Глава 21. Тень Чернокнижника

Желудок скрутило в узел, спазмы не прекращались, в висках стучало, а к лицу прилила кровь.

Кровь...

Липкая, чужая субстанция высыхала на ладонях. А я сидела на коленях и старалась не смотреть на тело человека, которого только что убила. Потому что понимала: если посмотрю, то осознаю. И пожалею.

Я ведь не убийца.

Кому я вру? Влад еще тогда довольно ясно выразил мнение на счет сольвейгов. Возможно, я не хочу быть такой, но природа берет свое. Вот она — твоя суть, Полина. Оставляешь отметины в виде белесого пепла и крови на полу.

Любовь. Ха! Смерть — твое предназначение. Ты — гребаная машина для убийств.

— Держи.

Я подняла глаза. Лара протягивала мне бутылку воды с таким видом, будто я просто упала где-то в пустыне от жары. На тело колдуна защитница не смотрела, но и не избегала, как я. Словно труп посреди спортзала — мусор, недостойный ее внимания.

— Спасибо.

— Это всего лишь минералка.

— Не за воду. За помощь, когда Тан...

Она безразлично пожала плечами.

— Мы — атли. Должны помогать друг другу.

— Вставай. — Ира подошла, протянула руку, и я неуверенно приняла ее помощь. — Великолепный план!

— Спасибо, — сдавленно ответила я.

Что-то я слишком часто благодарю девушек, с которыми у меня были контры. Неужели я разрушила все проклятия на свете?

Мельком взглянула на Влада. Даже сердце ёкнуло от вида избитого лица, подавленного и уничтоженного поражением. У каждого из нас есть что-то важное, незыблемое, и для Влада это была непокоренность. Произнеся слова присяги, он изменил себе. Прогнулся под обстоятельства, наплевав на собственные принципы.

Я знала, как это больно. И огромной теплой волной во мне проснулось сочувствие, заполонило грудь и выступило слезами на глазах.

Я усилием воли отвела взгляд и нервно улыбнулась Ире.

— Иди, вымойся, — спокойно и как-то тепло произнесла она. Повернулась к атли и королевским тоном приказала: — Уберите тут все.

Замашки наследницы. Жены вождя. Впрочем, вождя у атли пока нет...

Но, как ни странно, Иру послушались. Девушки засуетились, обходя стороной окровавленное тело, а ко мне подошел Глеб.

Ну, я сегодня прям звезда. Если бы живот так не крутило, а перед глазами не плыли черные круги, наверное, загордилась бы.

— Ты как? Держишься?

— Плохо, — простонала я.

Я не врала — становилось все хуже, жила ныла неистерпимо, с ней вместе саднили ладони и почему-то колени. Круги перед глазами слились в одну черную пелену, которая стала практически беспросветной. В ушах загудело, внешние звуки, наоборот, притихли, слились в далекий и однообразный гул.

Я зажмурилась и услышала искаженный голос Глеба:

— Ты в порядке?

Меня хватило лишь на то, чтобы помотать головой и опереться на него.

— Кен Тана, — сказала Кира совсем рядом, и в ее голосе мне послышалась скорбь.

— Ритуал выкачки жилы, — задумчиво сказал откуда-то справа Филипп. — Что ж, действительно умно.

А дальше мир завертелся цветным калейдоскопом, звуки стихли, тактильные ощущения исчезли — я будто парила в невесомости где-то далеко от земли.

Когда разлепила глаза, на меня смотрел потолок. Мой потолок, вернее, потолок моей комнаты у атли, от которой я уже успела отвыкнуть.

— Вот это тебя торкнуло! — выдал Глеб и всмотрелся мне в лицо.

Я слабо улыбнулась. Тело больше не болело, но усталость растеклась по нему сладкой, сонной негой.

Огляделась: все тут осталось по-прежнему. За исключением совят — широкий светлый подоконник пустовал, и на него так и просился хотя бы кактус.

— Слишком близко к сердцу я восприняла реализацию своего плана, — тихо сказала я.

— Скорее, близко к желудку.

— Мой желудок меня предал. Я с ним больше не дружу. Это же надо, так опозориться на виду у всего племени.

— Шутишь? Они до сих пор в шоке. Вермунд в шоке, надо было видеть его лицо!

— Видела. — Я поморщилась. — Оно избитое.

— Ну а ты? — Глеб деланно отодвинулся и посмотрел на меня с хитрым прищуром. — Чувствуешь себя хозяйкой планеты?

— Я? С чего бы?

Только теперь заметила, что руки все еще измазаны в крови. Как и одежда.

Какая гадость! Придется теперь выкинуть, а я так любила эти джинсы.

— Как с чего? В тебе теперь кен колдуна. А ты не поняла — из-за этого тебя так плющило. Ножичек-то непростой оказался. Протыкаешь жилу — и вуаля — пользуйся силой. Уверен, Вермунд этого и добивался от поединка. Так что ты не только Тану нос утерла, Полевая.

— Кен Тана? Во мне? — Я прислонила ладонь к животу, не в силах поверить в то, что сказал Глеб. Вязкая, темная, смолянистая субстанция теперь во мне.

От этих мыслей я невольно дернулась и села.

И что теперь делать с ней?

Душ я приняла быстро. Терлась мочалкой минуты две до красноты кожи, затем выбросила ее вместе с одеждой в мусор. Надеюсь, Влад запрячет тот нож подальше — не хочу, чтобы что-то напоминало мне о поединке.

Жаль, что изнутри не отмоешься, не вычистишь жилу от темноты.

Вспомнились последние слова Тана. Кому он просил не отдавать его кен? Впрочем, тут и так понятно — Владу. Еще бы колдун хотел, чтобы его наследие получил заклятый враг.

Выживи…

Очень странное пожелание тому, кто его убил. Вот ни капельки не верю в альтруизм Тана. Впрочем, за тысячу лет он вполне мог свихнуться. Ведь не якшался Влада вызывать, хотя, по сути, зачем ему атли? Потешить самолюбие? Кроме мыслей о навязчивой идее, ничего в голову не приходило.

Я переоделась и вернулась в спальню. Глеб ушел, а у окна, глядя вдаль, как ни странно, стояла Лара.

— Глеб помогает внизу, — пояснила защитница, даже не обернувшись. — Тело нужно убрать.

Тело. Странное слово… Ведь совсем недавно был живой человек. Двигался, думал, говорил. А теперь его нет. И только тело — грузное, тяжелое — лежит на полу в луже крови.

— Хорошо, что ты его убила! — зло произнесла Лариса и повернулась ко мне. — Это был твой самый полезный сумасшедший поступок.

— Почему ты так ненавидишь его? Что Тан тебе сделал?

Лара вздохнула и опустила глаза. По ее лицу пробежала непонятная тень. Испуг? Отвращение? Боль?

— Единственное, что охотники не могут тронуть у нас — разум, пророчица. Пока ты соображаешь, можешь умереть достойно. Когда колдун похитил меня, он подчинил мой разум. Все, что я делала в его темной пещере — даже не знаю, пещера то была или мне привиделось — я делала по собственному желанию. Я резала себя и танцевала, измазанная в собственной крови. А потом он заживлял мои раны, и все начиналось по новой. Я лежала на грязном полу и плакала, так как не могла подняться. Хотела, но не могла. Стригла себя — по пряди в день, избавляясь от волос, а ведь именно они во многом делают меня защитницей. Готовила ему еду, стирала его вещи, словно он был… словно...

— Не продолжай, — сдавленно оборвала я ее. От страшных подробностей прошлого Лары о времени, проведенном с Таном, меня передернуло.

— Не знаю, как мне удалось сбежать. — Защитница вновь отвернулась и посмотрела в окно. — Наверное, он позволил. Я даже не помню, как дошла до квартиры Филиппа. Он и спрятал меня в Австрии. Никто, даже Влад, не знал, жива ли я. Но так было лучше. Ведь, похитив меня, колдун мог повлиять на него. А потом Станислав распустил атли. Я так и не смогла вернуться… Боялась. Так боялась, что просыпалась среди ночи от собственного крика. Потому что во сне я не могла кричать. Каждую ночь во сне он приказывал мне молчать. Он приказывал, и я не могла ослушаться.

— Мне жаль, Лара.

— Не стоит жалеть меня. Я пережила. И ты переживешь.

Я хотела ответить, но дверь с шумом распахнулась и на пороге появилась Рита. Лицо у нее было такое, будто Тан восстал из мертвых. У меня даже сердце ёкнуло.

— Там… там… — Она продолжала бы открывать рот и что-то бормотать, если бы Лара не прервала решительно:

— Что? Говори!

— Поединок. Еще один. — Тяжело дыша, выдала, наконец, Рита. — Филипп...

— Черт! — громко сказала защитница и быстро вышла из комнаты.

Я еще не до конца поняла, что произошло, но интуитивно выбежала за ней, а за мной, едва поспевая, семенила Рита.

Спортзал был убран до блеска. Тело Тана унесли, пол вымыли и, казалось, натерли воском. Я даже удивилась, как быстро можно скрыть следы убийства и создать видимость обыденности.

Впрочем, обыденность это мало напоминало. Атли, так же, как и час назад, стояли у стен, а на «поле боя» теперь находилась новая пара. Вернее, новым в этой паре был Филипп, крепко сжимающий меч Тана.

Влад стоял неподалеку, небрежно держа ритуальный нож Чернокнижника и, казалось, скучал. Впрочем, от его вида у меня все еще бежали по коже неприятные мурашки. Видно было, что он устал и ему трудно стоять.

— Ну вот, все собрались, Вермунд, — зло выплюнул Филипп. — Пора решить это раз и навсегда!

— Давай решим, а то отдохнуть охота, — небрежно ответил Влад и пристально посмотрел мне в глаза.

Хорошо, что он не смотрел так, когда я дралась с Таном. Тогда бы у меня точно ничего не вышло. Такое впечатление, что все внутри плавилось под этим взглядом. Было в нем что-то новое, неизвестное. И это «что-то» не понравилось мне.

Поэтому я перевела взгляд на Филиппа и строго спросила:

— Какого черта ты творишь?!

Более подлого поступка вообразить себе было сложно. Влада ослабил поединок с колдуном, а у Филиппа в руках был заговоренный Таном меч. Хотя возможно, после смерти Чернокнижника он снова превратился в обычный кусок железа...

Но все же это был отличный шанс стать вождем.

— Это только между мной и Владом, — не глядя на меня, ответил жрец. — И только посмей вмешаться — тебя будут судить, пророчица!

Они все забыли мое имя?

— Тогда я не буду сожалеть, если ты умрешь, — зло сказала я.

— Возможно, сегодня умру не я.

Влад сдержанно засмеялся — видно было, что любое движение причиняет ему боль.

— Серьезно, жрец? Хочешь выставить себя на посмешище — вперед, только побыстрее.

— Будешь драться с ним, несмотря на то, что он едва стоит? — не унималась я.

Почему-то в тот момент мне стало реально страшно. Ведь от Тана я знала, чего ждать. Но Филипп… Почему-то показалось, что предали меня.

— Да брось, Полина, — улыбнулся Влад. — Это же Макаров. Все закончится быстро.

Филипп разозлился. У него даже ноздри раздулись от этих слов, и он стремительно ринулся вперед.

Гнев — не лучший помощник в битве. Мозги туманит, а сил не придает. Другое дело злость — осознанная, яркая, но не слепящая вспышка.

Филипп Макаров ужасно дрался. Да он и не дрался, по сути. Бежал с мечом наперевес. Влад ловко увернулся — откуда и силы взялись, ногой с разворота выбил меч из руки жреца, а его самого пнул, и тот гулко рухнул на пол. Да уж, действительно позорное поражение, не хотела бы я вот так валяться.

Влад поднял меч колдуна, приставил его к горлу Филиппа и прошипел:

— Прибить тебя, что ли?

Филипп — бледный, запыхавшийся — смотрел на него снизу вверх и молчал.

— Ну, кто-нибудь еще хочет попытать счастья? — резко спросил Влад, не сводя с него ненавидящего взгляда. Теперь эти двое никогда не помирятся, подумалось мне. Он отступил на шаг, давая возможность Филиппу подняться. — Я жду.

— Я принимаю твою власть надо мной, — сцепив зубы, выдохнул жрец и закрыл глаза.

Присяга прошла быстро. Все устали и вымотались, особенно Влад. Я смотрела на Киру, понурившуюся в дальнем углу, брошенную и несчастную, и подумала, что худшей жизни для себя не могу представить.

Убить любимого дочери. На ее глазах. Что может быть ужаснее?

На меня навалилось бессилие. Темный кен колдуна разлился по венам, тяготил и дурманил голову. Или то были мрачные мысли?

Я преклонила колени почти беспристрастно, с таким же безразличием выдержала горящий взгляд Влада. Даже не размышляла, что он может значить. Зачем? Все закончилось. Поросло былью, осталось за чертой.

Кира посмотрела на меня как-то резко, а затем быстро покинула спортзал.

Я закрыла глаза. Она никогда меня не простит. Никогда… Моя дочь теперь до смерти будет меня ненавидеть.

Наверх я поднялась в полном бессилии. Решила сначала выспаться, а потом уже ехать домой. К дочери войти не решилась, хотя и стояла долго у ее двери. Все же нет во мне стержня никакого. Страх никуда не делся, его кровью не смоешь. А страх перед правдой всегда самый сильный...

К себе я буквально ввалилась. И застыла на пороге. На моей кровати лежала Кира, поджав под себя колени. Лежала с закрытыми глазами и не шевелилась — маленькая, беззащитная, слабая. Моя девочка. Слишком быстро повзрослевшая, испытавшая так много и в итоге потерявшая того, кого любила.

Как я не хотела, чтобы она повторила мою судьбу — прошла по шипам и изранила душу в кровь.

Я присела рядом, закусив кулак, чтобы не расплакаться в голос и не нарушить ее сон. Кто знает, что снилось ей? Возможно, будущность, не омраченная потерями. Или те миры, в которых она оставила частичку своего сердца. Воспоминания иногда ранят больнее, чем реальные люди. Они вгрызаются в душу счастливыми сценами, лицами погибших близких, упущенной возможностью все изменить.

Я зажмурилась, глотая горячие, соленые слезы, и услышала тихий голос:

— Не плачь.

— Прости, — прошептала я, закрывая лицо руками. — Прости. Я — чудовище!

Кира села на кровати, обняла меня и погладила по голове. Как маленькую. Это я должна ее так утешать. Я! Рыдания больше не сдерживала — они рвали грудь изнутри, причиняя ощутимую боль. Жила ныла, в венах пузырился, бурлил кен человека, которого любила моя дочь.

— Не плачь, — повторила она. — Полежи со мной. Обними. Просто… давай помолчим.

Кира снова легла, подтянув колени к подбородку, а я обняла ее сзади, уткнувшись носом в волосы, вдыхая приятный сладковатый аромат духов и расслабляясь.

Так устала плакать! Поспать бы...

… Когда я вновь открыла глаза, была уже ночь. Тишина стояла гробовая, лишь Кира мерно дышала рядом. Я вздохнула, погладила ее по волосам, еще несколько минут смотрела, как она спит. Потом встала и вошла в ванную, включила свет.

Из большого зеркала на меня смотрела молодая женщина. Круги под глазами, едва заметная морщинка между бровей. Опущенные уголки губ. Слегка растрепанные волосы.

Поправимо. Просто устала.

Ничего особенного.

Если бы не глаза. Горящие нездоровым блеском глаза убийцы.

Нет, это не был порыв, как тогда с Мишелем, когда Влад буквально заставил меня проткнуть мягкую восковую фигурку. И не безысходность, как в тот день, когда погиб Рихар — рассыпался белесым пеплом на лестничной площадке Влада.

Я спланировала убийство. С тщательностью продумала детали, учла факторы риска. Хладнокровно проткнула жилу ритуальным ножом. И я могу врать себе хоть тысячу раз, что спасала атли. Черта с два! Я сделала это для себя. Чтобы жить и не мучиться, дышать без боли. Убила человека, чтобы спастись от влечения, черной полосой перечеркнувшего мое счастье.

Убила, даже не спасаясь. Я убила ради выгоды.

Ну, тебе стало легче, Полина?

Разве так неправ был колдун? Разве не его лишили всего: любви отца, наследия, семьи? Разве мы хотя бы попытались понять его, помочь? Разве кто-то из нас поставил себя на его место?

А ведь он был атли. Одним из нас. Частью целого. Запутавшимся мужчиной с обугленным сердцем.

Кира. Кира любила его. А я убила. Все просто.

Черт бы побрал простоту!

В венах на каждую мысль о Тане отзывался его кен — темный, вязкий, тяжелый. Как мне теперь носить это в себе? Вечное напоминание о том, кем я стала...

Убийца. Чудовище.

Нет, нужно домой. Подальше от этого дома, от воспоминаний, который, словно ржавчина, съедают душу. Выйти на воздух, иначе задохнусь!

Я вышла из комнаты и быстро спустилась по лестнице. Застыла на последней ступени, не решаясь пройти мимо...

Влад стоял у окна и смотреть в ночь. В очень темную ночь, так как в гостиной царил почти беспросветный мрак. Наверное, тучи снова затянули небо.

Ноябрь — месяц, когда не знаешь, что посыплется с неба — дождь или снег. Погода переменчивая, лживая, то улыбается ясным солнечным днем, то злится и шумит холодными дождями, стучит по крышам ошалелыми ветвями деревьев. Ноябрь делает ночи мрачными, промозглыми, так и хочется зарыться под одеяло и дождаться весны.

Влад обернулся — наверное, услышал мои шаги.

— Не спишь? — спросил тихо.

— И ты, — ответила я. — Кира уснула. А я… домой поеду.

— Это твой дом. Ты — атли.

— Не могу здесь спать. На Достоевского легче дышится. — Я помолчала немного. — Тана… похоронили?

— На заднем дворе. Хотя от его кена мало толку, ведь он почти весь в тебе.

— Тан — атли по крови, и должен остаться им и после смерти.

— Это было очень безрассудно — не посоветоваться со мной. — Влад подошел ближе, и я с удивлением заметила, что у меня больше не дрожат руки, не кружится голова и не дурманится разум. Самовнушение? Или проклятия действительно больше нет?

— Я безрассудная.

— Тебя нужно воспитывать, — улыбнулся Влад.

— Вряд ли усилия стоят того, — нахмурилась я.

— Я все же рискну.

— Ты и так меня постоянно воспитываешь!

— Рад, что ты решила раздвинуть горизонты. — Его ладонь прошлась по моему предплечью, затем скользнула выше — к шее, и остановилась на щеке.

— Что ты имеешь в виду? — насторожилась я, отстраняясь.

— Твое обещание.

— А, это… Я солгала.

Сама не знаю, как сказала это. Слова вырвались, словно из подсознания. Усталость все больше давила на плечи, сожаление разрывало грудь.

— То есть как, солгала?

Я пожала плечами.

— А что сделаешь ты, чтобы спасти близкого человека, Влад? Разве это не твоя философия — обмануть, но выжить? Разве не так ты обычно поступаешь с теми, кто тебе дорог? Не щадишь чувства, врешь, причиняешь боль, чтобы сохранить им жизнь? Или свое лекарство слишком горькое?

Влад ничего не ответил, стоял с каменным лицом и смотрел мне в глаза, не отрываясь. На его избитом лице не мелькнуло и тени эмоций. Отменная выдержка, не то, что у меня.

— Проклятия больше нет. Все кончено. А я хочу спать.

Я направилась к двери, и у самого выхода меня настиг насмешливый голос:

— И что будешь делать, когда поймешь, что проклятия не было, пророчица? Впрочем, я с удовольствием посмотрю на тебя, когда ты это осознаешь. Отдохни, выспись. И да, ты не умеешь врать, Полина. Не так убедительно.

Я с силой распахнула дверь, вышла на улицу и прислонилась спиной к дверному полотну.

Ненавижу. Ненавижу Влада Вермунда! Его самоуверенность, саркастичную улыбку, прожигающие взгляды, прикосновения. И правда у нас никогда не будет одна.

Я сжала кулаки, пытаясь сдержать слезы обиды и разочарования. Он не прав. Я ничего не чувствую. Совсем ничего. Ни капельки!

Где-то вдали громыхнуло. Гроза в ноябре — еще одна выходка природы. С неба сорвалось несколько крупных капель, затем еще, и еще. Скоро стучало так, словно кто-то вколачивал в крышу гвозди.

Я оторвалась от двери и сошла с крыльца. За ворот тут же полились ледяные струи, волосы намокли и повисли сосульками. Мне было все равно. Я направилась к воротам, размазывая по лицу слезы, понимая, что сегодня атли похоронили не только Тана, но и прошлое. Там, за чертой остались последние крупицы моей наивности...

И сама я стала другой. Словно темный кен колдуна менял меня изнутри. Корежил воспоминания, плавил и заново формировал душу. И когда я дошла до кованых ворот дома атли, была уже совершенно другим человеком.