ЛАРЬ 1 КЛУБОК 2

Клубок второй

Этот жаркий день, приправленный утренней недоговоренностью, тянулся очень долго. Особенно время после полудня, когда весь торговый люд просто изнывал от зноя и безделья.

Отобедавшие всухомятку ромеи, дабы не вызывать подозрений, так же, как и прочие их собратья по ремеслу, погрузились в сладкую дрему. Развалившись на мягких тюках с пестрыми тканями, они предались этому занятию столь самозабвенно, что проснулись только к вечеру, в момент, когда прочие торговцы начали хлопать крышками сундуков. Вся пристань гудела так, словно после изнурительной работы в слободу собирались уставшие от работы труженики, а не отоспавшиеся за день бездельники.

Берцо и Лонро не торопились. Прежде чем отправиться в слободу, им нужно было до конца разобраться в сложившейся ситуации — без лишних ушей. Потому и укладывали они свои товары с особой тщательностью, терпеливо дожидаясь момента, когда торговый люд дружно отправится к корчмам да становищам.

Вскоре опустевшая речная пристань была готова перейти под охрану слободских четников. Двое из них — по-видимому, те, кому первыми выпало сегодня сторожить причал, — лениво бросали выжидающие взгляды поверх выстроившихся в ряд торговых челнов и стругов. Быстро уразумев, что задержавшаяся парочка торговцев не спешит покидать свое место, четники сошли с высокого смотрового помоста и пропали из виду.

Первым нарушил молчание Берцо.

— Вы, — отстраненно глядя вдаль, начал он, — в самом деле думаете, что этот бред с сапожками чего-то стоит?

Лонро опустил взгляд:

— Ангус, мне кажется, это наш шанс. В любом случае, ничего другого у нас пока нет.

— Лучше уж так, чем очевидная глупость! Кто в здравом уме станет делиться с первым встречным такой информацией? Наверняка тут кроется какая-то невероятная каверза. Вы еще молоды, Лонро, и верите в добрые намерения, а меня сложно провести, мой друг.

Я часто слышу от вас, что я просто торговец и ничего не смыслю в делах знати, но то, что вы мне рассказали, это уже мое дело. Я знаю наперед, что держат за пазухой такие «добрые» люди, как ваш Агнелли, когда они якобы разбрасываются сокровищами. Поэтому не советую относиться к этой авантюре серьезно.

Поверьте, Ангус Берцо прекрасно помнит о том, чьи деньги вложены и в этот товар, и в наше путешествие. Именно вы, благодаря вашему статусу, главный в нашем деле, а моя роль скромна. Но хотя старина Берцо и служит лишь прикрытием вашей миссии, однако у него всегда был неплохой нюх на золото и деньги, и он отлично видит: то, во что вы пытаетесь ввязаться, — пустая затея. А посему скажу так: завтра с восходом мы продолжим торг. Чем вы будете заниматься до этого времени, меня мало интересует. Может быть, в тех сапожках окажутся стоящие ножки… — Ангус ухмыльнулся.

У Лонро вытянулось лицо.

— Но мне одному с этим не справиться. Я плохо знаю язык расен. Не могу же я в поисках этого Радимира за один вечер освоить все их немыслимые наречия!

Тем временем Берцо перебрался наконец за борт челна и взглянул на Лонро с ехидной ухмылкой.

— Мой дорогой сеньор, раз уж вы смогли запомнить имя этого старика, то с вашим врожденным упрямством вам не составит труда его найти.

Берцо повесил на поясной ремень кольцо ключей от сундуков и, равнодушно насвистывая, направился в сторону слободы. Все его мысли были заняты ужином.

Радимир дометал ведущую к его дому песчаную дорожку, то и дело поглядывая на высокий частокол, украшенный березовыми ветками и полевыми цветами. Было похоже, будто в доме только что сладили добрый сговор на свадьбу-любомир.

Вечернее небо отливало бирюзой над округлыми вершинами соснового бора. Ярило-Солнце, скрытое от людских глаз величественным строем деревьев, подводило черту под двадцатым днем месяца липеня[1] 6469 лета от Сотворения Мира в Звездном Храме[2].

В это время Радимир заметил соседа, который неспешно приближался к его дому. Старик выпрямился, смахнул со лба капли пота и отставил в сторону метлу. Сколько же добрых лет прожили они с другом Гостевидом бок о бок, в мире и согласии? Даже их избы, разделенные куском земли с небольшой лесистой гривой, были похожи как родные сестры.

Гостевид был уважаемым человеком в скуфе, он народил и воспитал двух дочерей и четырнадцать сыновей. С семьей младшего сына он делил ныне свой кров. Двое старших — храбрые дружинники Орлик и Казимир — безвременно сложили свои головы на дальних рубежах, в битвах с ворогами.

Сам Гостевид в молодости тоже служил Отечеству, состоя в старших штурмвоях при кмете Всеволоде Скалогроме. И не мог он тогда подумать, что окажется в родстве с тем самым Всеволодом: сын воеводы и дочь Гостевида славно справили любомир и через время щедро продолжили род.

А вот ратное прошлое одарило этого сильного человека по-своему — многими шрамами да хворями. Его некогда мощный стан искорежило, а иссохшие руки были уже не в силах полировать эфес грозного меча. Гостевид сильно хромал и давно уж не покидал двора без кривой палки, служившей ему опорой. Однако разум старца, отмерившего неполный Круг лет[3], до сих пор был тверд и ясен.

Оказавшись друг подле друга, соседи, не сговариваясь, приложили ладони рук к груди и, подняв их к небесам, трижды восславили богов.

— Что, дид, — хитро улыбнулся Радимир, — не спится тебе? Ярило, эвон, уж укладывается и нам велит.

Гостевид ухмыльнулся.

— Сам тоже, однако, не лавку перед сном стелешь. Стежку вон метешь, двор украсил. Приоделся, гляди-ка, старый пень! Всего-то на пять десятков младше меня, ан перья распушил, как тот певень. А я ведь знаю, к чему хорохоришься. Йогиню ждешь?

— Её, — отряхивая от пыли холстяные штаны, кивнул Радимир. — Думаю, с рассветом будет или не позднее полудня.

— М-да-а, — огладил бороду хромой сосед, думая о чем-то своем. — Погостит-то хоть?

— Куды там! — отмахнулся Радимир. — Нужды нет. В межах ныне тихо.

— Жаль, что не отночует, жаль. Поговорить бы с ней, посидеть бы рядом! Точно Сурицу небесную изопьешь — как только словом с ней перемолвишься. Молодеешь впрямь. Вот же чудо какое! Каждому добротой да любовью душу согреет. Н-да… Знать, завтра же к горам на Чистый родник и уйдет?

— Думаю, так. Сам знаешь, то ее и мой урок. Каждый делает то, что положено.

— И мальца отдашь?

— Отдам. По-другому никак. Нет у него никого больше в роду. Аримы всех пожгли да побили. Как только энтот уцелел? То, видать, великое чудо. Капище сгорело, а он под щитом Числобога схоронился. Уж как пепел разгребли, он из-под щита и выполз. Уж два срока выждали, никто из его родных не объявляется.

— М-да, — покачал головой Гостевид, — к чужим людям его, конечно, отдавать не должно. Такое чадо! Ему бы волшбить выучиться.

Радимир пожал плечами:

— Так ведь за тем и заберут.

— Знаю я, знаю. Одно плохо: посмотреть уж не доведется на то, какие дела великие творить будет этот парс. Видано ль такое, чтобы воду мог в мед обернуть, а квас — в воду?

— То, видать, у него после пожара.

Вдруг в зарослях кустов, что торчали за дальним углом частокола, треснула сухая ветка, спугнув малую лесную птицу. За домом Радимира глухо залаяла собака.

— Что это? — вглядываясь в колючий, словно чертово сено, чапыжник[4], тревожно спросил Гостевид.

— Кто его знает? — задумчиво ответил Радимир. — Кто-то ж сидит в этих кустах… А и пусть себе сидит. Идем. Домой, сосед, иди через мой двор. За хлев да огородом.

У Джеронимо все внутри похолодело: позади него, под чьей-то тяжелой ногой, хрустнула сухая ветка. Резко обернувшись, он в испуге закрылся руками…

Перед ним стоял Берцо. Криво ухмыляясь в сторону перепуганного Лонро, он в то же время силился что-то рассмотреть сквозь густые ветви кустов.

— Не вздумайте кричать, — тихо шепнул он, — и так вон собаку всполошили!

— Это вы ее всполошили, — возмутился Джеронимо.

— Неважно, — вяло отмахнулся торговец. — Да и не беда. Расы-то ушли.

Джеронимо, не вставая, бросил взгляд в сторону калитки. Там уже никого не было, лишь за высоким частоколом надрывалась от усердия хозяйская собака. Он снова недовольно взглянул на Ангуса:

— Но что вы тут делаете?

Берцо ухмыльнулся:

— Если вы еще немного полежите, эту собаку спустят с цепи. Идемте. Ничего интересного тут уже не будет.

Берцо с показным безразличием отправился прочь. Джеронимо ничего не оставалось, как подняться и поспешить за ним.

Хитрый лис Берцо умел обставить дело так, что Лонро, будь он прав или виноват, всегда чувствовал желание оправдываться. Сейчас Джеронимо не хотел этого делать. Он догнал Ангуса и ядовито заметил:

— А вы еще тот следопыт.

Берцо был непроницаем.

— Приходится. Ограждать вас от неприятностей — одна из моих задач.

— Но ведь я…

— Оставьте, — продолжал Ангус, — вы, как я погляжу, тоже не по годам находчивы и настырны. Признаться, мне так и не удалось подобраться к этим старикам ближе вашего. Едва только я вычислил в лесу самое удачное место, как уперся в ваши сапоги. От неожиданности я и наступил на ту злосчастную ветку!

Берцо говорил что-то еще, а сбитый с толку Джеронимо был растерян. Ему снова казалось, что слова старого Ангуса были полны отеческой любви, и чувство вины вновь охватило его.

— …так что, — продолжал Ангус, — раз она должна забрать кого-то и появится здесь не ранее завтрашнего рассвета, нам с вами нет смысла торчать тут среди этих корчей и муравейников.

— Она? — хватаясь за хвост улетающей фразы, опомнился Лонро. — Простите, Берцо, я что-то пропустил. Кого забрать?

Торговец смерил товарища недовольным взглядом и повторил:

— Завтра, не позже полудня, эта особа приедет сюда за кем-то. Похоже, за каким-то ребенком. Вот я и говорю, что нам с вами нет смысла торчать тут всю ночь. Придем с рассветом, все равно у русов позже не поспишь. …И то неплохо, — Ангус вяло улыбнулся, — хоть какие-то перемены. Завтра не придется в который раз с пристани пялиться на восход солнца — спрячемся в кустах и будем любоваться кое-чем другим. Надеюсь, ее ноги того стоят…

Утро встретило их густым туманом. Берцо, не выносивший подниматься рано, был до крайности раздражен, однако Лонро привык к этому, да и собственные мысли занимали его больше. Сегодня они покидали свое становище раньше обычного, но, к счастью, не привлекли лишнего внимания. В это время поднимались многие: кто-то собирался идти по реке, кто-то сговорился накануне о большом и выгодном торге где-то далеко и желал доставить свой товар засветло, по воде. В гудящих с рассвета до ночи становищах мало кого интересовало, кто и в какое время начинал свои торговые дела.

За то время, пока Берцо и Лонро добирались до скуфа, а затем обходили его стороной, окружающий их лес уже почти избавился от тумана и ночной прохлады. Ромеи остановились у дороги и, подставляя взмокшие спины солнцу, повели неторопливую беседу. Выглядело это так, будто они кого-то ждали. Подобное не вызывало подозрений у расен. В скуф чужакам ходу не было, поэтому многие из торгового люда частенько дожидались тех, с кем накануне сговорились о торге, вблизи селения.

Место для наблюдения оказалось удачным. Двор старика Радимира был как на ладони.

Одно плохо: если гостья заставит себя ждать, то к чужакам могут отправить кого-нибудь из штурмвоев внутренней дружины — на расспрос. Но и на этот случай Берцо уже придумал несколько правдоподобных отговорок, благо язык расен был ему знаком.

Вдруг Лонро насторожился. Со стороны леса все явственнее слышался топот копыт.

— Джеронимо, — прошипел сквозь зубы Ангус, — что вы замерли, как степной суслик?

— Лошадь!

— И что с того? Я тоже это слышу.

— Думаете — четник?

— Кто бы это ни был, — прошипел торговец, — вы должны стоять так же, как и раньше. Мы, слава Юпитеру, ничего плохого не сделали, так что бояться нам нечего.

Берцо развернул Джеронимо спиной к дороге и как ни в чем ни бывало продолжил разговор. Молодой человек, заражаясь уверенностью спутника, собрался что-то ответить. И вдруг Ангус замолчал. Лонро вздрогнул и оглянулся…

Она пронеслась мимо них словно молния! Ошарашенный Джеронимо проводил ее взглядом, широко открыв рот, как худой базарный мальчишка, следящий за увесистым кошельком дворцового повара. Берцо, позабыв о конспирации, не сводил глаз с высокой всадницы, которая уже спрыгнула с коня и, подойдя к калитке Радимира, трижды подняла и опустила тяжелое металлическое кольцо.

Дверь избы тут же распахнулась, и седой старик с радостью поспешил навстречу долгожданной гостье. Но та вдруг обернулась и бросила цепкий взгляд на ромеев.

Лонро не успел отвести взгляд, да и не мог.

— Боже! — вскричал он. — Какая же она…

[1] Липень — месяц со 2 июля по 10 августа по древнему Славяно-Арийскому календарю Числобога.

[2] Лето 6469 от Сотворения Мира в Звёздном Храме — 960 год от Рождества Христова. В наследии Земли это время окончания очередной мировой войны, которая, по сведениям из некоторых источников, произошла между Славяно-Арийскими народами и Аримией. Заключение мира между воюющими сторонами было названо Сотворение Мира в Звездном Храме (С.М.З.Х.), где под Звездным Храмом понимался год, в который и был заключен этот мир. Это событие послужило точкой отсчета для введения нового летоисчисления, которое было отменено в 1700 году, Петром I.

[3] Круг лет — 144 года. В летописях сказано, что в то время встречались люди, прожившие по три и более кругов лет.

[4] Чапыжник — низкорослый густой кустарник.