мы все, и в первую очередь, я и Влад. Жила напряглась, посылая кен к ладоням. Меня буквально разрывало от желания сжечь древнего на месте — никогда и ни к кому я не ощущала такой ненависти. Разве что к его другу, прах которого Влад предусмотрительно убрал, пока я была в отключке.

Время потекло медовым потоком, секунды капали на пол, приближая момент нашего разоблачения. Я отпустила руку Иры и приготовилась ударить...

— Глеб шутит, — спокойно пояснил Влад. Словно и не было напряжения в воздухе, словно и не висели на волоске наши жизни. Снова. А я-то думала, все закончилось. — Мы все устали и перенервничали.

— Конечно, шучу, — задорно улыбнулся Глеб. Посмотрел прямо в глаза древнему и развел руками. — Вот же я стою. Мертвые так не умеют.

— Я так и понял, — хмуро ответил Мишель. — Тебе нужно что-то делать со своим чувством умора, ибо рискуешь, атли.

Я облегченно выдохнула, отступила на шаг. И вдруг поняла: это по-настоящему. Война окончилась, а новая власть пришла в наш дом ставить условия. Никогда не будет, как раньше. Мы навсегда останемся врагами, но придется кланяться и пресмыкаться. Мы проиграли.

А я… Что творю вообще? Ну, ударю сейчас, и что? Погибнет один древний. Один из двадцати. Один из сотен других охотников. И меня казнят. Если за выпитого ясновидца полагается смерть, то что будет за убитого на глазах у смотрителя племени древнего охотника?

Я уже не говорю о том, что сделают с Владом и Глебом. Повезет, если только пожурят. Глеб сорвется окончательно. А Влад… Не хочу об этом думать!

В голове всплыли образы пыточной в штабе у охотников. Интересно, она еще там? И для чего ее привезли?

Впрочем, ясно для чего — для нас. Мишель сказал, смотритель города сам выбирает способ казни.

Древний отвернулся от Глеба и жеманно поморщился.

— Дальше вам все пояснит Андрюша — с этого дня он ваш смотритель. А мне пора. Еще альва просвещать. — Вздохнул и поднялся. — Устал я от вас, атли.

Уменьшительно-ласкательное имя, фамильярно брошенное в адрес молодого охотника, покоробило. Я отвернулась и сделала вид, что изучаю лепнину на потолке в другой части гостиной. Нужно что-то делать с выдержкой и срочно. У Влада, что ли, пару уроков взять.

После ухода Мишеля в гостиной атли повисла гробовая тишина. Мне казалось, некоторые даже дышать боялись. И все смотрели на Андрея — кто с ненавистью, кто с надеждой.

Охотник громко выдохнул, повернулся к Глебу.

— Жить надоело?

— Да бесит! — фыркнул Глеб и отвернулся.

— Будет обидно, если ты пострадаешь от своей глупости.

— Что все это значит для нас? — спросила я, на ходу замечая, каким хриплым стал мой голос, как не завуалировано в нем слышится тревога и еще не до конца растворивший дикий ужас от не совсем умных шуток друга.

— В принципе, все, что рассказал Мишель — тут мне добавить нечего. Просто попрошу вас не высовываться. Не все охотники успокоились, Полина. Некоторые все еще жаждут крови, считают, что ее было слишком мало.

— Слишком мало? Мало, серьезно?! — в сердцах воскликнула Ира и угрожающе шагнула вперед. — Мое племя уничтожили, и больше летописи не напишут о митаки. Это сделали вы — охотники. Ненавижу вас всех!

— Андрей не виноват в том, что случилось с митаки, — попыталась я оправдать друга. Ира зыркнула на меня, как на врага народа.

— Что ты говоришь, Поля? Это же охотник! Один из них. Из тех, кто пришел в этот дом, убил Алишера, Алину, Ксению. Отец, Сережа, вся моя родня… Думаешь, я смогу смотреть на него спокойно?

— Она права, — мрачно сказал Андрей и взглянул на меня исподлобья. — Было бы глупо думать, что мы все еще друзья. Также было бы глупо думать, что на этой войне я никого не убил.

Обида взорвалась в груди тысячей ярких искр, обожгла внутренности. Ира права — чертовы охотники! Отобрали у нас свободу, близких, теперь еще и друга меня лишили. А ведь он поменялся — я сразу заметила. Почему же так нестерпимо хочется на его уютную кухню? Туда, где чай с печеньем, заинтересованный взгляд. Слова потоком — не остановить. И облегчение от чувства, что кому-то не пофиг. Он нянчился с Кирой, черт возьми! Всегда помогал, даже перед началом войны пришел нас предупредить.

А теперь… Что теперь?

Ничего. Пустота. Конец.

— Он такой же убийца, как остальные, — добила меня Ира. — Нельзя этого не замечать.

— Ты говорил, мы похожи, — обижено сказала я. — Соглашался, что главное — человечность. Как, оказывается, просто поменять мнение.

— Все зависит от обстоятельств. Разве ты не убивала?

— Да, ты прав, обстоятельства решают, кто ты есть, а не наоборот! — язвительно ответила я, развернулась и бегом преодолела лестницу.

В сердцах подумала, что лучше бы Андрей вообще не приходил, чем встретить его вот такого — циничного и холодного, словно мы чужие, а прошлое не имеет значения.

Мы и были чужими. А моя обида — необоснованной. Андрей — охотник. Ясновидец, на которого снизошла благодать. Прошедший испытания, ведомый ненавистью к нам, хищным.

Когда я успокоилась, обида сошла на нет. Возникла другая — на обстоятельства, которые он упоминал. По сути, он всегда помогал, даже когда я не просила. Когда была в отчаянии, буквально вытащил из депрессии. А я ничего ему не дала, только проблем прибавила. И сегодня Андрей рисковал многим, оставаясь тут, объясняя нам правила новой игры. Удивлена, что именно его поставили смотрителем атли. Кто так пошутил? Альрик? Наверняка ведь Мишель знает, что в прошлом мы с Андреем тесно общались.

Мишель — вот кто должен волновать меня сейчас. Древний — опасный враг, гораздо опаснее, чем я могла предположить вначале. Я была уверена, что он попортит мне много крови.

Мишель ненавидит Влада: то ли дело в больной привязанности ко мне, то ли в том, что атли два раза чуть не убили его. Сложно судить, но факт остается фактом. Древний хотел сместить Влада с поста вождя, пользуясь новым положением, но Альрик симпатизировал Владу, и пока Альрик остается Первозданным и стоит на ступени выше Мишеля, Влад Вермунд будет править атли.

Когда я спустилась в гостиную, Андрея уже не было. Я взяла телефон и набрала смс: «Была неправа. Приношу извинения смотрителю». И поставила смайл, чтобы не сошло за сарказм. Текст был довольно невинным, и не должен был доставить Андрею проблем. Фамильярничать не стала — вдруг охотники и переписку его проверяют.

В ответ мне пришел такой же смайл и троеточие. Что оно означало, оставалось лишь догадываться, но я решила, что Андрей просто отложил выяснение отношений на потом. У нас еще будет шанс — пусть охотники немного успокоятся, уменьшат бдительность. А сейчас не стоит его подставлять. Представляю, как ему тяжело будет оставаться нашим смотрителем. Теперь ему нельзя утаивать от Мишеля ничего, что касается атли. И если вдруг налажаем, Андрей обязан будет доложить.

Это все Альрик, как пить дать! В отместку, несомненно.

Завтракали атли в полном молчании. Нужно было переварить информацию, свыкнуться с новой ролью, обдумать перспективы. А ближе к ужину в доме снова стало оживленно.

Мы накрыли на стол, шутили и смеялись, как в старые добрые времена. Лара привычно блистала, Альфред что-то объяснял ей на немецком, Катя обнимала Глеба и перебирала его волосы. Это было так мило, что я даже засмотрелась. Потом поймала его взгляд и почему-то смутилась. Наверное, нас еще долго будут преследовать отголоски былых ошибок. Но я была рада, что он все же пытается жить. Строить счастье. У него на это, по крайней мере, есть шанс.

Ноги сами принесли меня в кабинет. Даже не знаю, о чем думала, когда шла. Просто хотелось окунуться в привычную атмосферу, а может, слабость дала о себе знать. Я перенервничала. Устала.

Тогда я не думала о причинах — просто толкнула дверь и вошла.

— Там ужин накрыли, — сказала осторожно.

Влад сидел и, не отрываясь, смотрел на разложенные на столе бумаги. Казалось, они интересовали его в тот момент меньше всего, а сам он был далеко — так далеко, что не отыскать.

Но он поднял глаза и рассеянно кивнул.

— Сейчас приду.

— Кира звонила?

— Несколько минут назад. Скоро вернется.

Я прикрыла дверь, подошла к столу и присела в кресло. Лицо Влада было напряженным и усталым. Слишком усталым. Наверное, ему тяжелей всех. Теперь разбираться с охотниками, да и дела разгребать придется. Нужно ведь еще и дань платить.

И мне сильно, до безумия захотелось поддержать его. Сказать что-то или обнять. Я захлебнулась нежностью, она нахлынула внезапно и таким сильным потоком, что сопротивляться было нереально.

— Все закончилось, — сдавленно прошептала я. — Нам придется привыкнуть у новой жизни, в чем-то прогнуться, но… все закончилось. И я рада, что мы это пережили вместе.

Влад поднял на меня глаза, и меня окатило холодом — таким ледяным был этот взгляд. Колючим. Чужим. Но лишь на миг — Влад улыбнулся и стал снова привычным Владом. Теплым. Родным. Несмотря ни на что.

— Устала? — спросил он.

Я кивнула.

— Очень. Не думала, что буду так рада вернуться сюда. Люблю этот дом. Люблю людей, которые в нем живут.

— Всех без исключения? — Светлая бровь иронично взметнулась вверх, делая его еще привлекательнее.

— Теперь да. Филипп же ушел.

— Он был паршивой овцой, — согласился Влад.

— Почему он стал таким? Я имею в виду… казалось, он ненавидит тебя, хотя особых причин не было. Ведь не было?

— Его семья близко общалась со Станиславом. Скорее всего, это его мне подарочек, — усмехнулся Влад. — Посмертный.

— Жаль, что твои родители погибли рано.

— Как и твои. — Взгляд исподлобья лукавый и теплый. Казалось, он греет, как солнышко. И я невольно улыбнулась в ответ.

— Сам говорил — мы похожи.

— Я преувеличивал. Ты слишком сумасбродна. Иногда мне кажется, ты — инопланетянка.

Я пожала плечами.

— Так и есть. Я сольвейг.

— Ты маленькая хищная, которая приносит большие проблемы. Вот и все. Забудь о всяких глупостях. Ты — атли, Полина. Не стоит думать, что ты не одна из нас.

— Просто иногда мне кажется...

— Тебе кажется! — оборвал он меня, поднялся. В груди защемило, и я затравленно смотрела, как он приближается — медленно, грациозно. Утреннее напряжение в гостиной — ничто по сравнению с тем, что звенело сейчас в воздухе. Стук моего сердца, казалось, эхом отбивается от стен.

Влад встал позади и положил руки мне на плечи. Теплые. От его прикосновения по коже во все стороны побежали мурашки. И я поняла, что сейчас точно не сбегу. Не смогу. Слишком долго боролась с собой. И, наконец, сдалась.

Но Влад попыток сблизиться не делал, только шепнул:

— Ничего не бойся, Полина. Поняла?

Я неосознанно кивнула. Не знаю, зачем он сказал это. Мне было все равно. Лишь бы он не отпускал меня никогда. Я так истосковалась! Так люблю его… Глупая. Бежала от этого чувства, а оно настигло меня само — неожиданно, настойчиво. Сбило с ног. Обездвижило. Лишило воли.

И что теперь с ним делать?

— Идем ужинать, — невозмутимо сказал Влад и убрал руки.

Все так быстро кончилось, а я не успела понять, что это было. Уходить не хотелось, еще меньше хотелось, чтобы он уходил. Но Влад окликнул меня уже из коридора:

— Идешь?

— Иду, — разочарованно ответила я.

Уже потом, ночью, лежа в холодной и внезапно ставшей слишком широкой кровати, подумала, что все к лучшему. Он женат, и мои чувства ничего не меняют. Я слишком уважаю Иру, чтобы пойти на такое. Хоть она и говорила, что готова принять меня, это неестественно — желать, чтобы твой мужчина касался другой. Даже если ты воспитана в таких традициях. Ира потеряла слишком много, чтобы лишиться еще и права быть единственной женой.

А я справлюсь. Смирюсь. Столько времени мирилась, а вчера… то была лишь слабость.

Кто бы сказал мне тогда, что я ничего не знаю о слабости? Что совсем скоро придет день, и я пойму, что означает настоящее бессилие? Тогда я не знала.

Бессонница мучила меня почти до рассвета, а потом я провалилась в густую темноту без сновидений.

Зато утром меня ждала огромная радость. Я как раз спускалась вниз, как входная дверь отворилась, и на пороге появилась Кира. Сияющая и удивительно красивая. Упустила на пол дорожные сумки и развела руки в стороны.

— Скучали?

  • Афоризм 952(аФурсизм). О молчании. / Фурсин Олег
  • Вызов себе и чувствам / "Вызов" - ЗАВЕРШЁННЫЙ ЛОНГМОБ / Демин Михаил
  • Sanguis rosa / Разрушенные мосты, разорванные перекрестки / Triquetra
  • Тот мальчик / Утренние сны / Тигра Тиа
  • Это все потому, что у тебя нет друзей / Лысов Михаил Юрьевич
  • Море / Чокнутый Кактус
  • Крепкие узы любви / Мякотин Евгений
  • Русалка ждёт / Алиенора Брамс
  • Весна / Васильев Данила Владимирович
  • Валентинка № 53 / «Только для тебя...» - ЗАВЕРШЁННЫЙ ЛОНГМОБ / Касперович Ася
  • Ущипни меня, Яга! / Рассказки / Армант, Илинар

Вставка изображения


Для того, чтобы узнать как сделать фотосет-галлерею изображений перейдите по этой ссылке


Только зарегистрированные и авторизованные пользователи могут оставлять комментарии.
Если вы используете ВКонтакте, Facebook, Twitter, Google или Яндекс, то регистрация займет у вас несколько секунд, а никаких дополнительных логинов и паролей запоминать не потребуется.
 

Авторизация


Регистрация
Напомнить пароль