ЛАРЬ 4 КЛУБОК 7

Гоенег бежал через лес. Спешил, потому и нарушил главное правило разведки — двигаться безшумно — и едва не поплатился за это — дважды. В первый раз он налетел на сидящих в засаде аримов, а во второй — едва не словил в брюхо пару стрел от своих.

Незадолго близ села Гоенег наткнулся на желтых, и пока те хватались за ножи да мечи, он как шел, так и стал крушить и шуйцей, и десницей. Троих убрал тихим боем, а вот четвертый, песья подхвостица, сидел в это время на дереве. Как увидел он, что снизу творится, заорал, будто умалишенный. Витязя снял его метательным, засопожным ножом, но поднятую тревогу уже было не остановить. Вот на весь этот шум и прилетели в лес стрелы сидящих в обороне общинников.

Гоенег, осторожно подобравшись к частоколу, для того, чтобы селяне быстрее признали его за своего, прячась за дерево и выглядывая в сторону тына стал кричать да материться, весьма хулительно отзываясь о родственниках стрелявших из луков караульных. Те, услышав эдакое, струхнули, а потому сами даже не рискнули выходить за малые ворота, послали за храмовниками.

Пояса, еще не дойдя до тына, как-то по-звериному окликнули матерящегося и тут же, по отзыву, признали его своим. Вот так с приключениями Гоенега и долетели тревожные новости к дїю.

Светозара тому приходилось держать при себе да раз за разом пытаться образумить. То чародей порывался сжечь Посох, то вдруг стал просить отослать своих домочадцев в пещеры над Недрой. До того уж, пожалуй, и дошло бы, да сам же кудесник вдруг и передумал. «Как же я без них? — говорит. — Не смогу»!

То еще хужей, — надумал в одиночку воевать аримов. Какие, де, попадутся на встречу — Посохом охорашивать стану, пускай от волшбы Времени дохнут, как старые псы.

Все разумел ас. Сила Посоха, будто ложкой, все явнее выскребала измученное нутро чародея.

Даже Жрецы Числобога, бога Времени, взрастив до конца душу свою[1] в Правде и Коне, живя по совести, и то не могут сказать точно, познали ли хоть сотую часть всех доступных для людей тайн стихии Времени.

Светозару же, чтобы совладать с силой его Посоха, должно было стать горой, камнем неприступным, а он напротив — всё хирел и чаще грешил малодушием.

Что и говорить, в недобрый час прибыл в дїеву посадную Гоенег с докладом о том, что видел на подступах к селу.

Будто камень пал на широкие плечи великана. Очи его сурово спрятались под густыми бровями. Лишь широкая шуйца, сжавшись в пудовый кулак, говорила о том, что ас по-прежнему полон решимости и сейчас, поглощенный думами, медленно кует в горне своего здравомыслия какие-то трудные решения.

— Как мыслишь, — после долгого раздумья спросил великан у притихшего возле стены храмовника, — что у аримов на уме?

— Ты — дїй, — отмахнулся Гоенег, — тебе и вглубь заглядывать. Это удел асов — видеть каким древом станет брошенная в землю семечка.

— Давят меня чем-то из-за тына, — понуро признался Светокол. — Чую, будто щитами все вокруг села обставили. Ни взор, ни мысль за наш частокол не летит.

Ты, Гоенег, был за оградой, потому и спрашиваю. Мыслю же так: сами желтые такого не осилили бы, знать, здесь и ануннаки. Раз «загородили» нас, будто щитом от мира, понятно, что не с голыми руками пришли горыни — вскрыли Залу Спящих и хотят все сравнять тут с землей. Кто знает, — тяжко вздохнул дїй, — чего они там, под скалами, набрались?

Раз мыслями не пробиться через их загорожу — помощи ждать не приходится. Остается надеяться на крепкие руки да точность каленых мечей, коими намашемся сегодня, гой, — будь здоров. Оно погубить и одного безоружного ануннака — великое дело, а уж чтобы ратиться с вооруженным, да еще и не одним…! Вон Светозар и вовсе хотел пойти Посохом ворогов увещевать.

Чародей, слушая дїя, только насупился и отвел глаза к окну.

— Пустое, — хохотнул Гоенег. — Аримы же по крови сами почти ящеры. Не возьмешь их твоим Посохом.

В этот момент что-то негромко стукнуло у печи. Дїй и чародей обернулись и замерли. Глядя на них, медленно повернулся в тот угол и Гоенег.

Возле кованого ухвата стоял Домовой — небольшой мохнатый дядюшка, ростом с двухгодовалого мальчишку! Власы бурые, до пят, как у медвежонка. Очи будто окошки в мир Нави — ни звериные, ни человечьи.

Любой знает, что увидеть хозяина жилища в яви — к вестям недобрым.

— Здравия всем, — послышался тихий голос Домового. Гоенег услышал в нем легкий бархатный оттенок, ас — медный и властный, а Светозар и вовсе подумал, что говорит дитя. Меж тем уста Хозяина были сомкнуты, и его густая борода даже не шевелилась. И уразумели мужи, что рек он молвью древнею, и комару, и птахе, и асу понятною.

— Беда у вас, беда у нас, беда и им, недругам нашим будет. Закрыли от нас чужаки миры Нави, и теперь ни мы, ни вы не в силах воззвать о помощи. Не с пустыми руками они пришли, с ними жезло из Камня Забвения. Оно, как полог, скрывает во всех мирах то, что в указанном месте деется. Даже ежели Боги и зрят в явь, то пред их очами токмо лад и покой видны будут. Вот и выходит, что в беде неминучей только вы да мы против ворогов остаемся...

Светокол, слыша это, оживился и осторожно разомкнул уста:

— Чудно и видеть-то тебя, а уж слышать...! Неужто станете рядом? На волшбу ужо и не надеемся, обложили нас, сам же сказал, а рубить да крушить? Можете ли?

Домовой повернулся к печи:

— Даже великие горы и те не сами по себе высятся, а имеют опору на землю, на которой стоят. И мы, ас, можем упереться только от земли. Придет час — подсобим, чем сможем.

Домовой пропал, но едва дїй повернулся к своей посаде, как под ним вдруг лопнула половая доска. Нога великана по колено рухнула в подполье. Вытягивая ее из дыры, Светокол только причмокнул, да тихо прогудел себе под нос:

— Помощь, конечно, не помешает, но зачем так-то? Мог ведь и ногу подломить. Теперь что ж, еще и пол латать? Вот же…, тоже мне — помощник. Лучше бы выискал, какая у печи половица скрипит. Слышь, Хозяин? Ее бы присмирил!

Ничего не ответил пропавший Домовой, но в тот же миг дрогнула вдруг земля, да криком наполнилось все село. Заскрипел и рухнул тын позади капища, а из-за него, будто из-под земли, выросли три фигуры ануннаков. В железных доспехах, с кишками вокруг вый, с мечами страшными. Общинники, кто жив остался у ограды, отпрянули, а храмовые витязи тут же бросились в бой.

— Гоенеже! — хватая меч и наскоро набрасывая на себя обережный металл, выкрикнул дїй. — Уразумел! Уразумел я, на что Домовой доску подломил!!! Хватайте со Светозаром всех его домочадцев да полезайте в подпол. Это же знак нам был! Там ход. Ползите под капище.

Золотые Пояса, будут стоять насмерть. Последнее, куда пустят чужаков, так это к Храму. Там сейчас самое безопасное место, а оттуда можно и дальше ходами идти в случае чего! Знаешь, где под Храмом Место Мысли? В самой глуби. Знаешь же? Ну вот. Там и сидите, пока. А коли судьба нам сгинуть — уходите ходами в горы.

Дверь в посадную распахнулась. В проеме стоял крепко потрепанный в схватке с аримами Любояр.

— Горыни, — утираясь от розового, кровавого пота, выдохнул он, — трое уж тут, и с исхода еще двое маячат.

Ас, застегивая кожаные лямки на доспехах, отстранил его и двинулся к выходу. Задержавшись на пороге, он, глядя на разворачивающуюся перед ним картину боя, бросил через плечо:

— Любояр! Оставайся с Гоенегом, слышишь? Он знает, что делать. Берегите чародея и Посох, а тако же чада его и Добромилу! Остальное — наша забота!..

Щедрое весеннее солнце слепило глаза, отражаясь от огрубевшего наста. Светокол нахлобучил на голову свой четырехведерный шлем с кольчужными опалами до рамен, обнажил меч и двинулся к Капищу.

В этот же момент, у самого моста, отмахиваясь от жалящих его, будто шершни, Поясов, пал на колена первый из ануннаков. Отмахиваясь от многочисленных смертельных жал, он запоздало увидел приближающегося к нему аса. Раненый горыня попытался встать, но тут же был сокрушен и обезглавлен. Из перерубленных кишок, что были обмотаны возле его головы, забрезжила черная, горячая кровь, а из само́й змеиной выи почему-то другая — серо-бурая. Закованная в железо голова покатилась под мост и, проломив лед, тут же утонула.

«Береги-и-и-ись!!!» — закричали витязи, быстро рассыпаясь в широкую оборонительную цепь. Едва не срубив один из столбов у привхода капища, прямо на дїя вывалился еще один ануннак.

Будучи ростом в полголовы ниже Светокола, он ничуть не уступал асу в умении владеть мечом. Этого горыныча Пояса потрепать еще не успели. Он был свеж и полон сил, а тяжелый, окованный железом щит Светокола, брошенный второпях, остался где-то у стены, в оружейной…

Чужак рубился самозабвенно и отчего-то старался увести дїя в сторону от капища. Скоро стало ясно — почему. Через пролом, возле которого Пояса и дїй трепали и изматывали третьего ануннака, вдруг ввалился еще один! Огромный, словно окованная железом гора, со страшным черным топором…

С первого же взмаха он ударил в землю так, что вышиб опору из-под ног витязей. Не на шутку качнуло и даже Светокола.

Черный ящер проворно изогнулся и, пока Пояса не опомнились, изловчился проткнуть двоих их них шипом, венчающим его топорище. Были ли эти жертвы первыми? Кто знает? Бой шел по всему селу.

Черный ануннак явно намеревался двинуться к капищу. Ас, видя это, резко бросился к бьющемуся с ним ящеру и мощно ударил того в грудь. Ануннак выдержал удар, но, отступая назад, вдруг поскользнулся на обледеневшем берегу и съехал в ров. Светокол, тут же подскочив к нему, страшным ударом оглушил горыню, а потом, с высокого замаха, разрубил ему голову пополам.

Вырвать меч из недосеченного самую малость железного шелома ящера оказалось непросто. Клинок застрял! Дїй, вытягивая его, терял драгоценное время, но Черный ануннак почему-то не торопился нападать — ждал, дергаясь на месте, словно увяз в болоте.

Светокол с благодарностью принял эту заминку, выбрался из рва и ринулся на него. Ануннак, замечая это, по-прежнему тщетно силясь сделать хоть шаг, вдруг опустил нижнюю часть забрала шлема, и изрыгнул в сторону надвигающегося на него соперника длинный огненный шлейф!

Дїя обдало страшным жаром. Воздух наполнился запахом гари. Этот ануннак, стоящий возле привхода капища Свентовита с волшебным топором в руках, да еще и изрыгая пламя, представлял собой серьезную опасность для деревянного Храма. Нужен был щит!

Ас, понимая, что заминка застывшего на месте горыни дает ему шанс успеть, метнулся к теремам. Место великана тут же заняли подоспевшие Пояса. Черного обложили плотно. Отчего-то он не мог часто пользовать свое страшное оружие, а потому пока только неуклюже отгребался. И топору требовалось время, чтобы снова набрать силу, и огонь ануннака тоже не мог частить. Это не позволяло витязям жалить чужака как следует. Понимая, что он может поджечь капище, они лишь дразнили его, то и дело заставляя тратить весь созревающий огонь.

Странно, но даже когда спустя мгновение, уже со щитом, между Поясами и ящером вырос дїй, витязи стали кричать ему, чтобы он не ввязывался в бой. Скоро ас понял почему. От дальнего края села, без плаща, весь в копоти и крови, тяжело дыша, к ним бежал Огнедар.

— Дарушко! — раздались крики со всех сторон цепи. — Дарушко! Остуди печку и этой ящерке! Заткни ему поддувало! Чуть не изжарил всех, пёсья морда.

— Ужо, — поднял руку Огнедар, — токмо отдышусь малость. Только-только у главных ворот еще одного такого свалили. Там еще двое, но без огня. Наши с ними бьются. О! Гляньте-ка, — приближаясь к разъяренному ануннаку, стал потешаться витязь, — у этого еще и топор!

Пояса тут же переглянулись и подхватили веселый говор побратима, де, точно, и они такого раньше не видывали. Словно подтаявшая на солнце снежная шапка, напрочь свалилась с воев сковывающая их до того тяжесть.

— Не робей, парни, — медленно подступал к горынычу Огнедар, — и ты, ас, тоже гляди за ним. Ишь, озирается! Что ж его так приморозило к одному месту? Шагу ступить не может! Как бы только не пальнул в Храм Свентовита. Двигай за мной, дїй, чуть поодаль. Я с братом-Огнем на «ты». Уж как я хайло горыне заткну, ты не дай ему даже шанса топором размахнуться…

Черный ануннак перестал бесноваться и замер. Уж больно безстрашно шел на него этот веселый витязь. Светокол, прикрываясь щитом, шаг за шагом, подступал к врагу все ближе. Его удерживали на месте лишь слова Огнедара. Нужно было ждать удобного момента для броска.

Ануннак вдруг резко вытянул вперед выю и дохнул в Огнедара огнем. Огненное облако целиком пожрало витязя. Даже стоящий невдалеке Светокол сел и схоронился за щит, ибо такое пламя несет гибель любому…

[1] Полностью взрастить душу — у древних славян это можно было сделать, только прожив полный Круг лет — 144 земных года: именно столько, по мнению древних, требуется душе для созревания.