ЛАРЬ 4 КЛУБОК 8

…Но только не тому, кого за способности и родство с огненными богами волхвы нарекли Огнедаром.

Погас ослепительный огненный шар, окутывавший витязя, рассеялся смрадный дым, а Огнедар так и стоял на месте… невредим, сверкая белозубой улыбкой с темного от копоти лица. И дрогнул, видя это, ануннак. Глянул сквозь забрало на свой Топор.

— Что, топорик не добирает силушки? Врежь ему, Светокол! — крикнул через плечо храмовник.

В четыре огромных шага подскочил ас к ануннаку и со страшным замахом нанес удар. Тот, защищаясь, подставил топорище.

Силы этого замаха хватило бы и на семерых ящеров, но вместо этого… воздух взорвался тупым звоном, и гордость ковалей, меч аса тройной закалки, рассыпался в щебень. Не растерявшись, дїй бросил под ноги уцелевшую рукоять и перехватил лапу чужака с топором.

Пояса, мелькая, будто огненные стрелы, оранжевыми подбоями своих плащей, бросились на помощь Светоколу.

Ас и ануннак сцепились намертво и упали на ступени привхода в капище. Застонали балки, затрещали доски, приподнялись бревна над тесаной аркой — в них уперлась спина ящера.

Стали Пояса подныривать под свод да оттуда жалить Черного, а тот все Топор не бросает. Дїй, как молотом, раз за разом бухает в его закованную в железо голову, сбил до крови кулаки, кажется, вот-вот порешит ануннака, но вдруг…! Ас вскрикнул от боли, выгнулся дугой и, обронив на землю шлем, вскинул к небесам синие, как озера, очи.

Не отпуская ворога, он простонал-прохрипел:

— Не, не отпущу. Вместе в Навь пойдем, каждый своей дорогой…

И снова он послал удар голову оглушенному чужаку, и второй раз, и еще напоследок! Так ухнул, что шлем твари отлетел в сторону. Зашипели, словно гады, черные кишки, что были обмотаны у того вокруг выи, засвистала темная кровь. Открывшаяся нечеловечья образина закатила угольные очи и, вывалив длинный раздвоенный язык, испустила последнее дыхание.

И снова взвыл от боли Светокол. Словно кто-то невидимый вгонял ему под кольчугу копье за копьем и проворачивал меж ребрами широкие кованые наконечники.

Вдруг кто-то указал на дальний край села, где полыхали сполохи огня и упирались в небеса два черных столба дыма. Над крышами дальних строений то тут, то там мелькали черные железные головы горынычей. Они изрыгали огонь, громили избы, но никто из них не смотрел в сторону капища.

На тропе, пересекающей холм посреди села, появился хромающий, черный от копоти воин. Он поднял голову и, остановившись, клинком указал в сторону далекого провала в ограде. Пояса посмотрели в том направлении.

— Вот же! — выкрикнул кто-то. — Гляньте, у завалившейся избы, прямо у тына…

И сразу трое из девятерых выхватили луки. Из пролома, сливаясь с разбросанными остроконечными бревнами, торчала, будто обугленная ветка, рука чужака. А в ней — то ли жезл, то ли труба.

Тонкие, почти невидимые лучи, то и дело выстреливали из нее и били нещадно в спину уже упавшего на колени Аса. Чекнула первая тетива, сразу за ней застрекотали и другие, но стрелы безпомощно отлетали от железной лапы, ломая древка, раскалывая закаленные наконечники.

Двое витязей, не сговариваясь, бросились к дальнему пролому. У самой ограды луч чужака дрогнул и зацепил одного из них. Пояс выгнулся и упал, другой, уходя от угрозы, спешно нырнул за угол терема.

— И я пойду, — вызвался Олегсей, единственный пришлый из оставшихся у капища Поясов. — Где все мои? Полегли? Вот и мне неча тут маячить…

С этими словами он качнул тело в одну сторону, в другую и вдруг сиганул[1], в один миг очутившись рядом с злополучным проломом.

Храмовники затаили дыхание. Не все они такое могли, но знали, что подобное перемещение отнимает много силы. Как он теперь будет там биться? Справятся ли они вдвоем?..

Из частокольного завала живым выбрался лишь Олегсей. Раненый ануннак, что метал из засады разящие лучи, навечно опустил свою закованную в железо лапу, но забрал с собой жизнь еще одного Пояса.

Тот, кто указал собратьям на жалящего Светокола ануннака был Триян. Без кольчуги, без плаща, в рваной, обожженной одежде. Голенище одного из его сапог было разорвано до щиколотки. Набившийся под отвороты снег был красным от крови. В спине и над ключицей витязя, почерневшие от огня, торчали обломки двух стрел.

— Джунгары, — подойдя к побратимам хрипло выдохнул он, и упал в снег.

Его подхватили под руки и занесли в привход капища.

— Бросьте, — стал отталкивать он от себя воев, — бросьте, говорю. Олегсей, где ты? Вернулся?

— Здесь я, — просипел запыхавшийся вой, утираясь от черного пота. — Счастье, что ты заметил этого …с трубой.

— Быстрее, — всполошился Триян, — не теряйте времени. Олегсей! Меня оставьте здесь. Коли прорвется кто, тут и останется. Наши кто есть еще? Кто знает наш бой? Нам долго не продержаться…

— Тут только я и Огнедар, — выдохнул, восстанавливая дыхание Олегсей. — Остальные, видать, все полегли.

— А где их старшина, эй, братцы?

— У тына остался, — угрюмо ответил витязь, имени которого Триян не знал. — Старшина первым кинулся в бой, первым и… Будешь теперь ты у нас за него. Что скажешь, будем биться тут, у капища? Нам, Поясам, Храм важней села. Там уж и беречь нечего.

Триян окинул воев тяжелым взглядом:

— Что с дїем? — озадачился он.

— Чужаки крепко пришибли нашего аса, — ответил Огнедар.

— А узнали, что это за труба стреляла? Можно ее от руки ящера оторвать, да самим пользовать?

Огнедар недовольно сплюнул сгусток крови с сажей:

— Эта зараза с рукой у них склепана намертво, — ответил он. — Трубка, а из нее — тонкие, почти незримые перуницы. Одного из наших, что побежал к городищу, сразу прошило насмерть. А ведь даже и ковылять не мог, ящерка раненая! Лежал себе, гад, да из-за тына постреливал…

— Ас пошевелиться пока не может, — добавил местный вой. — Говорит, что все вроде целое, но каждая косточка болит так, будто переломали все до единой…

Светоколу на самом деле было сейчас тяжко. Он с трудом поднялся, окидывая взором дымящееся и горящее село, усеянное людскими и горыниными трупами.

С холма медленно, с явным чувством превосходства, словно желая раздавить одним только страхом, к нему навстречу шли трое ануннаков. Все в мощных доспехах, а один — спина, нёс ту самую трубу, лучи которой размололи асу все нутро.

Светокола передернуло, едва он только представил себе, что ему снова придется это пережить. У двоих других горынь руки тоже не были пустыми. Крайний опирался на длинный черный посох, а третий зажимал в кованой рукавице какой-то прут с проволочным кольцом.

На аса надвигалось неотвратимое. Из привхода Храма вышел кто-то из Поясов.

— Стой, — тихо приказал Светокол штурмвою, и тот замер. — И ребят придержи там. Не надобно им знать, что у нас еще и нож в рукаве имеется. Эти горыни, видать, вначале поговорить желают, иначе уж пронизали бы лучами.

Витязи, как и просил их ас, притаились за кованной дверью. Чужаки в самом деле не торопились. С чего бы это?

Светокол глубоко вздохнул и расправил могучие плечи. Не имея меча, обронив где-то щит, он мог уповать сейчас только на сбитые в кровь кулаки да силу духа. Не удержавшись, вышли из Храма и стали рядом с ним и уцелевшие Пояса.

Ануннаки прошли через мост и только тут завертели по сторонам своими юродливыми головами. Можно было не сомневаться: они считали своих остывающих собратьев. «Эх, — подумалось асу, — кабы можно было сейчас поднять тех из Поясов, кого уж нет в живых. С этой малой кучкой горынь управились бы легко…»

Дїя заметно качнуло. Опершись спиной на стену Свентовитова Храма, он, вместо того, чтобы вернуть свое былое положение, шагнул назад. «Даже ежели все разом на меня кинутся, — прикидывал он в уме, — свалюсь у привхода. Отрубят руки, зубами буду грызть их железные сапоги, а все одно не пущу».

Но Горынычи, дойдя до привхода, остановились. Тот, что был с посохом, поднял руку к голове и стал стаскивать с нее свой тяжелый шлем с «кишками». Железяка слезала неохотно, шипела и издавала множество других, непривычных человеческому уху звуков. Когда из-под шелома появилась мерзкая голова, на штурмвоев дохнуло холодом страха. Теперь они могли рассмотреть ануннака как следует.

Огромные, змеиные глаза ануннака были полны злобы. Кожа на морде была обезображена струпьями.

Пояса дернулись от неожиданности, когда ануннак заговорил по-человечьи. Молвил он говором древним, о коем многие только слышали:

— Обмельчали… В прежние времена воины Ордена были мощнее. Они понимают? — спросил он аса.

— Да, — ответил дїй, — витязи знают древний язык.

— Витязи, — зло хмыкнул ящер. — Раньше все люди разумели. Обмельчали, — повторился он и продолжил. — Я могу сгубить вас всех и без оружия, только послав вам в головы образы моего мира, так что внимайте моим словам и не противьтесь воле.

— Ну-ну, — ухмыльнулся ас, — будь ты таким могучим, еще с холма уложил бы нас. А раз выстроились тут, как пни на просеке, знать, и мы чего-то стоим. Говори, чего пришли.

Ануннак недобро набычился и крепко сжал в руках свой шлем. Что-то заставляло его сдерживаться.

— Мы, — наконец, разомкнул уста ануннак, — сровняли с землей ваше село, и все для того, чтобы вы…

— И мы в шапку не спали, — снова прервал его шипение Светокол. — Больше полудюжины ваших молодцов в снегу валяются.

— Молодцов там было всего трое, остальные так… Подмастерье. Этих не жалко. А молодцы вскоре снова будут с нами — ты же знаешь. На Земле всегда будет столько ануннаков, сколько здесь было вначале.

— Не поверю, — с болью ухмыльнулся ас. — Сам видел сколько костей ваших рассеяно над Недрой!

— Мы давно восполнили эти потери, — спокойно ответил ануннак. — В те далекие времена их сокрушали иные асы, иные люди — не вам чета. Мы вымыли из вас густую кровь богов. Изрыгающего пламя Сехона вы смогли победить только потому, что из-под земли его держали за ноги древние домовые Духи. Если бы они перед этим не отобрали силу его Топора, никого бы их вас уже не было бы в живых.

В скором времени на Мидгарде не останется и следа от прошлого потомков светлых богов. Тех же асов-великанов в своих сказках и былинах люди будут вспоминать вас как страшных и злобных. Уж об этом мы позаботимся. Так же и народы Чуди Белоглазой. Руками людей мы сведем на нет воспоминания о них. Судьба этой Земли, как и судьба других до нее, — быть опустошенной и уснуть навсегда. Мы вывезем отсюда все, что нам надо, и найдем себе другое плодородное поле среди звезд.

Ас, отдай нам Посох Времени, и нам не придется обрывать нити ваших жизней. У нас достаточно огня, чтобы изжарить вас и спалить дотла Храм. Мы дали вам время, чтобы вы могли одуматься и уцелеть. Не вздумайте противиться: повторяю, вы уже не те.

— А мы? — властно и гордо прозвучал позади ануннаков женский голос.

Чужаки от неожиданности загремели латами, подняли оружие и расступились. У моста стояли Йогини Любояра и Радмила.

Защемило сердце у защитников Капища: как же так? Ведь ушли Йогини! У них свой урок. …Хотя чему дивиться? Всегда защищать свою землю во всех родах Расов вместе с мужьями, отцами и братьями поднимались и бабы, и даже дети.

— Что ж это, Любояра? — сверкнула улыбкой Радмила. — И витязи им не те, и асы не таковы. А мы? Что молчишь, а, жаба смердящая?

Ануннак, замешкавшись от того, что женщинам удалось незаметно зайти к ним в тыл, с трудом взял себя в руки и хрипло произнес:

— Дайте срок, Йогини, и вы будете не те.

— Это как же? — хохотнула Радмила. — Уж не подсватать ли кого-то из своих царей или кролей ты нам хочешь, а, горыня? Не трудись, знаешь ведь, что брезгуют жрицы вашим змеиным родом.

— Я не горыня, — слабо возмутился ануннак. — И сватать тебя никому не желаю, но, когда на Мидгарде не останется никого с чистой кровью расов, кого вы, девы, пьющие силу Небес, станете рожать? Только тёмных, курчавых и грязноволосых? Других уж тут и не будет. Люди вскоре забудут, что такое чистая кровь, оставив эту Землю выродкам и нам!

— Вот оно что? — блеснула очами Радмила и выхватила из-за спины два коротких меча. — Давай, Любояра, попотчуем их по-нашему, чтобы не грозили мужиков наших портить!

Йогини метнулись под ноги чужакам. Первый попытался ударить в них молниями из трубы, но смертельные лучи только опоясали женщин, не причинив им вреда, и ударили назад, в хозяина. Тот дернулся и выронил оружие. Миг — и в обводной канал скатилась его тяжелая голова, за которой, будто на санях, съехало и бездыханное тело. Тут же лопнул весенний лед, и обжигающая вода целиком поглотила горыныча.

В это время ас и главный ящер резко схватились за боевой посох ануннака. Оставшиеся в живых несколько Поясов сорвались с места и бросились в драку. В привходе остался лишь раненый Триян.

Дїй вцепился в черный посох мертвой хваткой. Нужно было не дать ящеру использовать оружие. Вдруг, вырвавшись из схватки с Йогинями и Поясами, оставшийся ануннак выхватил и навел на женщин невзрачный пруток с проволочным кольцом, который он все это время не выпускал из рук.

Всех ослепило яркой вспышкой. Когда же свет ослабел, оставшиеся в живых из Поясов Огнеяр и Триян увидели, что вокруг Любояры, Радмилы и троих воев Ордена блестели золотой паутиной пять светящихся яйцеобразных коконов. Расы были пленены. Будто из мести за временное безсилие, ануннак взмахнул рукой с прутом, и коконы Любояры вместе с тремя витязями засиял, как само солнце. Женщина и трое из Ордена в один миг сгорели.

[1] Сигануть — переместиться в пространстве за короткий промежуток времени — сиг. И такие промежутки брались в расчет нашими предками. В одной секунде содержится 300244992 сига, а 1 сиг примерно равен 30 колебаниям электромагнитной волны атома цезия.