ЛАРЬ 1 КЛУБОК 7

Клубок седьмой

Чтобы дать передышку плясавшим в его голове мыслям, Хоу откинулся назад и, опершись на дощатую спинку кленового ложа, продолжил:

— Далеко не каждый рискнет наведаться ко мне за два холма, да еще пешком. Последний раз здесь появлялись судейские на колесницах, дабы вручить мне решение об отчуждении надела земли у западного склона.

Признаться, меня удивила весть, что молодой Лонро настойчиво добивается встречи. Первое, что приходило на ум, — это продажа дома.

Я, развлечения ради, пустил слух о продаже моего особняка. Хотел посмотреть на тех, кто всячески оскорблял меня, называя все, что здесь выстроено, безвкусицей, а теперь приехал бы торговаться со мной, чтобы эту безвкусицу купить.

Вот я и решил, что вы… Тем паче давно уж ходят слухи, что ваш отец увеличил многократно свое состояние. И, возможно, подумал я, желает приобрести для единственного сына достойное жилье.

Но теперь, услышав от вас о расенах, я без труда сложил в нехитрую мозаику все недавние события вашей жизни. Зная, какие штуки проделывает с земляками Агнелли, я понял, что вы, так же, как и я в свое время, имели несчастье оказаться на Руси и повстречаться с Йогиней. Вернее, с одной из ее жриц.

Удивлены, Лонро? Так и есть, Йогинь у расен много. У этих женщин разные имена и разные предназначения.

Никогда не думал, что скажу это потомку одного из римских иллюминатов, но мы с вами… братья по несчастью, Лонро. И я когда-то отдал Йогине свое сердце. И вовсе не за злато, которым она щедро одарила меня и в первый раз, и во второй. Да, у меня, в отличие от вас, был и второй раз. Скажу больше: пройдет немного времени, и вы тоже, не в силах терпеть муки, снова отправитесь на Русь.

И я был молод, любопытен и дерзок: по материнской линии мой род восходит к вольнолюбивым Антам[1]. И замечу — не беден. Я бежал из Англии, желая оказаться подальше от донимающих меня родственников. Поэтому и сейчас живу здесь. Отец мой, так же, как и ваш, потомок «золотой когорты иллюминатов». Он, старый лис, позже перебрался сюда за мной, за моими богатствами. Ибо четверым моим братьям и двум сестрам очень уж хотелось роскошной жизни, и они решили, что должны получить ее за мой счет. Узнав, что после поездки на Восток я разбогател и осел в Риме, они отправили ко мне отца.

Хоу несколько минут молчал, и его глаза были мутны. Потом он вынырнул из своих мыслей и продолжил:

— Я, Лонро, не гонялся на Руси за золотом и не искал славы. Тем более странно, что там, у расен, какие-то неведомые мне силы — с помощью алчного прохиндея Агнелли — так изменили мою жизнь.

Мне было около тридцати пяти лет. Непреодолимое желание самому строить свою жизнь привело меня к тому, что я откладывал как мог посвещение в тайны вавилонских мудрецов, не веря в их могущество, и счастливо избежал приобщения к их тошнотворным обрядам. Удивлены? Конечно. Я и не сомневаюсь, что вы, как послушный сын, разделяете явные и тайные устои ордена.

Так вот, я могу уверить вас, что ни один из нас: ни я, не имеющий никаких посвещений и приобщений, ни вы — вышколенный последователь иллюминатов, ни даже подлый скряга Агнелли — не представляем для Йогинь и их покровителей никакого интереса.

Ума не приложу, как ослепленный жаждой наживы Массимо узнал о том, что меры весов расен всегда склоняются к чаше интереса, а не выгоды. Он понял главное: дабы скрыть от наших глаз их тайны, славяне с легкостью отдадут и золото, и самоцветы…

Я тоже очень скоро понял, что Йогиня отдала мне на откуп все эти богатства, самородки, дорогие камни только для того, чтобы я не шел за ней дальше.

На лицо Хоу опустилась тень.

— …Мне не нужно было ее золото! И тогда, и сейчас мне была нужна только она! Но она забрала мое сердце и исчезла.

Когда я снова собрался в путь, отец не стал меня останавливать. А вся эта голодная свора: мои братья и сестры — остались в Англии ждать вестей о моей смерти.

Вернулся я только через два года, когда отца уже не было в живых. Вернулся и отгородился от всего мира. Никто из его детей так и не приехал на могилу старика. Зато его друзья-иллюминаты не оставляют меня в покое.

— Арти, — тихо спросил Джеронимо, — когда вы ездили на Русь второй раз, вы нашли след Йогини?

— Я нашел не просто след, Джеронимо, я нашел её. И хотя время не пощадило ни мое лицо, ни мое тело, она узнала меня.

Хоу умолк. Он поднял лицо к отверстию базилики, в котором блистали мириады звезд.

— Я не очень хорошо знаю их язык, — сказал наконец он, — но, похоже, это и не важно. Мы проговорили с ней до рассвета. — Глаза Хоу сверкнули. — Поверите ли, что за ту ночь и за другую такую же я с легкостью отдал бы без остатка всю свою жизнь?

Утром она наслала на меня сон. Когда я проснулся, Йогини уже не было. Вместо нее снова осталась только куча ненавистных мне самородков и слитков.

С тех пор утекло много воды, Лонро. Я, пользуясь связями отца, ссылаясь на желание узнать тайны расен с целью их разорения, смог прочесть множество древних, как мир, текстов, которые хранятся в библиотеках Ордена.

Недалеко от Кастели был найден огромный подземный город. Магистр Гандольфо Левий скупил эти земли, и теперь туда, в древние галереи, свозят письмена со всего мира. Под землей находится то, что в корне может изменить сознание людей — кроме тех, кто уже продал свою душу Братству.

Я искал, как будете искать и вы.

Рано или поздно вы вернетесь к расенам. И если вы вновь встретите свою Йогиню…

О, в этот момент начнется отсчет горестного времени, когда вас станут раздирать мучительные сомнения, а чуть позже — одолевать страшные физические недуги от сознания того, что в вашем теле есть примесь чужеродной крови. Вы станете молить богов о смерти. Сейчас вы меня не понимаете, но скоро вспомните каждое мое слово.

Расенские боги вам помогать не станут, а от покровительства наших, старых, мы с вами отказались уже давно. Останется только страдание, ибо «бежавший раб должен быть наказан».

Хоу снова посмотрел на звезды.

— Как хорошо, — сказал он вдруг. — Я уже давно заметил, как хорошо говорить правду. Мне сейчас так легко. Будто иудей-зубодер избавил от гниющего зуба.

Джеронимо поднялся. Пребывая в глубокой задумчивости, он прошел не более трех шагов и обернулся:

— То есть, — спросил он, — мы с вами даже не жертвы происков Массимо Агнелли? Скорее, жертвы проклятия славянских богов?

— Лонро! — устало оборвал его речь Артур Хоу. — И славяне, и их боги вообще не знали бы, что такое проклятие, не объявись в пределах их земель такие, как мы. Это иллюзорное чудовище, называемое Проклятием, не страшно для тех, кто чист кровью.

— Но мы — живые люди, жертвы…

— Джеронимо, расены не приемлют кровавых жертвоприношений. Их послания богам, требы, — это растения и поделки из дерева. Ни злата, ни крови. Это у нас принято ублажать богов златом. А что есть этот металл для тех, кто вне времени, вне пространства?

Мы выросли в страхе перед богами, родителями, перед всем вокруг, а славяне — в любви и мире с родичами.

Я умираю. И только сейчас, когда я ясно увидел исход, мне стало легко и просто ждать своего конца. Только сейчас я вдруг перестал бояться змей и меня перестали мучить ночные кошмары.

Арти на этот раз задумался надолго, а когда заговорил, в его голосе слышались ирония и горечь.

— Та, что затмила собой богов, не подарила и никогда не подарит мне детей. Но что тогда делать с золотом? Вы думали о завещании? Знаете, Лонро, ростовщик Кац, — вдруг оживился Арти, — тот еще мошенник, помог мне придумать каверзу. Я обреку своих родичей, склочных и алчных тварей, на многолетние судебные тяжбы, и в результате они потеряют чуть ли не больше того, что я им завещал.

Вы тоже, Лонро, заранее обдумайте, кому оставить наследство. То золото, что прибыло от расен, не принесет ни вам, ни вашим родным ничего хорошего. Думайте, иначе можете и не успеть.

Хоу вышел из базилики, сорвал пучок сухой травы и, подойдя к догорающим светочам, поджег ее. После чего, не проронив более ни слова, он бросил в сторону сверкнувшую искрами раскурку и растворился в густом мраке ночи.

[1] Анты — народы так называемой Антлани (ныне Украина).