ЛАРЬ 3 КЛУБОК 1 - ПОСОХ ВРЕМЕНИ

Сразу после 6499-го Новолетия от Сотворения Мира в Звездном Храме, в первые седмицы месяца вересня[1] нежданно-негаданно пришли холода. К тому времени множество теремов да изб переселившихся веров уже высилось вокруг пригорка, который как-то невзначай начали называть «плешка».

Строили старательно, спешили, чтобы поспеть до снегов, а вот — на тебе! В шатрах стало совсем неуютно. Холодные дожди лили не переставая. Чада малые и женщины почти не выходили из-под мокрых пологов.

Из пади ползли густые туманы. Это принуждало веров усиливать караулы. Штурмвои ночами бдили на постах, а с восходом завтракали да, ненадолго сомкнув веки, отправлялись помогать тем, кто уж подвел терем или избу к крыше. Гурьбой рубили стропила да рачительно выстилали покров сеном со щепой. Стогов для скота успели сложить немного: сильно отвлекало строительство. Надеялись, что погода еще даст время заняться последним покосом, — ан нет.

Будто чувствуя, какая нужда более всего одолевает веров, староста Славата Олегсеев прислал двух мастеров печных — Базяту и Домжара. Едва только к четвертой седмице они сложили да зажгли в двух избах печи, слободчане Плешки воспряли духом и с удвоенным рвением взялись за свои труды.

Базята и Домжара показали, как без особых трудов да с позволения духов речных в горных ручьях можно рыбку удить. Ребятня и подростки, кто не был занят на стройках, только и делали, что бегали к дальней воде и дергали из ручьев да речушек свежую рыбку. С ней скудные доселе трапезы переселенцев повеселели.

Печные мастера трудились на славу. Терем за теремом, изба за избой обозначали себя дымом: помощников у мастеров — таскать каменья да глину — было хоть отбавляй.

К началу желтеня опять новости — выглянуло солнышко! Землю подсушило легким морозцем. В третий день сего месяца последним по очереди дал небесам дыму большой Княжий терем. Теперь в новостройном селении все были под крышей, даже привыкшая к долгой непогоде скотина. Но отдыхать было некогда, стали усиленно готовиться к Зиме-Морене, а она уж топталась у самых холмов.

Взбухли от докучавших дождей многочисленные горные речки, будто вены веров от тяжких трудов. Дивно было видеть, какие камни легко ворочала та же Сарма или Успан с Хоргой, — в обхват, в два, в три! — срывались с мест валуны и легко перекатывались в кипящих водах, словно отыскивая место для будущей зимовки.

Тонкие березки густо осыпали прибившиеся к берегу камни яркой листвой, будто пытаясь уберечь их от крепчающих день ото дня морозов. Но вдруг к концу первой недели[2] мороз отступил. В сторону х’Арийского моря дохнул влажный ветер, и, отодвигая зиму на короткий срок, поползли низкие дождевые тучи.

В этот день сговорено было, что соберутся к князю зятья его да поплечники, чтобы дела свои на «далее» обсудить. Самое время было кудеснику Вулкана определиться с местом для капища, поскольку и дерева для него уже заготовили, но вот незадача… Только накануне приняли на лад оружейную, что поставили с караулом у князева терема. Поставить-то поставили, да только Посох Времени туда никак было не пристроить. Куда ж с эдакой-то занозой? Да и чародею как с ним быть? В доме детишки, супруга.

Светозару не привыкать отводить Посох в сторону, но что, ежели чада, балуясь, подбегут к тяте и тронут Древо Посоха ненароком? Кого потом винить, что не уследил?

Сам Светозар на то богами и призван, чтобы Посохом роду служить, а вот прикоснись к Древу другой человек — оборвется его земной путь или так повернется время, что только о том и будет думать, как поскорее помереть да не мучиться далее.

В княжий терем, яро пахнущий смолой, Светозар входил осторожно. Караульные штурмвои всегда отступали от Посоха подальше.

Собирались в гриднице, за столом. Чародей привычно приветствовал всех от порога, не подходя, послал славу богам и предкам и побрел вдоль стены в дальний угол.

— Ты чего это, Велимудров? — улыбнулся князь. — Не зришь, где место твое? Оно, как и раньше, — подле меня. Садись одесную, да только Посохом особо не размахивай. …Ну что, други? — произнес Вулкан громче и вдруг умолк. У двери, в которую только что вошел его кудесник, стоял неизвестный длинновласый старец.

Князь вопросительно вглянул на Светозара:

— С тобой, что ль, этот дед?

Гость ответствовал сам:

— Я по зову твоему явился, княже. Знаю, что ты искал меня. Я — Новолод Олегсеев, Странник.

Вулкан обрадованно блеснул очами:

— Что скажешь, дорогой гость?

— Скажу, что должно. Хранители все сокрылись до поры под землю к Чуди белоглазой: не скоро сможете у них что-то спросить. А я к вам послан со словом. Потому сразу о деле, други! — Новолод вышел в центр покоя и добавил силы голосу. — Вошли в земли наши сыскари Серых колдунов. По следам вашим идут, хоронятся. Око людское их прямо не зрит, а отыскивать да бить этих татей токмо витязю зрящему и должно — иной ежели только чудом на черного воя наткнется. Есть среди вас такие? Вот потому и не дивись, княже, тому что прошел я сюда незамеченным. Не зрят твои вои вскользь.

Серые охотятся и за нами: желают путь в Недру изведать. Стоит только Хранителю рукой повести — ворог тут же торопится к тому месту. А волшбить начнешь — и колдун Серый тут же объявится: будет думать, как Веды, будто жилы, из тебя вытянуть. Затем они и тут.

Я для них пока находка не великая. Вот Хранители и отправили меня сюда. Спрашайте, вои да мужи, что знать хотите, более вам спрашивать будет не у кого.

Первым поднялся Ратибор.

— Олегсеев, — с оглядкой начал он, — поймали мы тут за камнями каких-то… бурых. Глаза, как у джунгар, а кожа темная. Не Серых ли подсылки? Уж четверо ходят к нам на окрайки. Беды, правда, пока никакой не творили.

Новолод только улыбнулся.

— Тот народ приблудный, — молвил он. — Как-то от джунгар да аримов в сторону сошли два племени. Спрятались на Сарме, что тогда еще иначе называлась. Жили тихо. Места тут пустынные, земли богатые, голодать не приходилось. Да только… Одним вечером две пригожие да ладные девы купались-плескались в заводи, и не совладали с собой духи х’Арийского моря, Сарма да Баргузин, вышли во плоти и взяли их. Не силой, не обманом, а уж таков норов у баб племени того аримского: ежели мужа достойного видят, падают ниц, как сучки безродные, делай с ними что хош.

Понесли девы от духов. Хозяин Моря, дознавшись о том, изгнал Баргузина да Сарма. Забрали они сестер, поселились недалеко от горы, что ныне, как и речка, Сарма называется, да нарожали себе потомков. Те, что были слабыми, померли, а некоторые выжили.

Незлобные они, любопытные только. Ведают много чего от природы: Баргузин и Сарма дали потомкам многие знания, как в мир духов перешли. Лар[3] обоих и ныне над озером витает. Еще не раз почувствуете, как норов свой являют они ветрами свирепыми да гулом тяжким под камнями. Много творят непотребного, особливо Сарма. И так у этих бурых ни кола градного, ни двора, а еще как зарядит Сарма, как придавит сверху, токмо корни от поваленных деревьев по лесам торчат. Так что страдают эти, как вы их прозвали, «бурые». Не жалеют их духи-родичи. Кровь мешать — себе же на погибель. Вот и не признают родными потомков от своего блуда ни Сарма, ни Баргузин.

С аримами да джунгарами эти бурые тоже знаться не хотят. Они всех сторонятся — странно, что к вам как-то прибились.

— А ветра? — спросил Вулкан. — Я так понимаю, что те, что уже были, это так, баловство? Что, этот Сарма и в стужу, и в зной жизнь нам будет отравлять? Вот так отыскал нам конь белый место для житья — доброе…

— Не возводи напраслину на волю богов, — мягко ответил Новолод. — Подземные города Чуди от Рипеев сюда ходами дотягиваются. От этих лесов до Студеного моря д’Арийского добраться можно, не поднимаясь наверх.

Разведаете все, обживетесь, поверь, другого места и желать не станете. А ветры да стужи, так что в них за беда? Ну, скучать, конечно, не дадут, особливо когда с хребта на море дуют. Зато большую часть лета[4] можете не переживать за то, что аримы нагрянут. Да они и в теплое время сюда не особенно суются. Правда, ныне, когда Посох при вас — другое дело. Тот, кто за Древом охотится, может натравить их, неразумных. Но то уже другой разговор. …Что еще знать хотите?

Спросили из дальнего угла:

— Коли таковы ветра, станет ли что-то расти из съестного на этой земле? Ведь по весне сеяться…

— Лада-матушка добра к местам этим, и ветра ей не помеха. Щедрая это земля, с голоду помереть не даст. А сколько тут цветов да трав редких, целящих, да и тех, что на корм скоту! Как сойдет снег, увидите. Зацветет все, окутает ароматом. Одни цветы отцветают, а уж другие на подходе. А есть и те, что до холодов красуются.

Вона за тыном крапивы сколько! Не смотрите на нее как на сорную траву — ею не токмо бабам щи приправлять. И нить суровую из нее, и канат можно скрутить такой, что конопляному не уступит.

Руку поднял Кратор:

— Как были возле Курмы, Новолод, видели непристойное. Люди захоронены в землю, будто великаны или витязи славные. Но ведь простой люд захоронен без кургана, просто в земле. Что сие? За что так с Матушкой?

Тень сошла на лик посланца Хранителей. Вздохнул он тяжко:

— Да уж, не назовешь тех покойными, кто захоронен по чужому обычаю. Серые свели воедино три поселения, что стояли рядом, охмурили посулами. Веси приняли этих курчавых как добрых странников, как водится у нас, — с открытым сердцем. Своего капища там никогда не имели. Только некоторые в Курму или Сарму ходили в капища, или в х’Арийское светилище у Моря, а потом перестали и там появляться. Дальше — хуже, и в домах богов токмо по праздникам славить стали. Мы, де, внуки богов, что нам за убыток с этого? А Серым того и надо было. «Да, — говорят, — вы внуки божьи, а наш бог — его сын, стало быть, мы с вами братья и сестры». Да какие ж они меж собой братья? Один светловолос да белолик, другой курчав и темен кожей… Однако ж поверили Серым, пустили к себе и после того выродились. Все мимо погребальной Кроды прошли и угодили в Землю-Матушку, по обычаю этих пришлых. Бродят теперь в мирах и между ними, маются, что продали душу чужакам, а выхода из междумирья не зрят, поскольку еще в яви от богов наших отказались.

— Понятно, чужаки они и сами себе, — протянул Кратор и добавил с неожиданной улыбкой: — Не прогневайся, а только и ты, и Славата тоже странные какие-то, не похожие на наших.

— Это от того, — спокойно ответил Олегсеев, — что предки наши не с Небесной Макоши, как ваши родичи, а с опустевшего ныне Орея[5]. И хотя мы с сармитянами тоже Раса, но мы немного другие.

Наши предки долго воевали за свою землю, пока твари хитростью и обманом не поработили часть из них, вынудив проливать кровь родичей. То была великая Асса[6]. Наша земля погибла, теперь придется нам с вами сообща биться за Мидгард, ставший домом для наших предков.

…С давних пор ничего нового они, Серые, не придумали. Везде мутят воду да сводят биться брата с братом, исхитряются взобраться на спину живущего от труда своего и сторонятся тех, кто окреп здравомыслием.

Чтобы не мыслил кто из вас, что это мы со страху решили Копой спрятать роды наши, рассеяв их по землям, скажу вам и далее.

На то, чтобы схорониться, будто мыши, князя Светлого не кличут. Да и рассеялись мы ныне хитро, чтобы иметь силу на раз собрать рати свои, когда это понадобится, а собирать будем, и не раз.

Ужо исходния[7] братья наши, из далеких краев, стонут — доигрались! Возгордился полукровка Владимир, что князем на Исходе ложью поставлен. Подложили его на управу землями безкрайними, а он, разгулявшись, все до самой Божьей Руси кровью волхвов да истинных князей поливает.

Ужо пошла эта гниль из Стана Паленого[8] на Рим и далее. Так-то… Потеплеет — придется рати собирать да идти на помочь — карать тех, кто слабодушно предал богов старых да за посулы вражьи у ног пришлых ползает.

Будьте готовы, воеводы, ратного дела не забывайте. А теперь, княже, оставь при себе чародея, а остальных на время отпусти. Нам, братия, надобно перемолвиться.

[1] Новолетие — ныне: Новый год. Во многих местах новолетие наступало в день осеннего равноденствия. Начало месяца вересня приходилось на 20-е числа нынешнего сентября.

[2] Неделя— девятый день.

[3] Лар— дух умершего предка, охраняющий потомков.

[4] Лето— временной отрезок — год.

[5] Орей— планета Марс (греческое Арес). На Марсе и сейчас есть территориальная колония Курма.

[6] Асса— космическая битва.

[7] Исход — Запад.

[8] Паленый Стан — Палестина.