ЛАРЬ 2 КЛУБОК 7

Молодой чародей подошел к Копному камню и протянул над ним руку:

— Тебе, Камень предков, присягаю, и вам, Копа Светорасы и Рода Небесного, говорить буду ныне то, что ведаю явного, а что тайного ведаю, по волшбе, не скажу, поелику во вред может стать и своим, и чужим.

Я по крови д’Арийского рода Медведя, родился в студень месяц 6465 лета от Сотворения Мира в Звездном Храме. По вышивке да одеже видите, что последний я в роду своем. Аримы всех моих пожгли да побили.

Чадом был наречен Яром, сыном Велимудра, внуком Ортая, ведающих Ра, послуживших Прави и Светорасе в Слободе Пореченской, погибшей от мечей джунгар да аримов.

«Неужто уцелел? — полетел шепот по головам. — Ишь ты, как же это, ведь перебили там всех?»

— В капище, — продолжал Светозар, — куда нас, детей, укрыли, ворвались аримы. Начался бой, и забрался я под щит Числобога, что упал с подстрешья. Горело все вокруг. Под щитом доска проломилась, и оттуда воздух со двора шел, иначе бы и я, как другие, задохнулся.

Вырастили и воспитали меня Йогини в Растовом скиту. Выучился, а за старание и усердие был отправлен в обучение дальше, к самому Вершине. Дïй определил мне урок тайный.

В услужении у асура испробовал ратного дела многократно, а потому не токмо чародеем слыву. Взял в жены дочь его, с коей до скончания века и буду. Сынов пока у меня всего трое, а дщери две. Что более кому надобно узнать — спрашивайте.

Копа зашевелилась, стали шептаться да оборачиваться.

— Ну что? — снова подал голос Свебож. — Берете чародея Копным старшиной?

На сей раз никто не проявился несогласием, а мужи Дебесов и Кезов, подавая знак одобрения, даже поклонились новоизбранным Князю и старшине, поскольку знали все на Камне[1] и возле него, как славно погибли предки Светозара в Пореченской Слободе. И по сей день годится потомкам рассказывать, как должно вотчины свои да светыни защищать.

— Вот и дело, — заключил Свебож, — веди теперь ты, старшина, Копу. Хоть и молод, а в науках тайных и явных поболе многих из нас, старцев, ведаешь. Ежели чего не так надумаешь, то не взыщи, мы с тебя тут же и спросим, поелику мы да волхвы и самого Князя в случае чего приструнить можем.

С этими словами Свебож из Сосьвы отошел к рядам старцев, что сидели на бревнах с другой стороны Перунова древа.

Светозар ватными ногами шагнул к своему месту Копного старшины у посады Князя. В голове чародея плыл туман. Что да как сейчас говорить? Все, чему на этот случай научал его Вершина, напрочь вылетело из головы, а меж тем Копа притихла, ждала, когда старшина станет к посаде и скажет о том, что в корне переменит жизни всех родов Рипейских.

И вдруг — шепот. Со стороны волховского Круга: «Страж, други! Он! Хранитель! Страж, и Странник с ним. Видно, и правда дело плохо, коли этих призвали на Копу».

К посаде неведомо откуда, казалось, из самого воздуха, вышли двое. Темно-русый темнобородый муж роду х’Арийского, поелику зеленоглазый, и с ним не старый, но, как видно, многое повидавший на своем веку расен, огненные глаза которого в окаймлении черных ресниц на фоне светлых волос и бровей казались особенно проникновенными. Будто в душу смотрит, все ее темные и светлые уголки ведает.

— Здравия вам, — сказал он звучно, и оба пришлые поклонились всему честному народу. — Кто часто хаживает туда, где все лето снег не переводится, али кто ведает верх Мидгарда нашего? Отзовись! Ведает ли кто нас? Явите глас, жрецы да дïи!

Из Круга волхвов вперед вышел Дилимил, дïй рода Елгуев, жрец капища Даждьбога, что стояло на горе у самой воды Студеного моря Даарийского[2]:

— Все ведают древнюю родину асов, се верх Мидгард-Земли. Про то пока и смерды не забыли. По шитью да одежам зрим, что с тобой — Странник, да и тебя, Хранитель, те, кто пришел от Даарийского моря, знают. Одно чуднó нам. Оно-то и в светлые летá вас, Хранителей, токмо дïи да верховные вне чертогов ваших видели, а теперь вы предстали пред всем честным народом у самого порога Сварожьей ночи. Вот и шепчемся: то ли дело совсем плохо, то ли напротив?

Х’Ариец молвил так:

— Странник и я пришли не просто так. Новоизбранные Князь и Копный старшина по рождению молоды, а дела на Копе предстоит вершить немалые. На то, чтобы слово пред вами держать, меня да спутника моего сподобил сам Верховный Стратиг.

И снова шепот, будто ветер, по рядам пошел: «Неужто сам? Вот так чудо!»

Хранитель поднял руку, и шум сразу притих. Копа ловила каждое слово.

— Други мои, опереж Князя да старшины, что скажут каждому из родов, что им должно от сего часа делать, отправлен я вам донесть, что в тайных Ведах предками нашими о грядущем Темном времени писано.

Ни Саньтий злотых, ни Тьраг мудрых с Рунами не буду читывать, поелику и не тайные Саньтии да Тьраги уж схоронены до давних сроков так далеко, что ни один кощей дорожки туда не сыщет.

— Да что ты! — не сдержался вдруг какой-то седовласый витязь из боевого Круга Ярудеевского рода. — Кощеев уж нет в пределах земель наших. В сказаньях токмо и остались.

— О том и речь, — продолжил как ни в чем не бывало посыльный Стратига. — Сами кощеи тот слух и пустили, чтобы наши витязи так думали да спали в рукавицу. И таких спящих в родах наших немало, и еще прибудет!

Вернетесь к очагам своим — проверьте. Уже многие спят безпробудно. И мор сей и далее пойдет, будто зараза, едва только разойдемся да рассеемся по землям да лесам. А и не рассеяться нельзя.

Научились кощеи ходить невидимыми да чужими руками дела свои темные делать. Со всех сторон подвязали Коня нашего путами многими, и ежели потянут разом, то и не устоять нам. Одно хорошо: пут хоть и много, да все они кволые, никуда не годятся. Да и ладу меж всеми кощеями нет. Еще Коня не свалили, а уж грызутся за добычу, будто волки.

Времен Темных не миновать, а потому рассеяться всем должно, да тех, кто из наших разум потерял, постараться образумить. Знаете же, что два рода из наших — себерцы и рыбоеды — уж давно отбились от корней предков. И один, и другой по тихому наущению кощеев стали против братьев своих заодно с аримами ходить. С желтыми не воюют, не гибнут, а потому расплодились безо всякой меры. Добро бы на благо Рода да в ладу с заветами предков, ан нет. Сие не гоже.

Пойти и воевать их — все одно, что брата убивать. Себерцев-то хоть по-старому кличут, а рыбоеды и вовсе уж забыли, откуда роды свои ведут и какие в себе крови смешали. Но дать пропасть потомкам Рода Небесного и Светорасы мы не можем. Посему расселяться станем, начиная от их земель, а с лучшими родами их еще и породнимся, строго стоя на Конах Рита[3].

— Тише, други! — успокоил негодование в Копе Хранитель. — То не мой глас, сие предрешено было Стратигом и Вершиной. Так ли это, старшина?

Светозар поднял длань к Яриле:

— Да, Копа, это так.

С бревен старцев неуверенно поднялся Свебож, оглянулся и молвил:

— Что до себерцев, то с ними хоть слово молвить можно, а рыбоеды? Не знаю, Хранитель, они же все выродки.

— А коли выродки, то и думать нам о них нечего? Так? Сами выродятся. Предкам и богам нашим все одно: выродок ты али нет. Предстанем все пред их Светлыми ликами каждый в свой час, и каждый ответ за себя держать будет. Там не спрячешься за неправдивыми словами, мол, народ вокруг меня был таков, или родители не досмотрели, вот потому беспутным вырос. В наших родах каждое чадо знает, что потомки Рода Небесного и Светорасы даже в горькой неволе, коли уж довелось в нее попасть, все одно собой остаются, помнят, кто они такие есть.

— М-да, — подал, наконец, голос Князь Вулкан, — ведал я про рассеивание, но чтоб к себерцам! Как же войти к ним? Ведь подумают, что воевать пришли.

Теперь слово взял Странник, что пришел с Хранителем:

— Коли ввалитесь дружно, то за мечи возьмутся, а ежели разрозненно да терема по лесам ставить начнете, селиться общинами, тут увидят, что дурного умысла у вас нет. А коли сунутся? Вас учить не надо, как их на место поставить.

Земли у них издревле были малые, и те считаются под ними только потому, что они сами их под себя подгребли, никто им их не отдавал. Каждый из них чувствует под собой кривые дорожки, понимает, что без корней родовых жить по совести не выйдет, а без нее какое житье?

Я исходил те земли вдоль и поперек неоднократно, говорил с людьми. Истосковались они без Правды, закостенели кощеевыми стараниями, а сказать про то не могут: совестно.

Казалось бы, что проще: признайся хоть сам себе, что заплутал во тьме, что потянулся за посулами пустыми да за речами лживыми — ан нет. Ни Князей, ни асуров, ни царей, ни старшин. У них тот мудрей да сердцу ближе, у кого дружина сильнее да добра в узлах и ларях больше хранится. От ворогов откупаются, а силой в кулак собираются токмо для того, чтоб с джунгарами или аримами пограбить кого.

Осядут ваши рода по землям их — глядишь, и сами потянутся они жить, как предки завещали. А кто супротив, то какой с него спрос? «Каждому воздавайте за деяния его, яко же люди к вам, тако же и вы к ним».

Можно шуметь, но иначе не будет. Так что идти вам, судьи Копные да мужи обчие, к родам вашим, собирать вече, да нести сие, определенное нам духовидцами[4].

— Хранитель, — взял слово Светозар, — во времена дедов и прадедов сего не было. Считай, со времен Спаса-волхва так белые люди не расселялись. Дело трудное, неподъемное. Без любомудрия и честного совета трудно будет родам. Может, кто из вас, Кудесников[5], с нами пойдет? Поможете, ежели что?

По сосредоточенному лицу Хранителя проплыла едва заметная тень.

— А ведь гой[6] ты еси, Светозар Велимудров! — сказал он строго. — Доколе, мыслишь, вас за ручку водить-то надобно? Рассеять рода по своей земле — это урок Князя. Он сие ведает и ничего, вишь, не спрашивает.

Тебе твое поле перейти, ему — свое. А что до нас, то Копа в последний раз видит Хранителя. Отныне и жрецы, и дïи, и все вы разом с родами вашими не узрите боле Хранителей, даже ежели совсем худо станет, а коли и узрите, то и знать не будете, что Хранитель рядом прошел.

Копа в один миг притихла и замерла. Каждый почувствовал что-то похожее на день первой самостоятельной охоты, когда учил отец чадо долго, учил, и от науки его и лук в руке как влитой, и стрела летит точно в цель, и тут — раз! Вот он лук, вот они стрелы, вот он лес — колыбель мира, но отца-то уж рядом нет. Иди один.

— Что притихли? — сурово посмотрел на Копу Хранитель. — Джунгар да аримов гонять можете и без нас. Пришло время доказать, что вы внуки божьи и в силах познать да раскусить все хитрости да подлости кощеев да чужаков Серых. Должно вам знать, родичи, что ежели нами в тайне хранимого хоть часть малая к ним попадет — пропадете вы, пропадем мы на Мидгарде нашем, да и сам Мидгард пропадет. Останутся от мира яви токмо камни губительные да воды мертвые с ветрами разящими, как ныне на земле Орея[7], что уж побывала в лапах кощеев да чужаков. Это ведь с нашего с вами недогляду демоны[8] обжились тут, нам их отсель и изживать.

Сила их все весомее день ото дня, а потому должно Хранителям унести Веды в сокрытые грады сайвоков, под горы, где никто даже из своих не найдет и узелка до поры. Кому дан будет урок самим Родом, в ком Веды будут сохранены, к тому мы сами придем. Незримыми, неразличимыми, как горох в густой траве, да и то, только в час означенный. Так сурово поступить надобно, други! Иначе не сберечь нам Веды предков для потомков.

В каждую щелку Рипеев кощеи будут сыпать мешками отраву смертельную, жечь будут горы да пещеры огнем Фаша-Разрушителя[9], силясь сгубить то, что нами хранимо до срока. Но не ими тот срок определен, не им его и заканчивать. И ежели мы с богами нашими одно, то кто встанет против нас и богов?

Кудесник поднял вверх длань свою одесную и еще добавил силы голосу:

— Ни один кощей не встанет на пути, ибо царь полубогов, внук Даждьбогов — Перун в сердцах наших!

И в тот же час среди небес чистых, где ни облачка, ни тучки доселе не было, так оглушительно шарахнуло и блеснуло, что белый конь за дубом вздыбился, а копники пригнули головы. Это в вершину дуба ударил Меч Перунов. Огненный шар, размером с детскую голову, спустился с небес и повис над Хранителем. Князь Вулкан встал, а Светозар позади него так ухватился за спинку справы, что косточки его пальцев побелели.

Судьи Копные, мужи обчие со старцами да волхвами и дышать перестали, поелику ведали норов перуновых стрел. Хранитель воздел длань к небесам, и огненный шар спустился ниже. Тогда и Странник с горящими глазами протянул руку к перуновой стреле.

— Сие — не морок, — промолвил Хранитель. — Сие вы зрите сами. Ну? Так кто теперь станет супротив нас, ежели мы ведаем богов наших и с ними одно?!

С этими словами он, не прикасаясь, бросил шар Страннику, а тот лишь поднял длань выше, и перуница застыла пред ликом его, играя сполохами в седых волосах. Тогда он медленно поднял светящееся коло над собой и молвил:

— Вернись, стрела, к себе в колчан!

И тут же оружие Царя полубогов, прыгнув в небесную высь, растворилось там в одно мгновение.

Теперь любому на Копе было ясно как белый день, что доколе не забудут потомки Светорасы и Рода Небесного богов своих, ни один демон не сотворит им ничего дурного.

И тут Хранитель разом прервал торжественную минуту. По-доброму улыбнулся да махнул рукой:

— А не можете решить, к кому первому под бок селиться — к себерцам или рыбоедам, так на то есть обычай древний, вам ведомый. Ведите князю коня![10]

[1] Камень, или «каменный пояс», одно из названий Урала.

[2] Студеное море (Даарийское море) — Северный ледовитый океан.

[3] Кон Рита (или РИТА) — сейчас известен как закон РИТА — древнейший Закон о чистоте крови родов, направленный на рождение и воспитание здорового, достойного потомства.

[4] Духовидец — человек-мистик, дважды рожденный, рожденный в плоти и в духе, то есть умеющий перенести свое сознание в астральное, ментальное, буддхическое и деваконическое тело. Деваконическое тело — одно из тонких, энергетических тел человека, ангел-хранитель, душа, одна из оболочек истинного «Я» человека, взращивается нравственно-этическими победами человека.

[5] Кудесник — волшебник, полностью владеющий узелковой (образной) письменностью, кудесами.

[6] Гой — в культуре славян и ариев почтительное обращение к мужчине. В буквальном смысле: полноценный, не подвергшийся обрезанию, обладающий силой жизни, способностью к плодородию.

[7] Земля Орея — Марс.

[8] Демон — существо, чья деятельность направлена на разрушение мира, питается энергией страдания других сущностей.

[9] Огонь Фаш-Разрушитель — водородное оружие, губительная сила которого была известна нашим предкам и испытания которого негласно и активно велись на Урале.

[10] Древний славянский обычай выяснять спорные вопросы жребием (от: жеребец). На собрание или Копу приводили белого жеребца. Тот, кто четко представлял свое Азъ (Князь), клал на землю меч, по одну сторону которого образно располагали одно решение, а по другую — другое. Которую сторону выбирал конь, то решение и указывал Азъ.